Каманин улыбнулся, вспомнив, как 800-й полк по приказу генерала провел занятие на тему: "Бой штурмовиков с истребителями". Тогда комэск Борис Шубин так закрутил свой "ил", что оказался в хвосте у "яка". Он делал на штурмовике фигуры высшего пилотажа. И всякий раз заходил истребителю в хвост. После учений Рязанов даже спросил Шубина, не желает ли он перейти в истребители. Тот наотрез отказался.
- В полку майора Митрофанова кроме Шубина есть и другие отличные летчики, - сказал Каманин, - например Малов, Пошивальников, Степанов... Возможности машины изучили назубок.
- Всех этих ребят я знаю хорошо. Но мы, Николай Петрович, немножко отклонились от темы разговора, не так ли? Вот ты говорил на совещании про шаблон. Так позволь спросить, в чем он?
- Мы посылаем самолеты на штурмовку одним и тем же маршрутом, нередко в одно и то же время. Говорим, что фашисты действуют шаблонно, и сами же их копируем.
- Доля истины в этом есть, - задумчиво произнес Василий Георгиевич. - А что вы имеете в виду конкретно?
- Ну хотя бы полеты на Смоленск, Дорогобуж, Великие Луки...
- Разберемся по порядку, - Василий Георгиевич отпил из кружки несколько глотков. - Да, мы повторяли налеты на аэродром севернее Смоленска. Вы считаете это шаблоном? А я полагаю, что так и должно быть. В первый полет, 30 октября, ребята уничтожили не менее полутора десятков немецких самолетов, разбили взлетную полосу. А через день фашисты аэродром восстановили. Значит, надо было бомбить его до тех пор, пока не вывели из строя надолго. То же самое с узловой станцией Дорогобуж. По обоим вражеским объектам следовало наносить систематические удары.
- Но надо же разнообразить время полетов, менять маршрут и направление выхода к цели, варьировать численностью самолетов. Словом, путать, обманывать врага, - доказывал Каманин.
- Вот в этом, - Рязанов улыбнулся, - я с тобой полностью согласен, Николай Петрович. Тут шаблона быть не должно. К выполнению каждой боевой задачи надо подходить творчески, чего, к сожалению, мы еще не умеем.
Василий Георгиевич встал, прошелся в унтах по некрашеному полу.
- Сколько человек погибло за эти месяцы? - спросил он Каманина.
- Многовато... И какие ребята! Взять Жору Красоту. Неутомимый летчик, талантливый ведущий, аккордеонист, весельчак... Но вот уже десять дней прошло, как его нет. Подбили прямо над целью. Загорелся, пытался сбить пламя. Не удалось. Ведомый видел, как "ил" лейтенанта падал в заснеженное болото...
Беседу прервал адъютант Рязанова лейтенант Дресвянников:
- Товарищ генерал, вас срочно вызывают в штаб.
...Василий Георгиевич вернулся быстро, радостно возбужденный.
- Вот ведь как бывает, Николай Петрович, - сказал он, - ты сейчас Красоту хоронил, так он живой. Только что сообщили, что лейтенант нашелся.
- Вот это известие! - воскликнул командир дивизии, вскочив с табурета. - Большое спасибо за хорошую новость.
- Как видишь, я угощаю не только баней и чаем, но и хорошими вестями, - подмигнул Василий Георгиевич.
...А с летчиком Георгием Красотой случилось вот что. Над целью в "ил" попал зенитный снаряд, и пилот покинул неуправляемый самолет. Приземлившись с парашютом, увидел, что на одной ноге нет унта. Кое-как натянул унтенок, мягкий меховой чулок, отполз в сторону и спрятался за густую ель.
Лес стоял сумрачный, безмолвный. Лишь изредка с еловых лап, шурша, сползал снег. Летчик вздрагивал, сжимая рукоятку пистолета, прислушивался. Потом пополз к полю. Наткнулся на колючую проволоку. Отполз на несколько метров и бросил в нее ледышкой. Ледышка звякнула о проволоку, и тут же впереди застрочил немецкий пулемет.
Ночь застала летчика в лесной глухомани. Кое-как он наломал сучьев и разжег костер, благо в кармане оказались спички. Очень хотелось пить. Он хватал горстями снег, подносил руки к огню, потом из ладоней с жадностью пил талую воду.
Десять суток лейтенант скрывался в лесах, питаясь мороженой клюквой, которую выковыривал на кочках из-под снега, сосал ледышки, утоляя жажду. Наконец, вышел к деревне, занятой немцами. Хозяйка крайнего дома спрятала летчика на чердаке. Там его, раненого, обмороженного, изголодавшегося, и нашли наши пехотинцы, которые выбили фашистов из деревни.
После лечения Георгий Красота снова повел группу "илов" на штурмовку. А вечерами в землянке задорно и весело звучал его аккордеон...
За боевые действия против демянской группировки противника, активную помощь наступающим частям, освободившим город Великие Луки, многие летчики-штурмовики Рязанова были удостоены высоких правительственных наград. Грудь генерала украсил орден Красного Знамени. А 17 марта 1943 года Василию Георгиевичу присвоили очередное воинское звание - генерал-лейтенант авиации.
В марте 1943 года Ставка приняла решение перебросить корпус Рязанова на юг, в распоряжение командования Воронежского фронта.
Жаркое лето
Июнь сорок третьего выдался знойным... В такие дни хотелось сбросить с себя гимнастерку, ремень с тяжелым пистолетом, надоевшие сапоги и не торопясь идти по полевой дороге, загребая босыми ногами мягкую пыль, чувствуя, как слабый ветерок холодит тело под расстегнутым воротом рубахи. А потом где-нибудь на берегу тихого пруда раздеться и броситься в прогретую солнцем воду, поплыть саженками, во всю силу, чтоб за тобой - пенистый след, как от торпеды. И выйти на берег, роняя теплые капли воды, ощущая приятную усталость каждой мышцей тренированного тела. Хорошо!..
Василий Георгиевич с трудом оторвался от мечтаний, быстро, привычным движением застегнул крючки на воротничке кителя.
"Нет, а новая форма - ничего, - подумал он, покосившись на полевые генеральские погоны и мельком взглянув в тусклое зеркало. - Во всяком случае, лучше, чем полковничьи "шпалы". Генерал вдруг по-мальчишески озорно подмигнул своему отражению.
- Разрешите, товарищ генерал... - в открытом дверном проеме показалась знакомая фигура начальника отдела кадров корпуса. - Вы меня вызывали?
- Да, вызывал. Садитесь, подполковник. Хочу посоветоваться. Как у нас на сегодня с летными кадрами? Особенно меня интересуют командиры эскадрилий, летчики, способные водить на штурмовку группы самолетов.
- Я уже докладывал вам, что летным составом полки укомплектованы полностью, вакантных должностей комэсков нет.
- Да я не об этом. Мы люди военные, поэтому буду говорить прямо. - Василий Георгиевич прошелся по земляному полу хаты. - Бои, большие бои нам предстоят. А где бои, там потери... Как ни горько говорить об этом, но они, увы, неизбежны. И в первую очередь среди ведущих. Меня интересует сейчас одно: есть ли у нас люди, способные заменить командиров эскадрилий в случае их гибели?
- Наверное, есть, товарищ генерал...
- Это неопределенно. Я хочу знать, можете ли вы мне сейчас положить на стол список летчиков, которые в случае необходимости смогли бы заменить комэсков? Причем с краткой характеристикой, прочитав которую, я понял бы, почему рекомендуют на должность командира эскадрильи Сидорова, а не Иванова или Петрова.
- Такой список мы представить не можем.
- Плохо, товарищ подполковник. Пора бы знать своих людей, а летный состав особенно. Кадры нужно растить самим. Все. Можете идти.
Василий Георгиевич подошел к окну. Солнце садилось за горизонт, и все вокруг было освещено багровым светом. Вечерний ветерок принес прохладу. Где-то на окраине села пели под гитару песню о рабочем пареньке, которому очень хотелось стать летчиком. Генерал прислушался. Незатейливый мотив, простые слова. Но песня все же трогала сердце. Она была своей, авиаторской.
Только когда затих последний аккорд, генерал отошел от окна. Морщась, помассировал правый бок: "Не поймешь, то ли печень, то ли желудок. Главное - не поддаваться ни врагам, ни болезни. Прожито всего лишь сорок два..."
Генерал приоткрыл дверь:
- Завтра машину к четырем. Как обычно. Поедем в седьмую гвардейскую. А сейчас вызовите ко мне начальника тыла.
И вновь подошел к окну. Солнце совсем спряталось за горизонтом, но было еще светло. Вдалеке на малой высоте пролетел самолет с характерной, выступающей над фюзеляжем кабиной. "Из разведки, наверное. Задержался... - подумал Рязанов. - Интересно, кто его горбатым окрестил? Ведь точно: кабина на нем, как горб, торчит".
Еще на Калининском фронте "илы" были одноместными. После нескольких боевых вылетов выявился главный недостаток: слабая защита за спиной, да и обзор сзади у летчиков плох. При встрече с истребителями противника даже самые опытные пилоты привозили по два-три десятка пробоин, и все в хвосте.
А вскоре приехал главный конструктор Сергей Владимирович Ильюшин.
- Ну как вам наш самолет? - интересуется.
- Что ж, машина неплохая. Поедемте в полк, у тех, кто на ней летает, спросим.
Приехали в полк майора Митрофанова уже к вечеру. А там, как нарочно, ребята в этот день две машины потеряли. И обе фашист сбил одним и тем же маневром: зайдет в хвост, поймает в прицел и... Досталось тогда конструктору. За машину, говорили, спасибо, но кабину нужно двухместной делать, чтобы еще стрелка посадить с крупнокалиберным пулеметом или, еще лучше, со скорострельной пушкой. Тогда никакой истребитель не страшен.
Потом, когда вернулись из полка, конструктор спросил Рязанова, что он сам думает об этом. Генерал ответил ему без обиняков: если будет стрелок, то потери штурмовиков сократятся на двадцать-тридцать процентов. Пожалуй, ему и другие об этом говорили. Не случайно вскоре в корпус стали поступать штурмовики только с двухместными кабинами. Тогда и кончилась легкая жизнь вражеских истребителей. Не один из них получил крепкую порцию свинца из крупнокалиберного, когда пытался по привычке зайти "илу" в хвост... Заглянул адъютант:
- Товарищ генерал, к вам начальник тыла.
- Пригласите. - И Рязанов пошел навстречу входившему в хату подполковнику Белодеду. - Добрый вечер, тыловой начальник. Как у тебя дела?
- Сегодня утром, товарищ генерал, - начал докладывать подполковник, - я представил вам сводку. Боеприпасами, горючим, продовольствием, обмундированием корпус обеспечен полностью. Все заявки ПАРМов выполнены. Подвозили, как приказано, в основном ночами, чтобы не демаскировать. Расход боеприпасов, горючего у корпуса пока небольшой, сами понимаете - затишье на фронте.
- Затишье... А если оно закончится, что тогда будем делать?
- Есть у нас, товарищ генерал, в одном из батальонов аэродромного обслуживания бывший летчик. Когда-то служил в этих краях. Все аэродромы помнит. Вот мы и отметили места, куда можно будет перебазировать корпус. Разрешите... - Белодед вынул из сумки карту, аккуратно развернул ее. - Если пойдем в наступление, перебазироваться корпус может сюда, сюда и сюда. - Тонко отточенным карандашом начальник тыла показал условные значки на карте. - А здесь у нас отмечены площадки, которые можно летом использовать как взлетно-посадочные полосы. Причем на них могут располагаться разные войсковые единицы, от эскадрильи до полка или дивизии. Здесь вот все отмечено...
- Ну что же, неплохо... Неплохо, когда начальник тыла авиационного корпуса такой предусмотрительный человек. Значит, так. Как только начнется наступление и наземные войска двинутся вперед, вы, тыловики, вместе со всем хозяйством пойдете за ними. Нужно, чтобы при перебазировании у летного состава не было ни одной задержки. Перелетая на новую точку, летчики и воздушные стрелки должны знать, что их уже ждут и землянки, и столовая, и горючее, и боеприпасы. А самое главное, чтобы их ждали ваши люди, товарищ начальник тыла. Летунам достается там, в воздухе. Кто и как будет продвигаться вперед, предусмотрели?
- Пока нет.
- Вот это плохо. Нужно срочно организовать передовые передвижные комендатуры. Чтобы у них на автомашинах имелось все необходимое, от боеприпасов и горючего до баллонов со сжатым воздухом и аккумуляторно-зарядных станций. Во главе каждой такой комендатуры поставьте опытного командира, подберите нужных людей. Пока затишье на фронте, пусть тренируются. Они обязаны не позднее часа после получения команды быть готовыми к передислокации на новую точку. Понятно?
- Так точно, товарищ генерал.
- Ну вот и хорошо, - улыбнулся Василий Георгиевич. - Или, может, еще вопросы есть?
- Есть один... Когда затишье-то кончится?
Рязанов хитро посмотрел на начальника тыла и, наклонившись, вполголоса произнес:
- Хочешь, я тебе, Кузьма Александрович, военную тайну открою? Ты спрашиваешь, когда в бой пойдем? Так я тебе честно отвечу: не знаю. Ты что думаешь, если я генерал, так со мной Генеральный штаб советуется? Ты лучше сам скажи, когда, по-твоему?
- По-моему, скоро.
- Вот и по-моему - тоже...
Снилось что-то приятное... Автомашина бежит по Подмосковью, в открытые окна задувает ветерок. Пахнет свежескошенным сеном и медом. Внезапно машина поворачивает на узкую лесную просеку и, не снижая скорости, мчится по ухабам. Начинает бросать из стороны в сторону. Он ударяется плечом о дверцу кабины и...
Тут Василий Георгиевич проснулся. Быстро вскочил, натянул сапоги. Взглянул на часы - первый час. Взял телефонную трубку и сразу узнал характерный басок командующего 2-й воздушной армией Степана Акимовича Красовского:
- Ну, начинаем! Поднимай своих орлов сразу же на рассвете, чтоб ни один фашист взлететь не сумел. Понял?
- Понял, Степан Акимович.
Рязанов положил трубку. Попросил адъютанта срочно вызвать к нему начальника штаба и замполита.
Скрипнула дверь, вошли новый начальник штаба генерал-майор Парвов, заменивший ушедшего на повышение полковника Брайко, и заместитель по политчасти полковник Беляков. Рязанов взглянул на их заспанные лица:
- Приказ Красовского - сегодня, 5 июля, с первыми лучами солнца нанести удар по восьми аэродромам харьковского узла. Эту задачу мы с вами отрабатывали на штабных учениях. Да кроме того, у меня здесь с фашистами старые счеты... Значит так: начальнику штаба поднять дивизии корпуса по тревоге. Я буду в седьмой гвардейской - с "передка" виднее. А ты, замполит, куда?
- Я, пожалуй, к Баранчуку в дивизию. Посмотрю, как истребители на прикрытие штурмовиков вылетать будут.
- Добро, - командир корпуса первым встал из-за стола. - Значит, начинаем!
...Короткая июльская ночь подходила к концу. На аэродроме в Сокольниках фашисты вели последние приготовления к вылету. Над летным полем стоял ровный гул прогреваемых моторов. Небо на востоке только-только начинало розоветь. Казалось, ничто не может помешать подняться в воздух армаде бомбардировщиков.
Когда первые "юнкерсы" двинулись к взлетной полосе, в небе появилась восьмерка наших штурмовиков. Во время первой же атаки они сбросили бомбы на стоянку, точными попаданиями разметав несколько самолетов. И все-таки один из "юнкерсов" упрямо пошел на взлет. Летчик стремился скорее выбраться из этого ада, в который превратился тихий аэродром...
Набирая скорость, бомбардировщик все быстрее катился по взлетной полосе, натужно ревя моторами и стараясь оторвать от земли свое начиненное смертоносным грузом брюхо. Еще несколько секунд - и он поднимется в воздух. Но тут прямо перед ним взорвались две бомбы, сброшенные штурмовиком, правое колесо попало в свежую воронку, шасси подломилось. Пропахав несколько десятков метров, "юнкере" неуклюже развернулся поперек взлетной полосы и вспыхнул. Сверху было видно, как выпрыгивали из кабины фашистские пилоты, как бежали они со всех ног, отстегивая на бегу парашюты, стараясь до взрыва спрятаться в какой-нибудь яме на краю аэродрома...
А восьмерка "илов" вновь пошла на штурмовку. Вражеские зенитчики, проворонившие первую атаку советских самолетов, открыли бешеный огонь. Но было уже поздно. Снова стоянки "юнкерсов" перечеркнули трассы авиационных пушек и пулеметов.
Командир штурмовиков капитан Степанов с большим удовлетворением наблюдал за работой своих подчиненных. Он оглядел группу - все самолеты были целы.
- "Горбатые", работу кончили. Возвращаемся! - приказал он.
Такой удар штурмовики Рязанова нанесли по фашистам не только в Сокольниках, но и на аэродромах в Рогани, Померках, Микояновке, Томаровке. Десятки вражеских бомбардировщиков не смогли в это утро выполнить задание.
...Бои на земле и в воздухе не затихали ни на минуту. Шел третий день битвы под Курском. Утром 7 июля застало Рязанова на переднем крае. Он всегда старался обосновать свой НП на самом горячем месте. Вот и сегодня не успели наладить связь с дивизиями и корпусом, познакомиться с командиром истребительно-противотанкового полка, сзади позиций которого расположились, как раздался тревожный возглас:
- Танки!
"Вот дьявол, - подумал Рязанов, - и оглядеться как следует не дали". Он посмотрел в бинокль. Отсюда, с этой высотки, господствующей над окружающей местностью, все поле предстоящего боя было видно как на ладони. Фашистские танки, набирая скорость, двинулись к окопавшимся нашим пехотинцам и артиллеристам.
- Пожалуй, около двух полков, товарищ генерал, не меньше, - тревожно прошептал адъютант Саша Дресвянников, тоже наблюдавший за этой атакой.
- Да, тут небольшими группами ничего не сделаешь. Нужен массированный налет. Придется менять тактику. Кто у нас на подходе? - спросил Рязанов связиста.
- Три группы восьмисотого полка.
Генерал решительно взял в руки микрофон рации:
- "Горбатые" восьмисотого. Я - "Грач"! Район удара - танки у деревни Сырцово.
Три десятка "илов" совершили внезапный массированный налет. Атакующие фашистские танки сразу же скрылись в плотной туче дыма и огня. Генерал видел только, как вновь и вновь ныряют к земле штурмовики а навстречу им несутся разноцветные трассы "эрликонов". С болью наблюдал Василий Георгиевич, как, клюнув носом, вошли в последнее пике два штурмовика, а один, теряя высоту, потянул к линии фронта. Пламя лизало левую плоскость самолета. Откуда-то сверху и сзади на израненную машину свалился вражеский истребитель. Однако летчик подбитого штурмовика словно не замечал смертельной опасности. Вот сейчас фашист зайдет в хвост и... Внезапно огненные шары реактивных снарядов перечеркнули курс вражеского самолета перед самым его носом. "Мессершмитт" резко отвернул в сторону, тотчас потеряв удобную позицию для атаки, и на бреющем вышел из боя.
Горящий "ил" тяжело приземлился на небольшую полянку у самого переднего края. Из кабины выпрыгнул летчик. Василий Георгиевич видел, как несколько вражеских танков изменили направление и, открыв огонь, направились к подбитому самолету. И тут на посадку пошел второй штурмовик...
- Ну куда, куда тебя понесло! - не выдержав, закричал генерал.