В господстве на Балканах и в отбрасывании России за линию Дона и Полесских болот Австрия видела гарантию своей безопасности. Сам по себе галицийский вопрос, как мы отмечали выше, до войны не особо беспокоил Россию. Но контроль турецких проливов, обеспеченный прочными позициями на Балканах, был для России принципиальным. Здесь противоречия были непримиримыми. Не случайно вся Первая мировая война формально началась из-за того, что Австрия ясно продемонстрировала намерение ликвидировать независимость Сербии – последнего, если не считать крошечной Черногории, относительно надежного союзника России на Балканах, а Россия, не менее ясно, продемонстрировала намерение этому помешать.
Этим комплексом противоречий определялся империалистический характер борьбы Австрии и России за Галицию. Не являвшаяся яблоком раздора до войны, провинция стала таковым в ходе боевых действий, когда, во-первых, возникла возможность пересмотреть границы, а во-вторых, у России в Галиции появился внутренний союзник в лице затравленных австрийской властью русинов.
Права династии и интересы государства и в Вене, и в Санкт-Петербурге рассматривались как достаточные обоснования претензий на Галицию. Мнение народа никого не интересовало, вернее, интересовало лишь в той степени, в какой могло помочь или помешать реализации государственных и династических амбиций. Для России присоединение Галиции являлось бы завершающим актом собирания древнерусских земель. Для Австрии сохранение Галиции было важно, даже необходимо, в качестве плацдарма для дальнейшей экспансии в Малороссию и на другие южнорусские земли, каковая экспансия, по идее венских стратегов, должна была обеспечить безопасность государства.
Однако, как мы отмечали выше, помимо империалистической войны, шедшей на территории Галиции и приносящей массу бед ее населению, в провинции шла и гораздо более серьезная и бескомпромиссная гражданская война русинов-русофилов и русинов-украинофилов (русских и украинцев). Внешне не сразу заметная, именно эта война во многом определила массовый и чрезвычайно жестокий характер австрийских репрессий в Галиции, вылившийся в геноцид ее русского населения.
Языковое противоречие, и в сегодняшней Украине служащее едва ли не главным камнем преткновения, главной линией разделения народа, грозящей превратиться в непреодолимый цивилизационный разлом, было основным и в Галиции начала XX века. Иных просто не было. Русины еще не стали окончательно русскими и украинцами, они все еще были русинами, но выбор языка пропаганды, а затем и языка общения, языка творчества, постепенно определял и внутриполитические симпатии, и внешнеполитическую ориентацию.
Не то же самое ли мы видим в современной Украине? И не объясняется ли эта непримиримость в отношении, казалось бы, пустякового вопроса тем, что кроме выбора в пользу языка Пушкина или в пользу народных южнорусских говоров русский от украинца и сейчас-то мало отличается, а уж русин-украинофил от русина-русофила и вовсе ничем не отличался, кроме лингвистических предпочтений? Всегда ведь наибольшее ожесточение вызывает внезапно обнаруженная нетаковость человека близкого. Потому и гражданские войны отличаются наибольшим ожесточением – в них каждая сторона видит в оппоненте не просто врага, но предателя.
Данное русинско-русинское противоречие было разрешимо в рамках концепции существования на одной территории двух русинских культур: традиционной – русской и формирующейся – украинской. Очевидно, что при наличии минимальной доброй воли австрийских властей, при проведении ими минимально адекватной политики, никаких оснований для возникновения и нарастания противостояния между русофильской и украинофильской фракциями русинского движения не было: не ссорятся же полтавчане с харьковчанами или львовяне с волынянами из-за диалектных различий. Именно отчетливо выраженное намерение венского кабинета поддерживать русинов-украинофилов только в качестве антипода русинов-русофилов, привело к нарастанию искусственно взращивавшегося австрийцами межфракционного антагонизма, переросшего вначале в партийно-политическую ненависть, а затем и в этническую вражду.
Только переход Галиции по итогам войны и русской революции под власть Польши, рассматривавшей все русинское население как украинское, а затем вхождение этой территории в состав СССР, где большевистская украинизация уже закончила формирование украинской нации (по крайней мере формально), что и в этом случае предопределило зачисление всех русинов в украинцы, смогло затушевать тот факт, что, в результате гражданской войны 1914–1918 годов в Галиции, стало фактическое выделение из вчера еще единых русинов нового этноса – украинского, рассматривавшего в качестве украинцев всех русинов (а в перспективе и малороссов) и на этой почве вошедшего в непримиримый конфликт с теми русинами, которые продолжали идентифицировать себя как русских.
Этот тезис подтверждается современной политической практикой. В частности, в Закарпатье, где имя русинов не погибло, как это произошло в Галичине, результаты голосования на президентских и парламентских выборах всегда бывают значительно ближе к областям юго-востока и к Крыму, население которых в большинстве причисляет себя к русской Украине и делает геополитический выбор в пользу России, чем к соседним западным областям, позиционирующим себя, как украинский Пьемонт и являющимся локомотивом евроинтеграции.
Отчетливый, направленный против русофильской фракции союз австрийских властей с украинофилами, стимулировал русофилов к поиску союзника, способного компенсировать вес Вены, брошенный на чашу весов ею же инспирированного внутрирусинского конфликта. Таким союзником мог быть только Санкт-Петербург. По сути, Австрия, терзаемая иррациональными страхами, своими руками создала условия для возникновения на территории ее пограничной провинции гражданского конфликта и сама же, своими действиями толкнула одну из сторон этого конфликта в объятия доставлявшего наибольшие опасения Вене геополитического оппонента. Австрия создала все необходимые и достаточные условия для возникновения самого вопроса об аннексии Галиции Россией.
Еще раз заметим, что большая часть австрийских страхов была, как сказано выше, иррациональна. Несмотря на пожелания панславистов официальный Петербург не горел желанием превращать Российскую империю в панславянскую. Тем не менее конкретные действия, допущенные и санкционированные австрийскими властями, а именно террор против мирного населения, переросший в геноцид галицких русинов, а также разжигание внутрирусинских противоречий и явная поддержка Веной одной из сторон конфликта, сделали русинов-русофилов естественными союзниками русской армии, появившейся в Галиции в 1914 году. Ну а далее династические традиции, геополитические интересы и даже свойственное тогдашнему обществу, да и отчасти политикам, идеалистическое представление об обязанности защитить угнетаемое родственное население сделали свое дело, превратив для населения Галиции империалистическую войну в гражданскую значительно раньше, чем это сделал Ленин в России.
Тот факт, что в гражданский конфликт оказались вовлечены великие державы, не делает тем не менее ответственность Вены и Петербурга одинаковой. Да, Россия, после того, как ее войска оказались в Галиции, оказала поддержку русинскому русофильскому движению. Во время войны естественно привлекать на свою сторону союзников. Но русины-украинофилы, за все время российской оккупации Галиции и существования генерал-губернаторства, не подвергались гонениям и уж тем более, на подконтрольных России территориях не проводилась политика массового уничтожения нелояльного населения. В то же время австрийские власти, как указано выше, начав репрессии еще до войны, лишь ужесточали и расширяли их. Таким образом, ответственность за трагедию галицких русинов практически полностью должна быть возложена на власти Австро-Венгрии, которые спровоцировали в собственной провинции ситуацию гражданского противостояния, довели ее до взрыва и затем попытались восстановить спокойствие за счет тотального уничтожения значительной части своих собственных подданных.
Глава 9
Талергоф и современность. Политические последствия геноцида 1914–1917 гг.
Необходимо констатировать, что геноцид галицких русинов в 1914–1917 годах полностью изменил этническую и политическую ситуацию в Галиции, которая именно после этого стала современной Галичиной. Именно после этого термин "русины", до сих пор бытующий в Закарпатье, перестал применяться к населению Галиции. Именно с этого момента русофильские тенденции стали быстро затухать в данном регионе, постепенно сменяясь русофобским украинским национализмом.
"Война, которая нанесла нам столько болезненных ударов, должна, наконец, основательно прочистить атмосферу галицкой публичной жизни от москвофильства", – с удовлетворением отмечала газета "Діло". Если накануне войны российское консульство во Львове считало, что "приблизительно половина малороссийского населения Галиции принадлежит или сочувствует русской партии", то по окончании войны ситуация кардинально меняется.
В целом можем констатировать, что геноцид оказался единственным инструментом, позволившим Австро-Венгрии формально достичь своих целей в Галиции, в частности, изменения исторической памяти, языка и политической ориентации ее населения. Правда, стратегически самой Австро-Венгрии это не помогло, но это не отменяет опасного соблазна для некоторых политических сил попытаться повторить австрийский опыт сегодня, в надежде, что им повезет больше. В конце концов, история учит нас тому, что даже миллионы и десятки миллионов жертв, положенные на алтарь исторического опыта, оказываются бессмысленными, и следующие поколения, с упорством, достойным лучшего применения, повторяют самые бессмысленные ошибки и самые гнусные преступления своих предков.
"Русское движение так и не оправилось от Талергофского разгрома", – констатируют современные исследователи. "Почти все лучшие представители интеллигенции, духовенства, крестьян, рабочих были физически уничтожены".
Но и для самой Галиции, теперь уже Галичины, геноцид сыграл отрицательную роль. Казалось бы, украинофильская фракция выиграла гражданскую войну за счет геноцида своих оппонентов-русофилов, учиненного австрийскими руками под благовидным предлогом защиты отечества. Однако в результате Галичина, перестав быть русской Галицией, не стала ни австрийской, ни польской. Нельзя сказать, чтобы она стала и украинской. Самоназвание галичане осталось до сих пор, и потомки жителей бывшей Галиции четко отделяют себя от населения всей остальной Украины, что неоднократно отмечали исследователи, принадлежащие к разным политическим лагерям, в том числе и к националистическому. Не случайно в 1918–1920 годах объединение УНР и ЗУНР состоялось лишь формально, настоящего слияния не произошло.
Более того, начавшись как внутрирусинская культурологическая дискуссия, приобретя затем характер политического движения, став после Первой мировой войны этнообразующим фактором в Галиции, превратившим ее при помощи геноцида русофилов в Галичину, украинофильство и сегодня выдвигает те же требования, что в 1914–1918 годах. Только теперь речь идет об искоренении русского этнического компонента не в отдельно взятой австрийской провинции, а во всех, объединенных в Украину, землях Малороссии, Новороссии и Слобожанщины.
Если в землях к востоку от Збруча превалирует восприятие украинства как гражданства, то в бывшей австрийской Галиции на первое место выдвигается этнический характер украинства. Причем русская, русскоязычная или русофильская часть Украины, по старой галицкой традиции времен Талергофа, рассматривается в качестве предателей, или, в крайнем случае, неполноценных граждан, которым требуется прохождение дерусификации.
Выше уже приводились многочисленные примеры полного совпадения действий, намерений, оценок и взглядов австрийских властей, русинов-украинофилов и нынешних украинизаторов. Красной нитью сквозь них проходит русофобия. Однако, что было понятно (возможно даже естественно) для одного из многих культурно-национальных, а затем и политических движений отдельной австрийской провинции, является абсолютно неприемлемым для современного многонационального государства, каковым является Украина. Тем более, для государства, определившего своей целью вступление в отвергающий этническую унификацию Европейский Союз, одна из концепций развития которого предусматривает трансформацию из союза стран в союз регионов.
Культурное и лингвистическое противостояние традиционного русского и вновь обретенного украинского этнического субстрата, характерное для Галиции рубежа XIX–XX веков, и во многом предопределившее трагедию Талергофа, повторяется в современном украинском государстве. Только на него уже накладывается и традиционное политическое противостояние двух, компактно расселенных по Украине общин, а также, чего не было в Галиции, противостояние конфессиональное. И так же, как украинцы считают малороссов "пятой колонной Кремля", малороссы считают украинцев (постгеноцидных галичан, забывших о своем русинстве) "пятой колонной" Запада.
Фактически на территории украинского государства, как некогда в австрийской Галиции, заканчивается формирование двух наций: малороссов – фактически причисляющих себя к русской нации и стремящихся слиться с ней не только культурно, но и территориально, административно, на государственном уровне, и украинцев, которых малороссы часто именуют галичанами, в память о провинции Австро-Венгрии, в которой собственно и вызрела идеология украинства, создавшая нацию. Обе эти этнические группы являются гражданами Украины и поэтому именуются (а часто и сами себя именуют) украинцами.
Как показал опыт Австро-Венгрии, прервать этот процесс при помощи мер административного воздействия невозможно. Даже переход к уголовной репрессии не превратил русинов-русофилов в украинофилов. Проблему "решил" только геноцид, но и сама Австро-Венгрия распалась.
Несомненно, в современной Украине есть политические силы, готовые повторить австрийский опыт. Они помнят заветы Степана Бандеры – последнего украинизатора Галичины, усовершенствовавшего австрийские методы при помощи германского национал-социализма и утверждавшего, что "наша власть должна быть страшной". Однако современный мир уже не так равнодушно относится к массовому уничтожению людей. И неважно, объясняются ли они интересами государственными, политическими, этническими или племенными. Попытка геноцида гарантированно ведет к международному вмешательству и к утрате силой, пытавшейся развязать геноцид, всякой легитимности.
Кроме того, необходимо учитывать, что как минимум с 2004 года внутренняя легитимация украинских политиков, путем голосования населения на выборах, заменена внешней – исход выборов не важен, важно признание статуса конкретного политика иностранными государствами. Эта контрпродуктивная идея настолько широко распространена в обществе, что прозападные политтехнологи и журналисты часто публично пугают высших руководителей страны, что, если те сделают или не сделают что-либо, угодное представителям оранжевого политического спектра, им "в Европе никто руки не подаст". Впрочем, последнее время аналогичные инвективы в адрес властей слышны и из пророссийского лагеря. Только в их интерпретации "руку не подадут" уже в Москве.
Мы должны отдавать себе отчет в том, что уходящая корнями в галицийский конфликт русинов-русофилов и русинов-украинофилов привычка искать внешнего (иностранного) покровителя, для разрешения внутреннего конфликта в свою пользу сохранилась и в современной Украине. Очевидно, что пророссийская часть украинского общества готова приветствовать любое вмешательство России в дела Украины с не меньшим энтузиазмом, чем его украинская часть неоднократно приветствовала вмешательство Запада. То есть раскол настолько глубок, что противостоящие лагеря видят во внешней силе естественного союзника против своих сограждан. Это взгляд с позиций гражданской войны. При таких общественных настроениях, а они нарастают, единое государство долго существовать не может.
Единственный выход, единственная возможность сохранить современное украинское государство – признать факт его многонациональности, признать факт существования двух государствообразующих этнических групп, объединяемых термином "украинцы" по признаку гражданства, но которых этнически мы выше определили, как малороссов и собственно украинцев, признать необходимость баланса их интересов, сосуществования разных культурных традиций. В общем, необходимо, давно и жизненно необходимо, перейти от противостояния и навязывания своей "единственно правильной" позиции к компромиссу, взаимодействию и созиданию.
Как учит нас австрийский опыт, альтернативный путь рано или поздно приводит к геноциду части народа и к распаду государства. Пепел Талергофа должен стучать в наши сердца, напоминая о пагубности вражды, о бессмысленности мести, о необходимости быть людьми, а не этно-политическими функциями.
Заключение
Жанр данной работы документально-публицистический. С этой целью мы публикуем в Приложении часть документов "Талергофского альманаха" – сборника свидетельств очевидцев и жертв трагедии. Именно благодаря выходу этого альманаха, термин "Талергоф" стал синонимом термина "геноцид" применительно к событиям 1914–1917 годов в Галиции. Несмотря на то, что во всех тюрьмах и концлагерях Австро-Венгрии погибло значительно меньше русинов, чем их было бессудно расстреляно и повешено в родных селах, именно трагедия Талергофа, донесенная до международной общественности выжившими представителями русинской интеллигенции, стала таким же символом трагедии, как Хатынь, Лидице, Орадур-сюр-Глейн. Поэтому чаще всего, когда говорят о событиях 1914–1917 годов, употребляют одно слово – Талергоф. Эта традиция сложилась не сегодня. Уже выжившие жертвы репрессий в своих мемуарах именно так – Талергоф – определяли весь комплекс сложных и многообразных событий, разворачивавшихся на землях австрийской Галиции в 1914–1917 годах.