В чем же младороссы видели долг перед своей родиной? В отличие от непредрешенцев с их кредо – "ждать у моря погоды", от новопоколенцев, выращивающих в своих рядах мстителей, террористов, – Кирилл Елита-Вильчковский в 1933 г. в статье "Накануне" определял понятие долга в следующих словах: "От нас пока не требуется жертвовать жизнью. Героизма от нас Россия не ждет. Мы не должны обещать, что пожертвуем всем в будущем. Долг надо исполнять теперь, как надо исполнять его и раньше – тот долг, который возложила на нас судьба, долг националистов-эмигрантов. Он сводится к тому, что нам доступно. К представительству внутрирусских национальных сил, к подготовке Русскому национализму, который прорывается там, друзей и поддержки здесь. Этот скромный долг вполне реален и он должен выполняться не на словах".
Иными словами, все, что требуется – это оставаться русским человеком и верить своему начальству, которое не пошлет тебя на смерть и станет учить уважать русских людей с их бесконечным смирением и, одновременно, с их энтузиазмом строительства нового человека.
В 1932 г. "Младоросская искра" выбросила на свои страницы очередной лозунг к своим сверстникам, выброшенным на "другие берега"; "Будьте "левыми", будьте "правыми", но делайте хоть что-нибудь". С делом было труднее. Аполитичность, уход от "русских вопросов" были свойственны многим, особенно тем, кто оставил Россию в детском возрасте. Сами последователи и единомышленники Казем-Бека считали для себя главной работой – сохранить себя русскими для России, жить и помогать ей по мере сил и возможностей, крепости веры и любви. Но лирико-героическая поэтика замыслов и мечтаний плохо и тяжело сочеталась с прозой жизни. Глава писал: "Младшее ("третье") поколение эмиграции переживает глубокий кризис, который разрешается пагубным, с русской точки зрения, образом – путем неуклонной денационализации… Младшее поколение эмиграции, выросшее на чужбине, подвержено действию той же психологической "моды", под влиянием которой находится и иностранная молодежь. С этим фактом должно считаться, так как в нем заключается объяснение пренебрежительного отношения молодежи… к суждениям и понятиям "отцов"… Дальнейший рост денационализации нашей молодежи может быть остановлен только вовлечением этой молодежи в русло русских национальных течений, что возможно лишь в том случае, если она найдет в них удовлетворение своим субъективным, скажем даже – специфическим нуждам и запросам (порожденным психологической "модой")… Русская эмиграция должна приспособить свои идеи и учения к мировоззрению ее молодежи и этим показать ей их жизненность… нельзя сохранять, после проигранного генерального сражения, тот же план действий, как и перед генеральным сражением… Надо полагать, что считаться с фактом не то же, что поклоняться факту. Зато не считаться с фактом, по последствиям равносильно тому, что и капитулировать перед ним. Формула "если факты противоречат моим мнениям, то тем хуже для фактов" есть формула самоубийц… Если факты противоречат идее, то это значит, что идея облечена в негодную форму, устаревшую или преждевременную… И это значит, что носители идеи не так берутся за дело, как следует. Всякая идея во всякое время актуальна. Идея – духовная сила, живущая в недрах человечества. Какова бы она ни была, она всегда дана. Все идеи бессмертны и все они сохраняются в подсознании человеческих масс. Внешнее выявление и видимое торжество той или иной идеи зависит от соответствия форм, в которые она облечена, обстоятельствами времени, места и среды. Форма же преходяща и изменчива. Именно она создается и изменяется психологической "модой". Так, в наши дни совершенно разные идеи торжествуют в коммунизме, в фашизме, в национал-социализме, в гандизме. Эти идеи могущественны, поскольку они нашли форму, соответствующую времени, месту и среде, в которой действуют их носители".
Безусловно, А. Л. Казем-Бек думал и писал о том, что волновало его. Но вопросы настоящего, проблемы прошедшего и идеи будущего занимали умы и других зарубежных деятелей, "счастливо" сочетавших в себе любовь к политике и склонность к философии. Молодежная среда была полем деятельности многих эмигрантских организаций, отчетливо понимавших ее значение в будущей России. Так, в анкете журнала РОВСа "Часовой" полковник Богданович – глава юношеской национальной организации русских разведчиков – писал: ",Отцы" с головой ушли в прошлое, культ которого разработан в эмиграции изумительно и по своей сложности оставляет мало времени для других вещей. Но без культа будущего обрывается преемственность и это прошлое обречено на музейное существование. Можно ли гробы прошлого одевать в мраморные памятники и стоять при них застывшими почетными часовыми, в то время, когда будущее – дети, раздетые и голодные дичают, без руководства, заботы и ласки?".
Не сказал бы, что эмиграция не заботилась о своих детях: делалось все возможное для их учебы, воспитания любви и гордости Россией, ее историей, а дальше…? А дальше было будущее, в котором молодежь выбирала свой путь, позволяющей ей считать себя русской.
Для одних русскость связывалась с сохранением своего имени, гордости своим родом, своими предками, с устройством своей жизни, в которой нет места политическим разговором, которых они наслушались в "дурное время". Главное – жить без затей, искать хорошую службу и не давать себя ввязывать в различные политические аферы. Многие из них оставались долгое время апатридами, т. е. лицами, не желавшими принимать гражданство той страны, где они обосновались. Хотя… русский обыватель тоже не был лишен патриотизма. Достаточно вспомнить вторую мировую войну, когда достигший определенного успеха в жизни, он вступал в ряды Сопротивления или записывался в Русский охранный корпус для борьбы с большевиками, отнявшими у него родину.
Для других – вставание на путь романтико-героического служения России, делу ее освобождения. Так, в программе Союза русской национальной молодежи в Королевстве сербов, хорватов и словенцев ставились задачи объединения "детей" для создания "сильного телом и духом кадра, готового к жертвенному служению Родине и восстановлению ее былого могущества и величия". В лозунговой форме прокламировались традиционные ценности, как православие, народность, монархия (но уже не самодержавие!!!). От молодежи требовалось "посильное", но в то же время "активное участие" в некоем "русском национальном движении", которое, что весьма важно, не предрешало будущей формы русской государственности.
Иначе говоря, влияние "отцов" Февраля, его идей было достаточно сильным среди юношей и девушек, недавно вырвавшихся из революционной России. Примерно те же задачи имела популярная организация "Русский сокол" с ее целью гармонического развития духа и тела. Особые задачи она видела в борьбе с денационализацией, в подготовке борцов за национальные идеалы. Была даже звонкая, но, в сущности, пустая фраза о необходимости работы "над национальным и моральным оздоровлением русского народа" и борьбы с "духовным маразмом, который принесен на Родину безбожием, социализмом и интернациональными силами".
Весьма серьезной организацией был и конкурирующий с младороссами Национально-трудовой союз нового поколения (далее – НТСНП), созданный в 1930 г. в Белграде. В его программе были записаны положения, предусматривавшие ниспровержение коммунистической власти, как режима террора, произвола и нищеты: возвращение стране исторического имени "Россия", защита территориальной целостности Российского государства, свобода и право населяющих его народов на национально-культурную самобытность, освобождение заключенных, установление свободы вероисповедания, политические свободы, законность, право на труд, свобода труда и равенство возможностей для всех граждан, утверждение права частной собственности, "оправданной трудом и ограниченной интересами нации и государства", создание строя, основанного на началах трудового солидаризма и делового сотрудничества, "недопущение" классовой борьбы. При этом члены НТСНП считали младороссов "болыпевизанами", для которых характерно увлеченность успехами советского строительства, "доходящее у некоторых лиц и группировок до приятия политики Сталина и признания ее способной оздоровить и укрепить Россию и весь мир".
Активист НТСНП Р. П. Рончевский, обращая внимание на неприятие младороссами "авантюр", писал: "Отбросим рассуждения о "вооруженной интервенции", которой уже много лет пугают эмиграцию, (отчего же "пугают"? Многие бы радостно приветствовали ее! – В. К.) и которую никто не предпринимает. Остановимся на отрицании "всяких других авантюр". Что скрыто под этой формулой? Ответ единственный – активная борьба с коммунизмом. Авантюра – Первый поход: три тысячи против сотен тысяч. Поход Дроздовского – мы слышали в Яссах слово авантюра. Врангель в Крыму – авантюра, Конради, Полунин, Захарченко, Петерс, Радкович, Сольский, Мономахов, Ларионов, Коверда и многие другие… По младоросски – это авантюра. (Зачем же так грубо передергивать? Многие младороссы были активными участниками гражданской войны и не считали себя авантюристами. – В. К.) Для нас – это герои".
Вызывают недоверие у Р. П. Рончевского и такие младоросские строки: "… Равным образом мы осуждаем и то мнение, которое ждет и надеется, что лишь надвигающаяся ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА только и способна вызвать падение большевизма. Да если бы и так? Но разве мы можем желать этого? Разве это не значит, что наше возвращение в Россию, наш путь на Родину будет проложен через миллионы, может быть, трупов русских людей, умерших от голода? Да и нужно ли это?"
"Здесь в скрытом виде, – продолжал Р. П. Рончевский, – осуждение тех способов борьбы, которые применяет народ и которые так пугают коммунистов (саботаж, вредительство). Но главное как бы в признании того, что коммунисты кончили разрушать и разлагать нашу Родину; что больше не будет по их вине "миллионов трупов русских людей"".
Итак, третьего пути, по Рончевскому, не дано: жертва должна быть принесена самим народом. Вопрос лишь в том – желал ли и готов ли был к ней сам народ? Вероятно, здесь можно ответить утвердительно только за "кухонную" интеллигенцию с ее сопротивлением в уме и в последующих мемуарах.
При желании у Р. П. Рончевского можно найти изъяны в логике, подменяемой зачастую страстностью, переходящей в пристрастность. Например, одно из наиболее сложных программных младоросских построений относилось к феномену борьбы. В 1930 г. в пятом номере "Младоросса" А. Л. Казем-Бек писал: "Мы связаны общим долгом перед Россией: в настоящее время долг этот заключается в обязательной для всех нас борьбе за раскрепощение нашего народа. Я не говорю о той или иной форме борьбы, а о самом принципе борьбы.
По мнению Р. П. Рончевского, "такая постановка вопроса позволяет говорить о борьбе, фактически ее не ведя. А главное – действия, не имеющие ничего общего с борьбой, называть "борьбой новыми путями"".
На первый взгляд, младоросский критик совершенно прав. Но только со своей революционной колокольни, с позиции отрицания "механической" эволюции СССР, с той точки зрения, что всякое "оправдание" новой России является предательством родины. Однако замечу, что для младороссов идея борьбы заключалась, прежде всего, в утверждении тезиса "Лицом к России". Ставка делалась на молодое поколение – в эмиграции и на родине – способное к строительству нового типа государства.
Но для Р. П. Рончевского это было лишь фразой, за которой не стоит дело. Страшный "грех" младороссов он видел уже в предательстве национальной революции. Он иронично писал: "Отказавшись от революционных методов, младороссы неизбежно должны были уверовать в "эволюцию коммунистической власти". В превращении из интернациональной в национальную. От ленинского "На Россию, господа, мне наплевать" до "Защиты границ нашего Отечества". От ленинского "если для осуществления социалистической революции 90 % погибнут, ничего, лишь бы 10 % дожило до мировой революции" до "признания творческого государственного смысла строительства". От "вождя мировой революции" до "Народного Вождя" и даже Бонапарта. Уверовав в эволюцию комвласти, младороссы и сами принуждены были эволюционировать от "воли к борьбе и победе" (Мюнхенский съезд) до "признания и поддержки"".
Экие подлецы эти младороссы, можно подумать. Но все не так просто. Достаточно представить себе, что было бы с Россией в случае очередной бойни, вроде Великой Французской или Великой Октябрьской революции. И тут невольно вспоминается старинное изречение о том, что только то крепко, что полито кровью. Но Россия здесь исключение из правил. Даже сам политический строй получал в прессе различные дефиниции. Австрийский журналист писал о "неоконсерватизме", эстонский о "национал-социализме", итальянский… о фашизации, чешский о вызревании "социалистического фашизма".
Быстрое распространение в эмигрантской среде идей младороссов, особенно проникновение их в РОВС, НТС – все это, естественно, не могло не вызвать ответной реакции, хотя бы через полемику в прессе, действовавшей по известному принципу сообщающихся сосудов.
Так, евразиец Антипов критиковал тогда же младороссов за то, что у них социальность не цель, "а средство, что главное для младороссов борьба, что советский строй не вяжется с монархизмом, что экономическая система у младороссов не разработана, что младороссы слишком увлечены организационной стороной". Другой евразиец Максимов упрекал младороссов за их "связанность со стариками эмиграции", за их монархизм "им мешающий"!
Весьма многие эмигранты, видели в них тайных и явных агентов Кремля (ГПУ или зловещего Чека). Весьма показательна здесь развернувшаяся в 1932 г. полемика между близко стоявшим к младороссам генералом П. С. Махровым и генералом Е. К. Миллером, одним из руководителей Российского общевоинского союза. В ответ на упреки о недопустимости сотрудничества членов РОВСа с такими политическими организациями, как младоросская партия с ее подмоченной репутацией пробольшевистского толка, генерал П. С. Махров в свою очередь обвинял РОВС в пороке непредрешенства. Более того, переходя в наступление, он подчеркивал, что если даже "младороссы ошибаются и идея монархизма в России умерла, но, вспоминая о великом прошлом императорской России, они будят идею государственного национализма". Стараясь добить своего оппонента, он ядовито добавлял, что в России "нет возврата тем, кто мечтает о реставрации", да и сам РОВС "живет только ненавистью к коммунистам", в отличие от младороссов, ищущих примирения со своим народом.
Эта дискуссия с взаимными обвинениями растянулась на годы и через океаны. В далекой Аргентине в 1936 г. "некоторые члены РОВС утверждали, что "Младоросская партия" работает на средства, получаемые… от большевиков". Однако на официальный запрос младоросса кн. Юрия Волконского председатель местного отделения полковник Ефремов был вынужден ответить, что не располагает никакими данными "по вопросу о денежных средствах Младоросской партии". На эту "актуальную" для эмиграции тему разыгрывались шумные скандалы. Например, в 1932 г. за подобное публичное высказывание младоросс ротмистр Флери влепил князю М. К Горчакову громкую пощечину.
Другой член РОВСа, возмущенный "вползанием" младороссов на "чужую территорию", писал: "Масса молодежи апатична, поверхностна, падка на яркую приманку, слова и обеды с тостами. Так зародились и так погибнут младороссы". В чем-то можно согласиться с автором, но что же предлагал противник "яркой приманки"? Ответ удивителен по своей наивности: сформировать сводный полк, назвав его "1-й полк Белой гвардии" или "I-й Белогвардейский полк имени ген. Кутепова", наделать значков и по мере возможности сшить форму! Через устройство балов, вечеров, лекций, обедов, бесед с чашкой чая (!!!) он полагал воспрепятствовать "просачиванию" в РОВС тех же младороссов и политизированию этой мощной организации.
Безусловно, эти "методы" совершенно не годились в борьбе со сторонниками Казем-Бека, набиравшими мощь. Так, в феврале 1933 г. правление Патриотического союза русской молодежи (Бельгия) "исходя из тождественности идеологических основ" их организации с младороссами вступило в Союз младороссов и призвало всех своих членов последовать поданному примеру.
Надо сказать, что и сам лагерь Казем-Бека отнюдь не чурался демагогических приемов, которые считались весьма эффективным средством как для очернения своих соперников, так и укрепления в сознании молодежи правоты младоросских утверждений. Наиболее ярким примером может служить личность П. Б. Струве, которому они регулярно напоминали, что не собираются выслушивать нравоучения от переводчика К. Маркса, автора манифеста социал-демократической партии, друга Ленина, которому он посылал в Шушенское мармелад. Язвительно прохаживались они и по адресу В. В. Шульгина, сыгравшего свою роль в отречении императора.
Доставалось даже монархисту И. А. Ильину. 3. А. Дабужин в своей заметке "Ругань из кабинета" писал: "Иван Александрович обвиняет нас в том, что мы не хотим знать духовных основ монархизма, что мы взяли из него самое дурное и смешаем с грязью самое святое… непростительно, сидя в кабинете злобствовать, клеветать и приговаривать уже обреченных на жесточайшую борьбу. Отдает ли себе отчет профессор Ильин в том, что в гордой слепоте своей клеймит он тех, кто поклялись все свои силы отдать на служение России и монархической идее… Если Иван Александрович же не знает, если он не понимает наших путей, если он считает, что мы заблуждаемся, то, что сделал он сам для того, чтобы предотвратить ту гибель, которую он нам так радостно пророчит. Чиста ли его совесть? Вместо того чтобы постараться направить нас на "путь истинный", который он честно считает правильным (но которого, как непредрешенец, он никогда, между прочим, не предрешал и не указывал), он решил, что не стоит снижаться и марать руки в споре с нами… Но то, что он сделал было жалко: пощечину клеветнику, удар палкой по голове, нанесенный младороссу, продающему "Искру", басни об избиении старушек и младенцев, он признал за "белый застенок", за "правую стенку", за "зверство на церковной паперти". Откровения провокатора он принял за наше подлинное лицо. Он поверил и обрадовался: ему слишком хотелось и поверить, и обрадоваться".
Молодежь, свободную от "обломовщины" (я не вкладываю в этот термин какой-либо отрицательный смысл, трудно и нельзя судить тех, кто уходил от России, выбросившей их на чужие берега), увлекала новая идеология, свободная от "устаревших" революционных классовых подходов и идей и "прогнившей" буржуазности западных партий.