- Ты устроился на работу?
- А куда? Всюду мало платят и много требуют.
- Да все мы так сейчас… Надо уметь терпеть… - начала я. Но Миша перебил:
- А я не хочу, как все.
Вот уж чего у него было навалом, так это "не быть, как все".
- Как у тебя с монастырем?
- Пока не берут. Там тоже очередь и блат. Связи нужны. Мне мешает, что я сидел.
- Наверное, ты понимаешь, что это естественно… Ты же, действительно, из тюрьмы недавно.
- Я не понимаю, - Миша стал агрессивен.
- И что ты намерен делать?
- Пойду в ту маленькую церквушку, - Миша махнул рукой за свою спину. И там, действительно, стоял вросший от времени один из самых старых храмов Москвы, - наймусь сторожем. Для монастыря нужен профильный стаж, как мне сказали.
И тут мы оба засмеялись. Только человек, рожденный в СССР и проживший там некоторую сознательную часть своей жизни, знает, что такое разговоры про "профильный стаж" - типичный советский подход к приему на работу и в хороший институт, если не по знакомству. Хотя говорим мы о монастыре, религии, вере, конфессиональных правилах… И нет ничего более антиподного реалиям советского образа жизни, чем они. Мы продолжали хохотать.
- Смешно, - говорил Миша. - При нашей нынешней действительности православные правила и советская действительность вдруг сомкнулись.
Из-под нависших болезненных век то ли почечника, то ли сердечника вдруг глянул на меня прежний Миша - веселый, заводной, игривый, куражный.
- Конечно, сомкнулись. Ты просто давно тут не был. Ты не боишься, что церковь, куда ты так стремишься, стала тем же райкомом комсомола, от чего ты так когда-то убегал? Просто все подретушировалось под новые веяния? И ты потом, уже попав в монастырь, жестоко разочаруешься? И…
Я поймала себя на полуслове. И не найдя нужного выражения, осеклась.
- Ты хотела сказать, что я опять кого-то убью, взвалив вину на него за собственные проблемы?
- Ну, не совсем… - Я стала заикаться, хотя именно это я и хотела, сказать - мы с Мишей, похоже, опять отлично понимали друг друга.
- Совсем, совсем… Не подбирай слов… Отвечу тебе так: боюсь, конечно. Но мне некуда деваться. Если я останусь - обязательно сяду опять. Мне в тюрьме лучше - в закрытом пространстве. А монастырь - зона. Только другие охранники. Мне надо жить под охраной. Я сам с собой не справляюсь, видя, какая жизнь вокруг.
- А какая она?
- Циничная. А я цинизма не выношу. Оттого и пил.
- А свою женщину зачем убил? Она была циничная?
- Нет, она была очень хорошая. Но я не помню, как ее убил. Пьян был.
- Так ты в миру все равно не останешься?
- Ни в коем случае. Не выдержу.
Больше мы с ним не виделись. Но я знаю, что в монастырь Миша не успел. Оформление тянулось очень долго: православная бюрократия у нас, как государственное чиновничество, - равнодушное ко всему, что не его личные нужды. Миша долго ходил в Патриархию, носил какие-то справки, работая церковным сторожем и живя прямо при храме. Постепенно стал попивать снова. Пару раз появлялся у Лены - опять просил денег… Один раз она ему дала сто рублей. Во второй отказала и правильно сделала: не для него она и муж ее работают, чтобы Миша имел возможность выпить, когда хочется… Правильно, конечно.
А Миша пошел и бросился в метро под поезд. О чем мы узнали много позже, и случайно. Пытались что-то выяснить, и оказалось, что Мишу - одного из самых талантливых людей нашей страны, которых я знала, - похоронили как бездомного и "невостребованного" (никто из родственников не обратился). Вернее, похоронили прах его - таких у нас кремируют. Могила Миши неизвестна.
Ринат
…Можно ходить прямо, а можно в обход. Расположение специального разведывательного полка Министерства обороны России - самого элитного его подразделения - конечно, не место для прогулок гражданских лиц, как я. Но иногда это очень требуется. Меня привел сюда Ринат. Он - один из офицеров этого полка, его звание - майор. Родом Ринат неизвестно откуда - круглый сирота, воспитывавшийся в детском доме с первых месяцев жизни. У него восточное лицо, раскосые глаза, и говорит Ринат на нескольких редких языках народов Средней Азии. Военная специальность офицера - разведчик, за эту службу у него много орденов и медалей. Ринат прошел афганскую войну, годами, нелегалом, сидел потом в таджикских бандах в горах и на афгано-таджикской границе и брал с поличным бандитов-наркоторговцев. Еще, тоже нелегалом, от имени российского правительства помогал приводить к власти некоторых нынешних президентов бывших советских республик. Естественно, много бывал в Чечне. И на первой чеченской войне, и на второй. Вся грудь Рината в орденах.
Мы ищем с Ринатом дырку в секретном полковом заборе. Он хочет показать, как он, увешенный орденами, живет в офицерской казарме, а счастье в виде дома в военном городке, куда он хотел вселиться, обошло его стороной. И хотя этот полк очень знаменитый, вышколенный и элитный, - дырку мы обнаруживаем, и весьма внушительную, целый танк пройдет. Не то, что мы вдвоем.
Пять минут ходьбы, и вот он - жилой городок разведчиков. Утро. Вокруг хмурые лица офицеров, свободных сегодня от службы. Погода, впрочем, тоже невеселая, размытая глина под нашими ногами - не идем, а плывем, смотря себе под ноги, чтобы не упасть.
Поднимаю глаза, и - о, чудо! - передо мной, как мираж посреди унылых пятиэтажек, красивый салатово-серый многоэтажный новый дом.
- Все началось именно с него, - говорит Ринат. - Конечно, я хотел квартиру в нем. Ну, сколько можно уже скитаться?… Сын подрастает. И я - все по войнам.
Майор смолкает на полуфразе и уходит в какой-то не ясный мне маневр. Он вдруг прячет лицо, пригибается - будто обстрел и надо искать окоп, чтобы спастись. Ринат тихо шепчет, что лучше бы сделать вид, что мы не знакомы и только что встретились, а еще просит не смотреть вперед, не размахивать руками и не привлекать внимания… Странности?
- Да что же случилось?! - спрашиваю. - Засада, что ли?
Глупость, конечно: ну какая может быть засада в охраняемой зоне постоянной дислокации военного подразделения…
- Его нельзя злить… - так же тихо произносит Ринат, продолжая отвлекающий маневр, и мы, действительно, как разведчики, быстро, ловко, но без суеты, чтобы неожиданной резкостью не обратить на себя внимания окружающих, меняем курс.
- Кого нельзя злить? - допытываюсь, когда Ринат поднимает голову и облегченно вздыхает в знак того, что опасность миновала.
- Заместителя командира нашего полка - Петрова.
Оказывается, мы только потому так сейчас маневрировали на местности, что Петров собственной персоной как раз ехал нам навстречу. Его автомобиль подрулил к красивому дому - потому что Петров в нем живет. И лишь когда он скрылся в подъезде, Ринат успокоился. И мы продолжили прогулку по военному городку - туда-сюда, вперед-назад. Как ни старались, а все получалось, что вокруг красивого дома… И Ринат смотрел на него с тоской и завистью.
Честно говоря, я в замешательстве. Немного знаю боевую биографию Рината, его бесстрашие и мужество, удивлена: а чего он, собственно, боится больше всего? Он, разведчик с огромным стажем, участием в войнах и боях? Смерти?
- Нет, к смерти притерпелся. Я не рисуюсь.
- Плена?
- Да, боюсь, конечно, - потому что понимаю, будут пытать. Сам видел. В бандах. Но и плена не так уж сильно боюсь.
- Тогда чего же?
- Наверное, мира. Мирной жизни. Я ничего в ней не понимаю. Я к ней не готов.
Ринату - 37 лет. Он только и делал в жизни, что бегал по войнам. Весь изранен. У него язва желудка и двенадцатиперстной кишки, еще - расстройство нервной системы, его не отпускают мучительные боли в суставах и фантомные мозговые спазмы после нескольких ранений в голову.
Недавно майор решил осесть - вернуться со всех своих войн в обычный наш мир, и тут-то оказалось, что в нем он ровным счетом ничего не понимает. Например, а кто ему даст дом? Ведь ему же полагается квартира за все то, через что он прошел, защищая интересы государства? Или - деньги?…
Как только он стал задавать Петрову, заместителю командира полка, эти вопросы, тут и выяснилось, что ему не полагается ничего. И Ринат сделал вывод: пока, выполняя особые задания своего правительства, он бегал по горам, странам и континентам, он был нужен своему государству, и оно давало ему ордена и медали. Как только здоровье майора вышло в тираж, он решил остановиться и попытаться осесть, оказалось, что нет ему тут никакого места, не приготовлено, и военное начальство попросту вышвыривает Рината на улицу. Даже из убогого угла в офицерской казарме, где он сейчас спит. Вместе с ребенком.
У Рината есть сын Эдик. Ринат - отец-одиночка, мама мальчика погибла несколько лет назад, и долгое время Эдик жил в офицерской казарме совершенно один, ожидая отца в этом самом углу, из которого их сейчас выгоняют - с его многочисленных войн и ответственных боевых заданий…
- Я знаю, как убить врага так, чтобы он не издал ни единого звука, - объясняет Ринат. - Я умею бесшумно и быстро влезть на гору и обезвредить тех, кто сидит на этой горе. Я - отличный скалолаз и альпинист. Я "читаю" горы - по веточкам и кустам, кто там и где притаился… Я чувствую горы - говорят, это дар от природы. Но я не умею добиться квартиры. Я вообще ничего не могу добиться в гражданской жизни.
Передо мной - беспомощный профессиональный убийца, подготовленный государством. И у нас сейчас таких много. Государство посылает людей на какую по счету войну, эти люди годами существуют в условиях войн, возвращаются и не понимают, из чего состоит мирная жизнь, какие в ней законы и порядки, - и спиваются, и уходят в банды, и становятся наемными киллерами, и новые хозяева платят им большие деньги, говоря, что они уничтожают, кого требуется уничтожить ради интересов государства…
А государство? Ему плевать. При Путине оно фактически перестало заботиться об офицерах, прошедших войны. И, кажется, будто оно заинтересовано в том, чтобы стало больше высокопрофессиональных киллеров в составе криминальных банд.
- Вы, Ринат, о том же думаете для себя?
- Нет, я не хочу. Но если мы с Эдиком окажемся на улице… Не исключаю. Я умею только то, что умею.
…Мы с Ринатом, наконец, подползаем по грязи и слякоти к унылой развалюхе. Ее тут называют "трехэтажка". Это и есть офицерская казарма. Мы поднимаемся на третий этаж, и за облезлой дверью - убогая казенная комната…
У майора никогда в жизни не было дома и своего угла. Вообще. Сначала - детский дом на Урале, в городе Нижний Тагил. Потом - казармы военного училища, в которое он поступил из детского дома. Еще позже - гарнизонные общежития вперемежку с палатками полевых лагерей. За плечами - уже шестнадцать лет в строю. Перекати-поле по присяге. А последние одиннадцать лет Ринат только и делал, что кочевал из одной боевой командировки на другую. От такой жизни у него так и не появилось вещей.
- И я был счастлив, - говорит майор, - я и не хотел уходить из войны… Думал, так навсегда…
Все, что нажил Ринат, умещается сейчас в одной парашютной сумке. Майор открывает казенный шкаф с инвентарным номером на жалком обшарпанном боку и показывает эту сумку.
- На плечо - и в командировку, - коротко объясняет, каковы его жизненные ценности и убеждения.
На диване сидит мальчик и как-то скорбно смотрит на нас. Это и есть Эдик. И я перебиваю майора:
- Но ведь вы были женаты? Значит, у вас было какое-то хозяйство?
- Нет, не было. Не успели.
Пока Ринат воевал в Таджикистане, помогая нынешнему президенту Рахмонову брать власть, в Киргизии у него появилась жена. С ней они встретились во время предыдущей боевой командировки Рината - в городе Оше, где она жила и куда однажды прибыл Ринат, потому что в Оше началась резня на национальной почве.
Они поженились прямо на фоне этой резни - по пылкой и страстной любви, вспыхнувшей среди крови и боли. Ринат тогда привел свою юную жену к своему командиру и сказал: "Все, мы женаты". Командир развел руками и только и попросил, что оставить жену в Оше, любимая женщина для разведчика - ахиллесова пята. И он оставил и отправился обратно в Таджикистан, в банду на границу.
Потом командир ему сказал, что жена родила мальчика и назвала Эдиком. А еще позже, в июне 1995 года, его юную жену, студентку местной консерватории, выследив, убили те, кто был недоволен деятельностью Рината в Таджикистане… Жене только что исполнился 21 год, и в тот день она шла сдавать экзамен за третий курс…
Поначалу Эдик жил у бабушки в Киргизии - мальчик был слишком маленьким, чтобы выдержать жизнь по офицерским общежитиям, да и Ринат очень редко ночевал в неуютных, неметеных комнатах, куда его определяло государство, - он продолжал бегать по спецоперациям и горам нашей страны, получил два тяжелых ранения, отлеживался по госпиталям…
- И все равно я не хотел другой жизни, - говорит Ринат. - Но Эдик стал подрастать.
Наконец, пришел момент, и он решил взять сына к себе, и с тех пор Эдик ездит к бабушке, лишь когда у Рината полугодовые боевые командировки, на такое время мальчика не оставишь под присмотром соседей.
…Мы сидим в их комнатушке - тут холодно и неуютно. Эдик - молчаливый мальчик с ясными, все понимающими и очень взрослыми глазами. Говорит он, только когда отец выходит из комнаты и когда его спрашивают - сын разведчика, одним словом. Он понимает, что отцу очень тяжело сейчас, и поэтому в следующем учебном году он хочет отправить Эдика в кадетский корпус, но мальчику эта идея не нравится.
- Я хочу жить дома, - говорит он спокойно и очень по-мужски, без надрыва, но, тем не менее, повторяет несколько раз. - Я хочу жить дома. Дома…
- А это - твой дом? Ты чувствуешь себя здесь, как дома?
Эдик - честный парень. Он знает: когда нельзя ответить правду, то лучше промолчать. И именно так он и поступает.
Действительно, кто возьмется назвать этот загон для боевых офицеров с пьяными воплями контрактников за тонкой стеной, с инвентарной казенной мебелью - домом?… Но Эдик знает, что отца гонят и отсюда. Значит, пусть это будет дом.
Отношения командования полка и майора стали портиться, когда Ринат пошел просить квартиру в новом красивом доме - том самом, прогуливаясь рядом с которым мы прятались от глаз заместителя командира полка Петрова. Майор полагал, идя с просьбой, что он прав, ведь уже много лет, как Ринат - первый в очереди на жилье.
- Когда я попросил, Петров возмутился: "Ты мало сделал для полка", - рассказывает Ринат. - Представьте, именно такую фразу и произнес. Я удивился и ответил: "Я воевал. Все время. Да я снял летчиков с горы, с которой их никто не мог снять… Я нужен государству".
Действительно, была такая история, за которую майор был представлен к высшему званию - Герой России. В июне 2001 года, в чеченских горах, в районе села Итум-Кале, разбился военный истребитель. Несколько поисково-спасательных групп ходили тогда в горы - искать экипаж, но все было впустую. Командование вспомнило о Ринате, прежде всего о его уникальном боевом опыте и о том, что он "чувствует горы" и умеет "читать" их, ориентируясь по веточкам, палочкам, листочкам.
Майор действительно нашел тогда погибших летчиков всего за сутки. Одно тело было уже заминировано боевиками - и Ринат его разминировал, и семьи теперь имеют могилы.
Боевые офицеры говорят обычно так: командиры, которые теряются в бою и горах, очень хороши именно на гражданке. Ринат тогда так прямо и сказал Петрову: "Знаю я, каким "героем" ты был в Чечне, все по штабам прятался". И замполит ответил ему, ударив по самому больному: "Ну, вот ты и попал, майор… За разговорчики свои… Будешь бомжевать у меня, майор… Уволю без квартиры… С ребенком на улицу пойдешь".
И стал претворять обещанное в жизнь. По полному списку. Сначала он унизил майора, офицера с уникальным боевым опытом, тем, что перевели его в… оформители плаца. Еще - в заведующие клубом. Заведовать показом кино для солдат.
Потом Петров приказал рисовать Ринату плакаты для плаца (Ринат - отличный художник), которые по должности полагалось рисовать жене Петрова, - и та просто перестала появляться на службе, и все офицеры полка знали, что Ринат работает за жену Петрова, а та отдыхает, в том новом красивом доме…
Тут еще Эдик тяжело заболел, попал в больницу, и врачи велели Ринату сидеть у его постели. Ринат стал постоянно отпрашиваться, а Петров - задним числом и невзирая на официальный больничный лист, выданный врачами принялся ставить ему прогулы… Потом собрал суд офицерской чести, там подтасовали протокол, и на основании этого протокола вышвырнул майора из квартирной очереди и теперь ходатайствует об увольнении Рината из армии без всяких льгот. Короче, коса на камень.
- За что? - опускает голову майор, уже понявший, что тут не война и его обязательно переиграют.
Войны, которые ведет наша страна и в которых участвует, продолжаются везде, где находятся люди, через них прошедшие. Прежде всего, в подразделениях, куда они возвращаются из боевых командировок. Штабные офицеры там насмерть воюют с "боевиками", боевыми офицерами. За неповиновение, невзирая на заслуги, их увольняют, с унижениями и оскорблениями вслед, Ринат - не единственный. Офицеры в армии теперь делятся на две неравные категории. Первые - действительно, участники боевых операций, рисковавшие жизнью, ползавшие по горам, зарывавшиеся в снег и землю на долгие сутки, многие израненные вдоль и поперек. Жалко их до смерти - им сложно пристроиться к нашей обычной, а для них дикой мирной жизни, где надо лавировать, а не хвататься за автомат, и они не находят общего языка со штабными, часто тоже побывавшими в Чечне, - и бунтуют, пьют, маются, и эти штабные, как правило, их переигрывают по всем статьям: наговорят гадости о них, где нужно, к начальству сбегают, понаушничают, поинтригуют… Глядишь, и подвели строптивых под увольнение. За что? За себя, конечно. Только за то, что одним своим присутствием в частях боевые офицеры ежедневно напоминают им, кто есть кто на этом свете.
А сами? А сами - вперед, вверх по чинам со скоростью летящего метеорита. Штабные отлично обустраивают свою бытовую жизнь, получают квартиры, дачи…
В конце концов, Ринат сдался. Он бросил армию, которую так любил, и ушел с Эдиком в никуда. Бездомный нищий боевой офицер. Я боюсь за него - потому что я догадываюсь, куда он подался.
Но я боюсь не только за него, но и за всех нас.