Незозможно было оставить св. мощи среди строящагося храма, среди повсюду лежащихъ каменныхъ отесковъ, и потому великій князь повелѣлъ на мѣстѣ будущаго алтаря построить временный деревянный храмъ во имя Успенія, приградивши къ нему и гробъ Петра Чуд., почему эта церковь впослѣдствіи именовалась что у Гроба. св. Петра.
Въ этомъ же деревяннонъ храмѣ совершилось потомъ и бракосочетаніе вел. князя съ царевною Софьею.
Въ то самое время, какъ выстроивался мало-по-малу новыйсоборъ, происходило и сватовство вел. князя съ царевною. Посланный за царевною Антонъ Фрязинъ прибылъ въ Римъ 23 мая, а 29 числа того же мѣсяца послѣдовало въ соборѣ обрѣтеніе мошей Московскихъ святителей.
Затѣмъ 14 числа іюня были обрѣтены и мощи св. Петра митр. и въ послѣдующіе дни включительно до 30 числа священство усердно готовилось къ торжественному. перенесенію святыни на уготовленное мѣсто. За шесть дней или за недѣлю до этого событія, именно 24 іюня, съ немалымъ торжествомъ отпущена была въ Москву и царевна Софья.
Въ концѣ іюля пришла въ Москву вѣсть, что Ордынскій царь Ахматъ со всею Ордою идетъ къ Алексину. Вел. князь въ тоть же часъ, на 2 часу дня, отслушавъ обѣдню и ничего даже и не вкусивъ, вборзѣ, двинулся съ полкомъ къ Коломнѣ, къ берегу, какъ тогда прозывалась рѣка Ока, за которой, дѣйствительно, разстилался степной океанъ-море. Другіе полки успѣли также собраться вовремя на этомъ берегу. Увидя множество Русскихъ полковъ, аки море колеблющихся, царь быстро побѣжалъ домой.
Царевна прибыла въ Москву уже въ ноябрѣ, 12 числа, въ четвергь. По всему пути отъ самаго Рима и до нашихъ городовъ Пскова и Новгорода вездѣ ее встрѣчали еъ великими почестями, какъ того требовалъ въ своихъ странахъ самъ Папа. Онъ отправилъ съ царевною большого посла Антонія Легатоса и далъ ему честь великую, которая заключалась въ томъ, что во время пути передъ нимъ несли крыжъ, - Латинскій крестъ. Такъ онъ шествовалъ по всѣмъ землямъ.
Первые Псковичи подивились этому Легатосу, замѣтивъ, что онъ былъ одѣтъ не по нашему чину, весь облаченъ въ червленое красное платье, имѣя на себѣ куколь червленъ, на головѣ обвитъ глухо какъ каптуръ Литовскій, только одно лицо видно; и нерстатицы на рукахъ, и въ нихъ и благословляетъ; и крестъ предъ нимъ съ Распятіемъ вылитымъ носятъ, на высокое древо взоткнуто вверхъ; святымъ иконамъ не поклоняется и креста на себѣ рукою не кладетъ.
Все это было не по нашему обычаю и чину.
Когда шествіе царевны было уже близко Москвы, вел. князю донесли, что идетъ Легатосъ и крыжъ передъ нимъ несутъ. Услыхавши это, вел. князь сталъ объ этомъ мыслити съ матерью своею и съ братьями и съ бояры. Одни совѣтовали не воспрещать Легатосу: какъ онъ идетъ, такъ пусть и идетъ. Другіе возстали противъ такой новины, говоря, что того не бывало въ нашей землѣ, не бывало, чтобы въ такой почести являлась Латынская вѣра. Учинилъ было такую новину Сидоръ, онъ и погибъ. Вел. князь предоставилъ рѣшить это дѣло митрополиту. Святитель далъ такой отвѣтъ: "Не можно тому быть! Не только въ городъ войти, но и приблизиться ему не подобаетъ. Если позволишь ему такъ учинить, то онъ въ вороты въ городъ, а я въ другія вороты изъ города выйду. Не достойно намъ того и слышать, не только видѣть, потому что возлюбившій и похвалившій чужую вѣру, тотъ всей своей вѣрѣ поругался".
Услышавъ такія рѣчи отъ первосвятителя, вел. князь послалъ къ Легату съ запрещеніемъ, чтобы не шелъ передъ нимь крыжъ. Легатъ сопротивлялся немного и исполнилъ волю вел. князя. Другой лѣтописецъ пэвѣствуетъ, что вел. князь послалъ съ этою цѣлью боярина Ѳедора Давыдовича съ повелѣніемъ - крыжъ, отнявши, въ сани положить. Бояринъ встрѣтилъ царевну за 15 верстъ и точно исполнилъ повелѣніе князя. Такъ твердо и крѣпко старая Москва отстаивала коренныя идеи своего существованія.
Какъ упомянуто, 12 ноября въ четвертокъ царевна съ Легатомъ прибыли въ городъ. Съ бракосочетаніемъ надо было торопиться. 14 ноября наставалъ Филипповъ постъ, поэтому въ тотъ же день 12 числа послѣдовало обрученіе, а на другой день 13 числа совершилось и бракосочетаніе въ новопостроенной деревянной церкви, среди сооружаемыхъ стѣнъ новаго собора.
Весною на слѣдующій 1473 г., въ Похвальную недѣлю, 5-ю Великаго поста, въ воскресенье, 4 апрѣля, въ Кремлѣ случился большой пожаръ. Загорѣлось у церкви Рождества Богородицы, на сѣняхъ у вел. княгини; по близкому сосѣдству загорѣлся и митрополичій дворъ и дворъ брата вел. князя Бориса Васил., и погорѣло много дворовъ по Троицкое подворье, по Богоявленье и по городскія житницы. Сгорѣлъ Житничій дворъ вел. князя, а большой жилой его дворъ едва отстояли, Выгорѣли и кровли на стѣнахъ Кремля и вся приправа городная.
Митрополитъ отъ пожара удалился за городъ въ монастырь Николы Стараго на Никольской. Когда пожаръ сталъ униматься, уже на разсвѣтѣ другого дня, 5 апр., онъ возвратился въ церковь Богородицы къ гробу Чуд. Петра и повелѣлъ пѣть молебенъ, обливаясь многими слезами.
Въ то время пришелъ къ нему и вел. князь и, видя его плачущаго, сталъ его утѣшать, думая, что онъ плачеть о своемъ пожарномъ разореніи. "Отче, господине!" говорилъ вел. князь, "не скорби. Такъ Богъ изволилъ. А что дворъ твой погорѣлъ, то я сколько хочешь хоромъ тебѣ дамъ, или какой запасъ погорѣлъ, то все у меня бери". А святитель послѣ многихъ слезъ сталъ изнемогать, тутъ же ослабѣла у него рука, потомъ нога, и сталъ просить вел. кнлзя отпустить его въ монастырь. Вел. ккязь не пожелалъ отпустить его въ дальній загородный монастырь, но помѣстилъ въ кремлевскомъ Троицкомъ Богоявленскомъ монастырѣ. Святитель, чувствуя приближеніе своей кончины, тотчасъ послалъ за своимъ духовникомъ, исповѣдался, причастился и соборовался масломъ.
На смертномъ одрѣ онъ говорилъ и приказывалъ вел. князю только объ одномъ, чтобы церковь была совершена. Въ это время она была возведена до большого пояса, до половины, гдѣ начали дѣлать кіоты святымъ на всѣхъ трехъ стѣнахъ (для написанія въ кіотахъ ликовъ святыхъ).
Послѣ того святитель сталъ приказывать о церковномъ дѣлѣ Владиміру Григорьевичу (Ховрину) и сыну его Ивану Головѣ, казначеямъ вел. князя: "Только попечитесь", говорилъ святитель, "а то все готово на совершеніе церкви". Также и прочимъ приставникамъ церкви все о томъ, не умолкая, говорилъ, и о людяхъ, которыхъ искупилъ на то дѣло церковное, прказывалъ отпустить ихъ всѣхъ на волю послѣ своей смерти. Подавъ всѣмъ благословеніе и прощеніе, онъ скончался 5 апрѣля, въ исходѣ перваго часа ночи, 1473 г. Многіе тогда говорили, что онъ видѣніе видѣлъ въ церкви.
По кончинѣ открыли на немъ два креста желѣзные и верши, великія цѣпи желѣзныя, которыя и нынѣ всѣмъ видимы на его гробѣ, замѣчаетъ лѣтописецъ, а до того времени никто того не зналъ-ни духовникъ его, ни келейникъ. 7 апрѣля совершилось его погребеніе въ недостроенномъ его храмѣ въ присутствіи вел. князя, его семьи, бояръ. Весь народъ града Москвы собрался на погребеніи; но изъ духовныхъ властей былъ только одинъ епископъ, тотъ же Прохоръ Сарайскій, при которомъ происходила и закладка храма.
Припоминая время постройки перваго храма Богородицы при св. митрополитѣ Петрѣ, видимъ, что нѣкоторыя обстоятельства сходствуютъ съ обстоятельствами постройки и этого новаго храма. И святитель Петръ имѣлъ видѣніе о скорой своей кончинѣ и потому, призвавъ къ себѣ Тысяцкаго Протасія, передалъ ему большую сумму, завѣщая употребить ее на сооруженіе церкви и довѣряя ему попечительство объ этомъ сооруженіи. Такъ и митрополитъ Филиппъ особенно возлагалъ такое попечительство на Ховриныхъ, говоря имъ, что для строенія у него все приготовлено, только бы они позаботились, чтобы дѣло шло правильно къ окончанію. И первый святой строитель собора и второй его строитель въ болѣе обширномъ объемѣ и видѣ, по волѣ Божіей, не дожили до окончанія постройки и были погребены среди еще непокрытыхъ ея стѣнъ, и тотъ, и другой съ сѣверной стороны, первый въ алтарѣ, второй въ самомъ храмѣ близъ сѣверныхъ дверей, посторонь Іоны митрополита .
Постройка собора продолжалась своимъ чередомъ. Къ веснѣ слѣдующаго 1474 г. церковь видилась "чудна вельми и превысока зело", уже была выведена до сводовъ, которые оставалось только замкнуть, чтобы на нихъ соорудить верхъ большой, - среднюю главу. И вдругъ мая 20 въ часъ солнечнаго заката церковь внезапно разрушилась, упала сѣверная стѣна, надъ гробами митрополитовъ Іоны и Филиппа-Строителя, вся по алтарь; наполовину разрушилась и западнал стѣна и устроенныя при ней полати (хоры), также столпы и всѣ своды. И Чудотворца Петра гробъ засыпало, но ничѣмь не повредило его; у деревянной церкви верхъ разбило, но въ остальномъ эта церковъ осталась невредимою, иконы, св. сосуды, книги, паникадила - все сохранилось въ цѣлости. Алтарь новаго зданія и вся южная стѣна со столпами и сводами, также половина западной и съ западными дверьми не подверглись окончательному разрушенію, но были настолько повреждены, что было страшно войти и въ деревянную церковь, почему великій князь вскорѣ повелѣлъ и ихъ разрушить. Одинъ лѣтописецъ свидѣтельствуетъ, что въ этотъ день, 20 мая, "Бысть трусъ во градѣ Москвѣ и церковь св. Богородицы, сдѣлана бысть уже до верхнихъ каморъ, падеся въ 1 часъ ночи, и храми вси потрясошася, яко и земли поколебатися".
Главною причиною такого несчастія и такой печали для всего города послужило плохое искусство мастеровъ или, вѣрнѣе сказать, полная несостоятельность тогдашняго строительнаго художества по всей Московской области. Старый способъ постройки каменныхъ храмовъ, усвоенный отъ древняго художества, заключался, можно сказать, въ непреложномъ обычаѣ класть стѣны снаружи и внутри съ наличной стороны изъ тесанаго камня въ одинъ рядъ, наполняя середину этой облицовки бутовымъ камнемъ и даже булыжнымъ, при чемъ самое существенное въ этомъ дѣлѣ былъ добрый растворъ известя, которая въ древней кладкѣ оказывалась столь же крѣпкою, какъ и булыжный камень. Такое изготовленіе извести совсѣмъ было забыто въ это время и многія церкви сами собою падали повсюду, и въ Новгородѣ, и въ Ростовѣ, и въ самой Москвѣ, и къ тому же церкви не столь значительной обширности и высоты.
Но, кромѣ того, непосредственную причину, отчего разрушился соборъ, современники видѣли въ томъ, что мастера, сооружая сѣверную стѣну, въ срединѣ ея возводили высокую лѣстницу на полати, или хоры, расположенныя надъ западными дверьми по западной стѣнѣ, куда также проходила эта несчастная лѣстница. Тощая пустотѣлая стѣна не выдержала тяжести сводовъ и разрушила все зданіе. Къ счастію, что это случилось въ недостроенномъ еще храмѣ, но и достроенный онъ долженъ былъ развалиться рано ли, поздно ли.
Современники видѣли преславное чудо и благодатное заступленіе Богоматери въ томъ обстоятельствѣ, что при разрушеніи церкви никто изъ людей не палъ жертвою этого несчастія. Весь тотъ день каменосѣчцы усердно работали: одни сводили своды, другіе замыкали своды, носили камень, известь, древіе; многіе обыватели тутъ же ходили, смотрѣли работу. За часъ до солнечнаго захожденія работающіе покончили работу и разошлись съ подмостокъ. Послѣ нихъ многіе всходили посмотрѣть, пока было свѣтло, но и тѣ по заходѣ солнца также сошли всего за пятую часть часа до паденія стѣнъ. Однако изъ любопытныхъ остался на подмосткахъ одинъ отрокъ, сынъ князя Ѳедора Пестраго; онъ еще ходилъ по сводамъ и, услыхавши трескъ, въ испугѣ побѣжалъ на южную стѣну и тѣмъ спасся отъ вѣрной погибели.
Великій князь, митрополить и весь городъ Москва очень печалились объ этомъ разрушеніи, ибо шелъ уже третій годъ, а соборной церкви не было въ славномъ городѣ.
Великій князь теперь остановился на мысли призвать умѣющихъ мастеровъ изъ иныхъ земель и сначала послалъ во Псковъ, гдѣ мастера "каменосѣчной хитрости" навыкли у Нѣмцовъ. Однако Псковскіе мастера, осмотрѣвъ строеніе, не взялись за дѣло; похвалили работу, что гладко дѣлали, и похулили только дѣло извести, потому что жидко она растворялась и была оттого не клеевита. Псковичи, впрочемъ, остались въ Москвѣ и построили сравнительно небольшіе каменные храмы: Троицу въ Сергіевѣ монастырѣ (1477 г.) и въ Москвѣ Ивана Златоустаго (1478 г.), Срѣтеніе на Кучковомъ полѣ, Ризположенiе на дворѣ митрополита и Благовѣщеніе на дворѣ великаго князя.
Великій князь рѣшилъ, наконецъ, послать за мастеромъ въ Венецію, такъ какъ съ Дюкомъ Венецейскимъ въ то время происходили оживленныя сношенія.
Черезъ два мѣсяца послѣ разрушенія церкви, 24 іюля, туда былъ отправленъ посломъ Семенъ Толбузинъ съ порученіемъ пытать отыскивать мастера церковнаго.
Возвратившись съ успѣхомъ въ Москву (въ 1475 г.), Толбузинъ разсказывалъ, что много тамъ у нихъ мастеровъ, да ни одинъ не пожелалъ ѣхать на Русь, и только одинъ согласился, и порядился съ нимъ давать ему за службу по 10 руб. на мѣсяцъ. Его звали Аристотелемъ ради хитрости его художества. Звалъ его къ себѣ ради его хитрости и Турецкій царь, что въ Цареградѣ нынѣ сѣдитъ.
Церковь въ Венеціи св. Марка вельми чудна и хороша да ворота Венецейскія, сказываютъ его же дѣла, вельми хитры и хороши.
Да еще показалъ онъ ему, Семену, такую хитрость свою: позвалъ его къ себѣ на домъ, а домъ у него добръ и полаты есть; да велѣлъ принести блюдо мѣдное на четырехъ яблокахъ, а на немъ сосудъ, какъ умывальница, какъ оловяникъ (кувшинъ), и началъ лить изъ него изъ одного воду и вино и медъ, чего хочешь, то и будетъ.
Венецейскій князь никакъ не хотѣлъ отпустить его на Русь и только послѣ многихъ просьбъ и увѣреній въ большой къ нему дружбѣ велякаго князя Москвы едва отпустилъ его, какъ бы въ драгоцѣнный даръ.
Взялъ съ собою тотъ Аристотель своего сына Андрея да паробка, Петрушею зовутъ: можетъ быть, это тотъ Петръ Антон. Фрязинъ, прибывшій въ Москву въ 1490 г. и строившій потомъ башни и стѣны Кремля.
Пока Толбузинъ хлопоталъ, ходатайствовалъ объ отпускѣ Аристотеля, прошло не мало времени, такъ что они прибыли въ Москву уже весною на другой годъ, 1475, на самую Пасху, 26 марта. Возвратился посолъ Толбузинъ, замѣчаетъ другой лѣтописецъ, и привелъ съ собою мастера Муроля, кой ставилъ церкви и полаты, Аристотель именемъ, также и пушечникъ онъ нарочитъ лити ихъ и бити изъ нихъ, и колоколы и иное все лити хитръ вельми.
Радостное торжество св. Пасхи увеличилось для всѣхъ Москвичей съ пріѣздомъ этого славнаго Муроля, о дѣяніяхъ котораго лѣтописцы усердно и съ любовью записывали въ свои сборники всякую подробность, особенно по сооруженію любезнаго имъ храма.
Муроль обстоятельно осмотрѣлъ разрушенный храмъ. Похвалилъ гладость сооруженія, похулилъ известь, что не клеевита, да и камень, сказалъ, не твердъ. Камень былъ, по всему вѣроятію, Мячковскій изъ подмосковныхъ каменоломенъ. Плита, т.-е. кирпичъ, тверже камня, примолвилъ онъ, а потому своды надо дѣлать плитою. Онъ не согласился строить вновь сѣверную стѣну, чтобы сомкнуть ее съ южною, и рѣшилъ все сломать и начать дѣло сызнова.
Для этого 16 апрѣля 1475 г. послѣдовало новое перенесеніе мощей митрополитовъ св. Петра, Ѳеогноста, Кипріана, Фотія, Іоны теперь въ церковь Іоанна Святаго подъ Колоколы.
На другой же день 17 апрѣля Муроль началъ разбивать оставшіяся стѣны собора и въ тотъ же день разбилъ два столпа и западныя двери со стѣною.
А разбивалъ онъ такимъ образомъ: поставилъ три дерева, совокупивъ ихъ верхніе концы воедино, а между деревами повѣсилъ на канатѣ брусъ дубовый, съ конца окованный желѣзомъ, и, раскачивая этотъ брусъ, разбивалъ имъ стѣны. А другія стѣны съ исподи, съ низу подбиралъ и на бревнахъ ставилъ, потомъ зажигалъ бревны и отъ сгорѣвшаго дерева стѣны падали. Чудно было видѣть, восклицаетъ лѣтописецъ, что три года дѣлали, а онъ въ одну недѣлю и даже меньше все развалилъ, такъ что не поспѣвали выносить камень, а то бы въ три дни хотѣлъ развалить. Книжники называли этотъ дубовый брусъ бараномъ и говорили, что написано въ книгахъ, какъ таковымъ образомъ Титъ Ерусалим разбилъ.
Ѣздилъ Муроль и во Владиміръ смотрѣть тамошній соборъ. Похвалилъ дѣло, сказавши: "нѣкіихъ нашихъ мастеровъ дѣло".
Въ началѣ іюня Муроль началъ рвы копать на основаніе церкви, снова, глубиною въ двѣ сажени, а въ иномъ мѣстѣ и того глубже. Во рвахъ также набилъ коліе дубовое, сваи.
И кирпичную печь устроилъ за Андронниковымъ монастыремъ, въ Калитниковѣ , въ чемъ ожигать кирпичъ и какъ дѣлать, нашего Русскаго кирпича у же да продолговатѣе и тверже, когда его надо ломать, то въ водѣ размачиваютъ. Известь же густо мотыками повелѣлъ мѣшать, какъ на утро засохнетъ, то и ножемъ невозможно расколупить.
Послѣ того Муроль обложилъ церковь продолговатую полатнымъ образомъ (1475).
На первое лѣто онъ вывелъ постройку изъ земли. Камень ровный и внутри велѣлъ класть. Известь какъ тѣсто густое растворялъ и мазали лопатками желѣзными. Четыре столпа внутри самой церкви заложилъ круглые, такъ, говорилъ, крѣпче будутъ стоять, а въ алтарѣ два столпа заложилъ четыреугольные кирпичные. И все дѣлалъ въ кружало (по циркулю) да въ правило (по линейкѣ).
На другое лѣто 1476 г. Муроль вывелъ стѣны храма по кивоты, которые сдѣланы снаружи стѣнъ въ видѣ пояса и представляютъ рядъ колонокъ, соединенныхъ круглыми перемычками. Внутри же стѣнъ всуцѣпы желѣзные положилъ какъ правило на веретенахъ, а межъ столповъ, гдѣ кладутъ для связи брусье дубовое въ нашихъ церквахъ, то все (т.-е. всѣ связи) желѣзное кованое положилъ.
На третье лѣто (1477) достигнувъ подсводной части зданія, Муроль, чтобы доставлять камень и кирпичъ наверхъ, сотворилъ колесо, съ малыми колесцами, которыя плотники вѣкшею зовутъ, чѣмъ на избу землю волочатъ, и этимъ снарядомъ посредствомъ веревокъ взволакивалъ на верхъ всѣ тяжести. Уже не носили камни на плечахъ, а прицѣпляли ихъ къ веревкамъ и колесами безъ труда притягивали ихъ на верхъ, - чудно было видѣти, отмѣчаетъ лѣтописецъ.
Чудно было также видѣть, какъ онъ на столпы положилъ по 4 камени великихъ и совокупилъ кружало (сводъ) и истесалъ на нихъ по 4 конца на четырехъ странахъ, одно противъ другого, точно на каменныхъ деревьяхъ, насквозь каменье то сбито.