В этих заметках я совсем не буду касаться важнейшего вопроса - сможет ли религиозная организация обеспечить сохранность древней иконы? Это отдельная проблема. На сегодняшний день, скорее всего, наша церковь этого не может: нет средств, нет персонала, велик соблазн возжигать свечи под фресками XV века. Вот в Падуе, в Капелле дель Арена, где фрески Джотто, держат строжайший режим температуры и влажности, пускают не более 25 человек через специальные шлюзы. А во Владимире росписи Андрея Рублева уже сильно подкоптили.
Отношение к святой иконе в христианстве двойственно. С одной стороны, почитается данная, вот эта икона, "намоленная икона". С другой стороны, св. Иоанн Дамаскин писал вполне определенно: христиане поклоняются "не веществу, но изображаемому на нем". То есть не доске, не краскам, а образу. То есть ежели рассуждать совсем уж православно, ортодоксально - то икона может быть нарисована фломастерами на листе бумаги А-4. Важно, чтоб изображение было канонично и чтоб образ был освящен. И пожалуйста, ее можно ставить в храм и молиться перед нею, и она ничем не хуже, чем любая старинная икона, она точно так же может стать чудотворной. Исходя из ортодоксального представления об иконе, самые древние, драгоценные и высокочтимые иконы и росписи могут поновляться. И они в течение всей истории поновлялись! Тщательное сохранение и реставрация древних икон и фресок - это заслуга искусствоведов, светских людей, а также тех церковных деятелей, которые прониклись отношением к религиозному изображению как к произведению искусства.
Но я о другом. Мне вообще непонятно, почему, на каком основании икону надо перемещать из музея в храм? Неужели в храмах не хватает икон? Потому что она изначально - "объект религиозного назначения"? Потому что "иконы созданы для того, чтоб молиться на них"? Потому что "иконам место в храме"? Странная логика. Тогда надо раздать по домам картины из музейных запасников - они же написаны для того, чтоб украшать стены жилищ, а не скучать в кассетах хранилищ. Надо раздать книги из библиотек, тем более что известно - две трети книг в больших книгохранилищах не востребуются никем и никогда. Оружие создано, чтоб из него стрелять - это я про военноисторические музеи. А ордена - чтобы ими награждать! Вернем к жизни медали, пылящиеся в витринах музеев! Заодно и золото сэкономим.
И вообще, отчего бы не передать российским католикам картины Рафаэля и Леонардо, хранящиеся в Эрмитаже? В Москве в Музее имени Пушкина тоже немало западноевропейских культовых изображений. Как раз на три московских католических храма.
Итак, ни о какой реституции, ни о каком возврате утраченного или "принадлежащего по праву" речь не идет и не может идти в принципе. Поэтому общество обязано задавать вопросы и требовать гарантий.
Сохранность произведений искусства, оказавшихся в распоряжении церкви, - это больша я проблема.
Но есть еще одна - сохранность самой церкви в условиях повышенной государственной щедрости.
Разумеется, государственные документы не говорят о реституции - только о безвозмездной передаче (или о передаче в пользование) объектов религиозного назначения. То есть речь идет вроде бы о подарке с легким реституционным подтекстом. Но в самой формулировке "безвозмездная передача" есть некий дополнительный смысл. Довольно часто безвозмездная передача имущества - это действие учредителя по отношению к учреждаемой фирме. Его, так сказать, вклад. Собственно, король франков Пипин именно таким манером учредил папство как подвластную ему политическую силу. Путем безвозмездной передачи большого-пребольшого актива: куска земельной собственности размером в пол-Италии. Якобы на основе завещания великого императора Константина.
Отличие западной, римско-католической церкви от восточной, греко-кафолической, или православной, - не только в догматах и обрядах, не только в системе управления.
Есть нечто более важное.
Католическая церковь в принципе государственна. Она сама - государство, она партнер государства. Православная церковь в своем идеале - не от мира сего. Она служит (вынуждена служить) государству, но не более того. Она чужда соблазнам "папоцезаризма", то есть не собирается руководить страной с амвона. Пока не собирается.
Щедрые государственные дары, вещественные и политические, могут изменить русское православие - этот скрытый фундамент русской идентичности - вообще до неузнаваемости. Третий Рим рискует превратиться в Рим третьего сорта.
УЧИТЕЛЬ ИЛИ СВЯЩЕННИК?
Все чаще и все напористее с газетных страниц и телеэкранов звучит банальное вроде бы утверждение: "Россия - православная страна". На первый взгляд оно столь же банально и бесспорно, как "Испания и Италия - католические страны", "Голландия - протестантская страна". Или, к примеру, "Египет - исламская страна".
Но давайте покопаемся в разных банальностях и тривиальностях. И попытаемся разобраться - все ли тут так уж очевидно и бесспорно?
Что это значит?
Взять тот же Египет. Если иметь в виду господствующую в этой стране религию, культуру, бытовой навык, то да, Египет - исламская страна. Тем более что арабоязычие и ислам извне - подчеркиваю, извне! - чаще всего воспринимаются как синонимы. Но вот второй аспект. 10 процентов египтян - христиане-копты, большинство коих монофизиты (проще говоря, не признающие решений Вселенского собора 451 года о двуприродности Христа). Кроме того, среди египтян есть некоторое (не очень большое) количество православных христиан, находящиеся в юрисдикции Александрийской патриархии. Таким образом, Египет не стопроцентно исламская страна по вероисповеданию своих граждан, хотя ислам и преобладает. И третий аспект, тоже очень важный: Египет - светское государство.
Очень похоже на Россию. Кроме одного. Быть мусульманином в Египте и православным христианином в России - очень разные вещи. Ислам пронизывает всю повседневную жизнь. Определяет молитвы и паломничества, посты и пиры, запреты и позволения, свадьбы и похороны, будни и праздники. Одним словом, принципы организации быта, реализованные нормы морали, а также целостное представление о мире и о своей, извините, активной жизненной позиции в этом мире во исполнение воли Бога. Несколько упрощая многосложность мира, рискну утверждать следующее. Сказать про рядового мусульманина, что он мусульманин (с учетом того, суннит он или шиит, ваххабит или друз), - значит сказать о нем практически все. Если это действительно рядовой мусульманин, а не какой-нибудь обратившийся в ислам французский интеллектуал, вроде Рене Генона.
И наоборот. Сказать про рядового православного христианина, что он православный христианин, - это не сказать о нем решительно ничего определенного. Если, разумеется, это не монах или не обитатель запрятанного в тайге старообрядческого скита. Ибо современное православное христианство на удивление равнодушно к богословским тонкостям, а особенно к богословскому просвещению паствы, к тщательности и регулярности соблюдения обрядов, к одухотворению бытовой стороны жизни, к формированию православной картины мира, к размышлению о том, каков долг человека перед Богом - не вообще, а конкретно, здесь, сейчас, вот этими руками…
Советский духовный опыт
И однако мы повторяем, что Россия - страна православная, а русские - православный народ. Что это? Метафора? Или некая особая, не сразу доступная пониманию реальность? Попытаемся разобраться.
Но начнем с гонителей христианства и ненавистников религии - с коммунистов.
В Советском Союзе жило, по переписи 1989 года, 286,7 миллиона человек. Из них членов КПСС было около 20 миллионов. Около 7 процентов.
Итак, всего лишь семь процентов населения КОММУНИСТИЧЕСКОЙ СТРАНЫ (а попробуй кто усомниться, что СССР был коммунистической страной?!) платили партвзносы, посещали партсобрания, выполняли партийные поручения, дрожали при словах "партбилет на стол положишь!" и посещали вечерние лектории марксизма-ленинизма. Или сами читали лекции пенсионерам в клубах при ЖЭКах.
Правда, за это они, при прочих равных, имели некоторые карьерно-служебные преимущества по месту основной работы. Я говорю о рядовых коммунистах, а не о тех, кто делал именно партийную карьеру.
Странным образом число воцерковленных православных христиан находится где-то вокруг этой цифры. Кто-то говорит - три, кто-то - пять, кто-то - больше.
Это люди, которые регулярно ходят в церковь, причем в "свою", к "своему" духовному отцу. Постятся, исповедуются, причащаются.
Правда, за это они не имеют ровным счетом никаких карьерно-служебных поблажек. Несмотря на то что высшее государственное руководство непременно посещает храмы по большим праздникам.
Оно и понятно. Это - вера в Бога, она имеет награду в себе самой. А тогда было безбожное царство коммунистов.
Когда-то Ленин говорил (и это белым по красному было написано на плакатах в наших школах и университетах), что коммунистом можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех богатств, которые выработало человечество. Уже тогда нам, школьникам и студентам, было ясно, что это полемическое преувеличение, призыв хорошо учиться. Вроде знаменитой фразы о кухарке, которая должна уметь управлять государством, каковая фраза также есть некая ультрадемократическая максима, и не более того, и все это понимали. И сами кухарки, и дяденьки из Политбюро ЦК КПСС.
Однако у Ленина - а я отнюдь не склонен относиться с юмором ко всему, что он говорил, - есть и более интересная фраза. Ее интерес - в конкретности. Речь идет о знаменитой брошюре (точнее, небольшой книге) Г. В. Плеханова "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю". Ленин считал, что это сочинение должно стать настольной книгой всякого сознательного рабочего. То есть российского фабричного работника, который если и не член РСДРП(б), то симпатизирует ее идеям.
Я не знаю, как выглядел русский рабочий начала ХХ века в умственном смысле. Возможно, это была внезапная и мощная генерация интеллектуалов, сгоревшая в пламени Гражданской войны и сталинских чисток. Но это, скорее всего, мои романтические фантазии. Брошюру Плеханова нелегко было прочитать и понять студентам 1970-х годов.
Так что, наверное, это тоже преувеличение. Просто хвалебная метафора по адресу Плеханова. Однако во всякой метафоре, даже специально измышленной, есть доля истинного переживания.
Вот, например, что пишет Ленин о сути марксизма. Понять, что такое марксизм, никак нельзя, не освоив "Капитала" Маркса. Это на первый взгляд естественно. А "Капитал" Маркса окажется закрытой книгой для того, кто не проработает внимательнейшим образом его знаменитую - и очень трудную - первую главу. Но Ленину и этого мало. Потому что понять первую главу "Капитала" можно, только проштудировав всю "Логику" Гегеля.
Для тех, кто давно учился на философском факультете и кое-что подзабыл, напоминаю: Г. В. Ф. Гегель, "Наука логики", в трех томах. 500, 247 и 370 страниц соответственно. Открываем наугад. Второй том, самая середина. Стр. 122. Пошли с самого верха страницы: "… сама вещность как таковая есть определение основания; свойство не отличается от своего основания и не составляет исключительно лишь положенности, оно основание, перешедшее в свое внешнее, и, тем самым, оно поистине рефлектированное в себе основание; само свойство, как таковое, есть основание, в себе сущая положенность…"
Дальше штудировать будем? Или переведем дыхание?
Важно вот что. "Капитал" Карла Маркса - это не трактат по экономике, не учебник, объясняющий рабочему, что его эксплуатируют путем присвоения прибавочной стоимости. "Капитал" - это вдохновленная Гегелем книга о том, как устроен мир и как он должен быть устроен, когда обобществление производства перейдет на ступень обобществления собственности. То есть когда настанет коммунизм. Понять это без "Логики" Гегеля ну никак невозможно, тут Ленин совершенно прав.
Итак, круг замыкается - мы приходим к знанию всех богатств, которые выработало человечество.
Что же, Ленин смеется над нами? Или как?
Давайте ненадолго оставим вопрос открытым.
Ваши убеждения?
И спросим: а что же остальные 93 процента советских людей? Не состоявших в КПСС? Что бы они ответили на прямо поставленный вопрос об их убеждениях? Особенно если бы с ними беседовал товарищ, имеющий официальное право задавать такие вопросы.
В советское время большинство из этих людей ответили бы: "Убеждения? Коммунистические, а какие же еще!" При этом в уме произнеся одну из стандартных самооправдательных фраз. От "жить хочется" до "Иисус Христос был первым коммунистом". Наиболее рьяные назвали бы себя "беспартийными большевиками". И только очень немногие попытались бы выскользнуть, говоря о гуманизме, мире, прогрессе и прочем, что составляло гарнир коммунистической идеологии.
Речь, ясное дело, идет о людях с высшим и средним специальным образованием. Хотя они вряд ли штудировали "Логику" Гегеля, равно как и "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" Г. В. Плеханова. Точно так же обстояли дела у заветных 7 процентов членов КПСС. Далеко не все они обогащали свою память знанием всех тех богатств… и далее по тексту. Тем более что около половины их были рабочими от станка или крестьянами от трактора.
Некая мизерная доля процента марксистов-эрудитов, несомненно, существовала. Хотя не они определяли политику партии. А среди тех, кто определял эту политику, встречались и честные парни. Брежнев на заре своей партийной карьеры однажды велел вычеркнуть из своего доклада все ссылки на Маркса. "Неужели кто поверит, что Ленька Брежнев "Капитал" прочитал?"
Златая сеть
Но вернемся к вопросу о Ленине. Что он, дурачил нас своими явно завышенными требованиями к интеллектуальному уровню коммуниста? Или сам искренне в это верил?
Думаю, что ни то, ни другое. Коммунистическое мировоззрение, господствовавшее в СССР, - это была своего рода глобальная сетка координат, накинутая на весь мир. Мир, как мячик в идеологической сетке. Каждое событие в жизни государства или отдельного человека находило в этой сетке свое место. И эта сетка - другой вопрос, жульнически или нет, - вплетала в себя всю мировую культуру, в особенности так называемую прогрессивную. И, таким образом, каждый носитель коммунистических убеждений - а их было много больше, чем 7 процентов населения самой коммунистической страны, - был связан шелковыми нитями этой золотой сетки и с Плехановым, и с Гегелем, и с великими философами от Анаксагора до Фейербаха - и даже, представьте себе, с первым коммунистом Иисусом Христом. При всех его ошибках и метаниях.
Была попытка отрегулировать координаты, приклеить к каждому явлению культуры и жизни ярлык "нашего" и "чуждого", напрочь отсечь Иисуса Христа и вообще заменить гегельянско-марксистскую троицу "тезис - антитезис - синтез" простой и понятной картинкой - Ленин - Сталин в окружении банды предателей и головорезов. Удвоить Христа и до бесконечности увеличить число Иуд.
Все это называлось "Краткий курс истории ВКП(б)". Но срок жизни этой сталинской как-бы-библии был удивительно краток: всего пятнадцать лет. С тридцать восьмого до смерти автора бессмертной IV главы, где основы диалектического и исторического материализма излагались рубленым языком солдатского катехизиса. Который все равно не был понятен коммунистическим массам. Несмотря на широкую сеть политучебы.
"Краткий курс" умер, осмеянный и поруганный. Но он создал две необходимейшие вещи, которые пережили эту ничтожную, в сущности, книжонку: ценность ортодоксальности и функцию эксперта по этой самой ортодоксальности.
Обе эти вещи потому и оказались столь живучими, что были заимствованы в глубокой древности. Традиция была восстановлена. "Краткий курс" создал - вернее, воссоздал применительно к советской действительности - понятие абсолютной ортодоксальности. Почему абсолютной? Потому что ортодоксальность как проблема всегда существовала в любой религии и любой идеологии. Всегда приходилось выяснять, насколько то или иное высказывание соответствует изначальным принципам, нет ли крамолы и подкопа и т. п. О марксистской ортодоксальности велись бешеные споры, в том числе и в партийно-советской печати. У одной фурии марксизма - товарища Любови Аксельрод - был даже псевдоним Ортодокс - не шутка! Это продолжалось до 1938 года, когда над всеми "ё" были расставлены все точки. Ну, или почти все.
Данная ситуация была фарсовым воплощением великой внутрицерковной полемики споров эпохи первых Вселенских соборов. Кстати, если "ортодоксальность" перевести с греческого на русский, получится "правоверие". А если учесть, что греческое слово "doxa" переводится также и как "слава" - то получается "православие". Ортодоксальная - то есть во всех отношениях правильная - вера. Но это так, к слову.
Вторая же вещь - более практическая, чем ортодоксия сама по себе. Это профессия интерпретатора и оценщика осталась. Остались люди, которые получали деньги и почет за то, что авторитетно судили о "марксизме" или "не-марксизме" научной работы. А также о том, служит ли данное художественное произведение интересам социализма или не служит. И вообще, наш это человек или не наш.
Вот и получается, что координатная сетка действительно золотая. В процессе ее наложения на реальность загадочным образом возникает прибавочная (или, как нынче принято говорить, "добавленная") стоимость, которая и присваивается экспертами. Шире всеми теми, кто уполномочен - или уполномочил себя сам - судить о "нашести" или "ненашести" любого текста, социального явления, отдельного человека.
Но мы несколько отвлеклись от православного христианства в современной России.
УКар холодных чисел
Почему-то главным вопросом считается - сколько в России православных христиан?
Принято считать, что число людей в России, называющих себя православными христианами, около 70 процентов. Считают себя верующими в Бога около 50 процентов. Регулярно посещают церковь, исповедуются и причащаются от 3 до 10 процентов. В праздник Пасхи в московских храмах бывает около 100 000 человек - из десятимиллионного населения столицы.
Мне этот вопрос вообще не представляется важным. Мне в любом случае ясно, что духовных чад Московской патриархии в нашей стране в тысячи раз больше, чем тех россиян, которых окормляет римский епископ, он же папа. И в этой связи совершенно непонятна осторожность российских церковных иерархов касательно приглашения означенного епископа в Москву. Хотя еще полтораста лет назад славянофил И. С. Аксаков сетовал вслед за славянофилом же М. П. Погодиным: что за странная у нас народная религия, которая не может существовать без полицейского надзора? Ослабь надзор - и половина крестьян сразу отпадет в раскол, а половина высшего общества перейдет в католичество. "Миссионерский съезд в Москве с небывалым цинизмом провозгласил бессилие духовных средств борьбы с расколом и сектантством и необходимость светского меча", - писал Владимир Соловьев в 1892 году обер-прокурору Синода Константину Победоносцеву.