Татьяна Глушкова: Я бы хотела поддержать Ксению Григорьевну по вопросу Евразии. Хотя не читала Ю. Ключникова: этот "наш молодой друг" для меня пока только "душа Тряпичкин", к которому обращался известный гоголевский герой… Но есть вещи, о которых можно судить вполне самостоятельно - и оценить сообразно здравому смыслу, тем более что "тема Евразии", "евразийства" звучит сейчас неотступно как в патриотической, так и в демократической прессе. Ксения Григорьевна говорит, что проблема Евразии никак не снимает проблемы русскости. Я бы заострила и даже перевернула этот тезис, сказав: проблема Евразии всецело упирается в проблему России и русских, зависит от них, а без них - совершенно надуманна, эфемерна. Потому что никакой, помимо чисто географической, Евразии, то есть весьма условного пространства на стыке двух частей света, без России и русских просто не существует. Без России и русских это понятие лишено реального содержания - культурологического ли, государственного, религиозно-духовного. Вне России и русских никакого "евразийского" единства (двуединства) нет. Оно было создано русскими, великой державо-строительной нацией, скрепившей обширные территории континента (обширные части этого континента), втянувшей в поле своей созидательной энергии, своего могущественного, открытого, национально терпимого духа множество народов и Восточной Европы, и Азии (Северо-Западной, Дальневосточной, Средней).
Это единство, созданное русскими, обеспечивавшееся ими, и исчерпывалось границами исторической России - Московской Руси, Российской империи, а затем СССР, - оставляя за пределами своего сложного, многосоставного и "по краям" подвижного корпуса значительные государственные, культурные, этнические массивы Азии и Европы, вполне суверенные относительно нашей страны и относительно друг друга. Кому-то из русских мыслителей, из государственных деятелей этот корпус казался "перегруженным", кому-то - недостаточным по имеющимся возможностям, недооформленным, - но во всех случаях ясно было, что крепление, что оформление его непредставимо без русской нации, русской вдохновляющей силы.
Если же сегодня, в условиях государственного, идеологического, культурного, национального "провала", образовавшегося на месте России-Евразии, вы, господа патриоты, конструируете некую "другую", новую "Евразию", мечтательно "присоединяя" к ней, например, все страны Тихоокеанского региона или вообще всю Азию, дабы "компенсировать" этим катастрофический российский "провал" ("компенсировать" в пику, скажем, США или "атлантизму"), то это вряд ли соответствует традиционному русскому делу и явно идет "поверх" действительных российских интересов. За "географической фанфаронадой" (Вяземский) неоевразийцев забыт, принижен, пожалуй, и заживо похоронен русский субъект и слышен бывает какой-то троцкистский даже мотив, спетый, впрочем, на иной, "осовремененный" лад. Новая, обновляемая "Евразия" - это, в сущности, очередной из мондиалистских проектов, принципиально не отличающийся ни от "новой Европы: от Камчатки - до Камчатки или от Аляски до Аляски" (см. "Парижскую хартию" 1990 года), ни от тириаровской "Европы - от Дублина до Владивостока" (см. публикации Ж. Тириара в русской "патриотической прессе").
Ясно, все эти мондиалистские проекты - "американоцентристские", "европоцентристские", "азиецентристские" или "неоевразийские", с шифрами "Атлантика" ли, "Континент" ли и пр. - направлены против России и русских (а собственно, против всех народов, входивших в Советский Союз).
Мондиалист не ставит вопроса о единстве - культурном, религиозном, историческом, национально-этническом, - намереваясь не сплотить, а, напротив, распылить, растолочь и смешать все несоединимые породы. Он имеет в виду не возможность (задачу) гармонии, а, напротив, возможности "энтропийного" хаоса. Культурные, национальные, духовные сущности разных народов для мондиалиста - "звук пустой". Звук пустой для него и сама география: ее-то "перечертить" легче всего, урвав при этом "биомассы" ("рабсилы"), "геологии", природных богатств. И если "новая Европа" Буша - Коля - Горбачева охватывала вместе с натуральной Европой североамериканский континент, а также Сибирь с Камчаткой, то отчего ж бы новой "Евразии" не замахнуться на во всех отношениях отчужденные от Европы районы, на Центральную, на всю тихоокеанскую Азию, на Ближний Восток - да хоть бы на Африку - и не стать даже "Евроафроазией"?! Отчего ж бы не так, если есть на свете ЮАР, наложившая уже лапу на российские алмазы? И появятся у нас новые "русские патриоты" - "афророссы" или "евро-афроазийцы" - и, играя в геополитику (точно в кубики с рисунками материков), станут доказывать нам органичность и выгоду блока с любым экзотическим хищником и отыщут корни славянства, истоки вероучения русских хоть бы в самом аду. Как знать! Ведь идет, продолжается, нарастает широкий эксперимент над русским национальным сознанием, все ближе нащупывается тот вожделенный предел, за которым сознание выродится в условный рефлекс "биомассы", а русская интеллигенция порой выглядит то ли первой жертвой, то ли прямой соучастницей этого эксперимента: сразу не разберешь - так глубок социальный регресс!..
Говоря о мондиалистских построениях, сопровождаемых даже какой-нибудь "национально-освободительной" идеей, о "пробных шарах" новых "геополитических" (а в основе - расистских) теорий, я хотела здесь подчеркнуть, что мондиализм - многокрыл. Он имеет американо-израильское, европо-германское или "континенталистское", "неоевразийское" и бог еще знает сколько разнопоименованных, соподчиненных или даже враждующих "подразделений", более или менее "приоритетных" средств экспансии, - "и все на наш редут"!
Цель одна - мировое господство селекционного меньшинства (у "скромного" Ж. Тириара - как бы лишь полумировое) с устранением "последних" препон к этому, средь которых Россия - главная. Ибо она, "взятая во всецелостности со всеми своими азиатскими владениями, это целый мир особой жизни, особый государственный мир" (К. Леонтьев), с особо неподатливою духовностью и особо завидными для обглодавших себя "потребительских обществ" ("цивилизованных стран") материальными ресурсами… Богатства Сибири, Урала, нашего Севера и Дальнего Востока равно снятся и бывшему эсэсовцу Тириару (правда, уже в "неземных снах"), и свежему президенту США, и наследникам японских самураев, и израильскому кнессету - множеству поставщиков "гуманитарной" (идеологической) помощи России, каковую "помощь" в милой для них упаковке и подхватывают сейчас наши патриоты-"евразийцы".
И, возвращаясь вплотную к "нашему редуту", скажу, что бытующая формулировка: русские - это просто родовое понятие евразийства (то есть некой, так названной части человечества), - мне кажется, предполагает несколько далеко не научных объективных целей. Первая: поставить великую нацию, создательницу России-"Евразии" в некий эгалитарный, всеуравнивающий "неоевразийский" ряд. Вторая: исподволь отменить само имя "русские" - "родовое понятие" из неведомо как взбитого транснационального коктейля.
Да, речь идет о "безболезненном", "бархатном" (как теперь говорят обо всех коварно-разрушительных процессах) отказе от имени. Вместе с веянием мондиализма отзывается тут, конечно, и наследие ленинско-брежневского интернационализма. Ибо новое этническое прозвище "евразийцы" служит тому же, чему служило брежневское переименование Центральной России в "Нечерноземье", а проживающих там русских - в "нечерноземцев". Только в одном случае термин взят из географии, а в другом - из почвоведения. Так ли уж важно! Лишь бы не из реальной истории Отечества. Трогательно, правда, что "российско-патриотические" неоевразийцы "остроумно" уговаривают русских соглашаться на новое прозвище - по примеру "хороших мальчиков": "и англичанина, и немца, и француза", которые (вот она - зрелость!) "никогда не обидятся, если их назовут европейцами"…
Римляне бы - "обиделись", - осмелюсь вклинить антипример, более сродный русским. (Речь, конечно, о древних римлянах.)
Но до чего же дорог нашим "антиатлантистам" западный образец! Да и кто они, собственно, наши "неоевразийцы"? Там ли укоренены, где - с виду - растут? "Своя своих не познаша", - подмывает порою сказать, наблюдая борьбу иных "русско-патриотических" идеологий с русофобией всех прочих мастей!
Многое можно бы тут добавить. Что "Россия - не нация, а континент", - повторяет Вадим Валерианович уже долгие годы, зачарованный фразой, как-никак уводящей от понятия "русская нация", хоть и ложно значительной, на мой взгляд. Что ж, отвечу подобным же по содержательности: "Англия - это не нация, а остров". И могла б продолжать эту чеховскую переписку с "ученым соседом". Но ввиду горестного, но живого еще российского "редута" я считаю важным отметить: свой посильный вклад в денационализацию русских, в понижение русского самосознания внесли за последние 20 лет и русские "нациоведы" - из "патриотического стана". Вольно, невольно ли - это другой вопрос!
Чего стоили хотя бы настоятельные разъяснения авторитетного Вадима Валериановича, что "русские, кажется, один из немногих народов в мире, самоназвание которого является прилагательным, а не существительным", что "само слово "русские" - это как бы (?) определение, а не предмет, и что это свидетельствует о "неукорененности в древнем и прочном бытии" и, конечно, о несуверенности русских, об их внешне служебной роли в сложно подчиненном предложении, каким представляется тут многонациональное человечество… Эта "национальная грамматика" диктовалась нам с солидных журнальных страниц и с телеэкрана. И дошла она и до того, что, "если угодно, нацисты были правы, когда утверждали, что в России не много "арийских элементов"…" (Как не правы, если решили идти на Россию во имя "арийских интересов"! А сейчас у нацистов Третьего рейха еще больше единомышленников внутри России, в том числе и за счет молодых "евразийцев".)
Что ж, предлагая нам нынче картонную корону "евразийцев", нас как будто возводят в "предмет", в ранг "существительного" - и надо бы благодарить?
С точки зрения подсобных членов предложения недавней "национальной грамматики" В. Кожинова, это так. Но вот беда: становясь географическим и абстрактным "предметом", мы, извечные "прилагательные", бродячие "определения", ищущие своего "предмета", вернее - "предметов", чтоб весьма беспринципно "облечь" их (мак - красный, платье - красное, кровь - красная и т. д.: такова уж судьба множества грамматических "определений"!), - на деле утрачиваем самостояние. Какое имели - в высшей степени, чем иной многоуважаемый "предмет". Потому что наше-то "прилагательное", "определение" - русские (что невдомек лингвистическим нашим нацповодырям) - притяжательного, строго притяжательного толка. Оно отвечает на грамматический вопрос не "какие?", а - чьи? И, смущаясь своим "неполноценным" именем прилагательным или отказываясь от исторического имени "русские", мудро оформленного самим нашим языком, мы разом утрачиваем свой, русский, космизм ("Даждьбоговы внуки"), нашу божественную генеалогию, всю философию глубочайшей нашей связанности с основами мироздания, с Верховной Истиной. Наш "великий, могучий" национальный язык и впрямь адекватен духу нации, он, как сам этот дух, непостижим для рационалиста-прагматика, - а русским писателям надобно все-таки понимать его… И заодно, стесняясь своего "имени-прилагательного", мы стираем и патриотизм. Ибо "русские" - как и "русичи" (тоже - чьи) - это накрепко принадлежащие Русской, отчей земле, "стяжаемые" ЕЮ себе и согласные со всей космической иерархией, которая существует между богом и нашим народом. Мы немыслимы вне высокородного своего "прилагательного", как немыслим без отчества всякий русский человек. Что же я предлагаю - взамен "геополитических" кубиков и новых "национальных" грамматик?
Строгий РОССИЕЦЕНТРИЗМ - в каждом слове о нашем будущем. Ясный акцент на русскости нашего духовного мира - в опасение двусмысленности и лукавства наших речей. Я предлагаю неусыпное бодрствование ума - бдительность к каждой "модной", шумливой доктрине - к "размаху", "экзотике" и эзотеризму ее. Я предлагаю сейчас определенную "узость" ума - для дальнозоркости взгляда. Я предлагаю простор для интуиции - этого "отсталого" инструмента, без которого решительно не обойтись в море "смелых", "парадоксальных", свежеподжаренных формул, моделей и слов. Я предлагаю нам хоть несколько приглушить для себя ново информационный шум. Вернувшись - иными глазами - к старой, стариннейшей информации. Я предлагаю кустарщину, доморощенность на месте конвейера интеллектуалистских идей. Я предлагаю всем русским сосредоточиться на своем, на своем, на своем… И да посетят нас в сегодняшней русской ночи светлые "тени забытых предков" - снимут с наших глаз пелену, вдунут огнь в наши книжные, соблазненные или просто усталые души!
В. Кожинов: После столь боевого выступления Татьяны Михайловны было бы вроде бы естественным решительное оспаривание ее суждений. Однако при более внимательном рассмотрении дела становится ясно, что для действительного спора, в сущности, нет никаких оснований. Главное высказано в первом абзаце выступления Татьяны Михайловны (см. от слов "проблема Евразии всецело упирается в проблему России и русских" до заключительных - "оформление его (евразийского единства) непредставимо без русской нации, русской вдохновляющей силы"). Не сомневаюсь, что если и не все, то абсолютное большинство из тех "патриотических" литераторов, которые употребляют понятие "Евразия", целиком и полностью согласятся (как и я сам) с данным рассуждением Татьяны Михайловны.
Далее же следует - прошу извинить за резкость определения - типичнейшая полемика ради полемики, имеющая в России свой специфический смысл, о котором скажу ниже. Насколько безнадежно было бы здесь спорить, с очевидностью выявляет уже вот этот один "пример" (подобных "примеров" можно привести немало): Татьяна Михайловна утверждает, что с точки зрения тех, с кем она полемизирует, "русские - это просто родовое понятие евразийства"; между тем, согласно оспариваемой ею точке зрения, русские - это как раз "видовое понятие" (хотя речь идет, безусловно, об основополагающем "виде" евразийцев). Совершенно необоснованная замена "вида" "родом" (то есть предпринятое Татьяной Михайловной прямое перевертывание реальной сути проблемы) делает спор бессмысленным…
Что же касается "полемики ради полемики", то вся она, по существу, сводится к клеймению оппонентов мрачно или даже зловеще звучащими сегодня определениями "ленинцы", "брежневцы", "троцкисты" и т. п., а также "единомышленники" всякого рода "мондиалистов", "нацистов", "русофобов", "японских самураев", "израильского кнессета" и т. д. Наряду с такими "разоблачительными" характеристиками используются и предельно уничижительные - "душа Тряпичкин" (причем Татьяна Михайловна откровенно сообщает, что определяемого ею так автора она вообще-то "не читала"), "ученый сосед" и т. п. Поэтому заключительный страстный призыв Татьяны Михайловны: "Я предлагаю всем русским сосредоточиться на своем, на своем, на своем…" - воспринимается в реальном контексте ее выступления скорее как побуждение русских сосредоточить огонь на своих, на своих, на своих.
Но, обращая внимание на это, я отнюдь не ставлю задачу "осудить" Татьяну Михайловну. Ведь перед нами никак не устранимая русская "специфика". Так, каждый, кто достаточно полно познакомится с русской публицистикой XIX и начала XX века, сможет убедиться: по "своим" обычно били беспощаднее, чем по "чужим"… Сам я убедился в этом давно, еще в 1960-х годах, и в дальнейшем нередко пытался "мирить" враждующих "патриотов" - "левых" и "правых", "отцов" и "детей" и т. п. Когда во второй половине 1970-х годов Татьяна Михайловна - надо сказать, несколько даже неожиданно - оказалась в "патриотическом лагере", я (чему есть немало прямых свидетелей) воспринял ее приход, как говорится, с распростертыми объятиями. Но и самые благие попытки "мирить" нередко тщетны, ибо едва ли ни большинство русских идеологов, сталкиваясь в своих рядах с тем, что представляется им отступлением от истины, обрушивается на действительных или мнимых отступников, как правило, с большей яростью, нежели на заведомых врагов. По этому поводу можно (да и нужно) горько сетовать, однако в то же время нельзя не видеть, что здесь обнаруживается благороднее бескорыстие: ведь выступающий против "своих" рискует в конечном счете вообще оказаться в одиночестве…
Но дело здесь, конечно, не только в "личных" интересах; совершенно безоглядно громя собратьев по перу, которые все же как-никак русские люди, Татьяна Михайловна волей-неволей опровергает свой собственный пафос - пафос монолитного национального единства. Ведь если жаждешь этого единства, естественно и даже необходимо стремиться кропотливо и доброжелательно убедить того же молодого сибиряка Юрия Ключникова в ошибочности его историософских исканий (предварительно, разумеется, познакомившись с его работами), а не объявлять его "Тряпичкиным"…
Впрочем, во всем этом выражается непреодолимая русская "специфика", которая одновременно и ужасна, и прекрасна. Прекрасна потому, что свидетельствует об отсутствии не только личного (готовность разорвать отношения с теми, кто мог бы тебя поддерживать), но и национального эгоизма… Словом, Татьяна Михайловна по-своему, с неожиданной стороны подтверждает то, что я и стремился утвердить.
Игорь Шафаревич: Валентин Григорьевич упомянул русский национализм как опасную тему и как обычное обвинение какого-то движения, которое несет в себе большую угрозу. И у меня, когда слышу об опасности русского национализма, немножко екает сердце, появляется какое-то слабое оптимистическое чувство: раз что-то представляет опасность, оно должно тем самым существовать. Может быть, враги часто видят острее, может быть, они действительно различают какие-то русские силы, которые столь мощны, что могут выплеснуться и даже превратиться в угрозу для соседей? Мне кажется, сейчас нависла угроза полного уничтожения России, превращения ее лишь в материал для каких-то других действующих лиц Истории и приготовившиеся к прыжку возможные наследники этим гвалтом о русском национализме просто хотят заглушить последние стоны жертвы.
Мне кажется, у нас в какой-то мере зашел спор о терминах, более-менее мы подразумеваем одно и то же. В конце концов, если есть нация, то у нее есть какие-то жизненные цели, а это и есть концепция русского национализма. Каким образом можно оторвать нацию от национализма, если национализм рассматривать не просто как идеологию агрессивности? А очень реальным является вопрос об уникальном характере русского патриотизма - или национализма, как его ни называть.