В 1939 г. некто, спрятавшийся под инициалами "С. О." (может быть, Сергей Оболенский? – В. К.), писал следующее: "В Советском Союзе… до недавнего времени, официально принятое понятие "культуры" почти не шло дальше устройств уборных (режимы приходят и уходят, а проблема остается! – В. К.). В эмиграции, напротив, "культуру" слишком привыкли отождествлять с "тленом Империи", воспринимая ее в чисто интеллектуальном, или в чисто эстетическом, и притом уже упадническом аспекте. Между тем культура – не просто устройство большого числа уборных, и не только интеллектуальное или эстетическое творчество. Культура человека или целого общества, – это их определенная общая настроенность… В современной Германии существуют ученые, без сомнения, владеющие в совершенстве всеми плодами германской научной и философской мысли, существуют художники, прошедшие через все эстетические искания современности, – но и те и другие оказались варварами, поскольку они поклонились плотским и, в конце концов, бесчеловечным богам национал-социализма… несмотря на Вагнера и Ницше, несмотря на ультра-модернистические формы послевоенного германского искусства, варвар сидел в них всегда. А что же в России? Остается ли русский человек культурным в самом основном, несмотря на американизацию (где, в фильмах ли? – В. К.), несмотря на серость "культуры" сталинизма и, несмотря на почти полное отсутствие свободного интеллектуального творчества в Советском Союзе. Два обстоятельства свидетельствуют о том, что на этот вопрос надлежит отвечать положительно, во первых, отмечающаяся всеми иностранцами человечность личных отношений в Советском Союзе, во вторых, напряженность духовных исканий среди новых русских поколений, засвидетельствованная всей советской литературой. Если же верно, что громадное число людей в России идут учиться не для того, чтобы занять доходное место, а для того, чтобы узнать, как устроен мир, или для того, чтобы быть в состоянии с толком читать Пушкина или написать приличную картину, то эти люди уже культурны, в самом основании… уже готовы к восприятию и русской религиозной философии, и русского искусства, и всех вообще плодов старой русской и мировой культуры. Из них и образуется новая духовная элита, отбор, являющийся таковым не только потому, что в нем будут и пушкинисты, и философы, и художники, но, прежде всего, потому, что ко всякой деятельности вообще он будет подходить с двумя основными и исконными качествами русской духовной культуры: с уважением к человеческой личности и с уважением к ценностям человеческого духа".
В сущности, здесь опять вера, надежда и любовь к своей России.
В 1939 г. "Бодрость" шутила: "От коммунистической партии в России остался сейчас только "Краткий курс ВКП (б)", а от коммунистических доктрин длинная история их уничтожения". Легко им умным было!
В октябре 1938 г. А. Л. Казем-Бек, вновь обращаясь к проблеме тоталитаризма, утверждал, что все тоталитарные режимы суть революционные. Объясняя свою мысль, он писал: "Новая эпоха порождает тоталитарность. Если революция захватывает страну, в ней утверждается тоталитарность… когда три великих державы, как Россия, Германия и Италия утвердили на своих территориях… определенную тоталитарность внутренней политики, можно ли было ждать, что международная жизнь будет ограждена и отмежевана от этого новшества?.. Дело в том, что революционный цикл мировой истории далеко не закончен. Мировая революция нарастает. Ее процесс в полном развитии… Каждая страна участвует в мировой революции через свое внутреннее обновление. Чем менее революционно по форме это обновление, тем счастливее данная страна. Но эволюционные формы обновления не всем даются… Пока мировая революция не завершилась… нечего надеяться на лучшую жизнь. Революции, как результат исторической необходимости, всегда оправданы (например, задним числом. – В. К.). Они всегда приводят к стремительному прогрессу. И после них жизнь стабилизируется на новом и высшем уровне. Нет основания для пессимизма в прогнозах. Человечество построит новый и лучший мир… Закон концентрации силы, закон тоталитарности подчинил себе фактически всю планету".
Много "умной воды" и веры в "светлое будущее". Вероятно, цель всех этих строк заключалась в одном – в утверждении того, что революция в своем "тоталитарном смысле и качестве" оправдывает средства.
12 ноября 1939 г. в передовице, озаглавленной "К новому миру" Казем-Бек, опережая время и предвосхищая международные инициативы, писал: "Но наше дело, дело всех нас, всех современников отдать себе уже сегодня отчет в том, что свержение Гитлера еще ничего не решит в области "конструктивной". Пока надо, разумеется, прежде всего, обуздать этого виновника мирового разбоя. И пусть это непосредственная цель войны. Но за этой целью войны, непосредственно и сразу встанет цель мира.
Новый мир должен быть построен и организован так, чтобы четверть века спустя он не привел к новой, третьей великой войне. Такова аксиома, перед которой будут поставлены устроители этого нового мира…
Нашей России будет принадлежать первое место в ряду держав, на которых ляжет ответственность за мир всего мира, за утверждение нового вселенского равновесия, за осуществление международной справедливости, за создание мировой гармонии на месте мирового хаоса.
От нас, русских, зависит, чтобы наша Империя была достойна своей великой миссии".
Ему вторил Д. А. Городенский в своей статье "Европа после Гитлера": "Младороссы – убежденные сторонники "мировой гармонии", т. е. добровольного сочетания интересов всех свободных народов мира, основанного на взаимоуважении и понимании, а не на силе оружия, завоеваниях, расизме или безумных умозаключений людей "сошедших с рельсов".
Роль России определяется ее географическим положением между Азией и Европой. Ее задача – дать пример другим, создав социальную справедливость и материальное благосостояние прежде всего у себя, на своей территории, и затем уже, со всем спокойствием отсюда вытекающим (и доказавшим свое превосходство) распространять свой идеал, не прибегая к огню и мечу. Будем и станем сильны, но не с тем, чтобы злоупотреблять нашей силой.
Россия должна охранить себя на Западе, не насилуя национальной жизни малых народов, не отнимая их достояния и играя с открытыми картами. Проводя все меры, обеспечивающие ее безопасность, Россия не должна становиться пособником подозрительных и гнусных комбинаций, соучастником в "операциях кистенем из-под моста". Мы же, младороссы, должны перед всем миром спасать лицо Российской нации".
В 1939 г. формула русского национализма гласила: "Освобождаться внутри, обороняться вовне". Раскрывая ее смысл, Казем-Бек писал: "Русского национализма нет в "красном" лагере, в котором необходимость внутреннего освобождения – освобождения от сталинской тирании – не осознана и не признана. Русского национализма нет также… в том "белом" лагере, в котором необходимость обороны от внешней опасности не понята. О том, с позволения сказать, "лагере", в котором существует ставка на саму внешнюю опасность, говорить вообще не приходится. Это просто сборище отщепенцев – предателей русского происхождения, утративших право называться русскими".
Здесь Казем-Бек практически разворошил эмигрантский муравейник. Проблема власти и средства по ее достижению были и оставались всегда центральными в эмигрантском интеллектуально-политизированном сообществе. Я не буду здесь говорить о генералах Шкуро или Краснове, видевших в будущей войне возможность посчитаться за изведанную ими горечь поражения и освободить Россию немецким оружием. Лучше приведу выдержки из статьи, опубликованной в 1939 г. "Новой России", известного всем Г. П. Федотова: "Власть Сталина менее всего советская. Давно уже было замечено, что лозунг "Вся власть Советам!" звучал бы революционно в России… Нет ни малейшего сомнения в том, что в ближайшее… время государственной формой национальной России не может быть ни западный парламентаризм, ни монархия. Остаются советы… торопиться надо со Сталиным, а не с советской властью или с коммунизмом. "Долой Сталина" – сейчас единственный общенациональный лозунг для порабощенной России". "Коммунизма в России нет, – продолжал автор, – а партия сохранила от коммунизма только имя. Все настоящие коммунисты или в тюрьме, или на том свете. Партия стала лишь необходимым аппаратом власти в тоталитарно-демагогическом режиме. Она лишь приводной ремень, передающий очередные приказы диктатора страны". "Ради России, – писал далее Федотов, – мы должны желать в настоящий момент, чтобы власть перешла в руки честных и беспартийных людей (первый пункт нашей программы-минимум – уничтожение коммунистической партии и ее филиалов – ред.), специалистов государственной работы, а не расправы. Правительство красных командиров и инженеров, отдавших все силы обороне и хозяйству страны – вот о чем мы должны просить Бога для России… Будут ли они выходцами из народа, детищами революции или сынами старой России и старой интеллигенции, это все равно. Символически было бы прекрасно соединение двух слоев – старой и новой России – в одной правительственной команде. Численный перевес явно будет на стороне рабоче-крестьянской России, созданной октябрем. Вероятно, сохранится и символика октября, нам здесь одним чуждая, другим ненавистная. И от нас потребуется усилие ума и воли, чтобы признать желанное воплощение национальной России в новой форме "советской власти"".
Все это было близко младороссам, давно выступавшим с подобными идеями и предложениями в духе "согласия и примирения". Но здесь опять-таки заметна старая черта интеллигенции, я говорю о прекраснодушии, которое не раз ее подводило в недавней истории нашего Отечества. Здесь каждый может вспомнить свой пример.
Так, в 1938 г. размышляя о "советском парламенте", Казем-Бек отмечал: "Эта роль может быть мала, но может быть и велика. Подобострастное подчинение Сталину не первый прецедент в истории. Конвент пресмыкался перед Робеспьером, пока не смог его раздавить. И наша Государственная Дума состояла не из одних светлых личностей, что не помешало ей свергнуть тысячелетнюю монархию и трехсотлетнюю династию". Александр Львович здесь не хочет видеть ни разницы французской и русской жизни, ни того, что вовсе не Дума срушила самодержавие, ни различия между пресмыкательством и покорностью, смирением. Он не желал замечать того, что фигура Сталина приобрела черты древнего героя, с именем которого связана вся жизнь и надежды и новое слово в истории.
Но, тем не менее, не одна политика занимала Казем-Бека. По его инициативе в Париже в декабре 1938 г. были созданы "Обеды за круглым столом". Их задача заключалась в том, чтобы "создать в среде эмиграции более культурную атмосферу, не смотреть больше друг на друга как на врага, не культивировать бациллы гражданской войны, не воспринимать другого как "мерзавца" из-за различия политических взглядов". В них тогда участвовали многие знаменитости, например. Н. Тэффи, Р. Гуль, В. Ходасевич, М. Алданов, Н. Берберова.
10 сентября 1939 г. Казем-Бек через "Бодрость" обратился к младороссам Америки. "В день объявления Францией войны Германии, – писал он, – вы должны запомнить, что младороссы в Европе с этого грозного дня приступают в полном единодушии к выполнению своего личного, младоросского, национального и имперского долга. Мы с нашими естественными "природными" союзниками поднимаемся на борьбу с нашим общим врагом, вожделения которого направлены против нашей страны, против нашего Отечества и его достояния. Никакие "пакты" не отменят целей германского империализма, открыто выраженных и облеченных в доктрину национал-социализмом… Оружием, пером, мыслью, волей и прежде всего жертвой проложим мы наш путь – к молодой России!"
Из военной почты.
Денис Давыдов писал своим друзьям из французской армии: "Наш идеал, создать нашей энергией и нашим мужеством новую эру благоденствия и спокойствия. Мы боремся всеми силами для достижения этой цели, и если кто-нибудь у нас навсегда останется здесь, мы знаем, что память о нас всегда останется с Вами; и я надеюсь, что наша жертва не будет напрасной. Перед нами пример наших отцов и старших братьев, они сделали, что могли. Через 25 лет пришел наш черед. На этот раз мы должны сделать лучше, такова общая цель".
Однако так думали далеко не все: многие были недовольны громогласным заявлением Казем-Бека о предоставлении своей партии в распоряжение союзников. Некоторым младороссам показалось, что это заявление означает одно – конец свободе и независимости Младоросской партии. Оправдания центра, аргументы которого были основаны на общечеловеческой правде и справедливости, мировой совести, вызвали обратную реакцию: "Все они сволочи. Хотели, чтобы Россия еще раз таскала для них каштаны из огня. Пускай потаскают для России". В этой сложной ситуации 1940 г. Н. Философов в письме к Александру Львовичу писал: "1. Внешняя обстановка – силы дерущихся не имеют большого перевеса ни с той, ни с другой стороны. Победа зависит в большой степени от дальнейшего поведения России. Трещины внутрипартийные – цементировать аргументацией русской, а не всечеловеческой. Цементировать с напором на младоросскость, а не с точки зрения отвлеченной правды, права и справедливости, свободы и прочего грима, которым мажет сейчас свою волчью харю старушка Европа. 2. Внутрирусская обстановка – два козыря в руках Сталина. Чем больше пахнет трупом от старухи Европы, тем опаснее для русского возрождения Сталин. Или национальная революция в России, или мировая завируха. И это независимо от того, какая лошадь проскачет по телу Европы. Верю, что Россия все-таки выгребет, пораженцы еще раз сядут в лужу, нам же надо сохранять нашу веру в Россию, как мы верили тогда, когда еще не могли доказать своей правоты ни эволюцией, ни пятилетками, давшими нам в руки уже только постфактум – доказательства. 3. Внутрипартийная обстановка: необходим пересмотр всей партийной организации, всего механизма и необходимы вехи для внутрипартийной работы. Строй мирного времени превратился в кашу. Эту кашу надо, во что бы то стало расхлебать".
Эвфемизмы в адрес Европы, надо полагать, объяснялись "русским провинциализмом", не простившим просвещенным европейцам их "предательства" в 1917 г. А острый тон письма был вызван зигзагами генеральной политлинии "впечатлительного" Казем-Бека, как например, "поездки в Италию давали перегиб в сторону фашизма. Встречи с французскими депутатами – переоценки демократической формы правления". Однако здесь, если и обвинять кого-то в "чрезмерной впечатлительности", то этого самого автора, забывающего, что истории противна статичность, и, наоборот, свойственна живая игра. Весьма спорна и "правда" Философова, утверждавшего, что "развитие людей идет со ступеньки на ступеньку. Семья, род, племя, народ, нация, человечество. Большинство тех, для кого предназначена генеральная линия – только что из белых и красных превратились в русских националистов и на ступень "всечеловечности" они еще не перешагнули. Чрезмерный перегиб в сторону мировой правды, как аргументации, в данный момент будет бить мимо цели". Начало хорошее, но конец явно смазан: "всечеловечность" для Казем-Бека означала совместную борьбу Франции с угрожавшей СССР Германией.
Относительно "мировой правде" замечу, что это понятие относится к числу вечных мифов, которыми кормится человечество, правда, весьма плохо, в кризисные моменты его истории. В каждом конкретном случае суть этого феномена определяется ее толкователями и временем распространения. В нашем случае обращение к ней обусловлено было разгоравшимся военным пожаром, точнее, переделом мира. Поэтому мысль Философова не была лишена смысла, учитывая его ненависть к просвещенной Европе.
Излагая свое видение ситуации, Философов, писал: "… этот национальный подъем должен быть пропитан насквозь русскостью, он должен быть связан с духом и плотью России. А ты нам доказываешь, что нужно умирать за Данциг! Никаких Европ! и особенно не связывать… нац. русские интересы с какой-нибудь европейской коалицией, – это большая ошибка. Мы с каждым, чьи интересы совпадают с нашими. Мы против всех, если интересы их нам угрожают. Ставить ставку определенно на кого-нибудь, это ошибка в плане государственном, это ошибка даже и для нашего эмигрантского муравейника, ибо она ведет к печальным последствиям. Ты знаешь, что некоторые русские организации ставили ставку на определенную диктатуру и диктатора. Все остальные русские для них были жидовствующими, продавшимися и т. д., и они их "разоблачали до конца" и тоже "топили"… Мы ничем не можем сейчас сказать чтобы защититься, кроме как – что мы ни европофобы, ни европофилы, мы – русские… Мы молчим и живем одним сознанием: какое счастье быть русским, сыном великой страны! у которой все есть, ибо это мир, которой ничего не нужно! и особенно "великих европейских событий". Русскому миру нужен мир – нужно лучшее, справедливейшее устройство жизни. Борьбе за справедливейшие нормы жизни – государственной и социальной – мы должны отдавать все свои силы и только когда это будет достигнуто, может проявиться самая значительная черта русского духа: его всемерность и всемирность. Только тогда вы сможете написать в заголовке "Бодрости" слова Достоевского: "Русский человек сочувствует всему человеческому, без различия национальности, крови и почвы"… А сейчас должны думать, трудиться и жертвовать только русскому миру и народу. Иначе… В советском романе "Барсуки" руководитель восставших крестьян (уже при сов. власти) говорит: "А нас забыли? Мы даем труд, хлеб, свою кровь! Нас забыть нельзя" и в другом месте: "А то возьмем, разобьем город и перепашем плугом… Пусть хлебушко растет. Нас забыть нельзя". Это забытие первейшего и необходимейшего есть самое страшное и роковое. Это есть разрыв. Мы не должны забывать народ, его желание, стремление, даже когда перед глазами маячат "великие события Европы" и "великий Данциг с Гдыней в придачу"! Это наш первый долг позаботиться о тех, кто держал и держит нашу империю. Мы верим в наш народ, он выгребет, устроит свою жизнь, усилит мощь… будет благоденственным для мира всего мира. А прибавив к этому русское чувство всемирности и человечности Россия тогда в полной мере выполнит свое высокое историческое назначение среди других народов".
Мы все время страдаем именно от поляризации, от "общего"!
Пока русская молодежь сражалась на фронте, а ее лидеры искали "русскую правду", эмигрантская элита проигрывала и вариант войны англо-французской коалиции против СССР. В апреле 1940 г. В. А. Маклаков писал: "1. Первый… простейший способ борьбы – это с самого начала опереться на существующие в СССР сепаратизмы. При переходе кавказской границы можно провозгласить борьбу за освобождение Грузии, Армении, Азербайджана и т. д. в надежде найти поддержку среди местного населения. При операциях на юге России можно поставить ставку на гг. Шульгина и К°., на украинские сепаратистские течения, созданные и вскормленные когда-то германским генеральным штабом ради торжества прусского милитаризма и пангерманизма.
2. Второй способ борьбы, на первый взгляд очень ненадежный и, пожалуй, смахивающий на рискованную авантюру, это ставка на внутренние революционные процессы, которые пока что таятся под спудом, но могут быть в известных условиях вызваны наружу… В первом случае… союзники должны считаться со следующими весьма возможными последствиями.