Но быть либералом-рыночником скучно еще вот почему. В основе либеральной доктрины - ценность свободы. Вроде бы. На первый взгляд. В противоположность доктрине равенства, которую исповедуют социалисты. Но свободный рынок вступает со свободой в некую странную коллизию. Даже, можно сказать, в конфликт. Нет тут лучезарных соответствий. С одной стороны, рынок подразумевает свободу обменов. С другой стороны, свобода обменов почти всегда маскирует довольно грубое доминирование сильного над слабым (капитала над наемным трудом, крупного собственника над мелким, власти над оппозицией, столицы над провинцией, коренных жителей над приезжим, знаменитостей над дебютантами и так далее).
Однако тут нет противоречия. Свобода неделима, она принадлежит всем. Если у кого-то больше ресурсов (экономических, политических, социальных, культурных), это не значит, что у него больше свободы. Свободы всегда у всех поровну. Иначе свобода тут же переродится в свободу запрещать. Вот это страшнее всего.
Не надо называть свободу "осознанной необходимостью". Это ложь и пруссачество, стремление превратить диспут в политинформацию, любовь в размножение, а творчество в служение интересам (кайзера, фюрера или широких масс - невелика разница). Свобода может быть ограничена реальной, физической опасностью для окружающих, и ничем более. Нельзя говорить о "нравственном вреде", о "разрушении традиционных ценностей", о "несоответствии критериям". Это ханжеский бред или своекорыстные ухищрения.
Наконец, если человек представляет опасность сам для себя, то люди не вправе запрещать ему распоряжаться единственной бесспорно принадлежащей ему собственностью - самим собою, своей бессмертной душой и своим бренным телом.
Мне кажется, что российскому обществу сейчас нужна либеральная партия в исконном смысле слова. Партия свободы. Защищающая свободный выбор личности.
Либеральная партия должна искать и предлагать решения проблем, которые не решаются или замалчиваются в таких системах ценностей, как коммунистическая, социал-демократическая, право-либеральная или правоконсервативная.
Защита свободы - это защита тех, чья свобода ущемляется. Защита права личности на свободу выражения, свободу самореализации, свободу выбора собственной судьбы.
Либеральная партия должна прежде всего защищать меньшинства. Любые: этнические, религиозные, сексуальные, социальные. Нуждаются в защите и гражданские меньшинства, то есть люди без паспортов и регистраций, незаконные иммигранты, гастарбайтеры, беженцы, вынужденные переселенцы, так называемые неграждане в отдельных национально озабоченных государствах. Нельзя забывать о профессиональных меньшинствах: либеральная партия должна защищать бродячих точильщиков и поэтов-авангардистов, актеров передвижных театров и вообще всех, кто работает на фрилансе. Свобода человека не должна ограничиваться по причинам его национальности, профессии, прописки или интимных склонностей.
Либералы должны защищать женщин от всех форм дискриминации и насилия. К сожалению, мы живем не только в неравноправном - мы живем в женоненавистническом обществе, которое слиплось от карамельных словес о "хрупких женских плечах" и "нежных, но сильных женских руках". Однако в отдельных случаях не худо бы вступиться и за мужчин, которые подвергаются атакам брутальных феминисток. Войну полов давно пора перевести в режим человеческого диалога.
Либеральная партия должна защищать детей и подростков от жестокого обращения со стороны родителей и воспитателей, но при этом и защищать родителей от бездумного вмешательства органов государственной опеки.
Выступая за безусловную отмену смертной казни, либералы должны сделать следующий шаг. Выступить за замену, где только возможно, лишения свободы денежным штрафом, исправительными работами или высылкой под надзор. Лишать свободы можно лишь в самых серьезных случаях, когда преступник реально представляет собой угрозу для жизни и здоровья других людей.
Либеральная партия должна защищать инвалидов, помогать им интегрироваться в нормальную социальную жизнь. И разумеется, защищать права душевнобольных, и вообще права пациентов медицинских учреждений. Человек имеет право знать, чем он болен и какая судьба его ждет: сокрытие диагноза от больного ничего общего с гуманностью не имеет. Это тоталитарные представления о людях как о несмышленышах, которыми должны руководить ответственные товарищи в мундирах или белых халатах.
Это вещи, в общем-то, понятные. Хотя в отдельных частностях не совсем привычные.
Но свобода, повторяю, неделима. И не подлежит суду морали (вернее, того, что мы называем моралью). Не нравственность дает санкцию на свободу, а наоборот - свобода является критерием нравственности.
Либеральная задача состоит в сломе авторитарнопатриархальных стереотипов. Партия свободы должна выступить за легализацию проституции, за создание соответствующих профсоюзов и социальных служб. За легализацию легких (а может быть, и не только легких) наркотиков, что явилось бы самым действенным средством борьбы с наркоманией и наркомафией. За узаконение гомосексуальных браков. Против тайны усыновления.
Нужно твердо сказать, что бомжи имеют право на бродяжничество, нищие - на попрошайничество, богачи - на неконтролируемую благотворительность. И все люди имеют право на достойную смерть.
Но не только люди. Животные, принадлежащие человеку и служащие ему, должны жить и умирать без мучений. А зоопарки лучше постепенно ликвидировать и заменить их экскурсиями в заповедники.
Иногда кажется, что в такой партии могут объединиться радикальная молодежь и либералы старой закваски, представители "профессорского свободомыслия". Те и другие устали от диктата массового общества, от потребительского тоталитаризма.
Разумеется, всегда найдутся люди, которые скажут, что для них личная свобода не так уж важна. Кто-то возразит, что для него гораздо важнее благополучие семьи, родных и дорогих ему людей (хотя это возражение не совсем серьезное: люди, превыше всего ставящие личную свободу, - это не чайльд-гарольды и не попрыгунчики, у них есть семьи, друзья и родственники). Кто-то пожертвует свободой ради интересов коллектива. Ради страны, народа, государства, религиозных святынь. Конечно же таких будет подавляющее большинство по сравнению с приверженцами личной свободы.
Либеральная задача состоит, в частности, в том, чтобы донести до людей несложную, но с трудом воспринимаемую мысль: принятие несвободы - это ваш, граждане, свободный выбор. И ах как жаль, что вы так странно распорядились своей свободой.
Важно, чтобы вы это поняли. Тогда, возможно, со временем вы примете другое решение.
УТРО ТУМАННОЕ
Современная Россия в поисках национальной идеи
Национализм в наше время можно назвать пробным камнем, на котором обнаруживается лживость и непрактичность парламентского правления. Примечательно, что начало национальности выступило вперед и стало движущею и раздражающею силою в ходе событий именно с того времени, как пришло в соприкосновение с новейшими формами демократии. Довольно трудно определить существо этой новой силы, и тех целей, к которым она стремится; но несомненно, что в ней - источник великой и сложной борьбы, которая предстоит еще в истории человечества и неведомо к какому приведет исходу. Мы видим теперь, что каждым отдельным племенем, принадлежащим к составу разноплеменного государства, овладевает страстное чувство нетерпимости к государственному учреждению, соединяющему его в общий строй с другими племенами, и желание иметь свое самостоятельное управление со своею, нередко мнимою, культурой. И это происходит не с теми только племенами, которые имели свою историю и, в прошедшем своем, отдельную политическую жизнь и культуру, но и с теми, которые никогда не жили особою политическою жизнью.<..> Провидение сохранило нашу Россию от подобного бедствия, при ее разноплеменном составе. Страшно и подумать, что возникло бы у нас, когда бы судьба послала нам роковой дар - всероссийского парламента! Да не будет.
К. П. Победоносцев. "Великая ложь нашего времени" (1884)
1.
Провидение, как мы теперь знаем, не сохранило нашу Россию ни от национализма, ни от парламента. Который все более и более становится похожим на "роковой дар" в ходе постепенного перехода к практической однопартийности.
Но действительно, парламентаризм есть стимулятор национализма. Вернее, двух национализмов: этнического и, так сказать, общенационального. Но тут возникает интересная диалектика: "общенациональный национализм", то есть институциональное оформление и массовое осознание своего отечества как чего-то единого и обособленного от других отечеств, предшествует национализму этническому. Больше того, является для него необходимой предпосылкой - необходимой в прямом смысле: не обойти.
Еще больше: я убежден, что не только этнический национализм (безразлично, национализм меньшинств или национализм большинства) вторичен по отношению к идее и институтам отечества. Сами этносы как осознаваемый институционально оформленный - а не просто наблюдаемый извне феномен - вторичны по отношению к нации (нации-государству или нации-отечеству). Иными словами, не этносы сливаются в нацию, которая потом становится политическим и даже мирополитическим организмом (отечеством, страной), а как раз наоборот - отечество-страна как действующее лицо мировой политики создает нацию (свою популяционно-идеологическую внутренность), а уж из нации в процессе демократического развития выделяются этносы-меньшинства.
Сказанное, разумеется, не означает, что я отрицаю существование этносов-племен. Ни в коей мере. Но это - этносы-в-себе. Они живут себе на периферии мировых политических процессов, осознавая свои различия согласно законам Ф. Барта и отвечая на вопросы приезжих антропологов. Этносы-для-себя - это уже меньшинства внутри большой нации, которые стремятся отгрызть кусок от большого и красивого тела родины. Или нанести ей какие-то иные обезображивающие повреждения.
Формирование понятий об отечестве как о едином теле исчерпывающим образом (на мой, разумеется, взгляд) проанализировано Эрнстом Канторовичем в его известной статье "Умереть за родину" (1951). Поскольку родина и народ суть в равной мере Тело Христово, пишет Канторович, то смерть за родину с XIII примерно века приравнивается к смерти за Христа с последующим попаданием в рай. Добавлю, что посягательство на целостность отечества чаще всего описывается телесными метафорами. "Резать по живому" - фраза самая распространенная и самая памятная для нас, бывших советских людей. Отсюда какая-то плотская враждебность к национализму меньшинств.
Демократическое государственное устройство (в том числе пакет коллективных прав) и парламентаризм как залог публичной дискуссии всячески способствуют и институированию этносов как политических суб- или паранациональных организмов и, соответственно, расцвету этнического национализма.
О современном этническом национализме написаны сотни книг и без счета статей (среди них и работы автора этих строк). Но в этих заметках я сосредоточусь на национализме отечества, национализме, если можно так выразиться, интегральном - вернее, пытающемся интегрировать весьма разнородное население страны в некое общее для всех целое, связанное какими-то надежными - но не совсем понятно какими - узами. Одним словом, интегрировать население в нацию. И одновременно отдифференцировать нацию, понять и затвердить, чем она отличается от других.
Здесь возникает вопрос о так называемой "национальной идее".
2.
Прежде, чем начать разговор о национальной идее для современной России, о попытках ее сформулировать, выразить или хотя бы почувствовать, хотелось бы сделать ряд оговорок, так сказать, методологического плана.
Во-первых, национальная идея изобретается, как правило, post factum. Даже американские колонисты XVII века, охваченные религиозным энтузиазмом, сначала должны были расселиться в Новой Англии, а уж потом объявить себя Новым Израилем.
Во-вторых, национальная идея есть явление скорее верхушечное, чем народное. Вряд ли соловьевская "La Idee Russe" могла достучаться до русского народа - и не только потому, что эта статья была написана по-французски. А потому, наверное, что идея триединства церкви, общества и государства, а также христианского экуменизма была слишком уж высокоумна. Национальная идея может стать массовым феноменом в пору массовых же народных движений - переселений, реформаций, революций, войн или заметных идейных брожений. Однако здесь тоже возможны вопросы. Трудно судить, насколько весь русский народ в середине 1870-х гг. так уж страстно стремился воздвигнуть крест над Святой Софией, освободить братьев славян от османского ига и объединить их под властью российского самодержца. Или, например, все ли российские "красные" были охвачены идеей Мировой Революции. Легитимация народным мнением имеет очень давнюю традицию и весьма высокую ценность, поэтому нельзя исключить, что идеологи выдавали и продолжают выдавать собственные мысли за народные чаяния.
В-третьих, даже как верхушечное явление национальная идея имеет значение скорее объяснительное, чем предсказательное. И уж конечно, ее не следует путать с инструментами массовой консолидации. Здесь связь если и существует, то многоступенчатая, опосредствованная. Поэтому, даже сочинивши какой-нибудь красивый призывный лозунг, не следует тешить себя надеждой, что он "овладеет массами и станет материальной силой" без специальных и весьма дорогостоящих пропагандистских усилий. Поэтому, кстати говоря, ничем не кончилась затея десятилетней давности, когда группу интеллектуалов поселили в резиденции "Волынское" и поручили изобрести современную русскую идею.
В-четвертых, надо иметь в виду, что само словосочетание "национальная идея" может пониматься двояко. Оно может означать идею нации (то есть представление о стране, народе, государстве) - или же идею, которая нацией руководит. Грубо говоря, речь идет либо о национальном самоанализе, либо о коллективном проекте для нации (о национальном проекте в первоначальном смысле слова). Может показаться, что одно невозможно без другого, но прямой связи здесь нет, хотя в идеальном случае хороший проект для нации, определяющий пути ее развития, опирается на результаты самоанализа нации, на согласованные представления о том, что она такое. Но в реальности национальные проекты - прерогатива правящей элиты, а национальный самоанализ - занятие независимых интеллектуалов. Объединение интеллектуалов и властвующей элиты приносит печальные плоды. Интеллектуалы начинают впрямую обслуживать власть и тем самым резко снижают качество своей работы. Другой вариант - интеллектуалы как власть. Это сформулированный Платоном идеал государства, которое отнимает свободу у всех, и в первую голову у самих интеллектуалов. Тут о качестве интеллектуальной работы вообще говорить не приходится.
Наверное, именно поэтому из затеи "Русская идея-1996" ничего не вышло. Начальство хотело получить Идею-Проект, а приглашенные интеллектуалы занялись изучением Идеи-Представления. Исследование показало, что Русская Идея (а также Русский Идеал, Русский Смысл, Русская Миссия и Русская Перспектива) в общественном сознании понимаются весьма широко - до потери качественной определенности. Русская Идея - это "наше все", но не по Аполлону Григорьеву, а по гоголевскому Осипу. Веревочка? Давай сюда веревочку, пригодится в дороге подвязать что-нибудь… Едва ли не единственным позитивным результатом сидений в Волынском было предложение Леонида Смирнягина: на сегодняшний день вот наша национальная идея и призыв к народу - "не ссы в подъезде". Это было мудро, но неосуществимо.
Наконец, в-пятых, рассматривая национальную идею в обоих смыслах слова, не следует стремиться к стройности и непротиворечивости как финальной концепции, так и промежуточных рассуждений. Представления нации о самой себе - равно как и ее устремления в будущее - зыбки, изменчивы и включают в себя дискурс об этих представлениях и устремлениях. В этой области издержки логицизма запретительно высоки.
3.
Почти всегда правящая элита получает страну в готовом виде, в наследство от прежнего режима. Случаи, когда отечество еще предстоит создать, достаточно редки. К сожалению или к счастью, Россия попала именно в этот редкий разряд. Даже среди редких он редок - в случае "недосозданного отечества" обычно речь идет об объединении, воссоединении или отвоевании земель. России же предстояло (и посейчас предстоит) сформировать представления об отечестве в урезанных границах. Общественное сознание с трудом может с этим примириться - а если совсем честно, то не примирилось до сих пор. До сих пор миражи СНГ мерцают в российских руководящих кабинетах, а в головах простых граждан до сих пор крепко сидит убеждение, что Крым - наш (и добро бы только Крым).
Так или иначе, знаменитое высказывание Массимо Д’Азельо "Италию мы создали - теперь нужно создать итальянцев" чрезвычайно актуально для России. Пусть в несколько иной редакции: "Российскую империю и ее советскую версию мы потеряли - теперь нужно создать…"
Тут повисает неловкая пауза. В мировом лексиконе до 1991 года слово Russians обозначало граждан СССР, практически независимо от их "этнической принадлежности" (пишу в скобках, обозначая тем самым свою особую позицию по проблеме этноса). Впрочем, этничность в СССР была сконструирована, а проще говоря, навязана. Политизированные постимперские этносы - вот что получила Россия в наследство от Советского Союза. Именно поэтому назвать русскими все население РФ не получается; а к слову "россияне" жители страны привыкают медленнее, чем хотелось бы. Но нравится - не нравится, а привыкать приходится. Потому что на выбор ничего не предлагается. Итак, "РИ - СССР мы потеряли, получили РФ, теперь пора создавать россиян".
Но, как мы помним, нацию порождает согласованное представление об отечестве, о стране как некоей отдельности, как о мирополитической единице. С отдельностью, как мы видим, есть проблемы. В самом простом смысле - территориальном. Вообще Россия - страна крайне неудобная для себя самой. Все ее силы и средства уходили и уходят на удержание территорий. Сюда относятся и охрана границы, и необходимость заселять и осваивать безлюдные и малопригодные для жизни районы, и пресловутое сверхдорогое "транспортное плечо". Вообще неудобно жить в поясе территорий если не спорных в строгом международноправовом смысле, если не впрямую угрожаемых в смысле агрессии или массированной несанкционированной миграции (хотя такие тоже есть), то отчасти как бы сомнительных, растушеванных в смысле представлений народа о своей территории.
Есть проблемы и с пониманием мирополитической роли страны. Ни правящая элита, ни интеллектуалы так и не ответили на главный в этом смысле вопрос. Является ли Россия европейской державой (как наказала матушка Екатерина) или же мы скифы азиатские? Сдается, что пока и элите, и интеллектуалам, и вообще образованному сословию нравится сидеть между двумя стульями. Дело житейское. Бывает, что человеку удобнее работать на двух работах, чтобы каждый работодатель знал, что он не единственный кормилец и благодетель. Но так не может быть всегда - и у отдельного ловкача, и тем более у страны в целом. Время, когда Россия вовсю использовала выгоды своей мирополитической неопределенности, заканчивается.