Наконец, многие "патриоты" полностью отвергают или даже просто проклинают сегодняшнюю Россию и ее терпящий свое положение народ. Напомню в связи с этим слова, написанные за несколько лет до 1917 года одним из гениальных русских мыслителей Василием Розановым: "Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно тогда, когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно когда наша "мать" пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, мы не должны отходить от нее… Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и, обглоданная евреями, будет являть одни кости, тот будет русский, кто будет плакать около этого остова…".
Уместно сказать, что Россия являла собой, в сущности, только "остов" и после монгольского нашествия XIII века, и в Смуту начала века XVII, и после февраля 1917 года. Но каждый раз находились истинные патриоты, и они, конечно, не только "плакали", хотя создавались и такие сочинения: "Слово о погибели Русской земли" (1240), "Повесть о разорении Московского государства и всея Российския Земли" (1612), "Слово о погибели земли Русской", написанное Алексеем Ремизовым (сентябрь 1917-го).
И в заключение: три охарактеризованных только что различных типа "патриотов" должны слиться воедино и стать тем самым истинными патриотами России, которая только при этом условии воскреснет…
В каком состоянии находится русская нация
"Круглый стол" газеты "Литературный Иркутск" и журнала "Наш современник"
Валентин Распутин: Предмет нашего сегодняшнего разговора - русский национализм. Как бы ни казалось кому-то по погоде недавних времен, что даже простое соединение этих двух, криминальных и каждого по отдельности, слов - "русский" и "национализм" в одно понятие, даже произнесение его способно привести к непредсказуемым последствиям, разговор такой назрел. Он и ведется время от времени на страницах печати, но или ругательно, в качестве угрозы, или касательно, по поверхности вопроса. Трезвое, разумное рассуждение о русском национализме до сих пор перебивается, с одной стороны, горячечными выкриками его противников, знающих решительное "нет - и никаких!", с другой - как противодействие, не менее решительное "да - и никаких!" его сторонников. А с такой категоричностью до истины не добраться.
Между тем, как мы знаем, украинский национализм есть. Литовский, эстонский, грузинский, молдавский, узбекский и т. д., выросшие из "праздника суверенитетов", - тоже. Каждый из них легализован, принят и одобрен. Как орудие разрушения "союза нерушимого", окраинный национализм пользовался симпатией и поддержкой, в том числе материальной, мирового общественного мнения. Теперь для разрушения России мировое общественное мнение перенесло свое благосклонное внимание на татарский, бурятский, якутский и пр. национализмы, возбуждая их активность против народа, собравшего их когда-то в одно могучее государство.
Сейчас это государство разрушено. Как в пору единства тяготы этого единства прежде всего ложились на плечи русского народа, так позже он больше всего пострадал от развала и разрушения. От 25 до 30 миллионов русских в одночасье оказались за пределами России и превратились во вновь построенных национальных "демократических" государствах в граждан второго сорта. В самой России бесправие и нищета, опять как в 20-30-е годы, новый социальный эксперимент не считается ни с какими жертвами. У руля государства опять, как после Октябрьской революции, ненавистники исторической России…
Ксения Мяло:…исторической и национальной…
В. Распутин: Да, исторической и национальной России. Народ безмолвствует. Обрушившийся на него девятый пропагандный вал нравственного, духовного и национального разложения продолжает бушевать с невиданной силой, погребая под собой огромное число наших легковерных и беззащитных соотечественников. Что после него, после этого пропагандного тайфуна, останется, мы, к несчастью, знаем плохо. Мы уже и сейчас не знаем, в каком состоянии находится русская нация, находится ли она еще в едином национальном теле, или последними потрясениями, наступлениями и озлоблениями она из него вытряхнута и разметана по российским городам и весям без всякой кровной и духовной связности между собой. Будем надеяться, что до этого не дошло и что национальный инстинкт и национальную память не выбили из нас окончательно.
А если так, если нация при всех ее трагических потерях жива - к чему же тогда и обратиться для ее собирания, излечения и мобилизации, как не к национальному духу, где же искать опоры, как не в национальном достоинстве и национальной совести?! Разумный национальный эгоизм, повторяю - разумный, призванный для преодоления национального кризиса, не должен ни в ком вызывать подозрений. Уже сам инстинкт самосохранения нации есть элемент национализма.
Само собой разумеется, что национализм не есть понятие однозначное. Так же, как для любого организма требуется лекарство лишь до выздоровления, дальше оно превращается в яд, для организма национального перекормка "само" опасна. Об этом свидетельствует пример сегодняшней Латвии, где национализм переродился в расизм. Я не хочу сказать, что у нас существует надежный иммунитет против перехода болезни недостаточности в болезнь избыточности, однако кой-какие черты характера русского человека, которых мы, вероятно, коснемся в этом разговоре, служат определенной защитой. И тем не менее русские мыслители, зная о них и указывая на них, находили нужным предостерегать от злоупотребления национальным чувством. И. А. Ильин, пропевший песнь русскому национализму в статье, которая так и называется - "О русском национализме", вслед за нею пишет статью об опасностях и заданиях русского национализма, выводя, правда, опасности не из нашей индивидуальности, а из принятой в таком случае общей предохранительной ноты. А одно из заданий - "выговорить национальную идею".
Интересно, что против этого, то есть против выговаривания и обозначения национальной идеи, возражали и до, и после Ильина. Известны слова Вл. Соловьева: "Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что бог думает о ней в вечности". С государственным, политическим национализмом не соглашался и Константин Леонтьев, считая, что тот невольно начинает в случае своего успеха подавлять национализм культурный, бытовой и кончает вульгарной космополитической демократизацией. Писатель и историк русского зарубежья из второй волны Николай Ульянов, больше всего известный своей книгой об украинском сепаратизме, вообще предлагает держаться подальше от древа познания национализма, говоря, что всякое рассуждение для национального чувства, как и для любви, губительно. Национальную идею он связывает с ложью, подчинением и тоталитаризмом, а самосознание - с декларацией, формулой и демагогией. Национальное чувство, по Николаю Ульянову, должно жить и развиваться в естественных условиях, расти, как дерево в лесу, всякое вмешательство в него есть насилие и убийство.
Я потому привожу это "сильное" мнение, что его высказывает глубоко русский человек, патриот.
Так, может быть, начиная этот разговор, мы действительно вторгаемся в область запретного, существующего только по своим внутренним законам, неприкасаемого и неуправляемого? Или, ни в какой форме не касаясь этой темы, мы тем самым вслед за национальной идеей и национальным самосознанием постепенно устраним из народного бытования и национальное чувство, а боясь национализма, быстрей сдадим в мондиалистский плавильный котел и самую нацию?
Вадим Кожинов: Мне представляется необходимым во всех рассуждениях о России четко разграничивать понятия "патриотизм" и "национализм". Не так давно я участвовал в российско-американской конференции на тему "Национальные интересы России". В перерыве ко мне подошел глава делегации США Генри Киссинджер (ему, вероятно, кто-нибудь указал на меня как на "патриота") и не без игривости "признался": "Вы знаете, я вообще-то русский националист", - исходя, очевидно, из того, что в своих выступлениях на конференции он не раз демонстрировал возмущение дискриминацией русских в Прибалтике. Но я совершенно искренне возразил Киссинджеру, что Россия с самого начала своей истории была и теперь остается страной многоплеменной, многонациональной и потому "собственно русский" национализм в ней невозможен. Бывший госсекретарь США явно был удивлен и даже прекратил разговор, полагая, по-видимому, что я навожу тень на плетень.
В. Распутин: Вы говорите: русский национализм невозможен, считая, что он и не нужен?
В. Кожинов: Как можно утверждать, что нам нужно то, что вряд ли в России возможно? Что такое национализм? В конце концов, это - "идея крови". А в России просто трудно найти человека собственно "русской" крови. Сошлюсь на чисто личные впечатления. Мне не раз доводилось в молодые годы бывать в Эстонии. И эстонцы постоянно обращались ко мне по-эстонски. Все они принимали меня за эстонца. Это объясняется наверняка тем, что род Кожиновых происходит из западной части Псковской губернии, где русское население было очень сильно "разбавлено" с финским.
В. Распутин: Но если невозможен национализм, не существует и нации.
В. Кожинов: Отвечу "формулой", которую я отстаивал в печати еще в 1981 году: Россия - не нация, а континент. Напротив меня здесь Ксения Григорьевна Мяло, которая оспаривает евразийство, но я думаю все же, что она оспаривает его в каких-то экстремистских и несерьезных проявлениях. Наш с ней общий молодой друг Юрий Ключников недавно написал статью, в которой, не соглашаясь с теми, ктр полагает, будто евразийство как бы уничтожает русскость, остроумно заметил, что и англичанин, и немец, и француз никогда не обидятся, если их назовут европейцами. А "родовое" понятие в отношении русских - евразизм.
Я решительно не согласен с теми, кто считает Россию "Евразией" главным образом потому, что в нее входят, например, и славяне, и тюрки (то есть "евразийцы" - это, мол, славяне плюс тюрки). Нет, русские сами по себе - евразийский народ и притом центральный, стержневой. И если бы в пределах России вдруг вообще не оказалось тех же тюркских народов, русские все равно были бы евразийским народом (а не европейским и не азиатским). В частности, эта двойная основа обусловила явную неустойчивость и недостаточную определенность русского самосознания. Давно, еще в 60-х годах, английский литератор Питер Темпест задал мне каверзный вопрос: почему у вас так много и так страстно говорят о России, о русс кости? Вот у нас в Англии об "английском" почти никогда не рассуждают… Вопрос заставил меня всерьез задуматься, но, полагаю, я ответил правильно: англичане (как и немцы и французы или же японцы и индийцы) абсолютно уверены в своей, так сказать, идентичности, в своем "месте" в составе человечества. У русских же этого нет. И обостренное внимание к "русской теме" объясняется вовсе не националистическими амбициями, а прямо противоположной причиной - неполнотой, недостаточностью национального самоутверждения. На Западе именно поэтому постоянно твердят о присущем русским "комплексе национальной неполноценности". Однако сей "комплекс" совершенно уместно определить и по-другому: для русских отнюдь не характерны идеи национального и расового превосходства. Тенденции этого рода, правда, проникали подчас в Россию и с Запада, и с Востока, но никогда не имели сколько-нибудь существенной влиятельности. Для русских неизмеримо более типична как раз национальная самокритика - нередко беспощадная.
К. Мяло: Раз здесь возникла параллельная тема Евразии, позволю себе вклиниться. Я знаю работу Ключникова, в которой он пытается соединить на сегодня несоединимое - Великую Империю и русское национальное - спасение. И сразу же хочу вам, Вадим Валерианович, возразить, что, разумеется, француз всегда легко ощущает себя европейцем и французом, потому что, вы сами это сказали, для него есть несомненность того, что он француз, и это то, на чем он лично утверждается, что он француз. И при этом он француз и европеец. Вот если бы существовало же такое соотношение между понятиями "русский" и "евразиец", то тогда проблемы бы и не было. Это первое.
Второе - я уже не раз отвечала на попытки истолкования моей идеи сосредоточения на проблеме русских как якобы выпячивания "крови". Ни один серьезный исследователь сегодня не может из принципа крови исходить, и не в нем суть. Тем не менее проблема русской нации существует. Вот вы говорите, что русский национализм невозможен, как невозможно и его возрождение. Я же считаю, что он уже есть и, видимо, движению этого типа принадлежит ближайшее будущее, между прочим, и потому, что в нем есть достаточно активные молодые образованные люди, уже остро сознающие проблему (здесь можно вспомнить, к примеру, партию Николая Лысенко). К тому же, если мы говорим о нынешней России, вернувшейся к границам XVII века, то нет не только никаких оснований педалировать ее многонациональность, но, напротив, она может считаться одной из самых мононациональных стран мира: русские составляют около четырех пятых всего населения. И, однако, у них ускоренно вырабатывается стереотип поведения бедного родственника, живущего не у себя дома, в то время как Казахстан или Латвия с 50 % титульного населения спокойно объявляют себя национальными государствами.
На мой взгляд, проблема в том, что у русского народа сейчас нет сильно выраженного самосознания. В семнадцатом веке русские, собирая вокруг себя другие народы, подходили гораздо ближе к тому, что потом стало достоянием Европы - формированию собственно национального государства. И, конечно же, не на основе крови. Я исхожу из определения нации как культурно-исторической целостности, сознающей себя политической силой и оформляющей себя на этой основе как государство. Однако русские, подойдя к этому порогу, самой историей оказались как бы переброшенными через него и выдвинутыми на роль собирателя империи. Если не мифологизировать, а рассматривать историю такой, какой она была, то первейший и самый сильнейший мотив, по которому к России обращались другие народы и по которому эти народы входили в состав России, выражался в прошении: "Примите под вашу сильную и высокую руку". Хотя случались и завоевания, но они не относились к доминирующему типу собирания народов внутрироссийской государственности. Просто перед другими народами был мощный сильный народ, который сумел отстоять для себя территорию своего бытия, историческое пространство своего бытия, свою культуру, при этом проявив абсолютно уникальную для той эпохи способность не затаптывать соседей, а каким-то образом интегрировать их в общее державное тело, создать уникальный синтез, который в конечном счете и стал Россией. И здесь не должно быть иллюзий: русский народ, как нация, ставшая суперэтносом, заплатил за это достаточно дорого: не надо забывать о крепостном праве, о расколе, то есть о том, что единственной по-настоящему преследуемой конфессией было старообрядчество, о том, что именно русские в основном несли в стране воинскую повинность.
Теперь же ситуация такова, что распад Союза привел русских чуть ли не в самое унизительное положение. Кстати, думаю, одной из причин раскола в патриотическом движении станут противоречия между сторонниками восстановления СССР по ленинской модели, то есть как Союза республик, и сторонниками восстановления России как государства, которое будет иметь своим субъектом русскую нацию в широком смысле этого слова. Сегодня русские просто стоят перед вызовом времени, а именно: на территории Евразии - а для меня проблема Евразии никак не снимает проблемы русскости - им суждено создавать свое государство. Раз началось стремительное разделение на "чистых" и "нечистых", исключено, что Латвия сложится как нация, которая будет включать в себя и русское население. Эстония так не сложится, Молдавия не сложится, Казахстан. Например, казахи, коль скоро они встали на путь создания национального государства, будут оформляться в нацию каким-то другим путем, возможно, через вхождение в тюркский суперэтнос, не знаю. Русские же стоят перед очень жестким выбором. Они сейчас на новом витке объективно возвращаются к той задаче, которую оставили, когда Россия начала превращаться в империю. И они либо решат ее, либо погибнут.
В. Кожинов: Должен признаться, что все высказанное вами, Ксения Григорьевна, в общем и целом вызывает во мне самое глубокое сочувствие. Но в то же время я столь же глубоко сомневаюсь в осуществимости замысла о "собственно русской" государственности даже на нынешней территории Российской Федерации (РФ). Для этого потребовалось бы совсем иное отношение к правам народов - такое, какое господствует на Западе.
Нельзя не задуматься над следующими цифрами. Русские составляли в 1989 году 81,5 процента населения РФ (сейчас их доля, вероятно, растет, поскольку появились "беженцы"). По европейским меркам РФ не являет собой "многонациональное" государство, ибо, например, французы составляют также около 82 процентов населения Франции, англичане - 77 процентов населения Великобритании, испанцы - даже всего 70 процентов населения Испании, но никто не считает, что в этих странах есть какие-либо "суверенные нации", кроме французов, англичан, испанцев. Совсем иное отношение к делу в России. Иностранцы, внимая нашим толкованиям проблемы, полагают обычно, что русские составляют в РФ не 81,5 процента, а менее половины населения…
Правда, мне могут напомнить, что после 1917 года в РФ - в отличие от Запада - были созданы национальные республики, области, округа (созданы, в сущности, по принципу "нарисуем - будем жить"). Поэтому, мол, нечего сравнивать РФ с Западом, где этого нет. Однако более трети (36 %) нерусских в РФ принадлежат к народам из других республик (украинцы, белорусы, армяне и т. д.) либо вообще из других стран (немцы, греки, поляки и т. п.). Еще около трети (28,5 %) нерусских (татар, башкир, мордвы и т. д.) живут не в своих национальных образованиях и, следовательно, не несут в себе властного устремления к "суверенитету". То есть реальными носителями национальных устремлений могут считаться только немногим более трети (35,5 %) нерусских, живущих в РФ. А они составляют всего-навсего 6,6 % (!) от общего количества населения РФ. Да, именно такова доля людей соответствующих национальностей, живущих на территориях Татарстана, Башкортостана, Мордовии, Чечни, Саха и т. д. В любой западной стране правительство вообще не стало бы считаться с требованиями столь малой доли населения предоставить ей национальные суверенитеты и беспощадно подавляло бы направленные к этому действия, как это и происходит долгое время в Ольстере (Великобритании) или Стране басков (Испания), не говоря уж об индейцах США или Канады. Впрочем, что там индейцы! В США живут 5 миллионов людей, считающих себя немцами, а в РФ немцев 500 тысяч. Но никого, в общем, не изумляет, что немцы РФ требуют суверенитета; в США над таким требованием просто посмеялись бы…
Словом, в России другой, как модно теперь говорить, менталитет, и всего шесть с половиной процентов ее населения и ведут себя, и воспринимаются так, как будто они составляют по меньшей мере половину населения РФ. И от этого, я полагаю, никуда не денешься - это исторически сложившаяся судьба России…