* * *
У докторов в разных районах были разные офисы. Офис доктора де Пуаза занимал первый этаж старинного особняка. Лиля не могла себе представить ничего подобного по богатству: холл с зеркалами в бронзовых рамах, большой зал с ковром на полу, мягкими креслами, картинами на стенах, журнальными столиками с набором модных журналов, изящные бронзовые лампы. Дальше три смотровые комнаты, две процедурные со всевозможным оборудованием и громадный красивый кабинет доктора. Доктор был терапевтом широкого профиля, и все здесь было приспособлено для обследования и лечения амбулаторных больных. Большую часть оборудования Лиля никогда не видела, ей пришлось осваивать его с одного - двух показов. В ее обязанности входило встречать пациентов и провожать в зал, занимать их до приема доктора, измерять температуру и кровяное давление, снимать электрокардиограммы, подготавливать инструменты для исследования, ампулы для уколов и вливаний. И всегда быть любезной с пациентами.
Доктор был популярен в своем районе, к нему шло много больных, в основном - богатых дам с Пятой авеню и прилегающих улиц. У многих не было серьезных заболеваний, они просто заходили в офис как в клуб, жаловались на плохой сон или головную боль. Некоторые заглядывали во время прогулки, в дорогих нарядах, с искусным гримом на немолодых лицах, держали на руках или вели на поводке болонок, непременно украшенных бантиками. Одна дама приводила даже двух мопсов. Обязанностью Лили было встречать этих дам и проявлять к ним чуткость и внимание.
- Добро пожаловать, миссис Смит. Как вы поживаете?
- Ах, не спрашивайте!.. Я себя чувствую ужасно!
- Что такое, миссис Смит, что случилось?
- Я так плохо спала эту ночь, так плохо…
- О, я очень сожалею, миссис Смит.
- Хочу просить доктора проверить мое состояние.
- Конечно, миссис Смит, я сейчас же доложу доктору. Присядьте на минуту.
Другая дама рассказывала, закатив глаза:
- Ах, не пойму, что со мной - я совершенно лишилась аппетита. Вчера мы с мужем были на банкете в честь президента итальянской автомобильной фирмы. Там было так много вкусных блюд - осетровая икра, прекрасные омары. И представьте, мне совсем не хотелось есть. Хочу посоветоваться с доктором - что это со мной?
- Конечно, доктор вам непременно поможет. Присядьте, я сейчас доложу о вас.
Каждый такой получасовой визит стоил 150 долларов, почти столько же, сколько Лиля получала за неделю работы. Секретарь посылала счета на дом, мужья выписывали чеки и присылали их по почте.
Доктор был очень богат, весь этот трехэтажный особняк с двадцатью пятью комнатами был в его собственности. На втором этаже размещалась амбулаторная клиника для похудания, ею управляла жена доктора, высокая худая женщина около шестидесяти. Там работали диетологи, инструкторы лечебной гимнастики, медицинские сестры, массажистки и такие же ассистентки, как Лиля. Хозяйка была строга с персоналом, ее боялись и не любили. Жили хозяева на третьем этаже, у них было восемь комнат и чернокожая горничная. Это была единственная чернокожая во всем особняке.
Кроме многомиллионного особняка доктор владел еще какими-то плантациями. А еще на нью - йоркской бирже у него имелся маклер, который часто звонил по телефону. Тогда доктор бросал своих пациенток и за закрытой дверью кабинета подолгу обсуждал с ним, какие акции покупать, а какие продавать. В таких случаях помогала собачка: стоило Лиле только глянуть на нее, как хозяйка забывала о своих хворях и принималась страстно расхваливать песика. Лиля вежливо поддакивала. Потом появлялся доктор, извинялся, сообщал, что был занят разговором с тяжело больным пациентом и тоже начинал восхищаться собачкой. Потом он назначал ненужные анализы и прописывал ненужные лекарства, выдумывал особый режим дня и особую (всегда дорогую) диету. Лиля провожала пациентку до двери и желала ей поправиться. От чего?..
Лиля ужасно уставала. Сама еще недавно уважаемый доктор, теперь она чувствовала себя какой-то Золушкой. Доктор иногда говорил пациентам:
- Моя новая ассистентка - эмигрантка из России, она была там хирургом.
- Действительно? Как интересно! - восклицали они безо всякого интереса, расспрашивали Лилю про Россию, про ее семью. Приходилось с улыбкой отвечать на их вопросы. Каждый ответ почему-то вызывал восторженную реакцию:
- Ах, как это интересно!.. Неужели? Действительно?..
Случались и такие предложения:
- Ах, мы с вами обязательно должны пойти в ресторан поболтать.
Лиля благодарила. Конечно, никто ее никогда не приглашал, и она понимала, что у них нет настоящего интереса ни к ней, ни к России. Ей приходилось глубоко прятать уязвленное самолюбие: такова судьба эмигранта. Чтобы с достоинством делать то, за что ей платили, нужно было не только демонстрировать хорошие манеры, требовалась и крепкая выдержка. Как ни ничтожно сейчас ее существование, чек на сто девяносто долларов каждую пятницу компенсировал и усталость, и унижение.
Ее мучило освоение разговорного английского. Человек, оказавшийся в атмосфере незнакомого языка, всегда напряжен: утомляет необходимость постоянно вслушиваться в чужую речь, непривычная артикуляция требует физических усилий речевого аппарата. Лиля старалась улавливать и запоминать слова и фразы, но это стоило ей больших усилий. Она постоянно опасалась не понять, что ей говорят, или сказать что-то, что не поймут. Сложней всего для Лили было отвечать на телефонные звонки, разговаривать, не видя собеседника. От всего этого она очень уставала. Но какие бы трудности ни приходилось преодолевать, работа стала большой удачей, и больше всего она боялась ее потерять.
Вторая удача состояла в том, что Лешка тоже нашел работу подсобного рабочего в часовой фирме, за сто десять долларов в неделю. Как он был горд! Лиля видела: ему нравится зарабатывать и помогать ей. Теперь вдвоем они зарабатывали 300 долларов, для них это была солидная сумма.
* * *
По гостинице распространился слух:
- Та женщина - доктор, что с сыном, устроилась на работу.
- Что вы говорите? Вот повезло.
Лиля была первая из группы, получившая работу, это вызывало удивление и зависть. Люди подходили к ней и вкрадчиво спрашивали:
- Как это вам удалось так быстро получить работу?
- Наверное, вы знаете кого-нибудь. Познакомьте и нас с полезными людьми.
Харьковский часовщик Исаак Капусткер заявил непререкаемым тоном:
- Ну конечно, вы дали взятку кому-нибудь в НАЯНЕ. Ни за что не поверю, что можно без взятки так быстро найти работу.
Тася Удадовская, 38–летняя врач из Воронежа, стала буквально увиваться вокруг Лили. Тася была полноватая, крашенная в рыжий цвет кокетка с лучистыми серыми глазами. Возле нее постоянно торчал пожилой пузатый Моисей Лупшиц, эмигрант, много лет назад переехавший из России. На соседней улице у него была механическая прачечная. Он часто приходил в гостиницу, разговаривал с беженцами, скупал у них товар, привезенный на продажу. Лупшиц помог Тасе снять квартиру неподалеку от гостиницы, она приходила знакомиться с новыми эмигрантами, ворковала со всеми ласково, всех называла "кисанька - лапушка".
Хлопая густо накрашенными ресницами, она заискивающе смотрела на Лилю:
- Кисанька - лапушка, вы такая счастливая, у вас есть работа. Я ищу хоть какую-нибудь работу и не могу найти. Кисанька - лапушка, может, вы поговорите там за меня? Я вам буду так благодарна, так благодарна!
Лупшиц немедленно присоединялся:
- Послушайте, что вам стоит попросить доктора? Скажите ему, что вы знаете Тасю еще с России, что она прекрасный доктор и он будет доволен ею. Ну что-нибудь в этом роде.
Лиля не считала себя вправе рекомендовать доктору незнакомого человека. Но они так приставали, что ей уже было неловко отмалчиваться, и она наконец заговорила с доктором о Тасе.
- Пусть придет к моей жене в лечебницу, ей нужны работники, - ответил он мимоходом.
Через несколько дней Лиля увидела, как Тася в белом халате поднимается по лестнице на второй этаж.
- Кисанька - лапушка, я так счастлива, спасибо вам за помощь. Теперь я буду забегать к вам поболтать.
Лиле совсем некогда было болтать и вовсе не нравилось общество "кисаньки - лапушки". Тася приходила на работу с накрученными на рыжие волосы бигуди, прикрывая их косынкой, перед началом рабочего дня вынимала бигуди, расчесывалась и появлялась с пышной прической.
- Мне все говорят, что я выгляжу как Элизабет Тейлор, - гордо сообщала она Лиле.
Лиля думала, что она выглядит вульгарно.
Постепенно Тася стала чаще забегать на первый этаж, в офис, болтала с пациентками, а потом говорила Лиле:
- Да они все с жиру бесятся!..
Она старалась попадаться на глаза доктору, жеманно хихикала и говорила:
- Доктор де Пуаз, ваши больные без ума от вас! Они говорят, что вы спасаете жизни, что вы самый лучший доктор в Нью - Йорке. Я так счастлива, что работаю под вашим руководством.
Старому доктору явно нравилась Тасина лесть, он слушал ее и благосклонно улыбался.
27. Первые американские друзья
Лиля помнила приятного юриста Элана Графа, который помог им сориентироваться в сабвее, помнила, что он пригласил их заехать в гости. Но может быть, с его стороны это была просто вежливая фраза? Лиля не решалась беспокоить его, только показала Берлу его визитку. Берл даже присвистнул:
- Ого, этот парень, должно быть, большая персона, раз живет в таком богатом доме.
- Как вы думаете, надо мне позвонить ему?
- А почему нет? Надо позвонить, это хорошее знакомство. Если американец дал кому-то свою бизнес - кард, значит этот человек для него very welcomed, ну то есть он будет рад этому человеку.
Наконец Лиля решилась и позвонила. Ответил приветливый женский голос:
- О, я знаю о вас, муж рассказал, что встретил вас в сабвее. Мы будем рады видеть вас у себя.
- Спасибо, мы тоже будем очень рады.
- Приходите завтра же вечером на обед, в шесть часов.
Первое приглашение в дом американцев, да еще к важным людям! Дом находился всего в десяти кварталах от их гостиницы, на углу Западной авеню и 81–й улицы. Они с Лешкой вышли заранее, чтобы прийти вовремя, но не прошли и двух кварталов, как вдруг потемнело и стеной полил сплошной дождь. Зонтов у них с собой не было. Что делать - бежать обратно или спрятаться где-нибудь? Но это значило бы опоздать, а люди ждут к обеду. Да и когда этот дождь кончится? Вот ведь природа в Америке!..
Они решили во что бы то ни стало прийти вовремя и продолжили путь под ливнем. Наконец сквозь пелену дождя показался нужный дом - громадное двадцатиэтажное здание с башнями наверху, Beresford. В дверях роскошного подъезда стоял швейцар в ливрее и фуражке. Отряхиваясь, они назвали себя, он по внутренней связи позвонил в квартиру Графов и получил разрешение пропустить их. На третий этаж они поднимались в лифте с лифтером. С них ручьями текла вода, на полу лифта образовалась лужа, да и выглядели они не лучшим образом. Лиля расстроилась - от ее стараний ничего не осталось.
Хозяева были одеты по - домашнему, Элан - без пиджака и галстука, а его жена Маргарет - в каком-то невзрачном платье. Они ждали их у открытой двери квартиры. Лиля с Лешкой не решались входить мокрыми, чтобы не наследить, но хозяева втащили их внутрь с веселым смехом, и они оказались в холле невероятных размеров. Им сразу принесли сухие вещи, Лиля с Лешкой стали переодеваться в разных комнатах, а хозяева носились между ними и предлагали то одно, то другое. В разговорах, смехе и суете как-то сразу установилась очень простая дружеская атмосфера, и к моменту, когда они переоделись в сухое, Лиля с Лешкой уже чувствовали себя абсолютно по - свойски.
Наконец они перешли в гостиную с большим мраморным камином, над которым возвышалось зеркало в бронзовой раме. На столиках выстроился ряд бутылок и стояли легкие закуски - типичное начало всех американских застолий. Выпить что-нибудь им было совершенно необходимо. Элан предложил на выбор несколько коктейлей, сам тут же все смешал и разлил по бокалам. Пили небольшими глотками, закусывали крекерами и кусочками овощей, которые макали в какой-то густой соус. Маргарет объяснила, что соус продается готовым и называется dip (от слова "макать"), Элан говорил по - русски, ему это доставляло удовольствие, а Маргарет русского не знала, и муж ей всё переводил.
Лиля с Лешкой с интересом оглядывались вокруг. Хозяева объяснили, что только недавно купили эту квартиру из семи комнат (считая большую кухню). Элан сказал:
- Мы купили дешево, всего за сто тысяч долларов. Сейчас вообще время, когда надо покупать квартиры. Скоро они станут подниматься в цене.
Лиля сказала:
- Ваш дом выглядит очень солидно.
Да, здесь живет много знаменитых людей: скрипач Айзек Стерн, певица Беверли Силс, теннисист Джон Макенрой, известные врачи, - весело продолжал Элан. - Но наша квартира была совсем запущена, мы сделали ремонт, теперь отделываем своими руками, еще не все закончили. Приходим с работы, переодеваемся и начинаем красить, стучать, вешать.
Забавно было слышать такое от богатого американца, труда они явно не боялись - типичная американская черта. После двух коктейлей хозяева с гордостью новоселов повели их осматривать квартиру: три спальни, гостиная, столовая, кабинет. За кухней еще комната для прислуги, которой у них не было. И детей еще не было, но Маргарет была беременна и одну спальню уже выделили для детской.
Мебель расставили еще не во всех комнатах. Одну стену кабинета занимали книжные полки до потолка. Лиля вспомнила, с каким энтузиазмом Алеша собирал и как любил свою библиотеку, и на минуту загрустила. Она с гордостью рассказывала об Алеше:
- Мой муж - известный русский поэт. Он написал много стихов для детей, но еще он автор множества сатирических эпиграмм на советское правительство. Его выслали из России за сказку, власти увидели в ней сатиру на себя. Теперь его держат в Праге, но мы надеемся, что он скоро приедет.
Элан с Маргарет сочувственно слушали ее рассказ, а потом Элан воскликнул:
- Я обязательно хочу прочитать эту сказку вашего мужа! А когда он приедет, приходите вместе - будем праздновать его освобождение.
Лиля чувствовала, что они говорят от души, не так, как пациентки в офисе ее доктора.
Обедали в столовой, при свечах. Обычного русского изобилия на столе не наблюдалось: на каждой тарелке разложенный заранее салат, потом Маргарет обносила их жаренной на решетке курятиной с гарниром, а Алан разливал по бокалам приятное вино - все было очень просто. После обеда подали сыры разных сортов. Лиля все подмечала, думала: "Может, когда-нибудь и я буду принимать американских гостей…"
После обеда уселись опять в гостиной, Маргарет разливала кофе, и оба расспрашивали о жизни в России. Лиля воспользовалась дружелюбием хозяев и стала задавать вопросы про обустройство в Нью - Йорке. Элан был уверен, что у Лешки хорошие шансы поступить в колледж, он так и сказал:
- Твое знание русского языка и твой общий культурный уровень всегда будут плюсом для тебя.
А Лиле Элан рассказал:
- В Америке женщина - хирург - большая редкость. Я не могу судить о вашей квалификации, но уверен, что с вашим опытом вы сможете найти себе место в резидентуре. Не сидеть же вам всю жизнь ассистенткой доктора. У нас в Америке ничто так не ценится, как опыт и инициатива.
Это были золотые слова, очень нужные. Лиля даже повторила их Лешке:
- Слышишь? В Америке ничто так не ценится, как опыт и инициатива.
Перед уходом хозяева завернули им недоеденные блюда и дали сумку с их вещами:
- За наши вещи не волнуйтесь, мы потом заберем их у вас.
В тот незабываемый вечер Лиля впервые за долгое время погрузилась в мир образованных интеллигентных людей, к которому раньше принадлежала и сама. По дороге домой она думала: "Как жаль, что Алеши не было с нами, эти милые люди понравились бы ему, и он, конечно, им тоже понравился бы…"
28. "Сначала научитесь быть евреями"
В воскресенье в соседней синагоге был устроен традиционный sale, распродажа вещей, пожертвованных прихожанами. Распродажу устраивали два раза в год, но на этот раз ожидали эмигрантов, и в холле гостиницы висело объявление на русском: "РАСПРОДАЖА. Распродается одежда, обувь, белье, мебель, столовая и кухонная посуда, книги и электротехника. Многие вещи абсолютно новые, все в хорошем состоянии, по самой низкой цене!"
И внизу было добавлено: "Вырученные деньги пойдут на помощь неимущим и многодетным евреям".
Эмигранты читали и удивлялись. Для них это было новое явление.
- Интересно, что продают американцы? Может, удастся что-нибудь купить?
- А зачем продавать новые вещи? Заманивают дураков, чтобы покупали.
- Американцы богатые. Купили, чего им не надо, вот и отдают.
Повесить объявление велел старший раввин синагоги Хаим Лурье, образованный человек, прекрасный оратор, на его проповеди по субботам в синагоге собиралось много людей. Когда-то давно дедушка и бабушка Лурье уехали из царской России, по - русски он не говорил, но хотел привлечь новых эмигрантов к жизни синагоги.
Религиозных среди эмигрантов не было. В Нью - Йорке многие из них вообще впервые увидели синагоги. Особенно их поражал внешний вид хасидов. Они смотрели вслед черным фигурам и презрительно называли их "пейсатыми". Но объявление о распродаже подстегнуло интерес эмигрантов к синагоге. В субботу Исаак Капусткер, Миша Балабула, Лева Цукершток и еще несколько мужчин пошли туда. У входа они нерешительно остановились - что нужно делать? В большом зале синагоги все молились, головы были покрыты белыми полосатыми шалями - талитами, у некоторых к левому плечу и голове были привязаны черные кожаные коробочки - филактерии.
К ним шариком подкатился мистер Лупшиц, тоже в накинутом талесе: