4. Жидкое "я"
Если человека вскрыть, первое, что покажется, - кровь. Красная соленая теплая влага. Древние считали ее сгустком души, особой удивительной субстанцией, в которой материальное переходит в нематериальное, плотское - в более чем плотское, земное в надземное. Отсюда множество табу и ритуальных ограничений, связанных с кровью и ее использованием. Кровь - таинство, загадочное содержание человеческого футляра, его субтильное, жидкое "я". Кровь - жизнь, ее тайна. Не случайно у некоторых мистически ориентированных большевиков (Богданов) была популярна идея, что равномерное разделение (через переливание) между собой крови всего человечества должно увенчаться достижением всеобщего бессмертия. Это Богданов описывает в уникальном фантастическом романе "Красная Звезда". (Кстати, сам он погиб во время опыта по переливанию крови, когда уже после революции возглавлял "Институт крови"!) В нашем веке у больше-виков-богостроителей, как и у древних скифов или трансильванских вампиров, таинство крови вновь на короткий момент стало в центре культурного и социального внимания.
Война - блестящий случай убедиться в силе этой древней чувствительности. Таинство войны сопряжено с таинством крови.
И снова обратимся к гениальному Юнгеру, писавшему об этом на основании потрясающего личного военного и экзистенциального опыта:
"Да, это жажда крови. Она осолена ужасом, но это - опьянение. Такая ненасытная жажда крови. Раздирает она воина, покрывает накатами красных волн, когда воздыхающие облачности гибели плавают над полями жестоких схваток. Человек, никогда не сражавшийся за свою жизнь, не может вкусить этих красок. Странная вещь, но появление врага на горизонте приносит вместе с последней степенью испуга облегчение от тяжелейшего, почти непереносимого ожидания. Сладострастие крови бьется над войной, как красный парус мрачной галеры. Бесконечность ее желания сближает жажду крови с любовным жаром. Она перенапрягает нервы, когда в лихорадочных городах под дождем из цветов маршируют колонны "morituri", "шагающих на смерть" во фронтовом марше в сторону вокзала с последним эшелоном. Она кипит в толпах, издающих истошные вопли победы, обращенные к этим людям. Она - часть эмоционального содержания солдат, марширующих, как обещанная смерти гекатомба. Накопленное за дни, предвосхищающие сражение, за полные болезненного напряжения часы ночных дозоров, когда вспышки залпов освещают цепи стрелков, сладострастие крови бьет, как пенная ярость, пока человеческие валы не бросились в бойню грязной зоны ближнего боя, врукопашную. Все желания тогда сливаются в единое желание: броситься на противника, повинуясь зову крови, рвануться на него, без оружия, в головокружительном опьянении, с единой силой напряженных кулаков. Так было всегда". ("Война - наша мать", глава 1.)
5. Родину знают даже растения
Пока мы говорили о духовно-экзистенциальном аспекте войны. Но есть в войне иной, имманентный, жизнеутверждающий компонент, касающийся общей системы ценностей.
Война заставляет человека заново и ценой огромного личного усилия утвердить свою принадлежность к общине. В этом социальный или национальный, если угодно, смысл войны. Война всегда дело коллективное, направленное на какую-то общую цель - либо на сохранение народа или государства, либо на увеличение их мощи, их пространств, их жизненных регионов. Но все эти типы войны связаны с понятием уникальности культурной формы, так как именно конкретная и особенная культурная форма делает народ народом, а государство государством. В войне решается судьба и степень укоренения реальности сложного коллективного проекта, дающего смысл существования народу или цивилизации - как в малом, так и в великом. Всегда приходит момент, когда на эту культурную форму обрушивается враг, желающий ее надломить, раскрошить, переварить, присвоить. Или наоборот, всегда приходит момент, когда сила, мощь и переизбыток внутренней энергии требуют выхода. А осуществиться это может лишь за счет другого.
Как бы то ни было, нет-нет да и забьет тревожный колокол войны. Нет-нет да и потянет свежей кровью пронзительный ветер, безошибочно угадываемый теми, кто более всего настроен воевать. Война имеет начало и конец как исторический период. Но своей неизбежностью, своей повторяемостью, постоянством своих глубинных онтологических причин она превосходит историю, подчиняет ее себе. Это придает ей особое величие. Если люди не будут защищать свой народ и свою веру на войне, они потеряют связь с этим народом, превратятся в жалкие бродячие атомы, а вера их утратит спасительную силу, станет плоской, недейственной, ханжеской мелкобытовой моралью. Отказ от войны, бегство от войны, неготовность к войне свидетельствуют о глубоком вырождении нации, о потере ею сплоченности и жизненной, упругой силы. Тот, кто не готов сражаться и умирать, не может по-настоящему жить. Это уже призрак, полу-существо, случайная тень, несомая к развеиванию в пыли небытия. Поэтому везде, даже в самой мирной из цивилизаций - в христианской цивилизации, никогда не прекращался культ войны и культ воина, защитника и хранителя, стража тонкой формы, которая и давала нации смысл и содержание. Не случайно так почитаем православными Святой Георгий, воин за Веру, заступник за православный люд, спаситель еще земного, но уже православного (т. е. уже ставшего на небесные пути) царства.
Ценности народов, культур и обществ доказываются в войне и через войну. Ценно то, что оплачено кровью. Прекрасно то, в основе чего лежит самоотверженный подвиг. Возвышенно то, за что не жалко отдать множество жизней, - свою и чужие. Роди-
на - это понятие напитано смертью и кровью тех, кто полег в великом деле создания порядка из разрозненных фрагментов реальности. Родина - конкретная форма, объемлющая все ценности, все утверждения, все трансперсональные запасы эмоционального мира, пронизывающие роды и поколения. Юнгер справедливо замечал, что "Родина пробуждает настолько изначальное чувство, что оно присуще даже растениям, которые категорически отказываются расти на чужеродной почве". Как эпитафия, как возвышенное оправдание погибшим только одно это священное слово, и война как путь приобретает новый смысл, доступный уже не только пассионарному добровольцу, богатырю, герою или ландскнехту, но и любому простому человеку, к которому обращается в интимный момент голос его собственной природы. "Ты можешь бояться прямого контакта со Смертью и кровью (хотя напрасно ты так поступаешь), но перед лицом Родины, ценности выше всех ценностей, ты не имеешь права наличное мнение, на свою позицию. Ты обязан идти на войну. У тебя нет выбора".
Тот, кто не признает ценности выше самого себя, т. е. тот, кто не готов однажды умереть за идеал, одной из самых чистых и конкретных, плотно схватываемых форм которого является Родина, тот не имеет права называть себя человеком. У него нет достаточного онтологического основания для того, чтобы жить.
6. Исполнить то, что обязаны
Как дико контрастирует все это, казалось бы настолько понятное, само собой разумеющееся, самоочевидное, с тем настроем, который царит сегодня.
И не только в пацифизме дело. Складывается впечатление, что размыты, обветшали важнейшие связи, нити, жилы, которые должны в нормальном случае соединять мысль и действие, идеологию и психологию, манеру размышлений и набор тем, элементарную логику поступков и каналы их осмысления, оценки прошлого и выбор будущих путей... Такого дрянного состояния, как сегодняшнее, видимо, никогда еще не было. Тысячи диагнозов с разных сторон можно было бы поставить нашей ситуации, и все они будут крайне пессимистичными, горькими, не внушающими надежд.
Среди прочего ясно и то, что мы напрочь потеряли волю к войне, что мы предали войну, что мы, то ли устыдившись, то ли перетрусив, то ли окончательно потеряв рассудок, отказались исполнять то, что обязаны делать в минуты грозового набата все народы - т. е. воевать.
Тьмы народов и народцев, культур и культов бросили нам, русским, смертельный вызов. Запад как цивилизация отказывает нам в праве на то, чтобы мы могли быть иной, отличной от него цивилизацией, - и это война. Наши бывшие братья по единому государству отказывают нам в том, чтобы уважать нашу силу и наш масштаб, - и это война. Западные соседи, поощряемые атлантистским могуществом, угрожающе потрясают нам хилыми рыжими кулачками - и это война. Азиатские орды косят злым глазом на наши южные и восточные просторы - и это война. Наша'добрая весть, выстраданный, выплаканный, отвоеванный нами восторг Русской Духовной Мечты оплеваны сторонниками иных культурных форм - и это война. Мы стремительно растворяемся в небытии - как призрак, теряя свое единство, свою сплоченность, свое русское, самобытное, уникальное, тревожное и необъятное "я" - и это война.
Нас окружает, призывно лижет нас шершавым языком пламя войны.
Как долго будет длиться этот обморочный сон?
Сколько ждать еще, чтобы в берлоге беспробудного помрачения очнулся наш некогда столь гордый и столь возвышенный дух - дух смелых и верных Родине людей?
Сколько взывать в слезах и корчах с той стороны могил нашим предкам, которые все видят, но не в силах вместить, принять, осознать позорище своих потомков, оглоушенных стайкой дерзких заезжих гипнотизеров!
ГЛАВА 6
Возрождение кшатриев
1. Трёхчастное устройство индоевропейского общества
Быть военным не просто профессия. Это даже нечто большее, чем призвание. Военным надо родиться. Военные - это тип, обладающий совершенно особыми психологическими, этическими установками, общими для армий всех времен и народов. Индусы зачисляют всех военных в отдельную касту, которую они называют "кшатриями". Традиционное индусское общество знает три главные касты. Это - брахманы (жрецы), кшатрии (военные) и вайшьи (производители и торговцы). Согласно французскому исследователю древних индоевропейских обществ Жоржу Дюмезилю индусская традиция сохранила вплоть до настоящего времени ту картину, которая наличествовала у всех индоевропейских народов в древности. Более того, Дюмезиль считает такое трехчастное деление общества и соответствующую ему иерархизацию божеств по трем категориям главной отличительной чертой древних ариев. Любопытные идеи - заметим по ходу дела - высказал Дюме-
зиль относительно вайнахов (чечен и ингушей), чья мифология и социальное устройство еще с древних времен были строго противоположны традиции живших рядом с ними арийцев-осетин. Вайнахи перевернули нормальные мифологические, социальные и этические пропорции, сделав из низших, аморальных полубожеств-трикстеров главных богов своего языческого пантеона. Вместе с тем они отбросили арийскую модель трехкастового устройства и т. д. Так что многие секреты настоящего времени уходят в да-лекое-далекое прошлое. Но это отдельная тема. Как бы то ни было, воины, кшатрии считались одной из высших каст традиционного индоевропейского общества, и есть все основания полагать, что такая модель в огромной мере повлияла на социальную структуру индоевропейских народов и после того, как большинство из них приняли христианство.
Следовательно, каста воинов должна рассматриваться нами как один из важнейших компонентов государственного и социального устройства.
2. Каста властелинов
С одной стороны, каста кшатриев традиционно считается второй, находящейся ниже касты брахманов, жрецов. Но такую иерархию нельзя понимать буквально.
Традиционный взгляд на устройство мира ставит во главу угла духовные ценности, невидимые миры принципов, метафизическое созерцание. Это и есть преимущественная область брахманов. Жрецы заняты в первую очередь потусторонним, и они стоят выше кшатриев только в том смысле, что требуют от тех подчинения высшим началам. А с точки зрения земных дел - особенно социального устройства - кшатрии являются в полном смысле слова первыми и главными, образуют полноценную и законченную элиту традиционного общества. Воины, военная аристократия выдвигают из своей среды королей, царей, вождей, которые в максимальной стадии развития государства становятся императорами. Иными словами, в вопросах жизнеустроительства, государственной, общественной жизни именно воины были осевым социальным компонентом.
Отсюда и главные функции воинов - защита государства и народа, осуществление судейских и административных функций и т. д. Именно каста воинов в арийском обществе была становым хребтом социальной организации, выдвигала из своей среды людей на ключевые социальные посты.
Коли мы взглянем на историю европейских народов, в том числе на историю славян, мы увидим, что практически вся аристократия, все боярство и дворянство были выходцами из семей военных. Княжеская дружина дала всю изначальную аристократию России, и в течение многих веков доминация касты воинов - в той или иной форме - была непоколебимой.
Православный мир, где брак разрешен для черного духовенства, знал кастовый - или почти кастовый - принцип и для клира. Таким образом, аналогия с традиционным индоевропейским обществом здесь была полной.
Между двумя высшими кастами существовала довольно гибкая система взаимопроникновений. Часто, к примеру, бояре пополняли ряды белого духовенства, что позволяло полностью удовлетворять духовные запросы тех кшатриев, которые предпочитали потустороннее посюстороннему.
Кроме того, через военную службу или монашество путь к верхам социальной лестницы был открыт и для отдельных представителей низших сословий, которые горячим религиозным чувством или храбростью на поле боя могли доказать свое право на более высокую социальную ступень, не подвергая сомнению сам факт оправданности и разумности сословной системы.
Именно каста воинов дала государственно-обра-зующую среду индоевропейских обществ. Это в полной мере применимо и к русской истории. Русское государство создано и утверждено воинами, князьями, дружиной, кастой русских кшатриев.
Именно воины, а не актеры, не юмористы, не аналитики, не секретари обкомов создали Русь и русское общество. Не просто сохранили и защитили его - нет, все гораздо глубже, - они его сверстали, скроили, спроецировали и реализовали, они им нераздельно правили, его возглавляли, его содержали.
Поэтому военный вопрос и сегодня должен быть центральным для всей социальной жизни. А это значит, мы должны подойти к проблеме кшатриев с особой серьезностью и вниманием. Решение этого вопроса неразрывно связано с вопросом о будущем нашего государства, с вопросом о политической власти.
3. Под знаменем Великого Желания
Индусы - с их духовным реализмом и детальным знанием человеческой психологии - описывают касту кшатриев как самостоятельный человеческий тип с особыми наклонностями, особой этикой, особой природой, особыми ритуалами. Подробное изло-
жение заняло бы целые тома, поэтому ограничимся самыми важными моментами.
Брахманы, жрецы - это вертикаль и концентрация. Кшатрии - горизонталь и расширение. Суть кшатрия, воина - волевой, предельно напряженный импульс, выброс энергии вовне. Не случайно индусы называют символической целью жизни кшатрия - "каму", "желание". Мужской, агрессивный, захватнический, по преимуществу силовой принцип, стремление максимально расширить пределы своего контроля, своей доминации, своего начала... Воины хотят "тотализировать" себя, простереть свое присутствие на максимально большое социальное и географическое пространство. "Желание" - высшая тайна воина, яркий огонь его воли, стремление излить вовне переизбыток своей внутренней, хлещущей через край жизненной силы. Термин Льва Гумилева "пас-сионарность" прекрасно характеризует тип кшатрия в его наиболее чистой и совершенной форме.
Воина отличает именно позитивный, созидательный, экспансивный принцип, переизбыток силы и энергии. Эта солнечная световая агрессия в нем изначальна. И лишь потом, на втором этапе реализации, - и лишь по отношению к тому, что выступает для воина в качестве препятствия, - созидание превращается в разрушение, уничтожение, смерть. Эта разрушительная сторона воинов и войны проистекает не из "желания", а из препятствия к его осуществлению. Иными словами, смерть и разрушение, которые неразрывно ассоциируются у нас с войной, на самом деле являются не основным, но побочным, второстепенным элементом воинского архетипа. Воин хочет созидать и строить. Но реальность устроена так, что ему всегда кто-то или что-то мешает, препятствует, становится поперек пути. Вот это препятствие и подлежит уничтожению, каким бы оно ни было - враждебным ли государством, либо косностью масс, либо неподатливостью природной среды, либо недисциплинированностью и своеволием низших, безответственных слоев - работников, торговцев, просто разноликого сброда. Здесь и только здесь проступает отрицательная, негативная сторона воинственного начала.
Воплощение высшей формы созидательности кшатрия - государство - упорядочивающая система, приводящая хаотический разнобой частных интересов и стремлений к единому гармоничному ансамблю, воплощающему строй и порядок, свойственный высшим, невидимым мирам духа на этой несовершенной земле. По мнению немецкого философа Ганса Блюхера, "государство - это чисто мужское создание, оно возникло из Mannerbund, древнеарийских мужских воинственных союзов". В государственном строительстве воплощается высший момент кшатрийского желания, это - венец воинской любви.