Наиболее сильно призывы и проповеди Стефана действовали на детей. Его пример вдохновил других мальчиков и девочек. Они тоже стали ходить, рассказывая людям свои фантастические идеи о Святой Земле и о божественных знамениях, благословляющих на крестовый поход.
В Средние века большинство детей знали о дальних странах по сказкам, легендам и библейским преданиям. Да и среди взрослых совсем немногие имели более или менее реалистичные представления о географии. Учтем, что обитали они на плоской Земле, окруженной вселенским океаном, под хрустальным (именно - из хрусталя) куполом небес. На карты того времени наносились сведения о природе и людях тех или иных мест. Эти пояснения имели характерное название - "легенда" (в наши дни оно употребляется в таком смысле редко; вместо него говорят "условные обозначения").
Ну а если уж на географические карты наносились легенды, то что тогда говорить о представлениях обыденных!
Многие взрослые были озабочены текущими делами и могли отдавать предпочтение здравому смыслу. С детьми было иначе. Тем более что они - как во все века - мечтали о приключениях и путешествиях.
Стефана, превратившегося из пастушка в профессионального проповедника, сопровождал эскорт слуг, монахов и восторженных почитателей. Он и его последователи создали в Германии и Франции своеобразную духовную атмосферу экзальтации, веры в чудо. Множество детей покидали отчие дома и собирались группами, а затем толпами, направляясь в волшебную неведомую страну Палестину, к золотым куполам Иерусалима, к чудотворному Гробу Господню. Нередко родители со слезами благословляли их в путь, ибо полагали, что безгрешным малышам удастся совершить подвиг и чудо освобождения святыни под сенью всемогущего Бога.
Король Франции попытался остановить психическую эпидемию. По его указу юных паломников следовало возвращать по домам. Но было уже поздно. Бывший пастушок возглавлял процессию на колеснице, украшенной коврами, и окруженный телохранителями, фанатиками и… прохвостами.
В Германии на главную роль благодаря стараниям и ловкости своего отца выдвинулся десятилетний мальчик Николай. Призывы ребенка к крестовому походу вызвали все возраставшую волну энтузиазма. Толпы пилигримов, преимущественно детей, двинулись на юг. Отец Николая пустил слух, что мальчик с крестом в руках перейдет море, как посуху, а за ним - и все истинно верующие. Повсюду восторжествуют мир и благодать, неверные обратятся в христианство.
Пока эти толпы пилигримов с огромными трудностями и мучениями переходили через Альпы, дети-паломники из Франции достигли Марселя. Их наивностью воспользовались проходимцы, согласившиеся "Христа ради" доставить их на нескольких судах в Палестину. Два корабля потерпели крушение во время шторма, и все их пассажиры погибли. Остальных детей высадили на египетском берегу и продали в рабство местным богачам.
Участь германских детей была не менее печальна. Те, кто с безумным упорством продолжал поход, умирали в пути от голода и холода, попадали в лапы разбойников; девочки подвергались насилию, становились наложницами местных феодалов. Немногим посчастливилось остаться в добрых семьях в качестве прислуги или приемных детей.
Остатки этой армии, состоявшей преимущественно из детей, добрались до берегов теплого моря, но из портов и приморских городов их постарались отправить в обратный путь. Часть оставшихся добралась до Рима, где папа Иннокентий III приветствовал их и предложил дождаться совершеннолетия, а тогда выступить с оружием в руках и освободить Иерусалим.
Увы, из всех детей, очарованных волшебными напевами о Земле Обетованной и божественных чудесах, вряд ли хоть один смог, повзрослев, выступить вновь в крестовый поход. Те очень немногие, которым после скитаний и мучений удалось вернуться домой, на собственном горьком опыте убедились, насколько нелепыми, безумными были иллюзии, которыми они тешились.
Однако с позиций церкви юные мученики совершили подвиг. Папа Иннокентий III, как говорят, воскликнул: "Эти дети пристыжают нас; пока мы спим, они радостно идут, чтобы завоевать Святую Землю!" Он стал усиленно призывать христиан объединять усилия для борьбы против приверженцев ислама.
Очередной крестовый поход состоялся, хотя и после смерти этого папы. Формально завершился он успехом: Иерусалим был возвращен христианам. Но фактически это было не завоевание, а политическое мирное соглашение между германским императором Фридрихом II и султаном Алькамиром. По-прежнему почти все палестинские земли оставались во власти мусульман, которые при желании могли бы легко вернуть себе Иерусалим, ибо имели решающее военное преимущество перед христианами.
Пятый крестовый поход, который начали "очарованные дети", не закончился полным провалом только потому, что первоначальная слепая вера в чудо, надежда на Божью помощь сменилась опорой на трезвый расчет, дипломатию. Был еще Шестой крестовый поход… В конце концов, и эта волна сгинула безрезультатно, а в 1291 году христианское государство было окончательно изгнано из Святой Земли.
…Было бы наивно объяснять грандиозные исторические события - такие, как крестовые походы, - каким-то одним главнейшим решающим фактором. Были тут и экономические, и политические, и религиозные причины. Но вряд ли можно пренебречь в этой связи коллективной психологией.
Представьте себе сильного человека, вдохновленного некой идеей и страстно желающего ее осуществить. Его энтузиазм так велик, что он шесть раз предпринимает безуспешные попытки достичь желаемого. Раз от разу его духовные силы после титанического напряжения идут на спад. Наконец, он в полнейшем разочаровании смиряется с поражением.
Что произойдет дальше? Депрессия, неверие в те идеалы, ради которых старался, упадок физических сил, духовные и телесные болезни, преждевременная кончина.
Именно так было со средневековым обществом Западной Европы после полнейшего краха крестовых походов. Духовный разброд, сомнения в непреодолимой мощи христианской веры. С 1346 года стремительно распространилась "черная смерть", чума, выкосившая более трети всего европейского населения. И рухнула средневековая цивилизация Европы!
Может показаться, что предложенная аналогия неправомерна. Ведь в первом случае речь идет об одном человеке, срок жизни которого заведомо ограничен, после зрелости наступает старость, когда происходит естественное истощение сил. Во втором - имеется в виду общественный организм, состоящий из множества конкретных индивидуумов, сменяющих друг друга от поколения к поколению.
Постоянное обновление, одновременное присутствие младенцев, детей, взрослых, стариков, динамическое равновесие рождений и смертей - вот что такое общество. У него нет одного центра мысли (мозга), единого сознания, индивидуальных рефлексов. Тут проявляются законы статистики, нечто осредненное, сконструированное нашим сознанием и условное. Тогда как любой из нас - не абстракция, а конкретное природное тело.
Такие доводы резонны. Хотя и требуют существенного дополнения. Ведь, несмотря на смену поколений, каждое из них и физически (генетически) и духовно (благодаря воспитанию и обучению) неразрывно связано с предшествующими. Поэтому разочарованность и уныние взрослых и стариков непременно скажутся на детях, так же как религиозный фанатизм, воинственность.
Например, и общий физический потенциал и генофонд в странах Западной Европы резко снижались в результате оттока десятков, сотен тысяч сильных, здоровых мужчин на Восток, на войну, после которой возвращались немногие, да и то порядком изможденные, раненые, обессиленные. Следовательно, общественный организм реагировал на такое событие - кровопролитные войны - как единое целое.
То же относится и к духовной жизни общества. Такие понятия, как единодушие, единомыслие, - не звук пустой, а отражение реальных явлений. Скажем, религиозные принципы и предрассудки передаются от взрослых детям. Образы сказочные, легендарные внедряются в сознание еще с младенческой поры. Надо учесть, что народные сказки, предания, легенды существуют сотни лет и воздействуют на воображение, разум и подсознание многих поколений. Так формируется коллективное подсознание, интегральный интеллект, народное или религиозное самосознание.
Крестовые походы, раз за разом истощали физические и духовные силы средневекового христианского общества Европы. Психические эпидемии сказывались на всех областях жизни. Характерно, что крестовый поход детей случился на заключительном этапе общего движения на Восток. К тому времени в массовом сознании укоренились небылицы о чудесных приключениях крестоносцев в экзотических странах. Эти сказки впитывались, можно сказать, с молоком матери, приобретая в детском воображении реальные черты. Легендарная география подменяла физическую.
В подобной духовной среде достаточно было сравнительно небольших побудительных мотивов, незначительных событий, после которых, подобно лавине в горах, последовала, разрастаясь, психическая эпидемия.
Лавинный эффект проявляется лишь в благоприятной среде. В природе - после того, как накопятся массивы снега или обломочных пород на крутых склонах. Тогда достаточно сильного звука, малейшего сотрясения, и придут в катастрофическое движение огромные массы.
Так же и в духовной общественной жизни. Веками подготавливается не только общественное мнение, но и коллективное подсознание, накапливается мощный духовный потенциал. А там, достаточно нескольких энтузиастов, а то и одного фанатика, чтобы началось все разрастающееся движение, которое в конце концов охватывает целые страны и многие народы.
Нечто подобное демонстрирует история XX века. После бурления идей и первых разрозненных социальных и межгосударственных конфликтов предыдущей эпохи грянула небывалая мировая война, перешедшая в череду революций. Сильнейшее духовное напряжение и огромные материальные потери привели к послевоенному спаду, депрессиям. Но моральный и интеллектуальный потенциал не был исчерпан, началось возрождение и укрепление новых могучих империй - и новая вспышка коллективного безумия, Вторая мировая война.
Проясняется и феномен "вождизма", столь характерный для психических эпидемий. Дело тут не столько в каких-то необыкновенных личностях со сверхчеловеческими способностями. Главное - чаяния и надежды масс, подсознательное стремление к единству. Оно фокусируется, в конечном итоге, на какой-то одной личности, олицетворяющей это единство. Ведь в обыденной жизни люди отдают предпочтение реальным объектам, зримым образам, а не абстрактным идеям и логическим конструкциям.
XX век показывает, как мощнейшие всплески социальных конфликтов, психических эпидемий, энтузиазма сменяются периодами спада и застоя. Неслучайно же вся вторая половина столетия, когда не было крупных войн и сильных потрясений, отличается удивительно низким интеллектуальным уровнем, повсеместным распространением примитивных идей и представлений, массовыми суевериями.
Героические (и трагические) эпохи в жизни народов России, СССР, Германии, Японии были в первой половине века, когда народные массы были устремлены к великим иллюзиям: коммунизм, сверхгосударство, сверхчеловек. Не будем давать моральную оценку подобным идеям. Отметим сам факт их существования. Тут очевидна аналогия с Храмом Небесным, к которому устремлялись пилигримы, принявшие крест.
Стремление к идеалу
Периодичность крестовых походов наводит на мысль о череде духовных подъемов и спадов, прокатившихся по Западной Европе. Продолжительность походов была приблизительно одинакова (порядка 2–4 лет, только последний чуть больше). Чем это объяснить?
Возможно, такой срок требовался армиям, чтобы совершить длительный переход и провести недолгую военную кампанию (на длительную недоставало материальных ресурсов и выносливости). Или же за это время вспышка энтузиазма сходила на нет и моральный дух падал. Если не удавалось добиться решающих побед, то был неминуем полный разгром (воодушевление масс не может длиться долго, не получая подкрепления как всякий условный рефлекс).
Другая цифровая закономерность: от первого до второго похода прошло без малого полвека, от второго до третьего - четыре десятилетия, а затем интервалы сократились: 10–13 - 7. Почему? Возможно, общество стало восприимчивей к "духовной заразе". Ведь к психическим эпидемиям нет иммунитета: они распространяются на новые поколения людей.
Есть и другое объяснение. Успех первой волны крестоносцев, захват Иерусалима не требовали последующих активных действий. Когда такая необходимость возникла, хлынула новая волна воинов креста. А после жестоких поражений потребовалось несколько десятилетий, чтобы страны Западной Европы оправились от потерь и вновь обрели воинственный дух. Кроме того, феодальные распри заставляли выяснять отношения между собой на родине.
Так было после Второго крестового похода. Иерусалимское королевство, несмотря на разгром крестоносцев, сохранило свою независимость. Сюда постоянно шел небольшой приток рыцарей и воинов из Европы. Однако этой помощи было мало. Мусульманский полководец Саладин завоевал Египет и вскоре стал султаном Дамасским и Каирским.
Моральное преимущество постепенно переходило к мусульманам. В лагере христиан не было единства, а правители оказались слабыми недальновидными людьми.
Саладин после ряда побед осадил Иерусалим, защитники которого капитулировали. Почти все церкви были перестроены в мечети. Весть о падении Иерусалима повергла в печаль христиан Западной Европы. Папа Урбан I, как считали, умер от горя. Потерю Гроба Господня многие сочли наказанием за грехи. После покаяния верующие преисполнились желанием пойти в Третий крестовый поход. Папа Климент III и епископы призвали оставить междоусобицы и начать священную войну.
Учтем, что в Европе уже получили распространение рыцарские романы, повсюду рассказывали были и небылицы о подвигах крестоносцев в Святой Земле. Странствующие поэты слагали стихи и новеллы о доблестных рыцарях и прекрасных дамах. Сформировался культ рыцарства. Он стал существенным моральным фактором, определявшим стремление тысяч европейцев на Восток.
"Церковь, - отмечала польский социолог М. Оссов- ская, - как известно, старалась использовать рыцарство в своих интересах. Но христианская оболочка рыцарства была чрезвычайно тонка. Вместо смирения - гордость, вместо прощения - месть, полное неуважение к чужой жизни… Греховные, с точки зрения церкви, поступки можно было легко замолить, уйдя на склоне лет в монастырь. Поскольку и это казалось слишком обременительно, можно было спастись более легким путем: достаточно было одеть умершего рыцаря в монашескую рясу. Господа Бога, по представлениям современников, провести не очень-то трудно".
По словам того же автора: "Обвиняли рыцарей в жадности, в нападениях на путешествующих, в ограблении церквей, в нарушении клятвенных обещаний, в разврате, в битье жен, в несоблюдении правил, обязательных при поединках, в неуважении к жизни заложников, в разорении противников чрезмерными суммами выкупа, в превращении турниров в доходный промысел - охоту за доспехами, оружием и лошадью побежденного рыцаря. Сожалели о невежестве рыцарей, которые в большинстве своем были неграмотны и должны были посылать за клириком, получив какое-нибудь письмо. Не приходится сомневаться, что рыцарский идеал не был интеллектуальным. Зато он предполагал богатую эмоциональную жизнь. Мужчины высыхали с тоски, теряли разум, если не сдерживали своего слова; легко заливались слезами. А для женщин лишиться чувств было парой пустяков…"
Все перечисленные качества имеют отношение к сравнительно малочисленной социальной группе. В ту пору в обществе абсолютно преобладали крестьяне; немало было ремесленников, церковников, бродяг и побирушек. Казалось бы, вовсе не рыцарство должно было определять главные черты эпохи.
Однако рыцари, феодалы стояли на вершине социальной пирамиды. Кто держал в руках меч, тот и был господином. В одном произведении позднего Средневековья приведены такие сетования крестьянина: "Трудом моих рук питаются бессовестные и праздные, и они же преследуют меня голодом и мечом… Они живут мною, а я умираю за них. Им полагалось бы защитить меня от врагов, а они - увы! - не дают мне спокойно съесть куска хлеба".
Облик средневековой цивилизации Западной Европы определялся во многом нравами, принципами, духовными ориентирами рыцарского сословия. На них трудились не только крестьяне, но и ремесленники: их подвиги - реальные и мнимые - воспевали трубадуры, менестрели, барды; их добычей пользовались, подобно вторичным паразитам, бродяги, бездельники, проститутки, разбойники; им прислуживали оруженосцы, лакеи, конюхи, дворовый люд…
Вся эта масса зависимых людей оказывала - невольно - огромное воздействие на привычки, обычаи, нравы, принципы рыцарей. Главным занятием их были поединки, турниры, сражения. Воинская доблесть почиталась важнейшим достоинством. Они как жертвы общественного мнения вынуждены были разыгрывать роль рыцарей без страха и упрека. (Их можно, пожалуй, сравнить с женщинами, готовыми ради моды страдать, рисковать здоровьем.) Повышенная эмоциональность помогала им в единоборствах, сражениях, но вредила в затяжных военных кампаниях и длительных переходах.
Религиозный энтузиазм вдохновлял не так уж и многих. Это показывает история Четвертого крестового похода. Тогда пилигримы вообще не дошли до Святой Земли, даже не попытались отвоевать Гроб Господень у неверных. Они, при подстрекательстве венецианских купцов, предпочли захватить и разграбить христианский Константинополь. Жажда добычи оказалась сильнее стремления к славе и благочестивым подвигам. Иерусалим земной (материальные блага) стал для них желанней Иерусалима небесного (духовных ценностей).
"Поражения, следовавшие одно за другим, - пишет французский историк Жак ле Гофф, - быстрое вырождение мистики крестовых походов в политику, даже в политику скандальную, долго не могли успокоить это мощное волнение Запада. Зов заморских земель на протяжении XII века и позднее будоражил воображение и чувства людей, которым не удавалось найти у себя на Западе смысла их коллективного и индивидуального предназначения".
Мысль интересная. Действительно, отправляясь в крестовые походы, огромные массы людей подсознательно стремиться к наибольшей полноте существования (и в духовной области, и в материальной). Разочарование в обыденной жизни подвигало на поиски ее смысла.
Слишком часто высшие христианские идеалы были только прикрытием корыстных целей, жажды славы и приключений. Но важно уже то, что малообразованные, грубые, наглые, жестокие крестоносцы признавали идеалы как нечто высшее и прекрасное.
В этом проявлялось не столько лицемерие, сколько неспособность - по недостатку разума, из-за дурных привычек - преодолевать свои низменные порывы во имя милосердного Бога. Они более походили на наивных даже в своих лукавствах детей, чем на лицемерных пройдох.
Жак ле Гофф справедливо подчеркнул важную черту средневековых европейцев: "Мало заботясь о благосостоянии, они всем готовы были пожертвовать, если только это было в их власти, ради видимости. Их единственной глубокой и бескорыстной радостью был праздник и игра, хотя у великих и сильных и праздник тоже являлся хвастовством и выставлением себя напоказ".