Джим Маккартни, естественно, категорически возражал. Пол только что сдал экзамены повышенного уровня - живопись и английский, - и все с нетерпением ждали результатов: от экзаменов зависело, поступит ли Пол в педагогический колледж.
Майкл Маккартни вспоминает, что брат его, как всегда, выкрутился очень хитро. "Помню, я пришел из школы, и он сказал, что их пригласили в Гамбург. Эдак вскользь, между делом. Я сказал: "Вот это да!" А он такой: ну я не знаю, может, не стоит, - разыграл нерешительность. Я кричу: "Но это же потрясающе! Ты же станешь знаменитостью!" Он спрашивает: "Как думаешь, папа меня отпустит?" Очень ловкий ход. Я сразу стал на его сторону и тоже принялся уговаривать отца. Он меня самого страшно завел - мне уже отчаянно хотелось, чтоб он поехал".
Естественно, я страшно разволновался, говорит Пол. "Мы неделями сидели без работы, просто болтались как неприкаянные. Наступили летние каникулы, и я не хотел ни в школу возвращаться, ни в колледж поступать. Но вариантов особо не было, пока не подвернулся Гамбург. Вот теперь мне явно не пришлось бы возвращаться в школу. Появились другие дела".
Оставалось только переубедить Джима. Пол уговорил Аллана Уильямса зайти и смягчить отцовское сердце. "Только Аллан Уильямс вечно забывал, как нас зовут, - говорит Пол. - Называл меня Джоном". Тем не менее Аллану Уильямсу удалось внушить Джиму, как прекрасно все будет организовано и какой это респектабельный город - Гамбург.
"Я думаю, в глубине души отец был доволен, - говорит Майкл, - хотя тогда и не подавал виду".
"Я знал, что они себя уже хорошо показали и их любят, - поясняет Джим. - Это были их первые большие гастроли, они твердо решили ехать. Полу всего восемнадцать. Он только что отгулял месяц школьных каникул. Ему светил студенческий билет. Ну, я с ним поговорил - мол, так и так, веди себя хорошо. А что еще мне оставалось?.. Я все дергался, что он там будет недоедать, в этой Германии. Пол в каждой открытке писал: "Еды навалом. Сегодня на ужин было то-то, то-то и то-то". Мне и хватало".
Джим пережил минуту легкого торжества, когда сразу после отъезда Пола пришли результаты его экзаменов повышенного уровня. Пол завалил живопись, но прошел по английскому, хотя даже Джиму было ясно, что это уже не имеет значения.
А вот Мими закатила Джону скандал. Она отваживала Пола и Джорджа, не позволяла Джону играть дома на гитаре. Пыталась запретить ему играть в группе. Целых пять лет с появления The Quarrymen ему приходилось лгать ей о том, чем он занимается. Она знала, что он сочиняет какие-то дурацкие песенки и все такое, но не представляла, как далеко все зашло.
Она искренне считала, что Джон учится в Художественном колледже, пока ей не рассказали, как он проводит обеденные перерывы - играет с группой. Мими решила провести расследование - посмотреть, как низко он пал.
В тот обеденный перерыв группа выступала в "Кэверн". Клуб по-прежнему оставался в основном джазовым, играли они там от случая к случаю, но теперь их приглашали все чаще: ими все больше интересовались посетители.
"Я про этот кошмарный "Кэверн" даже не слышала, - вспоминает Мими. - Долго не могла отыскать. В конце концов просто пошла с толпой. Спустилась за ними по ступенькам, а там стоит этот парень, Рэй Макфолл, берет плату за вход. Мне, кричу, нужен Джон Леннон!.. Протиснулась внутрь, а там грохот стоит оглушительный. Потолок низкий, от этого еще хуже. Девицы набились как сельди в бочку, все стоят - руки по швам. Как я ни старалась, к сцене так и не пробилась. Если б пробилась, стащила бы его вниз. Потом пошла, с позволения сказать, в гримерную. Гримерная! Просто грязная каморка. Когда он под визг девчонок туда ввалился, сначала меня и не разглядел. Он ничего не видит без очков. Потом надел очки и узнал: "Мими?! Что ты тут делаешь?" - "Очень мило, Джон, - сказала я, - просто замечательно"".
В тот день Мими проследила, чтобы после обеда Джон вернулся в колледж. Она всячески наседала, требовала, чтобы он продолжал учиться, бросил свои глупые забавы, получил нормальную профессию. Но запретить ему играть не смогла.
"Что ты несешь? - отвечал он. - Я не рабочий и никогда им не стану. Говори что хочешь, я не буду вкалывать с девяти до пяти".
А тут еще этот Гамбург. Значит, связь с Мими оборвется взаправду - Джон уезжал надолго, в другую страну. Мими помнит, как Джон старался заразить ее своим энтузиазмом. "Мими, это же прекрасно! Буду получать сто фунтов в неделю - здорово же!"
С гонораром он слегка загнул, но все равно - прекрасный вариант для пятерых подростков. Джон, разумеется, ухватился за удобный предлог бросить колледж. Он и так еле продержался там три года. Артур Баллард, который возился с Джоном больше всех, несколько раз спасал его от исключения. Джон провалил все экзамены, не получил никаких сертификатов и никаких дипломов, хотя в глубине души предполагал, что его возьмут назад, если с Гамбургом не срастется. И он расставался с Синтией.
"У группы появлялись поклонники, - говорит Синтия. - Я знала, что вокруг них крутится много девчонок, но никогда не волновалась и не ревновала. Мне казалось, я намного старше этих девчонок, у меня даже сомнений не возникало… Гораздо больше меня беспокоил Гамбург. Так далеко, очень надолго. Про ливерпульских девиц я понимала, но не знала, как обстоят дела в Гамбурге. В Гамбурге могло случиться что угодно".
11
Гамбург
Гамбург - это немецкий Ливерпуль. Крупный северный порт. Жители грубоваты и неотесанны снаружи, но добры и сентиментальны внутри. Климат влажный и ветреный. Такой же гнусавый акцент, узнаваемый в любой стране мира. Даже географические координаты те же - пятьдесят три градуса северной широты.
Но Гамбург в два раза больше Ливерпуля и гораздо порочнее. На всю Европу он славен своей преступностью и сексуальной распущенностью. На Рипербане, центральной улице местного Сохо, больше стрип-клубов, чем на любой другой улице мира.
В 1960 году, когда туда приехали "Битлз", Джордж в свои сладкие семнадцать еще ни разу не целовался - ну, почти, - а порочный Гамбург был в расцвете порока. Имея статус свободного порта, во время алжирского кризиса город стал центром подпольной торговли оружием для Фронта национального освобождения Алжира. Это привлекло иностранных бандитов и деньги. В августе 1960 года построили Берлинскую стену, и множество авантюристов и просто нелегальных иммигрантов перебрались в Гамбург. Разразилась война банд, и ее средоточием стали гамбургские клубы. Официантов брали на работу не за умение обслуживать посетителей, а за физическую силу - в случае чего отбиваться от банды из соседнего клуба.
Аллан Уильямс сопроводил "Битлз" в Гамбург сам. На минивэне отвез их через Харидж и Хук-ван-Холланд. Джон запомнил лишь остановку в Голландии, где он решил что-то стырить из магазина.
Битлы были очень довольны: у них впервые завелись сценические костюмы - они же теперь все-таки профессионалы. Костюмы состояли из бархатных пиджачков, сшитых по просьбе Пола его соседом. Битлы собирались надевать их к своим прикидам тедди-боев - черным узким джинсам, белым рубашкам с черными галстуками-шнурками и остроносым туфлям. Волосы они, разумеется, по-прежнему зачесывали наверх и мазали бриолином а-ля Тони Кёртис.
"Нас встретил Бруно Кошмидер, - рассказывает Пит Бест. - Отвез нас в клуб "Кайзеркеллер" - мы думали, что там и будем играть. Познакомились с Хауи Кейси, парнем из другой ливерпульской группы, которая приехала раньше… Нам понравилось. Спросили, когда сюда переедем, а Бруно ответил, что мы выступаем не здесь. Нас отвезли в другой клуб, "Индра", гораздо меньше "Кайзеркеллера". Полдвенадцатого ночи, а в клубе всего два человека… Нас провели в гримерную, по совместительству мужской туалет. Мы рассчитывали, что будем жить в гостинице, но нас отвезли в кинотеатр "Бэмби" и показали, где будем спать. Прямо калькуттские трущобы. Но мы были молоды и безмозглы, так что не жаловались. Свалились и заснули как убитые".
Аллан Уильямс, задержавшийся в Гамбурге еще на несколько недель, говорит, что кое-кто в Derry and the Seniors взъелся на "Битлз". "Сказали мне, что я все порчу, привозя такое убожество".
"Индра" по-немецки означает "Индия". На вывеске клуба поперек улицы Гроссе-Фрайхайт был огромный слон. Клуб, однако, был маленьким и захудалым. Ребятам он не нравился - и тем более не нравились ночевки в кинотеатре "Бэмби".
"Мы ложились поздно, - вспоминает Джон, - и нас будил первый утренний киносеанс. Мы пытались пробраться в женский туалет, там было почище, но мимо нас туда перли толстые немки.
Сначала нас принимали весьма прохладно. Тогда менеджер сказал, что надо "наделать шоу", как группа в клубе через дорогу. Ну, мы попробовали. Сначала немного трусили - клубы, крутая публика, все такое. Но мы были наглые, мы же из Ливерпуля и сами верили, что ливерпульцам нахальства не занимать.
Первый раз я "наделал шоу", скача по сцене, как Джин Винсент. Каждая песня затягивалась минут на двадцать. И с тех пор мы наделывали шоу постоянно.
По-немецки спели всего раз, чтоб зрителей ублажить. Пол выучил "Wooden Heart", очень популярную.
Мы играли все лучше, увереннее. Ну еще бы - опыт-то какой, мы играли ночи напролет. Нам было на руку, что они там иностранцы. Приходилось выкладываться, душу и сердце наизнанку выворачивать, чтоб они прониклись.
В Ливерпуле мы всегда выступали по часу, играли только лучшее, каждый раз одно и то же. А в Гамбурге приходилось играть по восемь часов - пришлось искать новую манеру. Очень громко - бам-бам, без перерыва. Немцы это обожали".
"Когда пошли слухи, что мы тут делаем шоу, - вспоминает Пит, - от посетителей отбоя не стало. Мы играли по семь вечеров в неделю. Первое время - практически без передышки до половины первого ночи, до закрытия, но потом мы выросли, повалил народ, и мы почти каждую ночь играли до двух… Часто видели драки. Как в кино: люди раскачивались на лампах, прыгали со столов".
Они приспособились отбивать такт ногами - получалось громче и подчеркивало ритм. Поначалу Пит не мог угнаться за остальными, так что за ритм-секцию отвечали все. Впрочем, Пит, как и остальные, вскоре многому научился.
Очень важно было "делать шоу". "Битлз", хоть и были рок-группой, в Ливерпуле вели себя довольно смирно. А теперь разнузданность на сцене всячески поощрялась - и с этим у Джона, конечно, не возникало проблем. Он делал шоу постоянно, скакал в экстазе и катался по полу, к вящему удовольствию местных рокеров, многие из которых уже успели стать поклонниками группы. В Гамбурге по сей день рассказывают истории о Джоне, и с каждым годом они все лучше и лучше.
"Тяжелая была работа, - говорит Пит, - но мы были просто пятеро парней, которым весело. То и дело выкидывали какие-то глупые номера. Приближалась зима, стало холодно, Джон носил кальсоны. Джордж поспорил на десять марок, что Джону слабо́ пройтись по улице в одних кальсонах. Джон вышел на улицу в кальсонах и темных очках и пять минут читал "Дейли экспресс". Мы смотрели и со смеху чуть не умерли".
Но через два месяца клуб "Индра" закрылся: соседи пожаловались на шум. "Битлз" перебрались в "Кайзеркеллер". Сцена там была очень старая - по сути, просто доски на ящиках из-под апельсинов. Они решили, если ее проломят, им поставят новую. Скакали как ненормальные, "делали шоу", и сцена в конце концов обвалилась, однако новой они так и не дождались. Играли прямо на полу посреди зала.
"Я изрядно пил, - рассказывает Пит Бест. - А куда деваться? Посетители вечно присылали нам выпивку, - естественно, мы пили как лошади. И девчонок у нас было много. Мы быстро сообразили, что девчонок снимать - раз плюнуть. Девчонки есть девчонки, парни есть парни. Стало на сто процентов лучше. Были робкие и забитые музыканты - стали крутые профи".
В "Кайзеркеллере" работа была еще напряженнее. Группа, выступавшая там прежде, вернулась в Ливерпуль, и ее сменили другие ливерпульцы - Rory Storm and the Hurricanes. По контракту они играли каждый вечер по шесть часов, но теперь в клубе завелось две группы, и они чередовались. Однако перерывы получались слишком короткими - ничего не успеть, никуда не сходить, - и сеты длились фактически по двенадцать часов кряду.
"От постоянного пения болели связки, - говорит Джон. - Мы узнали от немцев, что можно не спать, если глотать таблетки для похудения, - ну, стали глотать". Эти таблетки были относительно безвредными, но затем ребята перешли на амфетамины, хотя, похоже, не сидели на них и особо не злоупотребляли. Однако тогда у них впервые пробудились интерес и любовь к наркотикам, пусть и умеренные. Вещества пробовали все, кроме Пита Беста, который наркотики презирал.
Они не выпускали ситуацию из-под контроля и принимали колеса лишь для того, чтобы оставаться на ногах, а не ради острых ощущений. Они хотели бодрствовать, потому что им нравилась такая жизнь: диким гамбургским подросткам они играли то, что хотели и сколько душа пожелает.
Надоедало им редко, - как правило, доставали условия жизни. Не будь они так далеко от дома и в чужой стране, они, конечно, давно бы собрали манатки и вернулись в Ливерпуль. Но в Гамбурге они застряли. И деньги тратили быстрее, чем зарабатывали.
Удивительно, что это не отразилось на их здоровье. Они никогда не ели по-человечески и почти не спали. "Концерты, бухло, девки - когда тут спать?" - вопрошает Джон.
Джордж и Пол немножко помнили немецкий со школы. Пит знал его лучше всех - он сдал по немецкому экзамен обычного уровня. Джон и Стю по-немецки не знали ни слова и не собирались учиться. "Мы орали на немцев по-английски, - говорит Джон. - Обзывали их нациками и посылали куда подальше". А публика только громче выла от восторга.
Аудиторию они просто покорили, слушатели стали их преданными поклонниками, и битлы перестали шугаться клубов, официантов и драк. Они видели, как официанты выворачивают карманы у подвыпивших посетителей; битлы вечно были на мели, и как-то вечером Джон взялся тоже так попробовать.
"Мы решили обчистить английского матроса. Я думал, потреплемся с ним по-английски о том о сем, разведем его - пообещаем найти девчонок. Мы его спаивали, а он все спрашивал, где девки. Мы болтали, выведывали, где он держит деньги. В конце концов врезали ему пару раз и бросили эту затею. Так и не обчистили. Не захотели его обижать".
Между собой они регулярно собачились по мелочи, но до серьезных размолвок дело не доходило. В основном доставалось новичкам - Питу и Стю. Стю принимал все близко к сердцу, а Пит как будто и не замечал. Все пропускал мимо ушей. Сам он не помнит ни ссор, ни нападок, хотя другие не забыли.
Однако Стю и Пит были очень популярны - хотя и меньше Пола, повсеместно самого популярного. На сцене Стю надевал темные очки и выглядел вызывающе. Пит никогда не улыбался и не прыгал, как Джон, - он лишь грозно угрюмился. Зрителям оба виделись эдакими Джеймсами Динами, мрачными и блистательными. Остальные, особенно Джон, играли диких экстравертов.
"На днях, - говорит Джон, - Пол рассказывал, что мы с ним постоянно спорили, кто лидер. Я что-то не припомню. Тогда уже стало все равно. Мне уже не требовалось любой ценой быть лидером. Если я и спорил, то лишь из упрямства… Все ссоры возникали по пустякам, просто из-за того, что мы совсем офигели и бесились от усталости. Мы же просто дети были. Однажды Джордж прямо посреди выступления запустил в меня какой-то едой. Мы столько торчали на сцене, что там же и ели. Поругались с Джорджем из-за какого-то пустяка. Я пообещал набить ему морду. Наорали друг на друга - ну и все. Морду я ему не бил".
В основном же они прекрасно ладили и отлично уживались с Рори Стормом и его группой.
Они прекрасно знали группу Рори. В Ливерпуле она тогда была популярнее "Битлз". Рори первым позвали в Гамбург. Битлы потому и получили ангажемент, что Рори был занят и отказался. Были и другие ливерпульские группы, у которых дела шли гораздо лучше, чем у "Битлз", - например, Cas and the Casanovas. К отъезду в Гамбург "Битлз" занимали где-то третье или четвертое место в иерархии ливерпульских бит-групп.
"Мы все знали Рори, - говорит Джордж. - В Ливерпуле он был звездой номер один, очень яркий и дикий". Джордж знал группу Рори, поскольку до "Битлз" подумывал пойти к нему. "Я познакомился с Рори, потому что положил глаз на его младшую сестру".
Ударник Рори почти все свободное время наблюдал за "Битлз" и заказывал им песни.
"Мне их барабанщик не нравился, - признается Джордж. - Противный тип с этой своей седой прядью. Но противным типом оказался Ринго, наиприятнейший из всех".
Пит говорит, что помнит Ринго по выступлениям в "Касбе" с Рори Стормом, но остальные его не знали. Битлы еще не скоро познакомятся с Ринго Старром по-настоящему, но впервые они встретились уже тогда.
Кроме Ринго и других музыкантов Рори, друзей у них не завелось. Они редко выходили из клуба и не пытались подружиться с немцами. "Они же все недоумки", - поясняет Джон.
Еще меньше их интересовали британцы, заходившие в клуб. "Когда в зал заходила английская матросня, - говорит Джон, - мы знали: жди драки. После пары рюмок англичане орали: "Вперед, Ливерпуль!" или "Вперед, Помпей!". Банды английских вояк, мля, ищут приключений на свою голову… Еще до закрытия клуба обязательно сцепятся с официантами из-за счета или вообще без повода, а потом будут валяться на полу в отрубе. Официанты доставали выкидухи или дубинки. И все, конец света. В жизни не видал таких головорезов".