* * *
Лиля с замиранием сердца ждала: когда ей придется ассистировать самому Френкелю? Важно было произвести на него хорошее впечатление, да и посмотреть, как он делает операции, тоже было очень интересно. В один из первых же дней он позвал ее и старшего резидента Стюарта Колда обсудить завтрашнюю операцию. Она осмотрела пациента: учителя пятидесяти лет, левая его нога была намного короче и деформирована.
Услышав Лилин акцент, пациент спросил:
- Вы из России? Это правда, что новый русский метод избавляет от инвалидности?
- Во многих случаях избавляет, - осторожно сказала она.
- Нашими методами меня не смогли вылечить. Как только я увидел по телевизору русского профессора, сразу решил: может, мне повезет с русским методом. Я был на приеме у доктора Френкеля, он заверил меня, что новым методом можно исправить деформацию и удлинить ногу.
В кабинете Френкель бодрым и решительным тоном рассказал свой план:
- Наложим на ногу аппарат Илизарова, исправим положение стопы, а через три месяца сделаем вторую операцию - и у нас будет постепенное медленное удлинение ноги, растягивание по миллиметру в день.
Это и были основы метода Илизарова. Но Стюарт предложил:
- По - моему, надо все сделать за один прием.
Интуиция хирурга говорила Лиле, что это слишком рискованно, что могут возникнуть тяжелые осложнения. Начинать спор со Стюартом она не решилась, только заметила:
- Илизаров рекомендует исправлять сложные деформации не сразу, а постепенно, несколькими последовательными операциями.
Стюарт высокомерно посмотрел на нее. Опыта у него не было, но гонора оказалось много, говорил он заносчиво, цедил слова сквозь зубы. А Френкель обожал эффекты. Вот и теперь он задумался: если удастся за одну операцию исправить положение стопы и начать удлинение, это произведет отличный эффект. Идея Стюарта ему понравилась.
- Почему бы не попробовать? В Кургане я видел, как исправляют очень сложные деформации. Надо пробовать и у нас.
"Но в Кургане работает сам Илизаров и его ученики, У них большой опыт…" - усмехнулась про себя Лиля.
Как переубедить Френкеля? Дома она весь вечер думала об этом. Хирургия основана на опыте, когда хирург берется за операцию, он должен иметь особое хирургическое предчувствие - профессиональное шестое инстинктивное чувство, что результат будет хорошим. У нее такого предчувствия не было.
Она нарисовала схему двух последовательных операций и утром решилась показать рисунки Френкелю:
- Простите, я тут прикинула, как лучше исправить деформацию, а потом удлинять.
Стюарт глянул на бумаги мельком и скривил губы в усмешке, а Френкель внимательно рассмотрел рисунки и одобрительно сказал:
- Вы хороший художник! Нарисовано все ясно, но будем делать, как решили. Я так хочу.
"Я так хочу". Против этого спорить не приходилось. Это его частный больной, а по правилам американской медицины лечащий врач несет полную ответственность за своего пациента. Что ж делать?..
Френкель был хорошим хирургом - быстрым, решительным и точным. Но тонкостей метода Илизарова он пока не знал, к тому же многое поручал Стюарту, а тот откровенно игнорировал Лилю. Операция получилась тяжелая, кровавая, больному перелили много крови. Лиля переживала за него, расстраивалась из-за Френкеля: глубоко уважая его, она не хотела, чтобы у больного начались осложнения после его операции.
Едва управились за пять часов, все устали, у Лили ныли от напряжения ноги, руки и спина. Френкель бодро спросил:
- Лиля, вы китайскую еду любите? По традиции я заказываю ланч на всю бригаду.
Он тут же по телефону заказал еду в недорогом китайском ресторанчике. Это была новая для Лили черта демократии на бытовом уровне - шеф угощает бригаду, которая помогала ему на операции. Ничего подобного в Бруклинском госпитале не было.
Через несколько минут принесли набор блюд в бумажных коробках. Голод - лучший повар, с аппетитом поели все.
Лиле интересно было посмотреть, что делают хирурги в других операционных. Но как? Френкель, как будто угадав ее мысли, предложил:
- Хотите посмотреть, чем заняты наши доктора в других операционных? Пойдемте, я вам покажу. Вам надо знать людей и надо, чтобы они знали вас.
Они переходили из операционной в операционную. Лиля поражалась размаху работы и сложному оборудованию операционных.
- Спасибо вам большое за экскурсию. Я просто потрясена, никогда раньше не видела, чтобы в один и тот же день в одном госпитале так много известных специалистов делали столько операций.
Ему явно понравилась ее реакция.
* * *
Хирургия - тонкое ремесло, освоение нового метода не бывает без трудностей и ошибок. Расстроенная Лиля рассказывала Алеше:
- Первая наша операция с Френкелем получилась неудачной. Я беспокоюсь за состояние этого пациента. Но знаешь, Алешка, после тех операций, которые мне показал Френкель, я еще яснее поняла, насколько мы отставали в Союзе. Да и резидентура в Бруклине тоже дала мне недостаточно. Там было много общей хирургии, но мало костной.
В результате рекламы илизаровских операций поступало все больше больных, и Лиля уже ассистировала Френкелю два - три раза в неделю. У нее был прилив энергии, она работала по десять часов в день, иногда задерживалась до глубокой ночи. Но ее расстраивало, что у того учителя все-таки развились осложнения. Он страдал и жаловался Лиле:
- Вот, нога отекла и почернела. Что же это? Я поверил в русский метод, считал, что он поможет мне. А стало еще хуже. Жалею теперь, что поверил.
Стюарт или не понимал, или не хотел признавать своей ошибки. Но Френкель понял, что Лиля была права, и стал больше прислушиваться к тому, что она советовала. Теперь он регулярно обсуждал с ней новые операции. Накануне операции она дома рисовала схемы и утром показывала их. Ему нравились эти ясные схемы, он вешал их на стене в операционной и по ним учил молодых:
- Будем делать так, как нарисовала доктор Берг.
4. Американская стамина
Лиле надо было заниматься вместе с резидентами, ходить на их утренние занятия. На это требовалось разрешение Френкеля, а она стеснялась беспокоить его просьбами. Дверь в его кабинет почти никогда не закрывалась, сотрудники заглядывали туда и, если никого не было, заходили к нему почти запросто. Она тоже выждала, когда вышел очередной посетитель, и вошла в кабинет.
- Доктор Френкель, можно?
- Конечно, Лиля, вам всегда можно.
- Я хочу попросить у вас разрешения ходить на утренние конференции резидентов. Вы разрешите мне приходить на занятия?
- О чем вы спрашиваете? Я сам собирался предложить вам это. Вы наш сотрудник и можете ходить на любые занятия и конференции, какие вам интересны.
Теперь Лиля опять вставала в 5 утра и начинала день в 6:30 вместе с резидентами. Ехала она на метро, которое к тому времени хорошенько обновили: многие станции привели в порядок, стало чище, запретили курить и включать громкую музыку; вагоны пустили новые, более удобные, не испорченные граффити. В ранние часы пассажиров было мало, почти все чернокожие, но не те, которых Лиля боялась в Бруклине. Это были рабочие люди.
От дома до госпиталя она доезжала за полчаса. И идти по улицам Манхэттена тоже было спокойно, она уже не опасалась нападения и выбросила шприц с большой иглой, который носила на случай самозащиты.
Конференции вел сам Френкель или другие старшие доктора - аттендинги. К началу занятия в аудиторию вкатывали столики с сэндвичами, бэйглами, кока - колой, соками и горячим кофе - на все вкусы. Никакой толкучки вокруг еды, как в Бруклинском госпитале, не было, все выстраивались в очередь и спокойно ждали. Френкель и другие доктора тоже становились в очередь, дружески переговаривались с резидентами, шутили. Молодые резиденты вели себя с ними совершенно свободно, на равных. Потом все рассаживались, и начинались занятия: читали лекции, демонстрировали слайды на экране, делали короткие сообщения о лечении больных.
Всего было тридцать парней - резидентов и одна девушка все американцы. Соотношение ясно показывало Лиле, как мало в Америке женщин - хирургов, и она благодарила судьбу за то, что попала в этот госпиталь. Эмигрантов в него не принимали, в резидентуру отбирали лучших выпускников лучших медицинских факультетов страны, как говорится - creme de la creme (лучшие из лучших). Некоторые были из состоятельных семей, дети врачей - медицина часто становилась семейным делом, - половина ребят - евреи, но нерелигиозные. Работали они много и всегда были бодрыми, веселыми, держались очень дружелюбно и непринужденно.
Атмосфера занятий тоже отличалась непринужденностью: докладчиков, включая Френкеля, перебивали, задавали им вопросы, спорили с ними. Лилю поражали глубокие познания молодежи. Они не задумываясь отвечали на любой головоломный вопрос. Видно было, как крепко сидят в них эти знания - сказывалось качество подготовки. Френкель говорил про них:
- Разбуди любого среди ночи и задай любой вопрос - ответит без запинки.
Он проводил занятия в приподнятом, бодром тоне, всегда перемежал шутками, приводил интересные примеры. И резиденты тоже часто шутили, не стеснялись при случае отпустить острое словцо в адрес старших, не исключая Френкеля. При этом смеялись все, никто не обижался.
Сначала Лиле казалось, что молодежь будет коситься на нее - русскую эмигрантку, по возрасту равную их матерям. Она садилась в верхнем ряду, чтобы быть менее заметной, и стеснялась брать еду. Но резиденты легко приняли ее в свою среду, и она чувствовала себя с ними намного свободней, чем с эмигрантами в Бруклинском госпитале. Скоро она уже становилась с ними в очередь за кофе и бэйглом, шутила и смеялась так же, как они. Ребята относились к ней приветливо, иногда в шутку спрашивали:
- Вы приехали from Russia with love, "из России с любовью"?
Они проявляли живой интерес к илизаровскому методу, интересовались уровнем хирургии в Советском Союзе.
Лиля рассказывала о сложностях, тяжести условий работы, но им, выросшим в богатой Америке, много казалось непонятным.
- Как Илизарову пришла в голову идея этого аппарата и как он разработал такой интересный метод операций?
- Он работал в сибирской глуши, оборудования было мало, он стал искать новые пути.
- А почему не было оборудования?
- Ну, это была бедная маленькая деревенская больница.
- Почему же он не перешел в большую больницу?
- Он не мог, его туда распределили после медицинского института.
- Как "распределили"?
- В России надо отработать несколько лет там, куда послало государство.
- Почему? Ведь врач - это независимый специалист.
- Да нет там независимых! Обучение бесплатное, и каждый должен работать там, куда пошлют.
Бесплатное обучение поражало их воображение.
- А вот мы все в больших долгах за обучение. Как это получилось, что в России обучение бесплатное?
- В России вся медицина бесплатная.
- Почему?
- Ну вы же знаете, наверное, что Советский Союз считается социалистической страной… А вот знаете еще, что изобретение Илизарова долго не хотели признать и всячески тормозили?
- Почему?
- Потому что он из провинции, у него были мощные завистники в Москве, от них все зависело.
- Почему он не мог основать свою фирму?
- Ну что вы! В России же нет частного предпринимательства…
- Почему? А вы тоже работали с ним в глуши?
- Нет, я училась у него позже, когда он переехал в небольшой город Курган.
- Там он стал богатым?
- Нет, в России богатых вообще нет. Врачи там все бедные.
- Почему? Ведь у него, наверное, уже была большая частная практика?
- Нет, в России частная практика запрещена.
- Почему?
Ну что им было отвечать? Отвыкнув от тех условий, она и сама уже не понимала, почему в этой стране все было вверх ногами.
* * *
Лиле нравилось наблюдать за работой Френкеля. Он отличался поразительной живостью ума и цепкостью памяти, был способен схватывать любую идею на лету. В возрасте за шестьдесят он помнил абсолютно все, о чем бы с ним ни заговорили. А какая энергия! Он начинал рабочий день в шесть утра, руководил конференциями, каждую неделю делал 3–4 тяжелых операции, два дня в неделю принимал в частном офисе по 10–15 больных. И ко всему этому - нагрузка президента госпиталя: заседания, прием сотрудников и посетителей, работа с деловыми бумагами и письмами. На него работали три секретарши, едва справляясь. А он всегда был бодр и постоянно шутил.
Лилю поражала его выносливость. Она с восторгом рассказывала Алеше:
- О таком шефе можно только мечтать: деловой, энергичный, умный, добрый и веселый. Он никогда ни на кого не сердится, не кричит, неизменно вежлив. А какая у него память! А энергия! Вчера мы с ним ушли из операционной в десять вечера. Я была без сил, приехала домой на такси, утром опоздала на конференцию. А когда пришла, он уже рассказывал резидентам какой-то веселый анекдот. И хоть бы хны - свеж, как огурчик! Трудно представить, откуда у него берется столько энергии…
У Алеши нашлось объяснение:
- Думаю, у твоего Френкеля есть характерная черта, особая американская выносливость - american stamina. В разных странах на людей, занимающих высокое положение, накладывается отпечаток общественной формации и традиций их страны. В Германии - во всем порядок, во Франции - легкость решений и исполнения, в Англии - Устойчивость и определенность, в Италии - необязательность, в России - широта и безалаберность. А в Америке - выносливость, american stamina. Тут люди не просто работают, они все make a business, делают дело, главное - заработать. Для этого необходимо напряжение всех сил и выносливость. Вот в них и выработалась эта стамина.
- Пожалуй, ты прав… Знаешь, работаю с американцами впервые и впервые чувствую себя по - настоящему американкой. Надо и мне теперь приобретать эту самую выносливость… стамину.
* * *
Работать со старшими врачами американцами Лиле тоже было приятно и легко: они были приветливыми, простыми в обращении, не интриговали, работали очень много. Большинство - евреи, третье - четвертое поколение эмигрантов из российской империи, вообще медицина в США считается традиционно еврейской профессией. Многие из них были лучшими специалистами в своей области, профессорами из Нью - Йоркского университета. За операции получали многие тысячи долларов, были очень состоятельными. По сравнению с людьми того же возраста в России американские доктора выглядели намного более моложаво. Если Лиле казалось, что кому-то из них 35–40 лет, то оказывалось, что ему уже за пятьдесят. И ее друг Уолтер Бессер, энергичный и смешливый, тоже оказался старше, чем она думала.
Уолтер был всеобщим любимцем и считался хорошим специалистом. Большинство его пациентов были из стран Южной Америки, по - английски не говорили, а он, рожденный и выросший в Панаме, свободно владел испанским. Как-то раз Лиля сказала ему:
- Я просто поражаюсь выносливости наших докторов: каждый может делать по несколько больших операций в день. Откуда в них берется эта выносливость?
- Просто от жадности, уверяю тебя, - рассмеялся он.
- Только от жадности? Не может быть.
- Ну да, они не боятся работать, но только для того, чтобы заработать побольше. Ты не представляешь, какие они делают состояния. Вот тебе типичный анекдот про американского хирурга. Он жалуется: "Я так устал от работы, от операций, это постоянная головная боль". Его спрашивают: "Сколько же вы зарабатываете?" - "Триста тысяч в год". - "А чего бы вы хотели?" - "Хотел бы четыреста тысяч", - рассказывал Уолтер и хохотал. Он и сам зарабатывал много и хотел еще больше.
Лиля много раз наблюдала за мастерством Френкеля, когда он делал операции по замене суставов на металлические. Она хотела бы тоже научиться делать их и однажды решилась спросить:
- Доктор Френкель…
- Лиля, зовите меня просто Виктором.
Она смутилась, но преодолела себя:
- Виктор, могу я ассистировать вам и на этих операциях?
- Ну конечно!
Так они перешли на дружеское обращение, и Лиля стала помогать ему не только на илизаровских, но и на других операциях. Он учился у нее илизаровской технике, а она у него - более широкой американской ортопедии, работая по 10–12 часов в день.
5. Наплыв новых эмигрантов
Из далекого и недоступного Советского Союза приходили странные вести о частых переменах в руководстве: в 80–х один за другим умирали местные руководители. Очевидно, это ослабило власть, потому что увеличился приток эмигрантов. Люди стали прибывать сотнями и тысячами, все жаловались на тяготы советской жизни и привозили свежие анекдоты:
"По телевизору начинается программа "Время", диктор траурным голосом произносит: "Товарищи! Вы будете смеяться, но нас снова постигла тяжелая утрата. Новый лидер нашей страны, не приходя в сознание, приступил к обязанностям генерального секретаря коммунистической партии и умер"".
"Продолжается Пятилетка Пышных Похорон на Красной площади, или ППП. Впечатление такое, что любимым видом спорта наших руководителей стала гонка на катафалках. У кого нет пропуска на госпохороны, те могут приобрести абонемент".
Мир ждал, что опять назначат очередного старика, но неожиданно во главе страны оказался никому не известный молодой Михаил Горбачев. И вскоре начали поступать новые сведения: Горбачев выступил на пленуме коммунистов с планом широких реформ, власть признала "отдельные недостатки политико - экономической системы" и даже делала попытки исправить их. Горбачев объявил политику гласности, начал антиалкогольную кампанию, борьбу с нетрудовыми доходами и с коррупцией. Новая политика была официально названа "перестройкой" и заключалась в более глубоких хозяйственных, политических и официальных реформах. Это было что-то новое, невиданное!