Мои друзья, люди сведущие и в русской литературе, и в русской ис- тории, терялись. С одной стороны, текст просто сегодняшний: Америка, заатлантический брат, доллар, доллар - заработанный там и украденный здесь. Но звучит диссонансом явно архаичный "Шуйско-Ивановский гусь". Текстильные эти края были центром предпринимательского бума до рево- люции, сейчас они в глубоком упадке. И с нынешними дельцами, нувори- шами, бандитами слово "гусь" никак не сочетается, слишком ласковое. Сходились на том, что стихи написаны где-то возле 1910 года. Но кто ж тогда автор?
Правильный ответ вызывал удивление: 1875 год, Николай Некрасов, поэма "Современники". Та самая, которая начинается знаменитыми, всем известными строками:
Я книгу взял, восстав от сна,
И прочитал я в ней:
"Бывали хуже времена,
Но не было подлей."
Да, словно удар чудовищной силы отбросил нашу страну на сто двад- цать лет назад, и она опять, спотыкаясь, побрела сквозь ту же самую грязь первоначального капиталистического накопления. Вернее, не ту же самую. Нынешняя грязь - куда более вязкая и глубокая, чем в некра- совские времена, и в ней слишком много крови. Царские чиновники воро- вали и вымогали взятки, но состояний в десятки и сотни миллионов (долларов) все-таки не сколачивали и не были связаны с криминальными группировками. Купцы и промышленники, "тит титычи", отнюдь не были воплощением высокой морали, но все-таки не доходили до заказных убийств (в России их сейчас в среднем два в день), до рэкета, крими- нальных "крыш" и всего прочего, что теперь стало обыденностью.
"Всякому безобразию есть свое приличие!" - говорил сто лет назад чеховский Лопахин. Объективные истоки тогдашних "приличий" и нынешне- го безобразного беспредела понятны. В конце ХIХ - начале ХХ века рос- сийское предпринимательство, - зачастую с привлечением западных капи- талов и технологий, - ориентировалось прежде всего на товарное произ- водство и внутренний рынок. Такое развитие требовало профессионалов. Оно способствовало росту образования и постепенному умножению основ- ного класса-производителя - интеллигенции.
Нынешние же хозяева России стремятся только к престижному потреб- лению западных товаров, начиная от "мерседесов" и кончая какими-ни- будь ваннами с гидромассажем. Получить их немедленно можно только в обмен на экспорт природных ресурсов, и за контроль над ним идет яростная борьба. В результате складывается характерная для самых от- сталых стран "третьего мира" структура общества и экономики, которая намертво привязывает к западным поставщикам, подавляет собственных производителей, исключает какое-либо самостоятельное развитие. Для России все это означает гибель ее науки.
Но помнит ли кто-нибудь, как попали мы в это месиво? С чего все началось? Конечно, с объявленной Горбачевым "перестройки". А какова была ее цель? Многие, большинство, уже начисто забыли.
Для сталинистов и фашистов Горбачев - разрушитель, "агент влияния Запада", сознательно разваливший великую империю. Интеллигенция, как правило, относится к нему снисходительнее: конечно, Горбачев, как не- задачливый водитель на сложной трассе, не справился с управлением, разбил машину и вывалил пассажиров в грязь, но замыслы-то у него были самые лучшие! Он хотел придать социализму человеческий облик, даровал нам гласность, стремился к демократии. Ах, апрельский пленум, обма- нувшая весна обновления!
Да полно, братцы, не так все было. Кто хочет освежить память, пусть возьмет в библиотеке подшивку старых газет, перечитает доклад Горбачева на пленуме ЦК КПСС 23 апреля 1985 года, тот самый доклад, с которого по традиции ведется отсчет времени "перестройки". Нет там ни единого слова ни о гласности, ни о демократии. И мыслей об этом пона- чалу не было у нового генсека. Дайте текст доклада молодому читателю, он, пожалуй, вообще ничего не поймет, не продерется к сути сквозь наслоения словесной шелухи. Но мы, современники, тогда, в апреле 1985 года, обладали особым, за десятилетия навостренным слухом. Сквозь обычные монотонные заклинания партийной риторики ("борьба с бесхо- зяйственностью, потерями, расточительностью, укрепление порядка и дисциплины, реорганизация аппарата и структур управления" и т.п.) мы сразу расслышали главное, расслышали сдавленный крик: " В н а ш е й с т р а н е о с т а н о в и л с я н а у ч н о - т е х н и ч е с - к и й п р о г р е с с! Е с л и н е с у м е е м с т о л к - н у т ь е г о с м е с т а - в п е р е д и к р а х!!! " Вот единственная причина, из-за которой была предпринята попытка "пе- рестройки".
С высочайшей трибуны пленума всего лишь признали то, что дав- ным-давно было ясно миллионам специалистов внизу. И главные надежды внушали не слова, словам давно не верили. Обнадеживало само явление народу бойкого, говорливого генсека после прежних, мумиеобразных. Хо- тя то, что партийной дурости и этому не занимать, тоже стало понятно с самого начала - по объявленной в мае антиалкогольной кампании.
Народ по всему Советскому Союзу выстраивался в километровые очере- ди к винным магазинам, злился, плевался, отводил душу, сочиняя анек- доты на новую тему (Лозунг во дворце бракосочетаний: "От безалкоголь- ных свадеб - к непорочному зачатию!" и т.п.). И в такой, мягко гово- ря, не располагающей к пафосу обстановке, 11 июня 1985 года в ЦК КПСС состоялось "Совещание по вопросам ускорения научно-технического про- гресса", где Горбачев уже конкретно изложил все основные проблемы и задачи "перестройки". С июня, а не с апреля, стало быть, и начался ее подлинный отсчет.
Надо отдать должное Михаилу Сергеевичу, на этот раз он внятно и с пониманием дела сказал о главных п р о я в л е н и я х болезни, по- разившей нашу науку и нашу промышленность:
Производительность труда недопустимо низка, и, самое
угрожающее, - не растет. Вновь создаваемая техника, даже
та, которую мы относим к высшей категории качества, оказы-
вается морально устаревшей уже на стадии проектирования и
не выдерживает сравнения с мировыми образцами. Устарела
структура применяемых материалов, доля пластмасс, керамики,
полимеров слишком мала. И это в то время, когда во всем ми-
ре нарастает настоящий бум химических технологий, производ-
ства специальных материалов, во многом определяющих уровень
современной техники. Вузовская и академическая наука неэф-
фективны. Структура отраслевой науки запутана, отдача от нее также невысока.
Это что же, в с е проблемы, накопившиеся почти за семьдесят лет Советской власти? Получалось, что все, с точки зрения правящей но- менклатуры. И не следует иронизировать над ее слепотой. Наиболее здравомыслящая ее часть, представленная Горбачевым, наконец-то стала осознавать приближение катастрофы и совершенно точно определила, от- куда исходит главная угроза. Вспомним: режим, который не обеспечивает для своей страны постоянного движения курсом научно-технического про- гресса, вступает в конфликт с законами природы и обречен измениться или погибнуть. Если же он упорствует в своем самосохранении, то поги- бает страна. Но Горбачев пока пытался спасти и то, и другое.
Партия любила объявлять свои мероприятия - съезды, пленумы - исто- рическими и даже всемирно-историческими. Июньское совещание в ЦК КПСС можно назвать историческим без всякой иронии. Само бытие советской власти на единственно реальной, научно-технической основе, начавшееся в апреле 1918-го общими наметками ленинских "Очередных задач", закан- чивалось в июне 1985-го предельно конкретными задачами горбачевского доклада. Вот они:
Самое главное, наладить массовое изготовление техники
новых поколений, способных дать многократное повышение про-
изводительности труда, открыть пути к автоматизации всех
стадий производственных процессов. Катализатор прогресса -
микроэлектроника, вычислительная техника, вся индустрия ин-
форматики. Надо сделать экономику максимально восприимчивой
к научно-техническому прогрессу, обеспечить жизненную заин-
тересованность в этом всех звеньев народного хозяйства.
Приоритетное значение нужно придать развитию фундаменталь-
ной науки, именно она - генератор идей, открывающих прорывы
в новые области. Нужно круто повернуть академические инсти-
туты в сторону расширения исследований, имеющих техническую
направленность, повысить их роль и ответственность. Вузы
должны увеличить объем научно-исследовательских работ в 2 - 2,5 раза. В с ё.
Такова была первоначальная, п о д л и н н а я программа "пере- стройки". Не отыскать в ней даже мимолетного упоминания о гласности, демократии, правах человека. Ни полслова не было сказано о малейшем движении в сторону рыночных отношений. Зато гремела в голосе генсека привычная партийная медь: "Нужно удвоить, утроить усилия, чтобы не допустить отставания!… Перед нами громада дел - новаторских, масш- табных, трудных. Сумеем ли мы с ними справиться? Центральный Комитет уверен, что сумеем. Обязаны суметь!" Вот так.
Нет никаких сомнений: все направления действий были определены со- вершенно точно и выполнение намеченных планов безусловно спасло бы и страну, и режим. Если бы… если бы не пустяшная загвоздка: именно при этом режиме именно такие планы были принципиально невыполнимы. Понимал ли Горбачев в 1985 году, что первопричина всех бед - сама сталинская система, что при ее сохранении никакой научно-технический прогресс больше вообще невозможен, а потому и смысла нет биться за частности, вроде автоматизации? А может быть, понимал, но надеялся на старинное врачебное правило: "Исцели от симптомов, и ты исцелишь от болезни"?
Если так, надежды его длились недолго. Окаменевшая, мертвая систе- ма разрушалась сама, но ничего не позволяла перестроить. Ни один "симптом" не поддавался! Например, научная номенклатура (прежде всего Академия Наук СССР) в 1985 - 1987 годах один за другим выдвигала про- екты "коренной реорганизации" науки, которые сводились, по сути, к новой градации должностей научных сотрудников и имели единственную цель - сохранить систему пожизненной оплаты за ученые степени.
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить: поскольку цель "перестройки" - научно-технический прогресс, дело может сдви- нуться только при опоре на интеллигенцию. В ней надо было пробудить давно угасший энтузиазм. Но как? И на апрельском пленуме, и на июнь- ском совещании вскользь были обронены слова о повышении престижа ин- женерного и научного труда, включая прибавку в оплате. Большого впе- чатления они не произвели, тем более, что денег для их подкрепления в казне не было. Требовалось придумать нечто иное - радикальное и в то же время дешевое.
На памяти был пример: хрущевская "оттепель". Какое воодушевление вызывали тогда у интеллигенции разоблачения сталинских преступлений и самые незначительные послабления, дарованные литературе! Какими успе- хами науки и техники все это отзывалось! А еще вспоминались, посколь- ку прилавки магазинов все больше пустели, единственно сытые советские годы - годы НЭПа. Вспоминался задушенный вместе с НЭПом ленинский, а потому несомненно социалистический, план "цивилизованной кооперации". Наконец, вспоминалось классическое, еще марксово положение о том, что любой труд (а значит, и творческий) тем производительнее, чем лично свободней производитель.
Так постепенно, постепенно и началась (фактически, только с январ- ского пленума 1987 года), и разогналась лавиной "перестройка", исто- рию которой помнят уже все. "Перестройка", не закончившаяся до сих пор. Вернее, закончившаяся, как промежуточным финишем, извечным рос- сийским вопросом: к т о в и н о в а т?
А виноват, разумеется, не один Горбачев, хотя и его доля вины не- померно велика. На сложнейшем историческом повороте у штурвала власти оказался человек, не наделенный ни талантом, ни волей реформатора. Оказался секретарь обкома, сделавший свою карьеру единственно возмож- ным путем - путем аппаратных интриг, и другого способа действий прос- то не понимавший. Он решил, что в его новой должности изменился толь- ко масштаб интриг, и стал вести их с размахом на всю страну.
Подчеркнуто делая шаг за шагом по пути разумных преобразований, - вводя гласность, позволяя разоблачать ужасы сталинизма, разрешая ин- дивидуальную трудовую деятельность и кооперативы, наконец, вводя си- стему все более свободных выборов, - он одновременно санкционировал действия ГБ по созданию фашистских организаций и развязыванию фашист- ской пропаганды, то есть легализовал в обществе крайнюю форму безу- мия. Даже по существовавшим тогда советским законам это было преступ- лением.
Умысел двуличного реформатора понять нетрудно: во-первых, давая больше воли интеллигенции, он хотел иметь под рукою пугало для той же интеллигенции. Чтобы не слишком заносилась, боялась, прижималась к нему. А во-вторых, он благословлял госбезопасность, давно уже доехав- шую на коньке "борьбы с сионизмом" до полной потери рассудка, на ре- шение ее собственной перестроечной задачи: путем яростной антисемит- ской кампании (с использованием крикливых фашистских группировок, со- ответствующих литературных журналов и газет, телеэфира, слухов о предстоящих погромах) запугать и выдавить из страны советских граждан еврейского происхождения. В нарождавшейся либеральной прессе это яв- ление сразу получило название "депортация страхом". В результате, за 1988 - 1991 годы удалось вытолкать из СССР свыше 600 тысяч человек (в том числе, из РСФСР - около 500 тысяч), абсолютное большинство кото- рых до этого, несмотря на все прошлые притеснения, и не помышляло ни о каком отъезде.
Это была попытка "окончательного решения еврейского вопроса" на гэбэшный лад. Несомненно, гораздо более гуманная, чем на нацистский лад, но ударившая в итоге по Советскому Союзу и России, пожалуй, с не меньшей силой, чем когда-то по Германии. Если считается, что Германия в 30-х - 40-х сильнее всего пострадала от изгнания крупных ученых и технических специалистов еврейского происхождения, то в Советском Со- юзе на "крупные" посты лица с дефектными анкетами и так не допуска- лись, а несколько стариков, выбившихся в "оттепельные" времена в академики и в застойные годы использовавшиеся режимом в рекламных це- лях, никуда уезжать не собирались. Главный урон для нашей страны за- ключался в том, что уезжавшие (бежавшие) в основной массе своей были интеллигенцией среднего звена, рабочими лошадками инженерных, врачеб- ных, преподавательских коллективов. (Когда в 1993 году пришлось де- лать операцию младшему сыну, в детской больнице, принимая его, честно предупредили: "Учтите, почти все наши опытные хирурги уже уехали".)
Эмиграция - дело страшное и горькое для большинства эмигрантов, но с точки зрения экономической науки, которая эмоции не учитывает, эмиграция - всегда убыток для той страны, откуда бегут ее граждане, и прибыль для той, где они находят пристанище. Существуют даже коли- чественные оценки для такой потери (прибыли). Цифры, предлагаемые разными источниками, весьма разнятся в зависимости от конкретных об- стоятельств, например, образовательного уровня эмигрантов, конъюнкту- ры в конкретных странах, да точность здесь и невозможна. Но даже если принять умеренную величину - 1 миллиард долларов на 10 тысяч эмигран- тов, получится, что только с волной еврейской эмиграции 1988-91 годов Россия потеряла (а Израиль, США, Германия, соответственно, приобрели) примерно 50 миллиардов долларов. Организаторов этой депортации следо- вало бы судить не по пресловутой 74-й статье УК РСФСР с ее расплывча- тыми формулировками ("Об ответственности за разжигание межнациональ- ной розни"), а по гораздо более суровым статьям того же уголовного кодекса - за причинение ущерба государству в особо крупных размерах.
Фактически, потери страны были гораздо большими, учитывая нашу и без того катастрофическую нехватку людей. Но главный ущерб оказался вообще несоизмерим с потерями, вызванными бегством евреев. Случилось то, что неизбежно должно было случиться в таком многонациональном го- сударстве, как Советский Союз: появление в России фашистских группи- ровок, явно покровительствуемых властями, откровенная фашистская про- паганда, развернутая претендовавшими на солидность литературными жур- налами и поначалу производившая ошеломляющее впечатление, - все это немедленно отозвалось в союзных республиках. Там стали бурлить и про- рываться давно копившиеся собственные национальные страсти.
И тогда Горбачев опять повел себя в своем духе: вместо решитель- ных, открытых действий, которые могли бы отрезвить национал-авантю- ристов и продлить жизнь Советскому Союзу, он позволил натравливать один народ на другой. (О плохо замаскированном участии спецслужб в организации сумгаитских, ферганских, бакинских погромов писали уже по следам событий. А иезуитское поведение Горбачева, его увертки, тру- сость, ложь у многих до сих пор на памяти.)
Как видно, он хотел, чтобы распаленные враждой народы видели в центральной власти арбитра и соперничали за ее покровительство. Он сам не понимал, какие чудовищные силы выпускает на волю. Конечно, интриги одного человека, будь то даже президент и генсек, не смогли бы разрушить страну до основания. Но они могли сыграть - и сыграли - роль катализатора разрушительных процессов. "Процессы пошли" уже по- мимо его воли. Пошли вразнос.
Общий результирующий вектор у всех этих хаотических движений, ко- нечно, был. Но в конце 80-х мы, интеллигенция, еще не понимали, куда он ведет. Мы зачитывались запрещенными прежде романами, обсуждали последние "горячие новости" постепенно рассекречиваемой советской ис- тории, напряженно следили за борьбой демократических журналов с про- вокаторскими, фашистскими изданиями. Мы прекрасно понимали: какие бы зигзаги ни выписывала "перестройка", ее конечная цель, все равно, - возобновление и ускорение научно-технического прогресса, без него у страны просто нет будущего, и этот прогресс невозможен без демократии и свободы личности.
Мы надеялись на победу разумных сил. Радовались любым фактам, ко- торые казались приметами поворота к делу. Году в 90-м промелькнуло сообщение: отказались продать японцам за миллиард долларов фонд от- клоненных заявок на изобретения. (За десятилетия их скопились сотни тысяч. ВНИИ Государственной патентной экспертизы давно превратился в похоронную контору идей. По логике застоя, спокойнее и дешевле было отказать изобретателю, чем дать ему вместе с авторским свидетельством право требовать внедрения и вознаграждения. Здесь нелишне вспомнить, с чего советовал твеновский Янки, попавший в королевство Артура, на- чинать научно-техническую революцию: "Вы прежде всего должны основать бюро патентов!") Объявили: не отдадим японцам наши идеи, сами пере- смотрим все отклоненные заявки, сами используем! Чем не повод для радости?
Радовались тому, что стали зарождаться первые научно-производст- венные, научно-исследовательские, опытно-конструкторские кооперативы и малые предприятия. Материально - совсем слабенькие, плохо оснащен- ные. Но - независимые, вольные, привлекавшие к себе творческих людей с идеями и энергичных организаторов, способных эти идеи реализовать.