Так вот: согласно кривой Снукса-Панова, и развитие человечества в целом достигнет сингулярности в первой половине XXI века. Ученые, изучающие разные проблемы, развивающиеся по этой кривой, называют разные даты, но все сходятся на одном и том же периоде плюс-минус 20 лет: 2045 год (понимаете теперь, откуда название у конгресса?)
Должен сказать, что человечество не первый раз достигает в отдельных сферах жизнедеятельности точки сингулярности.
Например, в конце XIX века в сингулярность должен был упереться рост конского навоза в городах. Люди богатели, скорости возрастали, появился общественный гужевой транспорт, лошади были нужны всем – конское дерьмище неудержимо заполняло улицы; сбрасывалось, несмотря на запреты, в каналы и реки; нас ждала гибель. А чем все кончилось? Правильно: революцией. Появлением автомобиля. Парадигма гужевого транспорта перешла из прогрессии в регрессию, зато автотранспорт стал развиваться по кривой Снукса-Панова (вначале это было незаметно, а нынче – посмотри в окно).
Еще пример, уже из наших дней: библиотеки. Число книг, брошюр, авторефератов, газет, журналов, каждый экземпляр которых издатели были обязаны отправлять в библиотеку, росло по такой экспоненте, что физически никаких хранилищ, даже "Ленинки" не хватило бы и не могло хватить (в библиотеке Ярослава Мудрого было, для примера, всего 500 томов). Библиотеки во всем мире пытались как-то эту тенденцию оседлать – в конце XX века появились микрофиши, микрофильмирование – но в итоге с появлением электронных текстов российские классические библиотеки революцию начисто проиграли и ушли в регрессию. Сегодня московская РГБ, или питерская Публичка, не говоря уж про их городских-районных братьев-сестричек, представляют собой чуланы времени, в которые ходят либо безумцы, либо несчастные диссертанты, потому что прочие люди посещают библиотеки электронные (кто идет в Lib.ru, кто скачивает библиотеку Траума, кто ищет нужные книги на "Альдебаране"). Зато библиотеки электронные развиваются сегодня именно по кривой Снукса-Панова.
Впрочем, сейчас – не о технических прогрессиях, не о математике, а о пределах развития человечества, в которые мы упремся совсем скоро.
Скажем, для антрополога очевидно, что нравственность – это всего лишь природный механизм, который позволяет человечеству развиваться без самоуничтожения: сдерживающий природную агрессию фактор. А что произойдет с нравственностью в точке сингулярности?
Или – еще вопрос – будет ли в постсингулярную эру человечество продолжать свое развитие посредством белковых тел? Или информационное 3D-нечто, на которое записана информация о нас как о личностях, будет тоже считаться человеком? А может ли одна и та же личность существовать сразу в нескольких телах (мы же ведь один файл записываем без проблем на нескольких носителях, правда?)
А что такое личность?
А что такое человек?
А что такое жизнь, смерть и бессмертие?
А если человек равен информации о нем, то как фиксируется эта информация и можно ли ее копировать? (Потому что квантовые состояния, например, не копируются по определению).
Я не просто так эти(ми) вопросами задаю(сь). Еще в 1960-х американский историк науки Томас Кун в своей книге "Структура научных революций" (найдете без труда в электронных библиотеках!) высказал идею, что революция, оставляя научные термины прежними, наполняет их новым смыслом: так это, например, случилось с понятиями "времени" и "пространства" после Эйнштейна.
Вот, скажем, на конгрессе в Москве всерьез обсуждали создание аватара – небелковой копии человека, технологически превосходящей его. И отдельные элементы аватара – включая конечности или воспроизводящую мимику лицо – можно было на конгрессе не только увидеть, но и потрогать. Так вот: грядет ли нам на смену сверхчеловек? Что будет значить "человек" после прохождения точки сингуляции? Останемся ли мы людьми в новых телах? Имеет ли перспективы трансгуманизм, предполагающий развитие человечества в телах нечеловеческих?
Теория Дарвина ведь не тем потрясала основы, что вывела человека от примата без посредничества высшей силы. А тем, что убрала человека из конечной цели эволюции, а саму эволюцию определяла как спонтанный процесс приспособления к внешним условиям. То есть Дарвин первым сказал, что мы – не венец всего сущего, а в некотором смысле случайный результат того, куда природная кривая вывезет.
Я пишу об этом оттого, что, прослушав полсотни докладов ученых умов, услышал вопросы, которые может задать каждый, но ответа на которые не знает никто.
Я пишу и потому, что, будучи погружены в собственные, маленькие, локальные парадигмы (например: как сменить свою иномарку на новую, не уйдя в овердрафт по выплате ипотеки? Или: следует ли голосовать против Путина, увеличивая тем шансы на появление в России автобанов, а также непропагандистских каналов телевидения? – здесь я парадигмы и схемы перевел в форму вопросов) – мы забываем о глобальных изменениях, которые могут перечеркнуть и наши глупости, и мелкие злодейства.
Что произойдет, когда машина по разуму сравняется с человеком?
Следует ли признать права человека за искусственным интеллектом или за человеческим интеллектом в искусственном теле?
Каковы будут источники энергии в мире, где кончится нефть?
Сможем ли мы передавать электричество по воздуху, а добывать его из солнечной энергии, как об этом докладывал на конгрессе академик РАЕН Дмитрий Стребков?
Есть ли квантовое объяснение тому, почему мы не можем предсказывать будущее?
Изменяет ли информационная эпоха наши представления о том, что есть жизнь и что есть смерть?
Кто после человечества?
Какие там Путин, Обама, Саркози, Навальный, Сирия, Ближний Восток, оппозиция, коллекция весна-лето 2012, айпэд, айфон!
Перед нами открылась бездна, звезд полна. Звездам числа нет, бездне дна.
P.S.
Пока не забыл, вдогонку.
1. Футурологу не мешает знать, что приличная визитная карточка способствует коммуникации.
2. Если есть идеи о том, как осчастливить человечество, пишите об этом увлекательную – подчеркиваю – книгу. Например, серьезная научная Ричарда Докинза "Расширенный фенотип" (я ее сейчас читаю) начинается с завораживающей фразы "Этот труд – беззастенчивая пропаганда. Я прямо выступаю за вполне определенный взгляд на животных и растения и за определенный способ изучения того, почему они делают то, что они делают". А книга Джареда Даймонда "Коллапс" (о том, почему исчезают цивилизации) начинается с описания двух молочных ферм, одна из которых умерла, а другая – процветает. Сравните с российскими научными трудами.
3. Большую Историю (то есть историю Вселенной, начиная с Большого Взрыва) в России неплохо бы преподавать.
4. Сумасшедшие в футурологии не исчезнут, но перестанут профанировать футурологию, когда общество начнет обсуждать проблемы будущего столь же увлеченно, сколь и проблемы настоящего.
2012
29. На коленях перед Канделаки//
О том, как расплевывается интеллигенция, и о пользе извинений
(Опубликовано в "Огоньке" http://kommersant.ru/doc/1881545)
Творческий класс России накануне выборов оказался не просто расколот. Стороны от раскола перешли к взаимному оплевыванию. Пора остановиться.
У фронтмена группы "Странные игры" Виктора Сологуба непростые времена: на него ополчились друзья. Увещевают, взывают – кто к совести, кто к разуму. Целая буря в фейсбуке.
Сологуб – динозавр русского рока. Из тех, кто играл еще в ленинградском рок-клубе на Рубинштейна.
Я с ним немного знаком, а моя жена – так хорошо знакома. Стихи француза Филиппа Лебо к песне "Солнце встает над городом Ленина" переводила именно она (Джоанна Стингрей, к слову, позже перевела их на английский).
Что случилось с Сологубом? Ничего особенно. Он сказал, что будет голосовать за Путина, – только и всего. И еще сказал, что проклятый Запад хочет Россию сгубить посредством оранжевой революции.
Благодаря социальным сетям точка зрения Сологуба стала всем известна. И все его друзья – и режиссер и клипмейкер Кальварский, и музпродюсер и светский волк Аркаша Волк, и дизайнер Дмитриев, и ресторатор Парпаров – дружно и публично призывают его одуматься. А он в ответ перепощивает тексты типа "однополярная милитаристская машина США навязывает миру…", называет рассылку от белоленточников "какашками" и радуется, что митинг в поддержку Путина так много народу собрал.
Ситуация – совершенно невозможная до декабря 2011-го, до выборов в думу, до протестов, до арестов и снова протестов.
Потому что до декабря считалось по умолчанию, что творческий класс, то есть те, кто работает со смыслами, они:
а) монолитны в своих взглядах на происходящее в России;
б) они против того, что происходит в России, а происходит в ней владимирпутин (в одно слово, с маленькой буквы).
То есть что все мы – такой коллективный гражданининпоэт, где Быков от пишущих, Ефремов от играющих, а Васильев от творческих управленцев.
Выяснилось – ни фига подобного.
Ситуация больше напоминает времена после Октября 1917-го. Тогда лучшие (Горький, Бунин, Цветаева, Репин, Рахманинов) уехали или (Пастернак, Мандельштам, Ахматова) скрылись во внутренней эмиграции, однако и большевистскую власть остались воспевать не худшие: что прикажете делать с Есениным или Маяковским (да и Пастернак пару раз не удержался)? А, черт побери, уж Блок-то, Блок – с его "Двенадцатью", "в белом венчике из роз впереди Иисус Христос"?!
И можно, конечно, теперь говорить (обращаясь мысленно к Сологубу), что Маяковский, Блок и Есенин за свой выбор заплатили сполна, а Горький, вернувшись, скатился в бесплодие, – но ведь такой они выбор делали сами? Сами. Безо всякого принуждения.
Вон и сейчас увещеватели Сологуба в изумлении смотрят на списки доверенных лиц Владимира Путина. Ну ладно, с Говорухиным ситуация объяснима: у старых режиссеров, теряющих талант, часто случается любовь к потенциальным финансам (это вроде кинематографического Альцгеймера, не щадящего ни правых, ни левых). Но Сергей Бугаев-Африка, мальчик-бананан из перестроечной "Ассы"?! Алиса Фрейндлих?! Михаил Пиотровский?! Аркадий Новиков?! Анна Нетребко?! Они-то как?!
Никак не могу принять пошлые объяснения. Сопрано Нетребко – это не попса, которая в денежном чёсе днем споет на корпоративе Ирода, а вечером – у Христа. То есть вряд ли Нетребко интересуется взглядами тех, кому поет – но еще менее вероятно, что торгует своими взглядами за деньги. У нее для торговли, слава богу, голос есть. И не избирательский.
Не случайно известный – хотя тихий, по сути – ролик Чулпан Хаматовой в поддержку Владимира Путина вызвал не просто бурю, а ураган. Потому что от Хаматовой такого никто не ожидал. Ее считали эдаким доктором Рошалем в юбке (и всех потом поразило, что среди доверенных лиц Путина оказался знающий цену нынешней медицине сам Леонид Рошаль).
Тут необходимо высказать одно соображение. О том, почему столько уважаемых людей – включая Чулпан – сделали странный (на взгляд противоположной стороны) выбор.
Мне кажется, в основе лежит желание быть первыми среди тех, кому достаточно быть вторыми. Сейчас поясню. К этому меня подвел Юрий Антонов – пожалуй, самый знаменитый наш мелодист (и попробуйте-ка сию секунду не напеть про себя "Ах любовь, золотая лестница" или "Под крышей дома твоего" – пусть даже считаете их распопсовой попсой). Я как-то на записи его спросил, правда ли, что он собирался эмигрировать в США. Антонов ответил, что да, и что даже съездил в Америку – присмотреться. Я спросил, почему он не остался. И Антонов ответил до предела откровенно: да потому, что послушав на Бродвее играющих бесплатно музыкантов, понял, что придется потратить всю жизнь только на то, чтобы приблизиться к их уровню мастерства. Не веря своим ушам, я переспросил: то есть он понял, что не будет первым, и потому решил довольствоваться первым среди вторых?!
И Антонов кивнул.
После чего я музыку его не полюбил, но его самого зауважал – немногие решатся честно обозначить свое место на карте.
Вот и Россия в целом – страна второго ряда в мировой системе. Не потому что русские глупые – ого, какие таланты мы дали миру! – а потому, что наша авторитарная, самодержавная система устарела. Она была демонтирована в Европе еще в XIX веке, а у нас сохранилась до сих пор. Мы обречены быть вторыми, как обречен быть вторым пилот на "Жигулях", если только не поставил под капот баварский движок. В этой архаичной системе, однако, есть ниши (как Дмитрий Быков удачно выразился – "складки империи"), в которых бывает жить невероятно уютно. Тогда нашим писателям можно получать премии, соревнуясь с подобными, а не с Умберто Эко или Мишелем Уэльбеком.
И Чулпан Хаматова, на мой взгляд (как бы ни было мне неприятно об этом писать), поддерживая владимирапутина, поддерживает свою миссию спасительницы детей, только в стране второго ряда и возможное. Превратись мы в страну первого ряда, не пришлось бы собирать детям деньги, без которых они помрут. Потому что в европейских странах 100 % расходов на лечение детей покрывается обязательным страхованием. И если и действует в Германии благотворительный Институт Стефана Морша, то это не фонд по сбору средств, а банк доноров костного мозга, основанный в 1984-м отцом умершего подростка. Вот этот банк, да, действует на средства благотворителей. Но операции по пересадке костного мозга благотворители не оплачивают, и Ангела Меркель игрой на роялях, посверкивая "Брегетом", деньги на помощь умирающим не собирает. И Чулпан Хаматова, поддерживая человека, при котором страхование есть, а детей не оперирует, эту ситуацию – со своим статусом честной спасительницы – вольно или невольно закрепляет. И относиться я к ней могу примерно как к Блоку после "Двенадцати". (Недавно, читая трехтомник "Русская революция" Пайпса, я как раз параллельно открыл "Двенадцать", чтобы с мазохистской отрадой беззвучно возопить: КАК-ОН-ТАКОЕ-МОГ?!)
Все, и будет об этом.
Я ведь не просто о новом расколе хочу написать. И даже не о том, что этот раскол будет куда глубже раскола времен перестройки, когда было ясно, что за КПСС и СССР ратуют творцы даже не второго, а двадцать второго разбора, прилипшие к кормушкам, поилкам и распределилкам.
А о том, что новый раскол в последние недели перешел в фазу оплевывания, когда борьба идей ("мы за унитарное великое государство!" – "мы за конфедерацию великих людей!") перешла в серию попыток унизить, оскорбить, вывести из себя – и довольно подлыми способами. И я даже не хочу разбираться, началось ли это с известного высказывания, что раз Акунин этнический грузин, то понятно, отчего он не любит Россию.
Лично для меня все началось, когда я сцепился в твиттере с Сергеем Минаевым, телеведущим и автором "Духless’а".
Я с ним познакомился тогда, когда он еще телепрограмм не вел. О романе его я мнения был невеликого – хотя бы потому, что читал великую "Гламораму" Брета Истона Эллиса, первыми ста страницами почти неотличимую от "Духless’а", зато потом выносящую мозг: о, вот книга! Однако эффект фантастической популярности Минаева мне был, конечно же, интересен. Да и Минаев был интересен – он умен, и у него есть дар наблюдателя (помню, как про хоругвеносных нацистов он заметил: "О, с этими атомными православными держи ухо востро! Того и гляди последний Vertu сопрут!").
Я сделал с Минаевым интервью, мы перешли на "ты", у нас были хорошие отношения, и я пригласил его в 2007-м на запись для ТВЦ программы "Бойцовский клуб" в московскую "Билингву" – в качестве гостя с "моей" стороны. Противниками нашими были – ха-ха! – Алексей Навальный и его гость Константин Крылов, после имени которого Яндекс обычно выдает "идеолог русского нацизма". И случилась, понятное дело, большая махаловка, то есть программа удалась. Удалась настолько, что ее запретили в администрации президента. А почему запретили – это вопросы к нынешнему вице-премьеру, тогдашнему замглавы администрации Владиславу Суркову. Я не знаю, чем это не прописанное ни в одном законе ведомство руководствуется при построении во фрунт телевидения.
Так вот: я считал искренне, что мы с Минаевым по-прежнему в одном стане. Может быть, потому, что не видел Минаева на федеральном ТВ, и что он среди "запутинцев", и помыслить не мог.
И вдруг, пару недель назад, ответив на какую-то реплику Минаева в твиттере, я получил в ответ по морде по полной программе – и понеслось. То есть понеслись оскорбления меня лично, а не выпады против тех идей, которые кажутся мне разумными. Нарушался неписаный закон, о котором я всегда говорю студентам: "В эфирной драке деритесь с социальными ролями, но не с живыми людьми, иначе вы никогда не останетесь в хороших отношениях".
И вот уже вслед за Минаевым какая-то шавка, из тех, что публично говорят гадости о чужих женах, – подлетела и загавкала. Я зарычал в ответ. И понеслось. И опять. Смешались в кучу.
Меня, по счастью, оттащили от твиттера – сам бы не остановился. А остановившись, оглянулся. И ужаснулся. Эта свара и эта грызня шли везде и всюду. Сторонники Навального упражнялись в склонении фамилии Путина, хотя в своей фамилии Путин точно не виноват. А сторонники Путина упражнялись в склонении фамилии Навального. А мой ЖЖ, сочувствующий тем, кто замыкал на Садовом "белое кольцо", заваливался унизительными (для всех сторон кольца) рисунками на тему того, что и с чем там соединяется. И я вспомнил, как незадолго до ругани с Минаевым я написал в твиттере дико обидные и в силу одного этого непристойные слова Тине Канделаки – и бессмысленно теперь объяснять, в пылу какого потрясения написал. (Ну да, был потрясен: неужели ж ты, Тина, не видишь, рядом с кем оказалось, во что превратилось за последние десять лет наше ТВ, на котором самый лучший сегодняшний телеведущий – все равно второго сорта, потому что, чтобы быть первого сорта, нужно соревноваться с Парфеновым, с "Куклами", с "Итогами", с Шендеровичем, с Хрюном и Степаном, – то есть с теми, кто умеет, а не с теми, кто допущен?!)
И вот тут, когда я понял, что натворил, то понял, что сижу по уши в дерьме. Ну, или мы сидим по уши в дерьме. Я понял вдруг злобу и отчаяние Бунина, кошмары взаимных обличений в газетах 1920-х; вообще понял эмоциональную подоплеку Гражданской войны, когда брат на брата, сестра на сестру, Собчак на Канделаки, Хрюн на Степана, – только тогда было уже не просто гадко и обидно, а гадко и насмерть.
И я схватил телефон звонить Канделаки. Ну, ко меня детская пришла идея – что если извинюсь, все простится: мирись-мирись, и больше не дерись; сопли распустим – никого не пустим… Но мигом понял, что раз оскорблял публично – то и извиняться нужно тоже публично. Наступало как раз Прощеное воскресенье, было невыносимо от декорационности, фальшивой декорационности – просить прощения по твиттеру в это число (хотя Березовский, вон, у народа России в Прощеное воскресенье прощения попросил). В общем, решил выждать денек.
А когда день миновал, я вдруг встретил Тину на записи программы на Первом канале у Андрея Макарова. И, к ужасу Макарова – у него-то там сценарий был, план, тема! – прямо на записи, раз уж это федеральный канал, вышел перед Тиной, нарушил границу между двумя лагерями, объяснил всем, в чем дело, бухнулся на колени: "Прости ты меня, дурака, – виноват".