Фашистская группа полностью расстроилась. Мы не переставали ее атаковывать, когда увидели еще девятку Ю-52 под прикрытием не менее 20 Me-109. С ходу бросаюсь на первого же "юнкерса", всаживаю в него серию снарядов, он валится вниз. И тут меня берут в клещи уже два "мессершмитта". И снова Филиппов выручает, успешно отражает атаку пары истребителей, поджигает одного из них.
Что тут скажешь? Молодчина! Можно совершенно не волноваться за свой тыл: он прикрыт непробиваемым щитом.
Онискевич с наблюдательного пункта все видит: и как мы крутимся, и что делается чуть в сторонке. А там движутся к Будапешту 11 Ю-52 в сопровождении 15 "мессов". Онискевич перенацеливает нас на эту группу.
Снова с ходу бросаемся в атаку. Но немцы нас ждали, встретили дружным залпом. Кое-как увернулись от кинжальных трасс, ввязываемся в драку. Проходит пять минут - безрезультатно. "Мессеры" не дают развернуться, мешают нам. Переключаюсь на них, захожу в хвост одной паре, а другая тут же начинает подкрадываться сзади ко мне. Филиппов открывает огонь, но и сам подвергается атаке.
Я отбиваю от него "мессов", кричу ему:
- Филипп, выходи!
Вижу: надо мной еще одна пара фашистов. Начинаю соображать, как вывернуться из этого круговорота: у меня боезапас на исходе, снарядов осталось только на самый крайний случай. Еле успеваю увертываться от вражеских трасс.
Еще раз даю команду:
- Филипп, выходи!
Рассчитывая, что он меня поймет, начинаю имитировать, будто меня подбили: резко с кренами опускаю нос машины, быстро теряю высоту. Вокруг меня - огненные шнуры.
В ответ услышал полное злости и ненависти:
- Я ему, гаду, сейчас дам!
Ведомый принял все за чистую монету. Эх, как это все некстати: он даст волю своему гневу, и его заклюют. В воздушном бою гнев не всегда надежный помощник, потому что иной раз ослепляет человека, лишает его возможности трезво оценивать обстановку.
У меня в запасе оставалось еще метров 500 высоты, когда я увидел, что за Филипповым увязались два "мессершмитта" и вот-вот откроют по нему огонь. Тут же вышел из пикирования, выпустил по преследователям несколько снарядов.
"Мессершмитты" шарахнулись в стороны, но на фоне земли из-за густой дымки я потерял Филиппова. Туда, сюда бросаю взгляды, осматриваю пространство - нет ведомого, как в воду канул. Запрос, другой - молчит.
"Ладно, - думаю, - фашистов от него отогнал, теперь он сам дорогу домой найдет". Разворачиваюсь, иду к Будапешту и снова натыкаюсь на большую группу вражеских самолетов. Врезаюсь в нее, жму гашетку, следует несколько выстрелов, и оружие безнадежно умолкает.
Делать нечего, приходится уходить домой. А мозг беспрестанно сверлит мысль: "Где Филиппов, где Филиппов?"
Неожиданно в наушники ворвался голос дежурного на аэродромной радиостанции:
- "Лавочкин", "лавочкин" с одной ногой, уходи на второй круг…
Тут же включаюсь в разговор:
- Это Филипп пришел?
- Да, самолет его, но он не отвечает…
- Хорошо, - отвечаю обрадованно. - У меня закончились боеприпасы, подготовьте второй самолет, чтобы я смог сразу же снова взлететь: много фрицев в воздухе.
- Мы выслали в ваш район еще пару. Вам машину подготовим.
Ныряю в густую, как молоко, дымку, пронизываю ее мутно-белесую толщу, выскакиваю прямо на Дунай. По его руслу - на аэродром. Приземлился, спешу увидеть Филиппова, выяснить, куда он девался в бою.
Но больше увидеть его не довелось.
Он появился над аэродромом с выпущенной всего одной стойкой шасси. Ушел на второй круг. И бесследно пропал. Мы ждали его возвращения к вечеру, ждали на второй, третий день и дальше. Одновременно вели активные поиски: осмотрели всю местность вокруг аэродрома, с помощью водолазов обследовали участки дна Дуная, куда мог упасть самолет. Нашли обломки "лавочкина", но одна цифра его номера не совпадала с тем, что значился в формуляре истребителя Филиппова. Так до сих пор и не знаем, что думать, однако все склоняются к мысли, что младшего лейтенанта Ивана Филипповича Филиппова поглотили дунайские волны. И теперь стоит услышать мне ставшую столь популярной песню "Дунай, Дунай, а ну, узнай, где чей подарок…", как я тут же начинаю думать о моем верном ведомом, превосходном воздушном бойце, в короткий срок заслужившем два ордена Боевого Красного Знамени.
Свалившаяся беда острой болью отозвалась в моем сердце.
Во второй полет в тот день я отправился четверкой - с Кирилюком, Горьковым, Гриценюком. Снова были схватки, в которых никого не сбили, но и не дали немцам прорваться к своим. А на обратном пути приключилась с нами любопытная история. Встретили мы Ю-52, охраняемого парой "мессов".
- Кирим, возьми на себя "пузатого", а я займусь "мессерами", - дал команду и ринулся в атаку.
Кирим великолепно сделал свое дело: подбил "юнкерса", заставил его сесть на нашей территории между озером Веленце и Будапештом.
"Мессершмитты", увидев, что охранять им больше некого, на полных газах бросились наутек. Стали кружиться над "юнкерсом", наблюдаем, что дальше будет. Смотрим: к нему торопятся на машинах и лошадях казаки. Экипаж самолета сошел на землю, чтобы приготовиться к сдаче в плен. И вдруг откуда ни возьмись помощь - немецкий легкомоторный "физлер-шторх". "Фрицы" начали размахивать руками, шлемофонами. Немцы радуются.
Я - к нему. Подхожу совсем близко, всматриваюсь в лицо летчика - так это же Леня Капустянский! И как я не подумал о нем раньше?! У нас в полку был трофейный "физлер-шторх". Леня хорошо освоил его, иногда перебрасывая на нем различные грузы, людей. Сейчас он, как позже выяснилось, перевозил куда-то полкового врача капитана Владимира Антонюка. Надо же такому случиться! Ведь мы запросто могли его сразить.
Я показал Капустянскому, что "юнкерс" - наша жертва. Он все понял. Произвел посадку, взял в плен немцев, передал их подоспевшим казакам. Нашлась работа и доктору: он обработал ожоги на лице и руках членов экипажа.
Вечером после полетов раскрываю газету, читаю: очередная победа Александра Колдунова. О! Саша снова отличился… Он патрулировал в районе цели на новеньких "яках", только недавно поступивших с берегов Волги.
"Зная повадки врага, - писала газета, - Колдунов распределил обязанности в бою следующим образом: четверка самолетов под его руководством должна была вести борьбу со штурмовиками противника, а тройка "яков", возглавляемая старшим лейтенантом Н. Г. Сурневым, - сковывает боем истребителей противника. День клонился к вечеру. Горизонт был затянут густой дымкой, потому все внимание поиску. На вираже капитан Колдунов увидел на миг блеснувшие в лучах заходящего солнца крылья вражеских самолетов. Снизившись, увидел десятку и восьмерку ФВ-190.
- Коля, вижу две группы "фоккеров", буду их атаковать, - передал по радио Колдунов.
- Вас понял. Вижу выше восемь "мессеров", - доложил в ответ Н. Сурнев.
А. Колдунов повел четверку на сближение с первой группой ФВ-190. С дальности 50-70 метров открыл огонь по ведущему, после второй очереди самолет задымил и, вращаясь, врезался в землю. Второго сбил мл. лейтенант Черняков. Николай Сурнев находился со своими ведомыми выше основной группы. Видя его, вражеские истребители отошли в сторону. Тогда Сурнев атаковал вторую группу немецких штурмовиков. Один "фоккер" запылал от меткой очереди Сурнева, но на выходе из атаки они подверглись нападению "мессеров". Используя превосходные качества своих самолетов, Сурнев вывел группу из-под удара и, искусно маневрируя, зашел на вираже в хвост к "мессерам", сбил одного, а другого - его ведомый ст. лейтенант Космин. Колдунов в это время обратил в бегство штурмовиков. Задание выполнено, сбито пять самолетов противника".
Прочитав газету, я передал ее Кирилюку и сказал:
- Разбери с ребятами, бой поучительный, много плюсов, но есть и минусы, пусть учтут на будущее.
Третий контрудар гитлеровцев привел к прорыву нашей обороны севернее Балатона. Фашисты снова вышли к Дунаю, устремились вдоль него к Будапешту, не теряя надежды выручить окруженную там группировку.
В те дни крайне тяжелое положение сложилось для ряда частей нашей воздушной армии. Например, четыре полка 262-й ночной бомбардировочной дивизии вечером 18 января оказались на территории, занятой врагом. Им было приказано любой ценой продержаться до утра, причем не просто продержаться, а еще и помещать врагу переправляться по мостам через канал Шарвиз. И авиаторы блестяще справились с поставленной перед ними необычной задачей. Экипажи ночью взлетали, сбрасывали над мостами светящиеся бомбы, и никто не мог перебраться через канал, не будучи подвергнутым обстрелу.
Ночная бомбардировочная дивизия… Это звучит весомо, внушительно, если не знать, что вооружена-то она была тихоходными По-2. И сейчас нельзя не удивляться мужеству и беззаветной храбрости ее личного состава, выстоявшего и победившего в самой невероятной ситуации.
Тогда же прославился мастерством прицельных ударов по мостам капитан Николай Платонов - командир эскадрильи 951-го штурмового авиационного полка. Мост - точечная цель. Не всякому дано попасть в него с одного захода. Но Платонов никогда не заходил дважды. В марте 1945 года он станет Героем Советского Союза.
В эти дни мы узнали о беспримерной стойкости казаков-гвардейцев, вместе с танкистами успешно удерживавших занимаемые ими позиции юго-восточнее озера Веленце. В этот район каждый из нас вылетал с особым чувством: ведь там шли самые напряженные бои, насмерть стояли донские казаки. Мы беспрерывно утюжили воздух над позициями казаков, не давая немцам сбросить на них ни одной бомбы. Линия фронта проходила почти рядом с нами. На первом же развороте после взлета мы уже имели возможность наносить удары по вражеским позициям, тем самым помогая казакам выстоять в этой исключительно тяжелой ситуации. Они по достоинству оценивали наши старания: то и дело передавали благодарности.
Донские казаки - удивительный народ. Ни у кого раньше не встречал я такой фанатической преданности своему роду войск. Казак без коня - как птица без крыльев.
Интересным был тот факт, что воевать-то казакам приходилось больше в пешем строю: лошадь против танков ничто. Однако для них важно было сознание, что где-то в тылу их ждут боевые рысаки, на которых можно лихо промчаться, развевая полами бурок, по освобожденному от фашистов городу.
…Кольцо вокруг Будапешта сжималось все больше, и становилось очевидным, что никакие гитлеровские контрудары не спасут окруженных.
Но чем ближе дело подвигалось к концу, тем ожесточеннее становился враг. Он нес большие потери, но гибли и наши люди.
30 января к нам пришла тяжелая весть о гибели Героя Советского Союза майора Николая Федоровича Краснова. Меня это сообщение буквально ошеломило: очень многое связывало нас с ним. Взять хотя бы эскадрилью "охотников". Ведь там под его началом я прошел прекрасную, неповторимую школу воздушного боя и командирского мастерства. А красновский боевой разворот с выходом в обратную сторону? Он вошел в арсенал наших тактических приемов и принес немало побед. Но главное-то в том, что этот боевой разворот зажег в наших сердцах огонь творческого поиска.
И вот Николая Краснова нет.
Этому трудно поверить: такой виртуоз, такой мастер - и вдруг не смог увернуться от вражеских трасс…
Но не от снарядов он погиб. С аэродрома Мадочи вылетел на задание. И случись же такое: не убралась одна стойка шасси. Возвращаться на аэродром было не в правилах Краснова. Так с выпущенным колесом и вступил в бой с "мессершмиттами". Сбил одного, второго, а при схватке с третьим почувствовал, что мотор дает перебои: перегрелся. Вскоре он и вовсе остановился. Выход был один: идти на вынужденную. Краснов увидел под собой ровное поле, на котором уже сидел подбитый наш "бостон", направил на него машину. При посадке "лавочкин" перевернулся, лег фонарем на землю. Потерявший от удара сознание Николай Федорович завис на ремнях. Сопровождавший его ведомый вместо того, чтобы сесть рядом на "живот", вернулся на аэродром, оттуда выслали По-2, но тот заблудился, а других мер командование полка не приняло. С "бостона" прибежал охранявший его техник, покрутился вокруг перевернутого истребителя, понял, что летчика можно вытащить, лишь разрубив фюзеляж, помчался в ближайшую деревню за топором.
Пока все это длилось, Краснов скончался. О том, что Краснов после посадки оставался еще жив, можно было судить по пальцам рук, сжатым в перчатках в кулаки: мороз донимал, он их грел.
Поскольку трагедия случилась недалеко от Тёкеля, мы забрали тело Николая Краснова к себе в полк, а потом переправили в Одессу и со всеми почестями похоронили на городском кладбище. Там и сейчас стоит обелиск с фотографией героя.
Глава X
…А жизнь продолжала свой бег. Дело шло к весне. Начал таять лед в Дунае, теплело и отношение к нам венгерского населения.
В Тёкеле мы расселились по квартирам в домах местных жителей. Нашим хозяином оказался пожилой инженер с авиационного завода. Мы с ним очень быстро нашли общий язык, он неплохо говорил по-русски: результат пребывания у нас в плену еще в гражданскую войну.
Вскоре мы сдружились со всей его семьей: женой и двумя дочерьми, которые стали учиться русскому, чтобы по утрам встречать нас словами "С добрым утром", а по вечерам желать нам "Спокойной ночи".
Все это было трогательно и волнующе, свидетельствовало о том, что против нашей правды бессильна самая изощренная антисоветская пропаганда.
Особенно круто изменилось отношение к нам венгров, когда западнее Будапешта были обнаружены ямы, заполненные тысячами безвинно расстрелянных их соотечественников. Мне довелось видеть эти ямы - зрелище ужасающее, - в них были трупы детей, женщин, стариков…
В окруженном Будапеште немцы по-бандитски грабили его жителей, отнимали последний кусок хлеба.
Пришли наши воины - стали делиться с ними всем, что имели.
Все это не могло не воздействовать на венгров, они увидели в нас своих настоящих освободителей, избавителей от коричневой чумы.
Убедившись, что удержать город им не удастся, немцы стали искать пути выхода из окружения. Попробовали прорваться в юго-западном направлении - получили отпор. Через несколько дней командованию стало известно, что небольшие группы немцев проходят через кольцо окружения в северо-западном направлении. Надо было найти где. Упорные поиски не дали результата. Тогда эта задача была поставлена Герою Советского Союза майору Колдунову. Вылетев в указанный район, он ничего особенного не обнаружил. Начались вылеты один за другим. Обследовались каждая улица, дорога, тропа. И вот настойчивый поиск увенчался успехом. Используя подземные ходы сообщения, горные тропы, немцы мелкими группами просачивались через боевые порядки нашего заслона. Цель найдена. А дальше штурмовики знали что делать…
13 февраля столица Венгрии была освобождена. Советские войска взяли в плен 110 тысяч фашистских солдат и офицеров. В результате успешного завершения Будапештской операции из войны вышла последняя союзница Германии в Европе. Это было событие большого значения. Гитлер оставался один, мог надеяться только на самого себя. Не ирония ли судьбы - властвовать почти над всей Европой и прийти к столь печальному финишу? История все расставила по своим местам, воздала фашизму по заслугам.
Будапешт взят. Естественно, всем нам не терпится побыстрее побывать в нем, посмотреть, что от него осталось после длительных, кровопролитных боев.
Собрались было ехать в город, когда разнеслась весть: к нам прибыла делегация гвардейцев-казаков 5-го Донского кавалерийского корпуса генерала С. И. Горкова.
Мы очень обрадовались столь дорогим гостям. Знали о их большом мужестве, исключительной стойкости, давно хотели встретиться с ними. Возглавлял делегацию полковник А. В. Привалов. В ее составе был и шестидесятипятилетний усатый капитан П. С. Куркин - кавалер четырех Георгиевских крестов и трех орденов Боевого Красного Знамени. Как мы узнали, с ним вместе воевали и его сын и зять - тоже офицеры.
У нас состоялся своеобразный вечер боевого содружества, родившегося в период самых напряженных боев в критической ситуации при отражении фашистского контрнаступления. Обстановка тогда сложилась для 3-го Украинского фронта угрожающей. Верховный Главнокомандующий даже разрешил Ф. И. Толбухину отвести войска на правый берег Дуная. Но командующий на это не пошел, понимая, чего может стоить такой маневр. И лично приказал казакам спешиться, грудью встать на пути остервеневших гитлеровцев.
Нашей 17-й воздушной было поручено обеспечение надежного прикрытия донских казаков. Мы, четко себе представляя, как тяжело приходится лихим рубакам, зарывшимся в землю, беспрестанно висели над передним краем, обрушивая на врага бомбы и снаряды, не давая ему поднять голову. Ожесточенно отбивались и казаки, показывая чудеса храбрости и героизма. Многие из них навсегда остались на поле боя, но ни один не дрогнул, не отступил. Девизом казаков было "Стоять насмерть!", и они удержали свой рубеж, чем способствовали отражению бешеного натиска врага.
И вот теперь они прибыли, чтобы поблагодарить нас за эффективную поддержку с воздуха. А мы без конца восхищались гостями - людьми необычайного мужества. Особенно понравился всем капитан Парамон Самсонович Куркин. Возле него все время была толпа. Он ярко рассказывал о своих боях еще в империалистическую, затем в гражданскую войну. Шутливо жаловался на судьбу:
- Сын, зять - старшие офицеры, а я все - капитан… За три войны на три ступени поднялся в офицерских званиях…
Не успели распроститься с казаками, как меня вызывают на командный пункт полка.
- Скоморох, важное задание: пойдешь на разведку в район Секешфехервара, - говорит - Онуфриенко. - Результаты ждет генерал Толстиков…
Вылетаем в паре с Кирилюком. Облака прижимают нас к самой земле. Моросит дождь. Местами попадаем в туман.
- Если случайно оторвешься - иди домой, меня не ищи, - передал Виктору.
Но он цепкий, держится в строю хорошо.
Долгое время ничего обнаружить не удается.
И вдруг ударили зенитки. Откуда? Присматриваемся - ого! Немецкие танки в таком количестве, какого мы не видели с Курской дуги.
Сначала глазам своим не поверили. Еще заход - действительно, вся дорога к Секешфехервару забита танками, бронемашинами.
Торопимся домой, докладываем. Нам тоже не сразу верят, снова посылают на разведку. Мы опять подтверждаем увиденное, наши сведения тут же передаются в вышестоящий штаб.
Как потом оказалось, противник нанес главный удар между озерами Балатон и Веленце. Советские войска стойко отбивали вражеские атаки, направляя основное усилие на разгром танковых дивизий врага. Только в течение 6 марта 17-я Воздушная армия, несмотря на плохую погоду, произвела около 360 вылетов, из них 230 по 6-й танковой армии СС.