При опоре на сепаратистов союзники самим методом войны ставят советскую власть в весьма выгодное положение. В глазах населения она перестает быть ответственной за бедствия войны, напротив, она окажется в положении защитницы единства русского государства, охранительницы интересов русского народа. Опора на щирых сепаратистов, несомненно, вызовет величайшее опасение среди широких масс народа, пробудит дремлющие националистические инстинкты, объединит власть и народ в деле защиты жизненных интересов русского народа… Но даже в случае успеха, который потребует неисчислимых жертв от союзников, последствием такой политики будет вероятная балканизация России, что явится для Европы, и особенно для Франции, источником великих опасностей и потрясений. В России проснутся острые националистические течения. Очень скоро начнутся междоусобные войны… Совсем в другом положении окажутся союзники, если они сразу отбросят идею раздела России, если они с самого начала борьбы провозгласят лозунг "борьба за свержение Сталина и коммунизма в России"".
А ЗАЧЕМ, ПОЗВОЛЮ ЗАДАТЬ ИРОНИЧНЫЙ ВОПРОС, НЕ ВСЕ СРАЗУ? РОССИЯ ВСЕГДА БУДЕТ НУЖНА МИРУ ПРОСЧИТЫВАЕМОМУ. ВОПРОС ТОЛЬКО В ОДНОМ: РЕЧЬ ИДЕТ О БУМАЖНОМ ТИГРЕ ИЛИ О… НАСТОЯЩЕМ?!.
В марте 1939 г. в статье "Украинцы или сепаратисты?" А. Л. Казем-Бек писал: "Мы признаем права народа, населяющего нынешнюю Украину, древнюю Малую Русь, из которой выросла наша империя, как на права всех народов этой Империи. Но между "всеми" народами ее и народом Украины есть существенная разница. Украина населена одной из трех ветвей великого восточного славянского мира. Из Малой Руси, ставшей Украиной России, пошло все, что составляет нашу сущность, нашу судьбу, нашу силу. УКРАИНА НЕ ТОЛЬКО РАВНОПРАВНЫЙ, НО И РАВНООБЯЗАННЫЙ ЧЛЕН НАШЕЙ ИМПЕРСКОЙ СЕМЬИ. Ее географическое положение, ее природные богатства, ее данные и возможности – необходимое сложение в сумме имперского могущества".
Эту тему развивал и князь Сергей Оболенский. В марте 1939 г. он писал следующее: "Идею империи и ее существование мы будем защищать до конца. И при том теми средствами, какие потребуются. Но не для того, чтобы восстановить Валуевский циркуляр (не сметь писать на украинском языке, которого "не было, нет и не может быть" в 1863 г.) или заставлять служить в Тифлисе обедню по русски… Утверждая, что Украина есть Русь, мы в то же время должны доказать Украине, что не смотрим на нее как на колонию Москвы… мы должны показать грузинскому народу, что нет речи о превращении Грузии в Тифлисскую и Кутаисскую губернии. Психологическая атмосфера должна быть расчищена. Сделать это может только сильный, т. е., конечно, мы, народ-гегемон".
Все правильно, только доказательства могут растянуться на века – пока не возникнет новая историческая общность… И еще. О гегемоне. Над ним всегда игемон. И избранность зачастую влечет за собой жертвенность.
Сопоставляя Сталина с Гитлером, Н. Философов писал в феврале 1940 г. А. Л. Казем-Беку: "Сталин знает Гитлера. Гитлер знает Сталина. Каждый считает себя и умнее и хитрее. Кто из них окажется умнее и хитрее? Думаю, что Сталин, потому что в нем нет той истеричности, как у Гитлера. Гитлер менее способен сдерживать свои чувства и контролировать своим сознанием, поэтому у него будет больше просчетов. Мы все время настаиваем на "Майн кампф" и на том, что Гитлер не отказался от похода на Восток, кем бы он ни прикидывался. Будет не совсем логично в то же время говорить, что Сталин давно отказался от мировой революции и держится только за власть. Мой взгляд по-прежнему: Сталин играет на двух лошадях и его генеральная линия до игры по банку вычерчивается по точкам, которые образуются в каждый данный момент от пересечения линии мирового пожара и линии национального бонапартизма. Причем я считаю, что, так как от мысли о мировом пожаре он не отказался, то второй козырь, козырь национального бонапартизма он держит про запас, на случай неудачи "красной лошади". Он считает, что жизнь работает на него. И именно поэтому, как только в Европе начинает пахнуть бардачком – нахождение Сталина во главе страны для России становится более опасным. Или национальная революция или мировой бардак. Пока у власти Сталин – третьего выхода нет".
Эти звонкие размышления ответственного младоросса свидетельствуют, что не только у рядовых членов партии, но и у некоторых ее руководителей было плохо с логикой и умением оценки политической ситуации. Сама идея национальной революции, о которой так грезили младороссы, может считаться утопичной или мертворожденной уже по тому, что она была не нужна там, где у власти были "младороссы" с партийными билетами членов ВКП (б). Это не парадокс – это алогизм истории, которыми она полна.
И начавшийся отсчет "бардака" в Европе после провала в Испании, после Мюнхена отчетливо показывал, что время аллюра "красной лошади" прошло. Иное дело "славянский кентавр". Еще в 1934 г. "Младоросская искра" в одном из своих материалов о путях спасения родины от грядущего Интернационала по ее эксплуатации как бы мимоходом отмечала важность опоры на славянские народы, для которых "разгром России означал бы начало их собственного конца". Эта мысль была развита позднее в речи Сталина от 28 марта 1945 г.: "Мы, новые славянофилы-ленинцы, славянофилы-большевики, коммунисты, стоим не за объединение, а за союз славянских народов. Мы считаем, что независимо от разницы в политическом и социальном положении, независимо от бытовых и этнографических различий все славяне должны быть в союзе с друг другом против нашего общего врага – немцев. Вся история жизни славян учит, что этот Союз нам необходим для защиты славянства… Как в первую, так и во вторую мировую войну больше всех пострадали славянские народы: Россия, Украина, белорусы, сербы, чехи, словаки, поляки. Разве в этой войне не то же самое? Разве Франция больше пострадала? Нет. Французы открыли фронт немцам. Немцы слегка оккупировали северную часть Франции, а южную даже не тронули. А Бельгия и Голландия сразу подняли лапки кверху и легли перед немцами. Англия отделалась небольшими разрушениями… Значит, больше всех страдали от немцев славяне… мы, славяне, должны быть готовы к тому, что немцы могут вновь подняться на ноги и выступить против славян. Поэтому мы, новые славянофилы-ленинцы, так настойчиво и призываем к союзу славянских народов. Есть разговоры, что мы хотим навязать советский строй славянским народам. Это пустые разговоры. Мы этого не хотим, т. к. знаем, что советский строй не вывозится по желанию за границу, для этого требуются соответствующие условия… В дружественных нам славянских странах мы хотим иметь подлинно демократические правительства. Заключив союз, славянские страны могут оказывать друг другу хозяйственную и военную помощь. Мы можем это делать теперь с большим успехом".
Нам известно, что "соответствующие условия" были созданы для создания славянского блока на коммунистической основе. Однако он "рассыпался", не выдержав "звукоподражательной бездарности" "слуг народа". Вопрос в другом: сможет ли он возникнуть вновь, но на иной основе? Может, но только в том случае, если Россия обретет былую мощь. Только какой она будет и на чем она будет построена? Если наше мировоззрение опять будет "грешить" смешением понятий типа "славянофил-ленинец", то очередной крах будет неизбежен.
Возвращаясь к младороссам и славянству, следует еще раз обратиться к Казем-Беку, который в 1939 г. писал: "Помимо чисто принципиальных соображений, мы не можем забывать, что славянские народы в Европе должны быть ограждены нами – и вовсе не из сентиментальности… от германского засилья. Западные и южные славяне так уж расселены, что они могут увеличивать "потенциал" либо нашей империи, либо германской.
В настоящий момент под германским игом томится – это выражение надо в данном случае понимать буквально – свыше тридцати миллионов славян разных национальностей, которые еще к началу текущего года не были подвластны немцам и жили в рамках своих национальных государств.
Надо быть лишенным не только всякого имперского, но и просто национального русского чувства, чтобы не понять, что с таким положением мириться не могут ни русское достоинство, ни русская честь, ни элементарные русские интересы".
Более того, сама борьба с Германией должна будет помочь обрести славянское единство в форме федерации "во всяком случае, культурной, – вероятно экономической – может быть государственно-политической… Из будущего единения славян возникнет великая мировая сила. Она нужна всему человечеству. Она позволит утвердить мир всего мира".
В сущности, здесь то, о чем писал Леонтьев и напишет Сталин.
Высокие слова, благородные мысли, патриотизм стремлений не заслоняли и необходимости реформ в партии, в которой, как отмечал Философов, "строй мирного времени превратился в кашу. Эту кашу, во что бы то ни стало надо расхлебать". Особенно плохо обстояли дела с начинавшей тухнуть "головой" партии. "Бардак, – отмечал Философов, – дошел до того, что даже на собраниях ответственных младороссов – этого отбора из отбора – нельзя открыто ни о чем высказываться, потому что совершенно не знаешь – кто друг, кто враг. Между словами и практикой получилось такое расхождение, которое совершенно подрывает веру в наши способности осуществить, что бы то ни было на деле, какие бы красивые проекты мы не писали на бумаге… Наша машина – Младоросская партия – идет сейчас плохо. Тем более необходимо пересмотреть монтаж отдельных частей и сделать ремонт. Иначе до Национальной революции на этой машине мы не доедем".
Были здесь и прямые виновники, например, одним из них, по мнению Философова являлся Кирилл Елита-Вильчковский. В своем письме к Казем-Беку он подчеркивал невозможность сотрудничества "с генеральным секретарем на тех условиях, на которых он только и понимает слово "сотрудничество": стоять перед ним на задних лапах и рабски выполнять любое его желание. Человек, который, имея все возможности, за 10–15 лет не создал около тебя или около себя, как генерального секретаря – группы людей, которая действительно работала бы как генеральный секретариат – не может и не имеет права претендовать на то, на что он претендует до сих пор, на роль Сталина при живом Ленине (вот это лесть! Учиться надо! – В. К.)".
Говоря о внутрипартийной ситуации, Философов обращал внимание своего начальника на увлечение младороссов "иллюзиями" о том, что "центр имеет связи с Россией, что и подготовка национальной революции пропагандой в России ведется и много других вещей в Партии живо, вещей, которые мы здесь уже считаем иллюзиями". Вся вина за сложившееся положение вещей возлагалась Философовым на генерального секретаря, ответственного за политическую подготовку младороссов.
Итак, два медведя не могли ужиться в одной берлоге. И Философов, конечно, стремился исправить ситуацию, предложив свое решение. В своем письме к Александру Львовичу он низал следующие строчки: "За рубежами России надо переключаться на работу в размерах Младоросского движения. Этап партийности имел отрицательные стороны скорее из-за того, что сами младороссы не смогли подойти к работе и заданиям в широком масштабе Движения, а замкнулись в партийности. Даже более того – усилия работы внутренней направлены к тому, чтобы создавать орден и вместо формулы: орден на службе у Младоросской Партии и Младоросская Партия на службе у Младоросского Движения, получается обратная формула: и Движение и Партия стали не только как бы подсобными организациями, обслуживающими Орден, а как бы даже в глазах младороссов и партия и Движение стали "колониями, населенными низшей расой, обязанной обслуживать Орден и в ответ получать, если не презрение, то в лучшем случае снисходительно протянутые два пальца".
То, что надо как-то переключить психологию младороссов из самозамыкания и самоуспокоения орденством на работу в рамках Движения, – это, безусловно, но, думаю, что это можно было бы сделать только путем постепенного внедрения этих мыслей с одной стороны, и постепенным же перестроением организации – с другой.
Орден – Партия – Движение – эту организационную сеть, по моему, нельзя разрывать упразднением среднего звена, потому что все равно в будущем нам, вероятно, придется еще раз возвращаться именно к периоду партийности, поскольку имеется несколько вариантов захвата власти в России Младоросским Движением (Бедная Россия, она всегда узнает последней, что с ней сделали или собираются совершить! – В. К.)".
И далее: "Мне кажется, что если около нас не образовалось за рубежами России именно Движения, то только потому, что наш руководящий состав слишком малочисленен и он просто не успевает вести, руководить, направлять и давать вовремя нужные указания на места. Мы не имеем возможности не только направлять наши же младоросские газеты в различных странах, но даже мы их не имеем возможности прочитывать, чтобы корректировать хотя бы задним числом и давать корректив на места, в редакции этих газет. Я не говорю уже о более мелких младоросских изданиях, которые вообще в Центре не читаются из-за недостатка времени. Вся наша партийная литература, кроме парижских изданий, идет почти самотеком. Отсутствие нужного числа руководящего состава и есть, по моему, главная причина нашего застоя и полного отсутствия около нас того кадра людей, который мог бы в своей совокупности дать именно Движение".
Соответственно предлагался проект, согласно которому все центральные органы Партии переименовывались в центральные органы Движения, членами которого автоматически становились сотрудники Младоросской Партии. При этом "сотрудник Движения давший добровольную подписку в подчинении партийной дисциплине – включается в кадры Младоросской Партии и становится младороссом".
Здесь можно долго дискутировать с младороссами, в головах у которых, по многим проблемам, по выражению одного из их лидеров, был, повторяю, полный "бардак". Важно другое: убеждение в том, что Родина в опасности, подвигала их на ее защиту – одни, повинуясь призыву Казем-Бека, записывались в 1940 г. во французскую армию, другие видели свой долг в том, чтобы заявить себя ни европофобами, ни европофилами, а русскими. При этом многие из них видели долгожданный ветер перемен в том, чтобы "менять стулья"!
Н. Философов, вольно или невольно полемизируя с прекраснодушными строками Казем-Бека, писал 21 февраля 1940 г.: "Пусть коммунизм уже не тот, пусть в нем уже видны национальные переливы, пусть это уже новый "синтез", – все это большого значения не имеет. "Или Русская национальная революция – или мировая завируха" – вот что важно, потому что в мировом масштабе таким вот походным порядком может осуществиться только первый этап – разрушения, но никак не созидания – будь то коммунистического царства, будь то насаждение силой всему миру "нового советского синтеза" через завируху, как этап к осуществлению… Поскольку в обоих случаях творческого этапа в мировом масштабе не предвидится, а все в этом случае сорвется на мировой завирухе и бардаке на многие лета, мы можем по прежнему настаивать на своей старой формулировке: "Или Национальная революция или мировая завируха". Третьего решения не дано. Наша ошибка последних лет именно в том, что искали третье решение".
Грандизность задачи не пугала младороссов, но все же заставляла их задумываться: выгодно ли Сталину в огне мировой войны разжечь мировую революцию? Довольно загадочна и фраза Н. Философова о неких "землях", которые останутся за Россией: что это – новые европейские владения советской империи? Совсем запутывает дело, выдвинутое им предположение о том, что "в случае победы союзников над…", далее следует зачеркнутое слово "Россией", замененное "Германией", "земли у нас могут отобрать". Здесь возможно несколько толкований: весьма вероятно речь шла о повторении революционной ситуации, созданной в 1917 г. Сам автор письма утверждал, что такой исход вполне реален: "дело лишь в том, что играет ли Сталин национальную карту или карту мирового пожара – тактика сегодняшнего дня в его положении, в том положении, в которое он сам себя поставил и поставил сознательно, – диктует ему действия, аналогичные действиям союзников в России в период нашей гражданской войны. Ловкость его именно в том, что он в любую минуту может повернуть и к национализму, и к мировой. Он далеко не такой головотяп, каким нам кажется с первого взгляда отсюда. Мне кажется, что не нужно очень уж сильно кричать о головотяпстве, чтобы не быть похожими на зубров, обзывавших Сталина ишаком".
Безусловный интерес вызывает оценка Н. Философовым и внешнеполитической обстановки, анализ которой приводил его к следующим умозаключениям: "Победа над немцами без участия России – это мир за счет России. Значит, этого не должно быть ни в коем случае. Победа немцев над союзниками хотя бы и с помощью России – угроза для России. Значит, Россия должна будет сделать или крутой поворот, но еще не сейчас, а к концу войны. Тогда ей запоют все "алаверды". Или выдержать равновесие борющихся сторон до состояния полного ослабления и тех и других. В этом случае где-то произойдет революция. Обе возможности перед Россией не закрыты. Оба козыря в руках Сталина. Опять та же тема белой и красной лошади. Чем будет выгодно сыграть, тем и сыграет".
Все эти размышления можно охарактеризовать любимым словечком их автора – "бардак" в голове. Единственное, что заслуживает внимание – это явная "зацикленность" на личности Сталина, как своеобразного творца той же национальной революции, о которой так долго мечтали младороссы. И здесь их вожди не могли соревноваться с "вождем всех народов", но признаться в этом им не хватало смелости. В то же время нельзя не отдать дань уважения их рассуждениям о поисках нового пути в Россию: "Для пересадки с эмигрантского поезда на поезд русский, нам нужно на какой-то момент синхронизация скоростей, иначе мы из эмиграции в Россию никогда не перепрыгнем. Перед самой войной, причем без всякой цели и смысла, у нас была сделана такая попытка синхронизации нашего зарубежного движения с текущей советской действительностью: видя в Молотове, Жданове и Андрееве преемников Сталина, лично с которыми уже нам лично придется сотрудничать, мы боялись в "Бодрости* сказать хотя бы одно слово критики в отношении их. Война оборвала эту, немного бесцельную, лишний раз только шатнувшую кадры, попытку синхронизации… После этого мы шарахнулись в другую сторону и переборщили в нашей французской линии, отдавая, хотя бы и символически в распоряжение Даладье все кадры Младоросской Партии. Пути Младоросского Движения и путь советской России разошлись. Это расхождение для нас с каждым днем опаснее, потому что развязка приближается. Пока не было начала завирухи, можно было и сомневаться в том, что что-то произойдет, что наступит перелом. Можно было считать, что это вопрос десятков лет. Но завируха началась. Есть начало – неизбежен и конец. А при конце, без той же синхронизации мы в русскую действительность не включимся. Поэтому нам сейчас надо быть особенно осторожными, чтобы нас не посчитали в России за "прихвостней буржуазии" и чтобы слово "младоросс" не стало таким же, как слово "белогвардеец"".