Стоит разговориться хотя бы двум инородцам, они рано или поздно вспомнят об обмене - единственном бесшоковом пути в Инородию. И обязательно расскажут друг другу о каких-нибудь невероятно удачных, почти легендарных случаях, без доплаты и с прибавкой метров. Но, увы, увы! Потенциальных метрополийцев за пределами Метрополии куда меньше, чем желающих выбраться из нее инородцев.
- Искать надо! - твердо повторила Л. С.
- Вот ты и ищи… метрополийца в любовники! - брякнул Шу-цу и попал в точку, потому что богатый метрополиец - голубая мечта Л. С., у которой нет ни нормальной квартиры, ни сбережений, а значит, и шансов достойно уехать.
Но кому нравится, когда его голубую мечту хватают чужие пальцы! И Л. С. надувается коброй, и шипит, и вот-вот плюнет ядом в лицо обидчику.
Бог знает, чем бы все это закончилось, но Г. А-й втиснулся между ними и сделал широкий жест в сторону ковра.
- А что, ребята, не пора ли ням-ням?
И точно: пока Л. С. и Шу-цу вели свою неизящную пикировку, На-та и Еленя разложили на скатерти принесенные яства.
- Садимся? - спросил Шу-цу, обрадовавшись возможности избежать ответственности за свою эскападу. - У. Ю. ждать не будем?
- Он по другую сторону проспекта остался, - сказал Л. Э.
- Как это? - не понял Шу-цу.
- Когда стрельба началась, те, кто был на нашей стороне, прятались в метро, а с той - бежали в переулки, к Нижнему городу…
- Где, между прочим, живет У. Ю., - продолжил Г. А-й. - Давайте все-таки для очистки совести ему позвоним.
- Попробуй, - сказал я. - Сегодня дозвониться куда-то - все равно что совершить подвиг во славу метрополийской науки и техники.
Пока Г. А-й крутил телефонный диск, мы расположились вокруг ковра, причем Орлосел не пожелал расстаться со стулом и возвышался нелепым монументом.
- Жалко, с выпивкой у нас… мало, - произнес, запинаясь, А. И., который из всего разговора усек, похоже, лишь то, что спирта не будет; он сидел, зажав между колен опустевшую на треть канистру.
- Ты свою порцию уже выпил. - Л. Э. потянул канистру к себе.
Случилось нечто похожее на борьбу в партере. А. И. лег на канистру животом и стал лягать воздух.
- А вот и не отдам, вот и не отдам! - кричал он, громко смеясь.
Орлосел, оказавшийся в непосредственной близости от его устрашающих каблуков, передвинулся на другую сторону ковра.
- Не вышло подвига, - признал тщету своих усилий. Г. А-й. - Гудки какие-то далекие все время.
- По-моему, с телефоном что-то, - сказала Еленя. - Я звонила домой, и там будто трубку никто не берет. А у меня не может никто не брать. У отца давление за двести, он наглотался лекарств и лежит. И мать дома, куда ей вечером выходить…
- Он у меня часто барахлит. Ничего удивительного нет, если совсем испортился, - счел нужным я поддержать Еленю.
И тут - в издевку! - телефон зазвонил. Я снял трубку, и, видимо, у меня здорово вытянулась физиономия, потому что все повскакивали с мест и наперебой стали спрашивать:
- Ну что, что там?
А я сквозь потусторонние завывания пытался разобрать, что говорит жена У. Ю. У нее, кричала она, сидят трое, которые утверждают, что У. Ю. задержан за участие в теракте у Дома Руководства, а она говорит им, что это чушь, потому что У. Ю. находится у меня на традиционной нашей встрече, и она просит позвать к телефону У. Ю., чтобы он сам все сказал.
- Его нет, - выдавил я из себя.
- Как нет?! - крикнула она. - Как нет, как нет?! - закричала она, будто удаляясь от микрофона.
- Он пошел за хлебом, он еще подойдет! - заорал я. - Алло, алло!
Кто-то - я сразу подумал: кто-то чужой! - послушал меня немного, и трубку положили на рычаг.
Я пересказал разговор. Последовала немая сцена, а я вдруг подумал, что до сего момента мы даже не предполагали неблагоприятного для У. Ю. развития событий.
Первым опомнился Орлосел.
- Такой тихий всегда был, незаметный. С вид не скажешь, что он… Как только мы не разглядели в нем…
И Орлосел говорит, говорит, говорит! Неужели он хоть немного верит себе? Или говорит как раз для того, чтобы убедить себя?
А мы молчим. С кем спорить? С Орлослом? С КМБ? У. Ю. наверняка задержали рядом с площадью, кому теперь что докажешь?
Орлосел замолк, но знамя, выпущенное им и: рук, подхватил Аинька:
- Мы, П. Б., как и вы, ничего не знали, кто бы мог подумать! А с тобой он как поступил! - Аиньк тронул за плечо Л. Э. - Будто в последнюю секунду про хлеб вспомнил. Кстати, о хлебе. Вернулся муж из командировки в неурочное время, жена еле успела любовника в шкаф спрятать. Шкаф добротный старой работы, изнутри не отопрешь. Да и если отопрешь, все равно не выйдешь, потому что муж дома сидит. Через трое суток донеслись из шкафа всхлипы, муж открывает дверь и видит исхудавшего совершенно голого мужика. "Ну что, в морду тебе дать?" - спрашивает муж. "Не-е, лучше хлебушка!" - отвечает любовник.
Никто не остановил Аиньку, пока он нес эту ахинею. Наверное, потому что никто еще ничего не понимал.
- Не время анекдоты рассказывать, - хриплым шепотом сказал Орлосел. - Ваш товарищ совершил преступление, а вы шута корчите.
- Да, да, конечно… - пробормотал Аинька, хлопая белыми от страха глазами.
И это принципиальный Аинька, который не задергивает шторы в любую стрельбу? Хотя о шторах мы знаем только от него самого. А сейчас Аинька не соображает, что говорит. Он свихнулся, по-моему.
- Ребята, он издевается над нами! - сказал Шу-цу. - Он натурально издевается над нами! Он - стукач!
- Я - стукач?! - изумился Аинька.
- Ты, ты! - с улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, выпалил Шу-цу. - Ты, дорогой мой! Везде, где вместе собирается много инородцев, есть метрополийский стукач. И то, что это ты, доказывает твое поведение, шуточки твои!..
Аинька проворно задвинулся за Орлосла.
- Клянусь, это не так! - закричал он неожиданным фальцетом.
Шу-цу подошел к Орлослу, и Орлосел безропотно отступил в сторону.
- Не так?! - крикнул Шу-цу и хлестко ударил Аиньку; тот закрылся руками и присел на корточки. - Не так, не так, не так?!
Шу-цу успел несколько раз ударить сверху, прежде чем мы его оттащили.
Аинька поднялся, опершись лопатками о стену и как-то неестественно далеко вперед выставив ноги.
- Не виноват я, честное слово, хотите на колени стану? - сказал он. - Мне предлагали, но я не согласился, честное слово, не согласился!
Жалкое это было зрелище.
- Гнида! - отрезал Шу-цу.
Аинька опустился на стул и заплакал - раскачиваясь и мотая головой.
И - зазвонил телефон. Это опять была жена У. Ю., но заговорила она совсем не так, как в первый раз, а - растягивая слова, без ударений, механическим каким-то голосом. Слышно было на удивление хорошо, но смысл услышанного дошел до меня не сразу.
- Они сказали… сказали, что он умер. Он убит, убит… там на площади. Он стрелял в людей, и его за это убили…
- Кто, как?!
- Они сначала не сказали, а потом, когда уходили, сказали… Приказали никому не говорить… пока… И-и… - Она застонала, а я, прикрыв микрофон ладонью, бросил ребятам:
- У. Ю. убили! - и в трубку: - Успокойтесь! Это неправда! Что они еще говорили?
- Ничего больше. Золото, деньги конфисковали и ушли.
- Конфисковали?
- Как у преступника… Так полагается… Так они сказали…
- Откуда были эти люди?
- Они сказали, из КМБ.
- Удостоверения? Они показывали удостоверения?
- О чем вы говорите!.. Они сказали, он в морге. Его надо забрать до утра, иначе его похоронят они… сами… Он не мог, не мог… Он не делал этого… - Жена У. Ю. опять заплакала.
- Где он, в каком морге?
- Центральной больницы. Я ничего… ничего сама не могу. Они сказали, выдают без формальностей. Выдают… - и снова слезы.
- Мы поедем в больницу и все сделаем. Не теряйте надежды, вас могли обмануть, - сказал я. А что еще я мог сказать?
Когда я положил трубку, на меня накинулся Г. А-й:
- Зачем ты обещал, мы не сможем поехать ни в какую больницу. Они шьют дело и ищут сообщников, а тут как раз являемся мы.
- Точно! - всплеснул руками Шу-цу. - Младенцу ясно, что это провокация.
- Нас они могут и здесь найти. Адрес у них имеется, - сказал Л. Э.
- А почему нас? - не поняла Еленя.
- Потому что мы сообщники и сообщницы! - ответила Л. С. Она хотела, видно, подбавить в голос яда, но от волнения слова застревали у нее в горле и ломались на выходе.
Орлосел - медленно, по стеночке, не желая привлекать к себе внимания, - пополз к двери. Но это заметил не один я.
- Зря, П. Б., так спешите, - сказал А. И., утопивший в канистре остатки пиетета перед начальством, - все равно мы признаемся, что вы были у нас главным. Каэмбэшники лопнут от восторга: метрополиец во главе инородческой террористической группы.
Орлосел так и прилип к стене. Было чем ему там прилепляться: небось в штаны наложил.
- Но ведь мы ни при чем, мы ничего не знали про дела У. Ю., - пролепетал он.
- КМБ это объясните! - добил его А. И.
Бедный, бедный Орлосел! При всем неуважении к нему, я его пожалел.
- В больницу все равно надо ехать. Мы обещали, - сказала На-та.
- Мы? - изобразил изумление Г. А-й. - Кто обещал, тот пусть и едет.
- Мне что, я поеду, - сказал я и уловил восхищенный взгляд Елени.
- Поезжай, поезжай, - забормотал Г. А-й. - Поезжай, если хочешь, чтобы тебя замели. Братцы, я считаю: ехать нельзя ни ему, ни кому другому. У. Ю. в любом варианте не поможем.
- Скорее заметут тех, кто останется, - сказал Л. Э.
- Им это не нужно, иначе они не дали бы жене У. Ю. нас предупредить. Они же понимают, что нам деваться некуда. Вызовут, когда потребуется, повесткой, и пойдем как бараны.
- Если это КМБ. Но КМБ не интересуется вдовьими колечками.
- Он чем хочешь интересуется.
- На КМБ непохоже.
- Похоже! - рявкнул Шу-цу, которому надоела роль стороннего слушателя. - Все они там идиоты!
Орлосел наконец отлепился от стены.
- Надо обсудить и договориться, чтобы все объясняли одинаково. И потом… - Он взорвался криком: - Вот так человека… ни за что… нельзя!.. Я не верю!
Бедный, бедный Орлосел, бедный, как все метрополийцы. Под "человеком" он, конечно, подразумевал себя. Ни за что, видите ли! Нас-то всех в инородцы - за что?!
- Договориться не помешает, - согласился Г. А-й.
- В общем, разумеется… - вставил я по возможности неопределенно.
- Сколько ни обсуждайте, ничего лучше правды не выдумаете, - сказала На-та и взяла меня под руку. - А мы пока съездим в больницу.
Что мне оставалось делать, чтобы не потерять лицо?
- Поехали! - отрезал я, хотя уже было намеревался возлечь у ковра ради обстоятельного обсуждения. - Раньше сядем - раньше выйдем!
Господи, кто ее за язык тянул! Есть в На-те нечто не от мира сего, этакий романтический выворот. Аинька назвал ее как-то троюродной сестрой Жанны д’Арк. Когда она появилась в нашей конторе, я пробовал к ней подкатиться, но быстро увял. Бабе за тридцать перевалило, а она до сих пор ждет прекрасного принца и при этом, что удивительно, не выглядит дурой.
- Поехали! - повторил я и подался в коридор, а за мной, наступая мне на пятки, двинула честная компания. Я не обрадовался этому, но куда денешься: меня зачислили в герои. Каждому неудобно, что иду я, а не он, и завидно немного. А Еленя, Еленя-то! Глаза-глазищи в пол-лица, как глянул в них - а там бездна беспокойства за меня, - чуть не прослезился. Серьезно.
А то, что со мной На-та идет, все приняли без эмоций. Чудное животное человек!
Я раскопал под ворохом одежд плащ На-ты и свою куртку. Народ расступился, чтобы дать нам одеться, и освободил вход в ванную, но воспользоваться этим я не успел, потому что меня перехватил Шу-цу.
- Давай я вместо тебя пойду, - сказал он.
- Не давай, - ответил я.
Из-под руки Шу-цу вынырнул Аинька. Видок у него был: нос сизый, глаза заплаканные.
- Возьми мой жилет, он легкий, но пистолетную пулю в упор выдерживает, - заговорил он быстро, умудряясь глядеть снизу вверх, хотя мы с ним одного роста, и явно стараясь держать периферийным зрением Шу-цу. Но тот ничего - проворчал что-то неясное. Смотрю: Л. Э. пододвигает его на всякий случай.
- Ладно, возьму, - сказал я Аиньке и протянул жилет На-те. - Одень под плащ.
Кто надо, оценил сей жест. Ах, Еленя, Еленя! В голове завертелось: кисонька, рыбонька. Нет ничего глупее называть так женщину, всегда самому смешно.
- Рыбонька моя, оставляю тебя за хозяйку, - сказал я Елене, проталкиваясь к ванной. - Пустите прическу в порядок привести.
Теперь она эту рыбоньку до моего возвращения не забудет.
Странно, конечно, запираться ради прически, но ничего умнее в голову не пришло. Пусть думают что угодно: ну, например, что у меня резинка на трусах лопнула.
Я задержался на минуту, не больше. Слышно было, как за дверью все скопом уговаривали На-ту надеть жилет и, кажется, уговорили. Когда я вышел, она уже надевала плащ.
Я махнул рукой, изображая всеобщий привет, и мы пошли.
Это чушь, что каэмбэшники используют У. Ю. как наживку. По-моему, никто никого не использует, просто все сложилось по-дурацки в дурацкое уравнение с дурацкими неизвестными, и самое дурацкое, что нас могут запросто подстрелить на улице. Я уже месяца три не выходил после вечернего моратория, не люблю без надобности рисковать: хотя иные вечера выдаются совершенно спокойными и даже в неспокойные, если верить газетам, погибает пять-шесть, ну, десять - пятнадцать человек - пустяк для миллионного города.
Молча мы спустились по лестнице. Я выглянул из подъезда: тишина. Удивительная тишина, чудесный вечер: хочется отдыхать душой и стихи сочинять. Но вдали, в Заводском районе, кажется, пожар. Здорово горит, еще то зарево.
- В Заводском горит, - словно подтверждая, сказала На-та.
- Авиационный, наверное, или металлургический. Или нет - это не заводы, они правее.
- Это жилой поселок. Там Еленя живет.
- Я знаю.
Мы не сделали и нескольких шагов, как за углом - там дороги нет, но можно подъехать через пустырь - рыкнула машина. Я толкнул На-ту в тень деревьев и - вовремя: из-за дома выехал грузовик с кузовом, похожим на большой железнодорожный контейнер, и остановился под фонарем у подъезда. Из кабины вылез пузатый человек в милицейском плаще и светлых в крупную полоску брюках. Он постучал по борту и крикнул по-метрополийски:
- Вылезай, приехали!
В кузове-контейнере лязгнула дверь, и на асфальт посыпались возбужденные люди. Разминаясь, они тут же, у машины, устроили веселую возню. Господи, они никого не боялись! Что в наше время может быть страшнее людей, которые ничего не боятся?
- Какая квартира? - спросил кто-то пузатого.
- Любая! - ответил тот, чему-то засмеявшись. - Но сначала сорок третья. Пускай кто-нибудь посмотрит, в каком она подъезде.
- В этом должна быть. Я в таком же доме живу.
- Тогда пошли. У нас еще два адреса.
- Подожди, покурим. Там, если что, не покуришь.
- Смотри, сбегут.
- Не сбегут, разве что с крыши попрыгают. А попрыгают - других найдем.
Они - их было человек двенадцать - закурили. До нас долетел запах какой-то сладковатой мерзости.
Я стоял и чувствовал, как по спине течет пот. Вот оно! Сейчас они пойдут в подъезд, их не остановить. Даже если выпрыгнуть из кустов и сообщить: хозяин, дескать, я той квартиры.
- Какая у тебя квартира? - будто подслушав мои мысли, прошептала На-та.
- Сорок седьмая, - соврал я.
- Надо наших предупредить, что подозрительные люди здесь.
- Обязательно предупредим.
А в висках билось: как глупо, как глупо! И это всплыло - рыбонька моя! Вдруг обойдется, подумал я, хотя понимал уже: не обойдется. С каэмбэшниками, может быть, и обошлось бы, но это не каэмбэшники. Каэмбэшники не ходят в плащах с чужого плеча и не берут на службу сопляков: из тех, что курили возле машины, трое-четверо были взрослые мужчины, остальные - мальчишки лет семнадцати, а самый маленький, похожий на большеголовую обезьяну, едва ли тянул на четырнадцать. Будь у меня автомат, я мог бы срезать их всех одной очередью - они были как на ладони.
- Гаси, ребята! - приказал пузатый милицейский плащ.
Мальчишки послушно растоптали огоньки. Один залез в кузов и высунулся обратно с охапкой палок.
- Ломы не забудь, - сказал пузатый.
- Дверь ломать? - продемонстрировал сообразительность мальчишка.
- Дверь, дверь… - ответ сопроводился добродушным смешком. Пузатый, словно ему стало жарко, расстегнул пуговицу на груди, единственную соединяющую половины плаща, и положил руку на желтую кобуру, висящую на боку. - Трое, ты, ты и ты, останетесь у машины! А вы - вперед! - скомандовал он.
Черт его знает, как я сумел среагировать! На-та шагнула, нет, рванулась из-за моей спины - такой прыжок! Как взлетела! Но я перехватил ее: сгреб одной рукой и другой зажал рот. Она попыталась вырваться, но я держал ее изо всех сил. К счастью, те, что остались у машины, плевать хотели на окружающую действительность: усевшись рядком на бампере, они опять закурили и, казалось, ничего не видели и не слышали.
Не обращая внимания на сопротивление и стараясь не шуметь, я поволок На-ту, прячась за деревьями, вдоль дорожки. Потом, взяв немного влево, чтобы нас не видели от подъезда, перетащил через улицу и, лишь скрывшись за домами, ослабил хватку.
- Трус! Зачем ты помешал мне! Они же бандиты, взломщики! - закричала она.
Я счел за благо снова зажать ей рот.
- Успокойся, - сказал я, заставляя себя говорить ровно. - Помочь мы все равно никому не смогли бы, в лучшем случае получили бы тем ломом по головам. Предупредим по телефону. Чем больше ты будешь дурить, тем позже это случится.
На-та что-то промычала. Посоображав, я понял:
- Телефон возле метро, - пыталась сказать она.
- Вот и отлично, - ответил я, разжимая объятия.
Мы пошли быстро, почти побежали. Я обернулся на ходу: дом за спиной стоял безмолвно, и окна все до единого были темны.
По проспекту Победившей Свободы, как всегда в это время года, гулял ветер. Редкие прохожие жались к стенам. Смешно бывает, когда сталкиваются двое, идущие по стеночке навстречу друг другу. Иногда упираются лоб в лоб, и никто не хочет отворачивать на середину тротуара. Середина тротуара во время обстрела наиболее опасна! Ха-ха! Если не считать обочину!
С На-той по стеночке не походишь. Метро на противоположной стороне, и она понеслась через проспект по диагонали. Я не стал опять ее удерживать и последовал за ней. Идиотизм: мы едва не угодили под единственный на весь проспект автобус. Показалось, я заметил изумленные глаза водителя.