Посему я "жертвы" Григория разделяю в перечислении на четыре категории: жертвы поцелуев и бань, жертвы особого рода прикосновений, жертвы изгнания бесов и жертвы плотского совокупления.
Жертвы поцелуев и бань
Этих жертв бесчисленное множество. В одном Царицыне их можно насчитать сотни. А в монастырях женских, куда вообще старец Григорий любил заглядывать, их не перечтешь. Когда я с ним ехал в Сибирь, на его родину, он затаскивал меня в Екатеринбургский монастырь, в Пензенский, в Саратовский и Балашевский. Да вообще где бы ни бывал Григорий, он везде врачевал поцелуями.
Иногда лечил и баней. Это он делал в Покровском, Казани и, без сомнения, в других местах. В Покровской бане он, как известно уже читателю, сам мне объяснил, что делает это для снятия страстей с женщин. А сотруднику "Нового Времени" в 1912 году он давал пространное объяснение совсем в ином духе. На вопрос, зачем он ходит в баню с дамами? – Григорий разглагольствовал: "Вот они приедут ко мне в Покровское в золоте, в бриллиантах, в шелковых платьях с долгими хвостами, гордые, заносчивые, а я, вот, чтобы смирить их, и поведу их голых в баню. А оттуда-то они выходят совсем иными…"
Жертвы особого рода "старческих" прикосновений
П., девушка, в 1909–1910 гг. жила в Царицыне. На пятый день Рождества я приехал в их дом славить Христа. Со мной был и Григорий. Я вошел в зал и стал около икон. Григорий остановился в дверях, ведущих из зала через переднюю в спальню. Как только я запел соответствующие дням песнопения, "старец" ухватил Надю за руку, потом за другую и потащил в спальню. Она, испугавшись до последней степени, слабо сопротивлялась.
В спальне "старец" начал целовать ее и валить на койку, но в это время я уже окончил молитву и все домашние забеспокоились: "А где же Надя?"
Показался "старец" и начал, по обыкновению, целовать прочих членов семьи женского пола.
Надя стояла в углу передней и испуганно смотрела. На вопрос хозяйки: "Что с тобой?" – она ничего не отвечала. Я, заметив: "Должно быть, она немного прихворнула", – вместе со "старцем" вышел из дому.
З. В. – жена саратовского священника, матушка совсем молоденькая, застенчивая, красивенькая и в высшей степени благородная.
Об этом "подвиге" Гермоген рассказывал мне так: "Заметил я что-то неладное за Григорием и нарочно поместил его поближе к себе: в кабинет. В час ночи Григорий встал и подошел к моей койке узнать, сплю ли я или нет. Я притворился спящим. Григорий поспешно оделся и куда-то исчез. Оказалось, что он побежал в квартиру В. и наделал там беды…
Дальше Гермоген как будто не хотел рассказывать.
– А дальше что, владыка? Что же он там наделал?
Гермоген заговорил:
– Вот, пес проклятый! Отца Ивана не было дома, а матушка лежала в постели. Григорий вошел в спальню, подошел к кровати и говорит: "Ну, что, скушно?" – Потом начал поднимать одеяло и уже лез на кровать… Тогда 3. крикнула: "Куда, куда! Ах ты черт!" – И ударила его по лицу. Он отскочил и говорит: "Да и молодец ты! ты первая меня так ошарашила; ведь все бабы – дуры, с ними что хошь, то и делай, а ты не такая, проучила меня". – И ушел.
Об этом Гермоген рассказывал мне в мае месяце 1911 года, когда я, после представления государю, заезжал в Саратов.
Сам В. тогда же говорил мне: "Вот, батюшка, беда; лезет Григорий к моей жене. А жена говорит: убью этого черта; хоть все пусть его ангелом считают, а я говорю, что он – черт. Ничего я не боюсь. Пусть тебя Гермоген гонит с места, а его друг Григорий – черт, и больше никто. И глаза у него дьявольские, и весь противный, а дела-то его каковы!"
Рассказал мне священник В. и о том, что Григорий делал с сестрой его жены, молоденькой девушкой, только что окончившей гимназию.
Девушка приехала в гости к сестре. Как раз в это время был в Саратове и Григорий. Он обратил свое внимание на миловидную девочку. Пригласил ее однажды пройтись в город. Она, конечно, ничего не подозревая, пошла. Вышли из дома часов в девять, а возвратились около одиннадцати. Шли по архиерейскому саду около стены. Вдруг Григорий схватывает девушку, начинает ее мять, целовать, хватать за разные части тела и прижимать к стене.
Со всею силою она рванулась из "старческих" объятий, прибежала домой, трясется, плачет и даже не может ответить на тревожный вопрос: "Что с тобой, что с тобой?"
После все объяснилось. А Григорий, надругавшись над бедненькой, убежал в город с каким-то своим знакомым и там ночевал.
В., ее дочь и знакомая. Дело происходило в 1913 году в феврале месяце в Петербурге.
Пострадавшие рассказывали моему родному брату Аполлону, студенту духовной академии, так.
Все они, трое, последовательницы известного проповедника трезвости – петербургского братца И. Чурикова.
Когда духовные напали на братца и даже запретили ему проповедовать, они, по совету О. В. Лохтиной, пошли с просьбой о помощи к Распутину, жившему в то время в Питере на Гороховой улице.
Старец принял их ласково, когда они, подавая Распутину прошение, все встали на колени перед ним, он вдруг набросился на них, стал их целовать, мять, валить на землю, расстегивать груди.
Страшно испугавшись, они выбежали из комнаты и направились домой, не отдавая себе в первое время ясного отчета в том, что именно произошло…
Прошло месяца два. Духовные власти по-прежнему гнали братца и его последователей. Помощи и защиты ниоткуда не было.
Только В. опять решилась идти к "старцу" просить, чтобы он объяснил царю, как над трезвенниками издеваются духовные власти. "Что будет, то будет!" – думала бедная женщина, вспоминая первый визит. Но, чтобы не случилось прежнего, она взяла с собою свою пятнадцатилетнюю дочку, миловидную, ангелоподобную девочку. "Усрамится девочки и не сделает старого", – размышляла наивная женщина.
Но "старец" ничего не усрамился: как только г-жа В. объяснила, в чем дело, зачем она пришла к нему, как "старец" на нее и на дочку бросился, как зверь голодный; через минуту он буквально их оборвал, и они, чуть не теряя разум, вырвались из его рук и побежали домой с обещанием больше к "старцу" за помощью не обращаться.
А. М. Л. – богатая царицынская купчиха, вдова 47 лет, красивая, немного болезненная, но с большими чувственными позывами женщина.
Она на исповеди в марте месяце 1910 года рассказывала мне следующее:
– Пришел в мой дом брат Григорий вечером в такой-то день. Сидели. Говорили. Потом он попросил меня приготовить ему ванну. Я приказала прислугам немедленно исполнить просьбу "старца". Через час ванна была готова. Григорий вошел в ванную, а дверь оставил открытой. Разделся, лег в ванну и кричит: "Александра, подь-ка меня помой! Подь скорее помой!" – Я отвечаю: "Ну вот глупости! Я мужа своего никогда не мыла, а то тебя буду мыть". И не пошла. Старец очень рассердился, сейчас же вылез из ванной, что-то сказал бранное и убежал в город.
Ксения Г. – послушница женского монастырского подворья, находящегося в Царицыне. Девица 28 лет. Некрасивая, но очень симпатичная, полная, упругая, в высшей степени набожная и целомудренная. Она сейчас живет при епископе Гермогене в Жировицком монастыре, на гостинице.
Когда я был в Царицыне, она доставляла в храм моего монастыря просфоры. В марте месяце 1910 года приходила ко мне на исповедь. Перечисляя свои грехи, она запнулась, застеснялась…
– Ну, говори все, все, – предложил я ей.
– Да вот Григорий Ефимович делал со мною…
– Нехорошее?
– Да.
– Ну, довольно. Я понял. О такой пакости здесь не место говорить. Приди ко мне через три дня после причастия и тогда расскажешь мне все подробно.
Это я сделал ввиду предположения, что Григорий сделал с ней что-то особенно нехорошее, о чем нужно будет рассказать и другим. А потому я решил расспросить ее дома, чтобы иметь возможность другим говорить, так как рассказанное на исповеди церковными правилами запрещается священнику передавать кому бы то ни было.
Через три дня Ксения пришла ко мне в келью.
– Ну, дочь моя, стань пред святою иконою и расскажи мне все, все, что с тобою делал Григорий. Забудь совершенно, что тебя выслушивает мужчина. Помни одного Бога и знай, что все то, что ты скажешь, послужит к разоблачению "старца", которого мы, по царям, почитали как пророка и чудотворца, а он оказывается песом.
Стояла бедная монахиня, низко опустив голову, и видно было, что не легко было ее девической невинности передавать то, как над ней ругался "старец", а еще труднее было переносить его "старческие" ухищрения.
Собравшись с духом и ободряемая мною, она начала:
– Дело было, дорогой батюшка, на Святках. Старец заранее предупредил А. М. Л., в доме которой, как вам известно, я, ради послушания, по приказанию матушки-игуменьи, кое-что исполняю в домашних работах, что он придет к ней ночевать в такой-то день. Пришел. Когда настала пора спать, он и говорит А. М.: "Голубка, пошли в монастырь за Ксениею: она мне очень нужна". – А. М., конечно, послала прислугу, и я, как водится, явилась, хотя мне странным показалось, почему это я в такой поздний час понадобилась. "Старец" не долго раздумывал. Как только А. М. легла в постель, Григорий приказал мне раздеть его. Я раздела. Потом приказал раздеваться самой: я разделась. Он лег на приготовленную кровать и говорит: "Ну, милка, ложись со мною". – Я, дорогой батюшка, как и вы, считая его великим праведником, освятителем наших грешных тел и целителем, повиновалась, легла около него, а сама думала: "Господи, что же дальше-то будет?" – А дальше вот что было!..
Тут Ксения запнулась, как будто что-то застряло в ее горле.
– Ну, говори, говори, что было дальше, если не скажешь, то я на три месяца запрещу тебе в храм ходить и к иконам прикасаться! – строго прикрикнул я на нее.
– Он начал меня целовать, так целовать, что на моем лице не осталось ни одной точки, старцем не поцелованной. Целовал меня, как говорится, взасос, так что я еле-еле не задыхалась. Я не вытерпела и закричала: "Григорий Ефимович, что вы со мною, бедною, делаете?!" – "Ничего, ничего, лежи и молчи…"
Я у него спрашиваю: "Брат Григорий! То, что вы со мною делаете, и батюшка мой Илиодор знает?" – "Знает, знает!" – отвечал Григорий.
– Вот дьявол, вот сатана! – крикнул я, не вытерпевши.
А Ксения продолжала:
– Потом я спрашиваю: "И владыка Гермоген об этом знает?" – "Ну, а то как же, знает, все знает. Не смущайся! – И царь-батюшка и царица-матушка об этом знают? – Фу, да они-то больше всех знают; я и с ними то же делаю, что и с тобой; пойми это, голубушка!"
– Батюшка! Я, слушая ответы Григория, прямо-таки не знала, что думать и говорить. Мучил меня он четыре часа. Потом пошла домой. Через два дня я у Григория спросила: "Брат Григорий, а можно мне рассказать батюшке Илиодору о том, что вы со мною делали тогда-то ночью?" Он погрозился на меня пальцем и сказал: "Вот еще чего выдумала! Вот я тебе расскажу!"
– Брат Григорий! Да вы же сами говорили, что батюшка знает, что вы делаете, почему же нельзя ему рассказать?
Он замахал рукою, недовольно перекосил лицо и сказал: "Ну, говори, говори, он поймет, он все понимает", – закончила Ксения.
Но, к счастью Истины и к великому горю "старца", я не понял его "великого подвига", и с того момента, как выслушал рассказ страдалицы Ксении, я сделался непримиримым врагом "блаженного старца", ожидая времени, когда придется открыто изобличить его и навсегда отказаться от него.
От рассказа Ксении у меня в душе поднялась буря. Мысли начали кружиться в голове, как щепки и тряпки в вихре. Не разделаться ли с Григорием теперь? Но как? Изобличить его! Из Царицына погонят, а ведь здесь – жизнь моя, я без Царицына жить не могу; меня уж и так, как собаку, загоняли с одного места на другое. А народ-то как бросить?.. Нет, подожду. Приглашу к себе друзей; расскажу им, что я узнал от Ксении; быть может, хоть они что-либо хорошее мне посоветуют… Как же с друзьями не посоветоваться? Ведь они близко около сердца держат общее святое дело? Приглашу, приглашу и расскажу!..
На пятой неделе Великого поста, вскоре после "открытия" Ксении, я пригласил к себе в келью своих видных царицынских друзей: К. К. Косицына, А. А. Жукова, С. Н. Аникина, А. И. Кононова, Л. М. Карташева, Т. И. Шмелева, Г. С. Платонова, А. И. Панина, Н. П. Попова и еще кое-кого, всего более двенадцати человек. Рассказал им, спросил совета. Все они ничего мне не посоветовали, а только, удивляясь, пожимали плечами и конфузливо улыбались.
Проводив их, я опять-таки упал пред иконою и прямо-таки закричал: "Господи! Царица Небесная! Развяжите меня со святым чертом. Одно внешнее знакомство мое с ним чернит меня. Вот как на меня нападают газеты, а они ведь не знают, что у меня в душе. Господи, помоги и пощади меня!"
В этом же году монахиня Ксения ездила, сопровождая купчиху Л., в Петербург поклониться праху Иоанна Кронштадтского. Здесь она встретилась со "старцем".
Григорий, желая, по-видимому, похвастаться пред царицынскими "дикарками" тем, как его принимают в Петербурге, затянул их к генеральше Головиной или к сенатору Мамонтову.
Здесь, сидя за столом и целуя петербургских дам и девушек, старец, обратившись к Ксении, сказал: "Видишь, это не то, что там Илиодорушка возится с царицынскими бабенками. Вот повозился бы здесь с ними, то узнал бы, как трудно…"
Ксения недоумевала.
Приехавши обратно в Царицын, она обратилась ко мне:
– Батюшка! Как же теперь думать про Григория! Вот я видела сама в Питере то-то и то-то?
– Все уже, дочь моя, передумано и перестрадано. Подлец он, и только. Погоди, я до него доберусь!
Жертвы способа изгнания бесов
Казанская баба, о которой в 1904 году в лавре Петербургской упоминал епископ Антоний, без сомнения, была "блудно-бесноватой" и, конечно, познакомившись со "старцем", не избежала его чудодейственной силы.
Тогда я Антонию, как вообще вралю большой руки, не поверил.
Теперь, насмотревшись в Царицыне "старческих приемов" при изгнании бесов, верю.
Должно заметить, что Григорий признает в женщинах существование преимущественно блудных бесов и, конечно, из жалости к слабому полу, он насколько хватает сил избавляет его от бесовских приставаний.
В этом отношении он размахнулся в Царицыне что называется вовсю. Быть может, да и без сомнения, он и в других городах размахи делал в этом отношении, но я того не знаю и не видел. А его царицынские подвиги видел. Поэтому считаю долгом остановить на них внимание читателя.
С. М. Ш – вдова, 52 лет. Очень сильная женщина. По временам кликушествует.
По приезде Григория в Царицын она обращалась к нему за советом. "Старец" признал, что в ней сидит бес. Несколько раз являлся к ней в дом изгонять беса.
После, когда люди спрашивали у г-жи Ш., каким образом "старец" лечил ее, она всегда конфузливо улыбалась и неизменно давала такой краткий ответ: "Стыдно об этом и говорить".
П. X. – богатая царицынская купчиха, 55 лет. Здоровая, полная. Имеет мужа, но он часто отлучается из дома и путешествует по святым местам: Афону, Иерусалиму и другим.
Как только Григорий приехал в Царицын, она немедленно обратилась к нему за врачеванием.
Конечно, "старец" сейчас же установил диагноз: признал блудного беса.
Началось "лечение".
Поехали мы с ним в дом X. Я с рождественским визитом, а Григорий по своей "специальности".
В главных комнатах огромного купеческого дома "старец" схватил за грудь хозяйскую невестку, женщину лет 32, очень смазливую и очень привлекательную. Невестка как-то странно вскрикнула и убежала от старца.
Григорий и говорит: "Здеся, в этих комнатах, беса нельзя выгонять; надо выбрать более укромное место".
Пошли в другое помещение, состоявшее из четырех маленьких комнаток; одна комната была совсем маленькая: в ней стояла только одна большая кровать. "Старец" сказал: "Вот здеся хорошо беса выгонять". – Повели туда больную. Она начала трястись и мычать. Вошел в ту комнату и "старец", закрывши за собою двери.
Я с мужем больной остался в залике и начал его, как мог, утешать.
В комнатке поднялась страшная возня. Тянулась она долго. Я начал нервничать. Не вытерпел, заглянул в дверь сквозь стекло и увидел такую картину, что, крайне смущенный, прямо-таки отскочил от дверей.
Минут через пять вышел из "кабинета" и "старец". Вид его был ужасно усталый, он тяжело дышал. "Ну, брат, вот бес, так бес. Фу, какой большой. Во как я уморился! Мотри, вся сорочка мокрая! Устал, заснула и она…"
Когда "старец" это говорил, несчастный муж плакал, а я, искренно веривший в бесноватых, как о них в Евангелии написано, думал: действительно, бесов трудно изгонять.
В этот раз я Григорию поверил. О его же приемах при лечении просто размышлял, что так надо. Из X., однако, беса Григорий не изгнал. Она по-прежнему кричала и бесилась.
Елена, жена извозчика. Всякий, кто по праздничным дням посещал монастырский храм, видел бесноватую, молоденькую, очень симпатичную, полненькую женщину.
Я служил о ней молебен, кропил ее святою водою, а она, открывая широко глаза, мотала головою и громко кричала: "Нет, погоди! Не выгонишь, понимаешь, я – Григорий, меня не выгонишь; я не Елена, а я – Григорий, семь лет тому назад поселился здесь!"
Мне очень жалко было эту бедную женщину. Я молился, а сам разузнавал, с чего это так сделалось с нею.
Муж ее, очень прекрасный человек, рассказал мне, что у нее до замужества был жених Григорий, которого она очень любила, а вышла замуж за него. Вот с тех пор с ней и приключилось неладное.
"Старец", приехавши в Царицын, моментально обратил свое благосклонное внимание на хорошенькую "больную", когда увидел ее в храме. Она обратилась к нему. Он повел ее в мою келью. Здесь она начала, по обыкновению, безумствовать. Вдруг "больная" совершенно выздоровела, огонек разума блеснул в ее черных красивых глазах, и она громко, громко закричала на "старца": "Ты зачем меня лапаешь? А? Я тебе полапаю! Ты что ко мне лезешь? Я пришла в монастырь за батюшкиными молитвами, а ты кто? Вот я тебе как дам по морде, то будешь знать Елену".
Григорий окончательно опешил и испуганно смотрел во все стороны. Ему было стыдно предо мною и перед теми людьми, которые ожидали меня в передней.
Я, как мог, успокоил Еленушку и отпустил ее домой.
В последний приезд "старца" в Царицын я с требы ехал с ним по городу.
Вдруг из своего домика выскакивает Еленушка и кричит: "Батюшка, дорогой батюшка! Заезжай в мою хатку, отслужи молебен с водосвятием". – Хотя и некогда было, я все-таки заехал. А Григорий приговаривал: "Надо, надо заехать: она бабенка хорошая".
Вошли в дом. Я начал служить молебен. Еленушка упала на землю и стала биться. Начал мочить ей голову святою водою; наконец, она впала в обморочное состояние; я приказал людям, бывшим на молебне, осторожно взять ее и положить на постель, предварительно освободивши ее груди от тесной одежды.
Григорий говорит: "Вышли отсюда всех людей; мне надо кое-что с тобою поговорить".
Я, недоумевая, в чем дело, выслал всех мужчин и женщин.
"Старец" смотрел на нее, что-то думал и кусал ноготь пальца.