Ведущий первой трупы штурмовиков сбросил дымовые бомбы, и летчики по этой команде начали атаку. От разрывов бомб и "эрэсов" дыбилась земля, яркими кострами вспыхивали автомашины, густым серым дымом чадили "королевские тигры"... В результате массированного удара было сожжено 20 танков, 6 бронетранспортеров и более 30 автомашин с пехотой.
После атаки "илов" на полчаса оказалась парализованной система вражеского огня. Этим тотчас же воспользовались войска 60-й армии, которые контратаковали фашистов и отбросили их от плацдарма.
Весь август авиационная группа Рязанова сдерживала ожесточенные контрудары фашистов. Позднее командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев скажет, что "Сандомирский плацдарм отстояла авиация".
Осенью бои на плацдарме заметно утихли. Немцы, потеряв значительное число танков и самолетов, убедились в бесполезности контратак.
В октябре Василий Георгиевич пережил еще одну тяжелую утрату: погиб Герой Советского Союза гвардии майор Степан Демьянович Пошивальников. А произошло это так.
Талгату Бегельдинову вручали орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза. После торжественной части Пошивальников решительно сказал:
- Ну дружище, теперь моя очередь подменять тебя.
Месяц назад, когда Пошивальникову также вручали знаки отличия Героя Советского Союза, Талгат ушел вместо комэска в боевой полет.
И вот, разметав колонну вражеских бронетранспортеров, 12 "илов" легли на обратный курс. Но тут на самолете ведущего возник пожар. Скользнув на крыло, машина врезалась в землю... Видимо, Пошивальников во время боя был смертельно ранен.
Бегельдинов, узнав о гибели своего друга и учителя, упал на траву и зарыдал.
Бои за расширение Сандомирского плацдарма продолжались до января 1945 года. И все это время Рязанов неизменно находился на передовой.
Первая декада января была особенно напряженной для корпуса. На штурмовку наземных целей авиаторы почти не летали, однако разведкой занимались ежедневно. Командующий 1-м Украинским фронтом требовал: "Я должен знать расположение резервов противника. О малейшем передвижении сразу же докладывайте мне или начальнику штаба".
Погода стояла отвратительная. Почти круглосуточно шел мокрый снег, и солдаты батальонов аэродромного обслуживания не выпускали из рук лопат, расчищая взлетно-посадочные полосы. Прибавилось забот в эти дни и работникам наземных служб. Пользуясь коротким затишьем, одни завозили боеприпасы и горючее, другие еще и еще раз проверяли моторы и вооружение самолетов, третьи занимались починкой обмундирования. И все дружно кляли затянувшуюся непогоду.
Труднее всего приходилось пилотам-разведчикам. Частые полеты в сложных метеоусловиях, постоянное напряжение выматывали людей. А на то, чтобы их заменили другие экипажи, они не соглашались, выдвигая весомый довод: "Мы к рельефу местности присмотрелись, все знаем, а новичкам еще привыкать нужно. Да и что они разглядят в этой серой мути?"
Недосыпал и Василий Георгиевич. За эти дни он побывал в 3-й танковой, 5-й и 13-й армиях, с которыми предстояло взаимодействовать корпусу, и детально обсудил с командующими Рыбалко, Жадовым и Пуховым все вопросы.
Лишь поздно вечером 10 января Рязанов возвратился к себе в корпус. Сбросив с плеч изрядно промокшую шинель и стянув забрызганные грязью сапоги, он в шерстяных носках подошел к печке, прикрыв глаза, прижался к ее теплому боку. И почувствовал, что холод постепенно начинает покидать его усталое тело.
- Разрешите, товарищ генерал?
Рязанов открыл глаза, растер руками лицо, сгоняя нахлынувшую дремоту. В комнату вошел полковник Гультяев, заменивший уехавшего недавно на учебу замполита Белякова.
- Заходи, заходи. Присаживайся. Я как раз хотел тебя вызвать. Ты откуда так поздно?
- Ездил в сто пятьдесят пятый, вручал партийные билеты. По традиции, которую еще Беляков завел. Да я тоже, как и он, не люблю людей в политотдел вызывать. А там, на месте, и билет вручишь, и на человека в его привычной обстановке посмотришь, и по душам поговоришь. Благо, в такую погоду летают только на разведку, да и то немногие.
- Ну как там ребята?
- Жалуются, что какое-то неравенство получается. Одни, а таких большинство, отдыхают да наставления разные изучают, а другие, мол, в меньшинстве которые, из самолетов не вылезают...
- А ты бы объяснил им, что такое важное дело, как разведка, не каждому под силу. Тут не только зрение орлиное нужно, но и умение, призвание следопыта.
- Объяснять легко, понять - труднее.
- Ничего, передышка, чувствую, к концу идет. А бои начнутся - работы хватит всем.
Рязанов оказался прав. Уже через день, утром 12 января, войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление. В нем участвовали все... кроме авиации. Дело в том, что накануне ударила оттепель, и густой туман плотно прикрыл все аэродромы корпуса. Лишь вечером 19 января ветер стал растаскивать полосы тумана, но в полет выпустили лишь один экипаж - Талгата Бегельдинова. Вернулся он, когда сгустились вечерние сумерки. Разведка была успешной: удалось заметить, что в районе станции Тарновиц накапливаются фашистские танки - это как раз на левом фланге наших наступающих армий.
За ночь туман почти рассеялся, небо очистилось от туч, и в придорожных лужах отражалось голубое небо. Утро застало Рязанова на НП командарма 5-й гвардейской. Это на ее боевые порядки нацелилась вражеская танковая группировка. Едва начало светать, как послышался характерный гул авиационных моторов. Первую восьмерку "илов" вел Герой Советского Союза Николай Столяров.
Открыла огонь зенитная артиллерия врага. Небо испятнали шапки снарядных разрывов. Казалось, что они вот-вот нащупают штурмовики, и тогда случится непоправимое. Командир первой группы принял решение прежде всего подавить зенитную батарею, прикрывающую танковую группировку. Снаряды авиационных пушек и сброшенные бомбы буквально перепахали то место, где находилась батарея.
А в это время другие группы штурмовиков беспрепятственно атаковали изготовившиеся к броску фашистские танки. Клубы дыма поднялись над землей. А самолеты один за другим ныряли в этот дым, сбрасывали кумулятивные бомбы, прожигающие броню танков, выпускали реактивные снаряды.
Командующий 5-й гвардейской армией генерал Жадов оторвал от глаз бинокль и с уважением взглянул на Рязанова:
- Умело бьют твои ребята фашистские танки. Научились. Растрепали всю группировку. Теперь я за фланг спокоен.
- Так ведь который год уж учимся. А если считать год на "передке" за три, так уж фронтовую академию заканчиваем.
28 января наши войска при поддержке авиации овладели городом Катовице, центром Верхней Силезии. Фашисты отступали так быстро, что не успели даже взорвать заводы и шахты этого крупного промышленного района. Вот когда пригодилось мастерство летчиков корпуса наносить массированные удары. Рязанов твердой рукой управлял действиями штурмовиков. Однажды, когда воздушные разведчики обнаружили в районе Вежбник - Скаржиско-Каменна крупный штаб гитлеровцев, он немедленно отдал приказ поднять в воздух все штурмовики полка майора Матикова. Удар был точен. Как впоследствии сообщили танкисты Рыбалко, "илы" в щепки разнесли штаб 42-го армейского корпуса. Командир его генерал Рекналль был убит.
В конце января Конев поставил перед корпусом Рязанова серьезную и ответственную задачу - не допустить разрушения вражеской авиацией предприятий и шахт освобожденной Силезии. Дело в том, что Гитлер, разъяренный потерей важного промышленного района, приказал любыми путями сровнять с землей все шахты и заводы.
Фашистская авиация резко активизировалась. Один налет следовал за другим. Советским истребителям приходилось нелегко, поэтому Рязанов прибег к помощи штурмовиков. Правда, с "мессершмиттами" и "фокке-вульфами" им бороться было трудно, но вот с "юнкерсами" наши "илы" могли потягаться на равных.
Бои в воздухе были жестокими. Однажды, например, девятка штурмовиков 140-го полка, летавшая бомбить железнодорожную станцию Вассовка, встретилась с 20 бомбардировщиками врага, которых прикрывали 16 истребителей. Рязанов приказал вступить в бой.
Прикрывавшее штурмовиков звено "яков" отвлекло на себя вражеские истребители. А тем временем "илы" сблизились с "юнкерсами" и ударили по ним из всех видов бортового оружия. Четыре вражеских бомбардировщика врезались в землю, а остальные, сбросив бомбы куда попало, развернулись и ушли восвояси. В это время младший лейтенант Иванников заметил, как один "юнкерс" на бреющем шел к копру шахты. Времени на раздумье не было, и он бросил свой штурмовик вниз. Сблизившись с бомбардировщиком, Иванников прицелился и нажал на гашетку. Но не почувствовал привычной вибрации самолета. "Либо кончились боеприпасы, либо отказало оружие", - мелькнула мысль. А "юнкерc" уже близок к цели.
- Саша, иду на таран! - крикнул Иванников воздушному стрелку Сороколетову и бросил штурмовик на вражеский бомбардировщик. Ценой своей жизни экипаж "ила" не дал прорваться врагу к шахте.
Потерпев неудачу в воздухе, фашисты решили разрушить промышленные предприятия Силезии огнем дальнобойной артиллерии. Чтобы вести корректировку, подняли в воздух аэростат. Маршал Конев приказал Рязанову немедленно сбить корректировщика.
Однако сделать это сразу не удалось. Первая пара истребителей, попытавшаяся атаковать аэростат, попала в такой плотный зенитный огонь, что только чудом спаслась. Вернувшись на аэродром, летчики смущенно докладывали командиру корпуса:
- Неудача, товарищ генерал. Этот проклятый "пузырь" не меньше пяти батарей прикрывают.
Рязанов сдвинул на затылок фуражку и невесело улыбнулся:
- Эх вы! Самолет сбивать научились, а вот аэростат не сумели.
К командиру корпуса подошел худощавый черноволосый летчик.
- Товарищ генерал, разрешите обратиться?
Рязанов с интересом взглянул на летчика:
- Слушаю вас, капитан Мерквиладзе.
- Разрешите мне сбить этот аэростат. А то за всех истребителей обидно, за всю дивизию.
- А сможете? Ведь там же зениток полно.
- Так ведь я в лоб не полезу. У меня план есть. Разрешите только.
- Ну добро.
Вскоре одинокий истребитель Гарри Мерквиладзе поднялся в воздух и полетел вдоль линии фронта. Он пересек ее километрах в семидесяти от того места, где был поднят аэростат, и стал удаляться во вражеский тыл. Затем, развернувшись вновь к линии фронта, он снизился до бреющего полета. Под крылом "яка" мелькали траншеи, автомашины, набитые солдатами. Самолет никого не обстреливал. Все внимание Мерквиладзе было приковано к показавшейся на горизонте точке - привязному аэростату, в корзине которого сидел фашистский корректировщик.
Зенитки врага молчали, когда наш истребитель вдруг сделал небольшую "горку" и ударил почти в упор по цели из пушки и пулеметов. Аэростат вспыхнул и камнем пошел вниз. Корректировщик не успел даже воспользоваться парашютом.
Когда открыли огонь зенитные орудия, самолет на бреющем уже пересекал линию фронта. Мерквиладзе видел, как наши пехотинцы подбрасывали вверх шапки, выражая свое восхищение виртуозной атакой...
11 февраля, разгромив фашистскую группировку в Верхней Силезии, войска 1-го Украинского фронта продвинулись к Одеру и захватили плацдармы на его западном берегу. 15 февраля вышел Указ о награждении корпуса орденом Суворова.
Забрезжил рассвет 2 марта 1945 года. Командующего 1-м Украинским фронтом Рязанов нашел на передовом наблюдательном пункте, расположенном восточнее города Бунцлау. Иван Степанович тепло поздоровался с ним. Несмотря на разницу в званиях, их связывала давняя дружба, которая началась 20 лет назад.
- Как, Василий, не подведут сегодня твои штурмовики? - спросил Конев, глядя, как сноровисто готовит к работе рацию невысокий связист с голубыми авиационными погонами.
- Постараемся оправдать гвардейское звание, товарищ маршал.
- Это хорошо. А то сегодня танкисты, - маршал кивнул в сторону Рыбалко, - грозятся Бунцлау, наконец, взять. Один раз у них осечка вышла. Надо помочь... Специально сюда вот, к Рыбалко, приехал и тебя пригласил.
- Обижаете танкистов, товарищ маршал, - сказал командарм. - Танкам же простор нужен. А в этой каменной мышеловке от проклятых "фаустников" просто житья никакого нет.
- Так ведь и сегодня легче не будет...
- Ну что вы, раз штурмовики Рязанова прикрывают, значит, все в порядке. Мы их не первый год знаем.
...На аэродроме, где базировался 152-й гвардейский истребительный полк, командир полка майор Василий Михайлович Шевчук, мужчина почти двухметрового роста, ловко руководил своими экипажами. Все шло хорошо. И тут поступил приказ: срочно вылететь на прикрытие 18 штурмовиков, они уже воздухе.
Майор посмотрел, как шла на посадку очередная группа "яков", и тихо выругался. Если даже выпустить ее сразу же после заправки, то все равно пройдет не менее получаса. А больше на аэродроме ни одного самолета. День был горячий - все на прикрытии.
- Не было еще такого, чтобы гвардейцы-истребители не выполнили приказ. - И Шевчук, схватив шлем, бегом помчался к своему "яку". Надеть парашют, занять привычное место в кабине, запустить мотор было делом нескольких минут. Прямо со стоянки истребитель зарулил на взлетную полосу. Летчик дал полный газ. Легкокрылый "як" послушно оторвался от земли и быстро набрал высоту.
"Погода неважная. Трудно будет сегодня работать штурмовикам", - подумал командир полка, оглядывая затянутый плотной дымкой горизонт. Вскоре он увидел, как низко над землей шли знакомые "горбатые" машины. Шевчук летел над строем штурмовиков. На фюзеляже ведущего алела крупная цифра - 13.
"Видно, важное задание, если вести группу поручили Бегельдинову". Шевчук приветственно покачал крыльями и стал набирать высоту. Внимательно осматривая горизонт, он заметил четыре вражеских самолета. Они приближались к группе штурмовиков. "Два "хеншеля" и два "фокке-вульфа", - определил майор силы врага и облегченно вздохнул, увидев, как начали набирать высоту и штурмовики...
А на передовом НП с нетерпением ждали, когда появятся "илы". Несколько раз танкисты Рыбалко приближались вплотную к окраинам города и вновь отступали с потерями. Надежда была только на авиацию.
Командующий фронтом первым заметил штурмовиков. Он долго присматривался, потом обернулся к Рязанову:
- Кто прикрывает Бегельдинова?
- Летчики сто пятьдесят второго гвардейского истребительного полка.
- Какие летчики? Вот один "як" крутится, и все. А если фашистские истребители? - Конев опять глянул в мощный цейсовский бинокль. - Ну вот и они, легки на помине.
...Шевчук внимательно следил за приближающимся врагом. Он решил сначала атаковать ведущего пары "фоккеров" и ввел в крутое пикирование послушный "як". Когда до фашистского самолета остались считанные десятки метров, он нажал на гашетки. Снаряды авиационной пушки разворотили кабину "фокке-вульфа", и тот камнем полетел к земле.
Фашисты растерялись. Они никак не ожидали такой атаки. В это время по ним ударила девятка штурмовиков. Море огня забушевало перед истребителями противника. И еще два самолета ткнулись в мерзлую землю.
Оставшийся "хеншель" развернулся и дал полный газ, стараясь уйти на бреющем. Но его перехватил "як". Короткая пулеметно-пушечная очередь оказалась точной. Последний фашистский самолет окутался дымом и упал на землю в нескольких сотнях метров от передового наблюдательного пункта.
Воздушный бой занял всего несколько минут. Штурмовики как ни в чем не бывало вновь легли на боевой курс.
Шевчук услышал, как знакомый басок Рязанова запросил:
- "Маленький", кто работает?
- Шевченко...
- Шевченко, "хозяин" объявляет тебе благодарность.
А две девятки "илов" уже заходили на штурмовку. Они ударили по расположенным на окраине города домам, где засели гитлеровцы. От взрывов бомб рушились кирпичные стены, реактивные снаряды сжигали и разрушали остальное. Рязанов связался с Бегельдиновым, приказал сделать еще два захода и ударить из пушек и пулеметов по окнам сохранившихся зданий. В это время танки Рыбалко пошли в атаку, и бой, наконец, передвинулся к центру города. Главное было сделано - линия обороны прорвана.
Штурмовики легли на обратный курс. Сопровождал их по-прежнему одинокий истребитель Шевчука. Но прикрывать уже было не от кого - чистое небо простиралось до самого горизонта.
Мерно гудел мотор "яка", и Шевчук припомнил свой первый, самый, пожалуй, неприятный разговор с командиром корпуса. Это было 10 августа 1943 года. Наши войска, освободив Белгород, вели наступление на Харьков, а фашистские танки, замаскировавшись копнами сена, готовили ловушку для советских войск. Они ждали, когда подойдут наши танки, чтобы с близкой дистанции расстрелять, уничтожить их.
Хитрость немцев была разгадана. Штурмовой полк майора Володина внезапно атаковал фашистские бронированные машины. Четверка истребителей, которой командовал Шевчук, прикрывала штурмовиков, но вражеские самолеты так и не показались. Зрелище горящих танков было настолько впечатляющим, что Шевчук не выдержал и, включив рацию, громко, с чувством произнес:
- Трепещите, варвары! Наступает советский народ! Гибель ждет всех захватчиков на нашей земле! - И по привычке добавил: - Я Шевченко, прием...
Он работал на той же волне, что и штурмовики. В это время Рязанов ставил задачу ведущему группы. Патетическая речь Шевчука ворвалась в эфир и заглушила указания генерала. Поэтому в ответ на свое выступление Шевчук услышал лишь короткую реплику командира корпуса:
- Шевченко, тебе - выговор.
Только спустя два дня, когда Шевчук, охраняя штурмовики, сбил "мессершмитт", он вновь услышал спокойный голос командира:
- Шевченко, взыскание снимаю.
...Когда "илы" сели на своем аэродроме, Шевчук повернул восвояси. В полку его ждали новые заботы.
Красный диск солнца медленно уходил за горизонт, когда на аэродроме приземлился знакомый самолет. Командир корпуса неторопливо вылез из кабины и направился к командному пункту полка. Шевчук поспешил навстречу, Рязанов предупреждающе поднял руку:
- Доклада не нужно. Летчики еще на аэродроме? Вот и хорошо. Прошу построить полк, пока не стемнело...
Василий Георгиевич встал перед строем.
- Товарищи офицеры, сержанты и солдаты! Позвольте мне поблагодарить вас за успешную работу сегодня. Особенно отличился ваш командир майор Шевчук. Он один, прикрывая штурмовики, сбил два фашистских самолета. За боем наблюдал командующий фронтом маршал Конев. За эту победу он наградил командира полка орденом Красного Знамени. Позвольте мне от имени Президиума Верховного Совета СССР вручить награду.
Смущенный Шевчук, чеканя шаг, подошел к Рязанову и принял коробочку с орденом. Он хотел было встать в строй, но Василий Георгиевич придержал его:
- И еще одно. Сбитые сегодня фашистские самолеты явились четырнадцатым и пятнадцатым на боевом счету вашего командира. В связи с этим маршал Конев приказал мне оформить наградный лист и представить Шевчука Василия Михайловича к званию Героя Советского Союза. - Взглянув улыбающимися глазами на застывший строй, генерал подал команду: - Вольно!