Осенью 1921 года Чирков с несколькими товарищами решает отправиться на учёбу в Петроград. Шесть суток они ехали до "колыбели революции" и все вместе поступили в политехнический институт. Однако после нескольких месяцев обучения наш герой внезапно понял, что точные науки совершенно не его стезя. Надо было определяться с выбором другой профессии. Но какой? И тут на помощь к нему пришли его друзья. Сам он так вспоминал об этом: "Мою участь решили Серёжка Кадесников и Алёшка Зонов, сами, безо всякого моего участия. Через некоторое время они мне объявили, что мне предстоит экзамен в только что учреждённый Институт сценических искусств. Я опускаю период выяснения отношений между нами, слабую мою борьбу за собственную эмансипацию, за то, что я сам буду решать свою судьбу. Дело кончилось тем, что я принялся готовиться к испытанию моих театральных возможностей и способностей. Я старательно повторял отрывок из "Мёртвых душ", учил басни Крылова и с упоением декламировал зачитанное, истрёпанное по концертам и любительским выступлениям весьма драматическое стихотворение Мережковского "Сакья Муни". Через несколько дней подготовка была закончена, но, когда Серёга объявил, что завтра он будет сопровождать меня на экзамен, я понял, что ни внутренне, ни внешне не приспособлен к такому роду деятельности, к которому меня решили определить мои товарищи".
Несмотря на страх перед экзаменами, он всё-таки сумел собраться и достойно выступить перед экзаменаторами. И его приняли, несмотря на то, что конкурс в это заведение был огромный. "Значит, что-то я всё-таки умею", - радостно подумал про себя наш герой.
Стипендию Чирков начал получать только на третьем курсе и поэтому по ночам работал грузчиком в порту. Он был молод и полон сил и никогда не унывал.
В студенческих постановках Чирков чаще всего выступал в роли комического героя. Вместе с двумя своими сокурсниками - Черкасовым и Березиным - Чирков создал прекрасный комедийный номер под названием "Пат, Паташон и Чарли Чаплин". В роли Паташона выступил наш герой. В 1928 году этот номер полностью вошёл в фильм "Мой сын".
В 1926 году учёба в ИСИ для Чиркова благополучно завершилась, и он был принят в Театр юного зрителя, которым руководил А.А. Брянцев. Этот театр в те годы был одним из самых популярных в городе. Актёры смело вовлекали в игру весь зрительный зал, и зрители (среди которых было много детей) были просто в восторге. На сцене ТЮЗа Чирков был одним из ведущих актёров и играл в спектаклях: "Дон Кихот" (Санчо Панса), "Тиль" (Тиль Уленшпигель), "Конёк-Горбунок" (Иван-дурак) и др. Как он сам вспоминал позднее: "Я, например, иногда испытываю удовольствие, когда узнаю, что какие-то школьницы хотят получить мою фотографию.
Боюсь, что это может перейти в самодовольство, хотя для этого нет оснований, так как тут замешана прежде всего сама роль, которую мои зрители не отделяют от моего исполнения, а во-вторых, трико и испанские сапоги, в-третьих, то, что я неплохо прыгаю, дерусь на рапирах. По роли мне приходится много драться, прыгать, лазить…"
Именно в театре Чирков встретил и свою первую любовь - актрису Елизавету Уварову. Они стали жить вместе в гражданском браке. Именно от этой женщины наш герой перенял безумную страсть к книгам. Вскоре все ленинградские букинисты знали Чиркова, который, не жалея денег, приобретал редкие книги.
В 1928 году в жизнь Чиркова впервые вошло кино. Режиссёр Г. Кроль пригласил его на маленькую роль в своём фильме "Родной брат". Снимался наш герой с удовольствием, однако, когда впервые увидел себя на экране, чуть не умер со стыда. Таким невзрачным и неуклюжим он себе показался. Не досмотрев картину до конца, он пулей выскочил из кинозала, решив никогда больше в кино не сниматься.
Но в том же году он вновь вышел на съёмочную площадку и сыграл небольшую роль в картине "Луна слева". Осенью 1930 года он снялся ещё в одном фильме - "Одна" (режиссёры Г. Козинцев и А. Трауберг), правда, зрители актёра почти не видели (он стоял в телефонной будке) и только слышали его голос. Однако встреча с этими режиссёрами станет в судьбе Чиркова эпохальной.
В сентябре 1929 года ТЮЗ посетил Николай Бухарин. По этому поводу Чирков оставил в своём дневнике такую запись: "Вчера в ТЮЗе был Бухарин. В фойе сидел за столом. Помню только, что он был в кожаной куртке. Рыженький, как будто плохо побрит. Неприятный. Нервничал про себя. Видно было, что ему это общение с нами - ни к чему…"
В мае следующего года Чирков переходит на Фабрику эксцентрического актёра (ФЭКС), возглавляемую Г. Козинцевым и Л. Траубергом. В июне 1931 года оба режиссёра приглашают Чиркова на одну из центральных ролей в своём новом фильме "Путешествие в СССР" (главные роли в нём исполняли Эраст Гарин и Мария Бабанова). Съёмки проходят в Мариуполе, однако картина на экраны так и не вышла. В планах у режиссёров постановка фильма "Юность большевика", в котором Чиркову уже гарантирована одна из главных ролей.
Однако, пока пишется сценарий, актёр мается без работы. Порой он жалеет, что ушёл из ТЮЗа. Но вот наконец начались репетиции "Большой жизни" по пьесе Арбузова, где Чиркову досталась роль Сергея Раздумова. Именно в этой роли в январе 1932 года нашего героя увидел В. Мейерхольд и тут же предложил ему переехать в Москву и поступить в его театр (ГОСТИМ). Чирков согласился. В сентябре он уже получил удостоверение за номером 040 о том, что он актёр ГОСТИМа. Однако удачным этот переезд назвать было нельзя. Вот что писал Б. Чирков об этом периоде: "Декабрь. Четыре месяца разговоров, интересных, иногда очень интересных, почти гениальных, но разговоров. С очень интересными людьми. Но разговоры, разговоры, а дела-то нет… Может быть, завтра, может, послезавтра…"
Тем временем в январе 1934 года на имя нашего героя из Ленинграда приходят сразу две телеграммы: от Козинцева и Трауберга о том, что он будет сниматься в их фильме "Юность большевика", от братьев Васильевых - что он утверждён на одну из ролей в фильме "Чапаев". Возвращение в Ленинград было счастливым.
Сначала Чирков отснялся в небольшом, но очень удачном эпизоде у братьев Васильевых. Он сыграл старика крестьянина, который жаловался Чапаеву: "Белые пришли - грабют, красные пришли - тоже грабют, куда бедному крестьянину податься?" После этого он пришёл на съёмочную площадку, где снимался фильм "Юность большевика" (в прокате картина будет носить название "Юность Максима"). Главную роль в фильме - эксцентричного и рассеянного молодого интеллигента - должен был исполнять Эраст Гарин, Чиркову досталась роль одного из его закадычных друзей - Дёмы. Однако по ходу съёмок режиссёры внезапно решили отказаться от Гарина и доверили главную роль Чиркову.
Когда тот узнал об этом, сразу запротестовал: "Да какой из меня большевик, рабочий-вожак, оратор? С моим-то ростом, говором?" Однако режиссёры сумели настоять на своём и чуть ли не в приказном порядке заставили молодого актёра играть главную роль. Поначалу он играл неохотно, вяло, но затем внезапно разошёлся. Г. Козинцев позднее вспоминал:
"Максим всё наглел. Ему уже не было удержу… На каждой репетиции он не только забирал себе все лучшие реплики, но и теснил других героев: отходите-ка, братцы, назад, на второй план…
Хотелось наградить Максима и пением Чиркова. Но песни, которые знал Борис Петрович, Максим петь не мог: он был питерский, пролетарий чистых кровей - ничего дёревенского в нём не было. И печальная протяжённость, стон крестьянской песни не могли слышаться в пригороде.
Ежедневно ассистенты приводили из пивных города гармонистов, разыскивали дряхлых эстрадников. Сколько таких певцов я тогда прослушал! Сегодня комик с распухшим от наклеек носом вспоминал куплеты, которые он не исполнял уже полвека, ревматическими ногами он выбивал на припев чечётку, щеголял древними фортелями. Завтра слепой старик раздувал мехи баяна, пел хриплым, пропитым голосом. На Литейном шла охота: букинисты разыскивали песенники, лубочные картинки с романсами…
Было прослушано немало занятного, в своём роде интересного, но того, что хотелось, не удалось ещё услышать… И вот однажды, когда уже и вера в саму необходимость песни проходила, подвыпивший гармонист заиграл вальс, затянул сиплым голосом: "Крутится, вертится шар голубой…" Ни секунды сомнения не было. Это была она, любовь мгновенная, с первого взгляда, вернее слуха…"
По другой версии, эту песню, ставшую затем знаменитой, случайно запел на съёмках сам Чирков. Её он слышал ещё в детстве от своего отца. Режиссёрам она так понравилась, что они сделали её центральной в картине.
Осенью 1934 года работа над фильмом "Юность Максима" была завершена. Однако выпускать картину на экран высокие начальники не захотели. Л. Трауберг вспоминал:
"Помню первый просмотр "Юности" на "Ленфильме". На нём как-то не слишком приняли фильм. Даже огорчились неудаче (только один человек, скромный заведующий рекламой, разразился взволнованной речью, почти приравнивая фильм к "Чапаеву"). После вялого выступления кого-то из режиссёров мы с Козинцевым, усталые, во всём со всеми согласные, твёрдо решили про себя: "Никакого продолжения не будет. Хватит одной серии, прошла бы как-нибудь".
Во время приёмки фильма в Госкино почти все руководители восстали против фильма: фальшь, балаган, герой - не большевик-рабочий, а некий люмпен-пролетариат.
Фильм просматривали через месяц после выхода "Чапаева". Нам непрерывно заявляли: ""Чапаев" - это картина! А у вас что?" Казалось, фильму грозила судьба похуже, чем судьба "Нового Вавилона" (фильм тех же режиссёров 1929 года. - Ф.Р.). И тут случилось нечто, в чём я до сих пор разобраться по-настоящему не могу…
Когда стало ясно, что фильм запретят, "Юность Максима" посмотрел Сталин. Много раз и у нас, и за рубежом меня просили рассказать о просмотре "Юности Максима" на квартире у Сталина в середине декабря 1934 года. Старался не делать этого, сейчас попробую коротко рассказать…
Этот понедельник был для Козинцева и для меня нелёгким. В 12 часов дня фильм смотрела редакция "Правды". Почему-то понравилось (честное слово, не претендую на сарказм). В 15 часов пришли редакция "Комсомольской правды" и делегаты проходившего в те дни комсомольского съезда…
В шесть часов вечера нас повезли в Кремль. Оказалось, что мы чуть опоздали: сеанс уже начался. В большой комнате было темно. Кто был там, мы не видели. Только через некоторое время после начала фильма в темноте послышался чей-то недовольный голос: "Что это за завод? Я такого в Питере не помню". И немного погодя тот же голос (позже мы узнали Калинина): "Мы так перед мастерами не кланялись". И тут, также в темноте, раздался негромкий, с очень заметным акцентом голос: "В зале присутствуют режиссёры. Желающие могут после конца высказаться". Больше замечаний не было.
Фильм закончился, мы увидели лица, знакомые нам по портретам: Калинин, Ворошилов, Орджоникидзе, Андреев. Других мы не знали. Позже нам сообщили, что очень пожилой человек, стоявший у окна, друг и, кажется, учитель Сталина, позже расстрелянный Нестор Лакоба… Рядом с ним - человек в пенсне, секретарь ЦК Грузии Берия. Все с нами поздоровались и почти что с места в карьер начали делать замечания. Сталин сказал: "Вот у вас этот большевик в начале диктует листовку, такого тогда не было". "Секретарей не держали", - сказал Ворошилов, и все рассмеялись. Ворошилов добавил: "И очень он у вас старый. Тогда Владимиру Ильичу было только сорок, а мы все были помоложе". Сталин не очень гневно добавил: "И что это он в мягкой шляпе и в нерабочем костюме влезает в толпу рабочих? Там же шпиков было полно, сразу же схватили бы".
Приходится мне заняться чем-то вроде похвальбы. Может быть, душа моя находилась в пятках, но я старался давать объяснения: "Диктует большевик потому, что нам очень не хотелось применять титры, надписи. Взяли мы Тарханова на эту роль, немного наивно полагая, что должно быть сразу видно: старый большевик. Пробовали нацепить на него рабочую блузу и картуз, но это ему решительно не шло". Все засмеялись, но Сталин всё-таки продолжал назидательно: "И что это он в конце фильма хочет текст листовки продиктовать? Подумаешь, дипломат какой!.. Будто, кроме него, не было в Питере кому листовку составить". Здесь Козинцев, человек куда более нервный, чем я, очевидно решив, что дело проиграно, слегка побледнел и опустился на стул.
Я пишу об этом потому, что, неизвестно кем пущенная, возникла позже легенда, будто Сталин топал ногами и кричал на нас, а Козинцев, так сказать, упал в обморок. Не было этого. И Сталин ногами не топал, и Козинцев в обморок не падал. Я нашёл неуклюжее, неправдоподобное объяснение: "Извините нас, товарищи, но мы с самого утра уже несколько раз смотрели картину, не успели даже чаю выпить и, как сами понимаете, волнуемся". Тут все засуетились, и, словно в арабской сказке, на столике мгновенно возникло угощение: чай, бутерброды. Но свидание, по сути, было закончено, мы поклонились и пошли к выходу. Сталин, взяв в руки стакан чаю, крикнул нам вслед: "Максим хорош! Хорош Максим!" И это была всё подытожившая рецензия…"
Фильм "Юность Максима", выйдя на экраны страны, имел грандиозный успех у зрителей. Борис Чирков после этого стал всесоюзно знаменит, и иначе как Максим его уже никто не называл. В январе 1935 года ему было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР.
В августе того же года Чирков становится актёром Нового ТЮЗа и тут же получает большую роль - профессора Вейделя в пьесе А. Бруштейн "Продолжение следует". В это же время режиссёр Лео Арнштам приглашает его на одну из ролей в фильме "Подруги". Но Чирков с нетерпением ждёт другого предложения - новую роль в продолжении фильма о Максиме. Летом 1936 года он такое предложение наконец получает. Съёмки картины проходят в Одессе. В 1937 году фильм "Возвращение Максима" выходит на экраны и собирает на своих просмотрах небывалые аншлаги.
3 апреля 1938 года в "Ленинградской правде" публикуется Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Б. Чиркова орденом Ленина. Буквально через несколько недель после этого он навсегда покидает Ленинград и становится москвичом. Причём этому переезду сопутствовали события весьма драматические.
В том месяце наш герой должен был в числе других актёров театра и кино выступить в Большом театре на торжественном концерте, посвящённом очередному съезду ЦК ВЛКСМ. Приехав в Москву за несколько дней до концерта, Б. Чирков поселился в гостинице "Москва". Вскоре начались репетиции. Во время одной из них к нашему герою подошла балерина из кордебалета и, прямо глядя ему в глаза, произнесла: "Значит, вот вы какой - Максим? Я давно мечтала с вами познакомиться". - "Так в чём же дело?" - не растерялся Чирков, поражённый красотой женщины.
Получив телефон новой знакомой, наш герой уже на следующий день позвонил ей домой и был приглашён на ужин. Ночевать он остался у неё.
Между тем торжественный концерт в честь юбилея комсомола состоялся в точно назначенное время. Выступление Чиркова на нём последовало сразу после выхода на сцену певца Ивана Козловского. Наш герой исполнил под гитару несколько песен, в том числе и песню Максима. Зал бурно аплодировал артисту.
Тем временем на улице Чиркова уже ждала машина, чтобы отвезти на Ленинградский вокзал. Его пребывание в столице заканчивалось. Однако уезжать в Ленинград Чиркову не хотелось. Те несколько ночей, что он провёл со своей новой знакомой, перевернули всю его душу. Балерина уговаривала его остаться, но он не мог этого сделать, пока в Ленинграде его ждала другая женщина - Елизавета Уварова, с которой он прожил бок о бок более десяти лет. Прежде чем навсегда расстаться с ней, он должен был объясниться.
Приехав на вокзал, Чирков нашёл свой вагон и уже хотел было войти в него, как внезапно заметил трёх незнакомых мужчин. Они быстро приближались к нему, и лица их не предвещали артисту ничего хорошего. Он напрягся, ожидая самого худшего. "Вы - товарищ Чирков?" - спросил артиста один из подошедших. "Да, я", - ответил он. "Вам придётся проехать с нами". - "Но у меня поезд уходит через несколько минут". - "Не беспокойтесь, это не последний поезд в вашей жизни". И Чирков обречённо шагнул вслед за мужчинами.
По дороге ему казалось, что они едут на Лубянку. Однако машина внезапно свернула к Кремлю и въехала в Спасские ворота. Затем вся процессия вошла в один из подъездов Дома правительства. Через несколько минут Чирков оказался в кабинете самого председателя Совета народных комиссаров СССР Вячеслава Молотова.
Хозяин кабинета был на месте, при виде гостя шагнул ему навстречу и произнёс: "Нехорошо, Борис Петрович. Были в Москве и даже не попытались встретиться со своим родственником". Наш герой в первые мгновения даже не успел сообразить, что имеет в виду Молотов. Лишь потом вспомнил, что он приходится ему внучатым племянником (мать Чиркова была дочерью родного брата В. Молотова). Поэтому, поборов наконец естественное волнение, произнёс: "Вячеслав Михайлович, вы же понимаете, как истолковали бы люди моё поведение, если бы я искал с вами встречи". - "Нашёл-таки отговорку, - улыбнулся Молотов. - Только людей бояться нам негоже. Так что официально приглашаю вас провести эти несколько дней в Москве, в кругу моей семьи. Возражения есть?" Чирков в ответ лишь развёл руками.
Лишь в начале следующего месяца актёр наконец вернулся в Ленинград к давно ожидавшей его Елизавете Уваровой. Однако приехал он уже с твёрдым намерением навсегда покинуть город на Неве. Влиятельный родственник пообещал ему своё протеже, квартиру в столице, да и новая знакомая нашего героя - балерина - настойчиво звала к себе. Поэтому Чирков в Ленинграде практически не задержался. Он собрал вещи и на немой вопрос когда-то им любимой женщины сухо произнёс: "Прости, Лиза, но я уезжаю. Навсегда". И закрыл за собой дверь.
Между тем летом 1938 года Г. Козинцев и Л. Трауберг приступили к работе над третьим фильмом о Максиме - "Выборгская сторона". Чиркова вновь вызывают в Ленинград. Вспоминает Л. Трауберг: "В начале съёмок "Выборгской стороны" Чирков по семейным обстоятельствам зачастил в Москву. В результате на одну-две съёмки явился не совсем в форме. Я вовсе не как ментор, а как крепко любящий товарищ вышел с ним в тогда ещё существовавший садик "Ленфильма" и сбивчиво, волнуясь, стал говорить ему, что он губит картину, себя, нас. Другой на его месте прервал бы меня. Чирков молчал, слушал сосредоточенно. Когда я закончил, сомневаясь, убедил ли я его, он сказал: "Спасибо, Лёня, больше у тебя и Григория Михайловича не будет ни малейшей причины во мне сомневаться". И не было. А ведь он уже сыграл в двух сериях, был любим народом, был не моложе меня".
В это же время Чирков одновременно со съёмками в "Выборгской стороне" снимался ещё в двух картинах: в фильме Михаила Доллера "Минин и Пожарский" и у Сергея Герасимова в фильме "Учитель". В 1941 году этот фильм будет удостоен Сталинской премии. С театром Б. Чирков в то время "завязал", хотя его настоятельно приглашали в труппу МХАТа.
29 ноября 1939 года Чирков (вместе с Михаилом Жаровым) совершает свою первую заграничную поездку - в Польшу. Причём едут они туда на автомобиле. Когда приехали, то очень удивились, что Максима знают и там. Им рассказывали, что на фильмы трилогии очередь становилась с 12 часов дня, хотя сеансы начинались вечером. При этом барышники активно скупали билеты и спекулировали ими возле кинотеатра.