В скромной меблированной квартире, где я поселился, я нашёл на стенах три настенных календаря с китайскими красавицами - и ни одного русского. На улицах Красноярска немало японских и корейских автомобилей с правым рулём. До Улан-Батора - столицы Монголии - отсюда рукой подать. А Москва далеко на Западе. До неё четыре с половиной тыщи километров. Москву здесь не любят. Не любят вообще, а Москву чиновников в особенности. В какой-то мере Быков воспринимается здесь, помимо всего прочего, и как борец с Москвой. Со злобной Москвой, которая ни черта не понимает в красноярских делах, хочет перетащить под себя всё хозяйство богатого края, дабы налоги шли не в краевую, а в федеральную казну. Москва же навязала красноярцам Лебедя. Быков обвинял "московских мальчиков, детей" из команды Лебедя, что по выходным они летают к мамочкам в Москву.
Не то что красноярцы сепаратисты какие-нибудь и хотят к Китаю спешно присоединиться. Но есть у них эта, как у грузин до объявления независимости, идея - наш край богатый, без Москвы бы мы хорошо жили. Однако пробовать не пытаются. Край богатый, но мёрзлый. И вывозить богатства на экспорт через Россию придётся. Вон Казахстан тоже богатый, а в говне плавает.
Читателю, короче, нужно постоянно помнить о нелюбви красноярцев к Москве.
Начало расследования
Двадцать восьмого октября я с крошечной Настей выехал в Красноярск. За холодными окнами проплыли осенние леса, а утром мы обнаружили заснеженные в разной степени поля. Мы ехали поедая колбасу, варёные яйца и помидоры, почитывая книгу о становлении никарагуанского партизана Омара Кабесаса. В Новосибирске был снег, в Красноярске снега не было. Рано утром на третьи сутки, 31-го, нас встретил, войдя прямо в поезд, долговязый и многожильный сотрудник "Авто-Радио" Виктор с "хвостом", схватил наш багаж и отвёз нас в гостиницу, расположенную у "Столбов". Там, в деревянном и тёплом бараке, мы расслабились, отдохнули, а во второй половине дня сидели уже на улице Кирова в "Авто-Радио" - рядом с магазином "Мечта", принадлежащем бизнесмену Телятникову, другу Быкова. Фёдор Сидоренко и Олег Тихомиров были здоровы и полны сил. Здоровы были и их родственники. Тихомиров готовился стать кандидатом в депутаты горсовета. В кабинетах сидели и ходили по коридору высокие красивые девушки. Тихомиров нанимает на работу только красивых. Георгий Рогаченко появился в "Авто-Радио" в 16:40: коричневые круги под глазами, сидит беспокойно, всё время меняя положение. Серый костюм, поверх него - куртка, иногда вдруг чешет голову. Волосы длинные спереди, реакционная причёска. Его можно было бы назвать и красивым, у него хороший рост, хороший нос, но он не всегда одинаков. Порою выглядит устало и запущенно. Почему-то у него с собой видеоплеер какой-то новейшей конструкции, крошечная Настя говорит, что это мини-диск "и круче она ничего не встречала. Очень-очень дорогой". Георгий предлагает послушать Тихомирову нечто, что Тихомиров ему рекомендовал. Тянут провода над столом и тычут в ухо микрофон. Георгий говорит мне, что может быть несколько пониманий Быкова. Первое - гангстерский вариант, но ведь даже Аль Капоне не был только гангстером и не был самым-самым. Вот теперь появился сериал, в котором показывают, каким справедливым он был порою, как помогал бедным.
"Быков - историческая личность, может быть, и я, грешный, могу надеяться, что и меня будут упоминать рядом с ним. Дескать, вот жил и Георгий Рогаченко… Через 30 лет ни о ком и не вспомнят, об Анатолии Петровиче да, не забудут…"
Крошечная Настя из угла любопытно, даже нос заострился от внимания, слушает.
Какие другие понимания Быкова могут быть, Георгий не сообщает. Его всё время прерывают по сотовому телефону, потому вся остальная беседа - отрывочная.
Якобы Быков только что заболел гриппом в тюрьме. Но не страшно, температуры нет.
Адвокаты: Падва, Сергеев - все сошлись на том, что если так неряшливо произведён арест, то у них ничего больше против Анатолия Петровича нет. И потому к декабрю он будет дома. Менты, как свидетельствует присутствовавший при аресте депутат Госдумы Владислав Дёмин, вели себя нагло, даже депутату угрожали:
"Если б ты не имел своих корочек, висел бы ты у меня на одной руке, а другой подписывал признание".
Георгий:
"Вы не представляете, сколько людей приходит: обиженные, что Быков не встретился с ними, когда вышел. Приходят с уверениями, что они не предатели, что они… "ну как же Анатолий Петрович не встретился со мной". Что "не встретился" для них выглядит как бы знак немилости".
На моё пожелание посетить КрАЗ Георгий сказал, что это будет невозможно, наверное, так как у КрАЗа теперь другой владелец. Вряд ли пустят. Однако мы всё же решаем обратиться с просьбой, чтоб мне дали посетить КрАЗ.
Договариваемся о том, что завтра в 14 часов за мною и крошечной Настей заедет студент Дима Литвяк, он отправляется к отцу на день рождения в Назарово.
Георгий уходит, засунув в карманы плейер и сотовый телефон. У него один охранник, высокий парень, похожий на украинца. Ну и шофёр белой "Волги", молчаливый круглолицый мужик. Круги под глазами и у Быкова и у Георгия. "У Быкова - чёрные, - думаю я. - Печень? Почки? Усталость?"
Фёдор Сидоренко:
"За последние пару лет Анатолий Петрович очень вырос, особенно сидя в тюрьме, стал смотреть новости пару раз в день, много читать. Раньше, пять лет тому назад, он бы не знал, кто такой Лимонов или Касьянов даже…"
Тихомиров рассказывает, как в "Авто-Радио" после ареста Быкова пришли изымать кассету с его последним интервью. "С постановлением прокурора! Всем сотрудникам его показали торжественно, вызвали журналиста, делавшего интервью, ознакомьтесь, подпишите". В "Грилле" на улице Мира я выпиваю 100 г водки, крошечная Настя - персиковый сок. Едим оба свинину в горшочке и уезжаем к своим "Столбам". В гостинице собираем в рюкзак крошечной Насти всё, что возьмём в Назарово: диктофон, фотоаппарат, только что купленную на улице Мира абрикосовую тетрадь для меня и тетрадь с леопардом для крошечной Насти. Каждому свою. Еще крошечная Настя кладёт в рюкзак свою ночную рубашку, а я шарф. Всё равно рюкзак получается тощим.
Детство Толи
Быковы поселились в доме номер 13 по Комсомольской улице. В 1961 году, Толе был тогда год. Дом с тремя окнами, в нём четыре помещения, включая кухню. Комсомольская - улица старых частных домов, в конце её видна школа № 17 (тогда ещё № 136), где стала работать техничкой мать - "тётя Юля". Впрочем, она же работала техничкой и в детском саду рядом со школой. Возможно, она делала это одновременно. Говорят, остававшиеся от детсадовцев булочки воспитатели насильно вручали тёте Юле, у неё же было четверо детей. Окраинная эта часть города, улицы Комсомольская, Кошевого, Вокзальная, называлась у местных "Вокзалом", а жители были "вокзальные", ввиду близости ж/д станции.
Надо сказать, что назаровцы чётко осознавали, что помимо малой родины - Назарова, у них есть и микрородина у каждого, и старательно обозначали свою территориальную принадлежность к Центру, к Вокзалу, к Лебяжке, к Малой, к Консервно-заводской, к Нахаловке. Нахаловка заслуживает особого упоминания, так как кажется мне самим символом Назарова вообще. История названия такова. Вначале на отшибе за берёзовой рощей поселились расконвоированные пленные японцы, выкопали себе землянки и жили. А работали они на Военбазе - это соседний посёлок. Почему японцы вели себя столь странным образом, я ни от кого объяснения не добился, кто знал мотивы, те померли. Возможно, зарабатывали и копили деньги на отъезд в Японию. Позднее традицию продолжили освободившиеся зэки и мигранты. Нахально, самовольно поселялись здесь и жили. А прописывать их стали только в 1958-60 годах. Потому Нахаловка. Сейчас к тем местам вплотную подступил угольный разрез.
Более всех свои микрородины чувствовали и обозначали подростки, обыкновенно, самая эмоциональная группа населения. Между подростками микрородин, как полагается, постоянно вспыхивали драки. И вот тут-то важнейшим объектом служил уже упоминавшийся Дом культуры угольщиков. (По правде говоря, единственное красивое здание в городе, хотя своим дворянским стилем оно совершенно не вяжется с угольными нравами. Но когда его строили, у коммунистической России ещё были старомодные дворянские вкусы. Вспомним, что Ленин любил бетховенскую "Аппассионату" и терпеть не мог модерниста Маяковского.) Там встречались подростки всех микрородин Назарова. И выясняли отношения. Но было и более крутое по нынешним понятиям место - танцплощадка, накрытая куполом, возле стадиона "Шахтер". Ее, правда, снесли в 1978 году, когда Анатолию Быкову было 18 лет.
У подростков и юношей микрородин были свои предводители, они пользовались авторитетом, на них старались походить. Предводители отрядов микрородин откликались на клички типа "Козырь", "Лис", как правило, уже бывали в местах заключения, имели на жизненном счету одну, а то и две ходки. Среди них бывали совсем странные персонажи. Человек по кличке Злодей(!) отсидел 18 лет, но тем не менее, опровергая свою кликуху, говорят, закончил филфак и стал журналистом. Надо сказать, что у меня были, хотя и гораздо раньше, детство и юность, сходные с назаровским детством и юностью Анатолия Быкова. Был рабочий посёлок Салтовка - тогда пригород индустриального Харькова, были банды подростков с микрородин: Тюренки, Журавлевки, Плехановки; драки, как правило начинавшиеся у Дома культуры "Победа", куда мы все сходились. Клички у наших главарей были подобные назаровским, помню тюренского Туза. Его и многих других персонажей моего детства 50-х годов я описал в книге "Подросток Савенко". В 60-е и 70-е годы в Назарове, оказывается, дублировались 50-е годы. А возможно, дублируются и сейчас. У меня такое впечатление, что в социальном смысле Россия никогда и не покинула 50-е годы, живёт в них, повторяя их в каждом поколении. Ну конечно, на улице Тверской в Москве или на пр. Мира в Красноярске - царит конец 90-х годов, но кроме этих пятен современности, в России, кряхтя, происходит всё та же полукрестянская действительность, те же растрёпанные подростки, та же бражка в кадушках в сенях. Ну прибавились кассетные магнитофоны с Земфирой и Мумий Троллем да наркотики, а в остальном - средневековье, т. е. в лучшем случае середина 20-го века, пятидесятые.
Вокруг Назарова, в самом Назарове были заводы. Уже упоминавшийся угольный разрез. Для несведущих сообщаю, что разрез отличается от шахты тем, что уголь в этом счастливом месте залегает неглубоко, и его, лишь сняв прикрывающий его пласт породы в 10, 20 или 30 метров, возможно добывать открыто, не делая нор в земле. Это проще, дешевле и безопаснее. Помимо угольного разреза в Назарове гремели железом завод Железобетонных конструкций, завод "Сельмаш", назаровская ГРЭС, менее чем в 30 километрах в Ачинске застилал небо своими чёрно-кровавыми дымами Ачинский глинозёмный комбинат. Широко развернулась здесь в шестидесятые годы советская власть. Намеревались построить мощный комплекс КАТЭК, что значит Канско-Ачинский топливно-энергетический комплекс. В комплекс должны были войти предприятия города Шарыпово (два года он успел побыть г. Черненко), городов Назарова, Ачинска и Канска (в том числе и ставший недавно знаменитым по причине борьбы за него различных финансовых групп Бородинский угольный разрез). Грандиозный план удалось осуществить только частично.
* * *
В "девятке" направляемся в Назарово. Снег по шоссе, позёмка. За рулём Дима, Дмитрий Анатольевич, свежий молодой парень, боксёр, учится на 5-м курсе торгового института в Красноярске. До этого учился в строительном техникуме в Назарове, там же, где учился Быков. На заднем сиденье его друг боксёр Костя. Дима крестится, когда проезжаем храмы.
Проезжаем Ачинск с его глинозёмным комбинатом. Заходит красное светило в дыму. Пейзаж несколько адский, то есть промзоновский дальше некуда.
Город Назарово: при въезде десятка два-три изб, каких-то всклокоченных и случайных. Когда мы въезжали, у изб на тонком летящем снегу стояли два мужика в фуфайках. У одного из них на плече был топор. За избами пошли плоские, белого, в основном, кирпича, длинные пятиэтажки. Полудеревенский город, из которого сразу же хочется уехать, потому что всё ясно: советская цивилизация, стандартный бедный её вариант. Но мне нужен Толя Быков, его следы, его улица, его приятели, его корни. Вот Дима, тот немедленно сегодня же уезжает обратно в Красноярск, только поприветствует папу Толю - у отца его сегодня день рождения. Директор АО "Мукомол" - бывший мент Анатолий Литвяк - друг детства Анатолия Быкова. Поздравив папу, мне и крошечной Насте продемонстрировали требуемое гостеприимство. Новорожденный Литвяк выпил с нами за уставленным закусками кухонным столом, но на само празднество бывший мент Литвяк нас благоразумно не оставил, предположив, по-видимому, что мы увидим лишнее. Дима забрасывает нас - меня и крошечную Настю - в гостиницу "Заря". По Центральной площади гуляет позёмка, и кольца её пляшут жгутами и бьют хвостами округ ДК угольщиков.
В голом холле гостиницы две перепуганные женщины вручают нам регистрационные листки: "Заполнить можно в номере. Возьмите ключ". Дима прощается, даёт свой телефон в Красноярске, делает тонкий намёк на толстые обстоятельства или просто бравирует: "Если что нужно будет, всегда подъедем с ребятами". (Что имеет в виду? Голову кому поможет оторвать?) Спускаясь с нами, показывает вниз, где в углу пальма: "Вот там сидел юный Толя Емкое со товарищи". Дима уходит. Смотрим: да, пальма искусственная. Сдаем листки. Направляемся к лестнице. В холле полно пацанов. Отогреваются. Юный хиляк в кожанке, карикатурно пародирует некую неизвестную мне рекламу: "Аля чего вы ездили в США?" - "Я ездил туда изучать компьютерные технологии!.." Я смеюсь, мы с Настей уже стоим на первых ступенях лестницы. Юный хиляк в кожанке (и чёрной шапочке) реагирует, подскакивает: "А для чего вы приехали в Назарово?" - "Я писатель, приехал писать книгу". - "О чём же, как интересно! - поёт пацан, - Как ваша фамилия?" Я называю себя. "О чём же книга, стихи?" - счастливо вопрошает хилый. "Приехал писать книгу об Анатолии Петровиче Быкове…" - "Ой!" - пацан в кожанке закатил очи в восторге. Мы пожали друг другу руки. Поднимаясь по лестнице, я думаю, что хорошо бы закончить книгу этой сценой. Ибо в гостинице "Заря", как раз в углу у пальмы, сидели приятели хилого. Как некогда Быков со товарищи. Подчеркнуть как бы преемственность поколений. В номере Настя лишает меня конца книги. "Торчок!" - уверенно определяет она хилого, то есть наркоман. А ведь Быков никогда не пил, не курил и уж тем паче не касался наркотиков. И был спортивен, да и много выше ростом.
Дверь в номере оказалась фанерная, на лестничной площадке нашего этажа сидит трясущийся бомж. Телевизор работает отлично, в ванной, почему-то в углу, возвышается биде, но без кранов. Оно бесцеремонно вмазано в бетонную горку, но явно никогда не употреблялось.
Утром я опять нахожу моего Быкова. За окном, внизу, вышагивают высокий парень в куртке, в кроссовках и тренировочных штанах и женщина в ватном пальто и сером пуховом платке образца 50-х годов. Толя Быков и его мама, тётя Юля. Может быть, идут в школу.
"Хреновой табуретки не было"
Стоим на Комсомольской у дома № 13. Три окна, синие наличники. Синим же окрашена пристройка к дому - сени, должно быть. Выходят соседи. В фуфайках и шапках.
"Парень был как парень… Жили бедно… Мать техничкой в школе… Был хорошим парнем… Лебедь, сука, тащит его туда…"
"Всем давали бутылку шампанского к Новому году. Старикам подарки… Соседям. Вот этому давал на телевизор…" - выкрикивает мужик в ушанке, под телогрейкой грязная майка с узором.
"А вас как?" - "Холкин Николай Михайлович, сосед".
"У них хреновой табуретки не было. Петька, Надька, Анатолий, вот как четвёртого…" (Задумывается.) - "Колька", - подсказывает мужик постарше, тоже Николай, Ивлев Николай Иванович.
"Задумали съесть его, эти Лебедь, Березовский, Абрамович - зверьё ебаное… вначале убитых на него повесили…"
"Отец, был печником…"
"Им акции отобрать…"
"Он "криминал", у него нечестно, а у этих Абрамовичей, Березовских - честно?"
"Это Лебедь… Лебедь…"
"Участникам войны ещё в то время всем по 100 рублей давал…"
"Арбузы летом пригонял…"
"Инвалидам… У соседа баба померла, как её?.. Кореневская… и лекарства давал, и хоронил…"
"Кто ни просил - всем давал…"
"В школу провёл электричество, в котельную…"
"Мы что, дураки, не знаем, что творят?! Я знаю его с трёх лет. Зверьё это, Абрамович…"
Очень холодно. Во дворах - дрова, травы уже нет - снег, которого в Красноярске ещё нет, здесь уверенно разлёгся, уплотнился. Зима хозяином уже в Назарове. Дома разношёрстные, заборы серого дерева. Мужики защищают своего пацана, которого "те" хотят сгубить. Всё правильно. Дым идёт из труб. Топят.
"Быковская школа"
Школа в конце улицы. Про директрису можно сказать "полная". Шубина Наталья Владимировна. Ну ясно, она одного возраста с Быковым.
"Когда он учился, директором была "Марьяша", Марья Яковлевна Карловская. Вы к ней потом сходите, она рядом, направо, в красном пятиэтажном доме живёт. Давно на пенсии".
Кабинет у директора узкий, сзади её - окно. На столе у директора - часы-раскладушка с портретом Быкова.
"Нашим спортсменам в качестве приза дали, я у них отобрала.
Электрическую котельную нам сделал, была котельная - отапливалась углём. Замучились. Я говорю, Марья Яковлевна, попросите Быкова, он же ваш ученик. Она стесняется. Всё же попросили. Приехал к нам тотчас главный инженер… Через неделю проект был готов… Через 2–3 недели, за август, завезли оборудование. Поставили… Помог стройматериалами для физкультурного зала… Детский сад переоборудовали… Приезжал никогда не запланированно, с учителями встречу устраивали… местное начальство собирал в школу".
Подает голос телефон. Она разговаривает, я осматриваю кабинет. Шкафы, на стульях почему-то магнитофон, усилители. Она замечает мой взгляд.