Москва, в отличие от Варшавы, громких обещаний не давала, зато действовала конкретно и последовательно. В марте 1649 г. на Украину прибыл официальный посол царя Григорий Унковский. Среди казаков это вызвало взрыв восторга – их признали, Россия протягивала им руку. Унковский привез для казачьей старшины "государево жалованье". Однако вступлением России в войну посол пока не обнадеживал. Передал, что Алексей Михайлович готов принять Украину под свою руку, "если, даст Бог, вы освободитесь от Польши и Литвы без нарушения мира".
Хмельницкий остался этим очень недоволен, но жаловаться ему было, собственно, не на что. Лезть в драку очертя голову, играть жизнями собственных подданных, которых вверил ему Господь, Алексей Михайлович не желал. А фактически Россия уже вступила в борьбу, хоть и негласно. Унковский докладывал: "Козаки донские обещались выступить немедля, и многие из них уже пришли". Из Москвы рассылались инструкции пограничным воеводам – давать повстанцам убежище на нашей территории, им разрешили закупать "хлеб, соль и всякие запасы беспошлинно". Но не только хлеб и соль. Поляки жаловались: "Москва… хотя и подтвердила мир (с Польшей), тайно все доставляла Хмелю: продовольствие, порох, пули и пушки".
Восстание на Украине вызвало широкий резонанс по всей Европе. В Риме и Вене обсуждали, чем можно подсобить Польше, в Стокгольме – нельзя ли воспользоваться ситуацией. Османская империя поспешила прислать к Хмельницкому посольство, заключила с ним договор о дружбе. Стороны обязались не нападать друг на друга, развивать торговлю, турки открыли казакам свободный доступ в свои порты. В Стамбуле считали договор крайне выгодным. Черноморским городам обеспечивалась безопасность от запорожских набегов, а дальше кто знает? Почему бы не втянуть Украину в подданство султана?
А в Англии недавно произошла революция. Захвативший власть Оливер Кромвель, предводитель воинствующих протестантов, увидел в Хмельницком возможного союзника, прислал к нему личное письмо, накрутив пышный титул: "Богдан Хмельницкий, Божьею милостью генералиссимус греко-восточной церкви, вождь всех казаков запорожских, гроза и искоренитель аристократии, покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников, антихриста и иудеев". Правда, англичан больше интересовал не военный союз, а торговля. А британский диктатор и гетман были фигурами совершенно разного масштаба. Кромвель командовал армиями по нескольку тысяч бойцов, имел плохое домашнее образование, на родном языке писал с ошибками, никогда не читал книг и был человеком совершенно неотесанным – иностранным послам приходилось объяснять ему, какие государства существуют на Балтике. Хмельницкий же получил два образования, свободно владел пятью иностранными языками, водил в битву стотысячные полчища и управлял страной куда больше Англии.
А уж для кого освобождение Украины обернулось крупнейшей катастрофой, так это для евреев. Повстанцы истребляли их наравне с поляками. Да и то сказать, одни были угнетателями, другие – их пособниками. Никто ведь не заставлял притеснять, хищничать, оскорблять религиозные чувства. В пожаре стихийного гнева не разбирали, где виноватые арендаторы, а где их родственники или работники. Было разгромлено более 700 иудейских общин, погибло 100 тыс. евреев. Конечно, за точность "круглой" цифры ручаться не приходится. Разве кто-нибудь считал перебитых и сумевших спастись? Но сами эти цифры свидетельствуют, какой размах приняло "арендаторство" на Украине и как крепко успели насолить пришельцы населению.
Сабли и дипломатия
Ян Казимир заведомо не собирался о чем-либо договариваться с Хмельницким. Пересылались делегациями и обсуждали требования только для видимости. А сейм в это же время санкционировал созыв посполитого рушенья, общего ополчения шляхты. К Хмельницкому подослали шпионов, пытавшихся организовать заговор в его окружении. Правда, их выявили и казнили, но сразу же открылись и боевые действия. Вишневецкий не стал ждать короля, самостоятельно вторгся на Украину. В Литве был свой главнокомандующий, Радзивилл. Он тоже начал операции раньше поляков. Прошел, карая повстанцев, по Белоруссии, отбил у них Пинск, Туров, Брест, Мозырь, Бобруйск.
Тогда и Хмельницкий издал универсал: "Все, кто в Бога верит, чернь и козаки, собирайтеся в козацкие громады". 31 мая 1649 г. он выступил на войну. На этот раз к нему присоединился крымский хан Ислам-Гирей – Тугай-бей вернулся из прошлых походов почти без потерь, с огромной добычей, теперь прикатила вся орда. С неприятелем столкнулись у крепости Збараж. К Вишневецкому подтянулись еще пять магнатов с полками шляхты. Обнаружив массу казаков и крымцев, многие хотели отступать, но Вишневецкий удержал их. Построили укрепленный лагерь и изготовились держаться до подхода главных сил. Однако дисциплина в Польше оставалась традиционной – хуже некуда. Посполитое рушенье собиралось вяло. Король двинулся к фронту, но делал по пути долгие остановки. Ждал, когда подтянутся шляхтичи, проигнорировавшие призыв.
А тем временем под Збаражем казаки осадили лагерь Вишневецкого. Окружили его валами выше польских укреплений, втащили на них пушки, простреливали расположение. Начали придвигать валы все ближе к неприятельским. Полякам пришлось строить внутри своего пояса обороны еще один. Но казаки были привычны к земляным работам, копали неустанно, придвигали вал еще ближе. Панские воины вынуждены были оттягиваться назад, насыпать новые внутренние кольца. Лагерь стеснился на узком пятачке. У поляков закончалось продовольствие, поели собак и кошек. В отчаянии слали гонцов к королю. Один их них пробрался через осаду, доставил письмо, что пороха хватит лишь на 6 дней, а еды нет совсем.
Только теперь Ян Казимир ускорил марш к Збаражу, но население было на стороне Хмельницкого, он сразу узнал о приближении короля. Оставил под Збаражем пеших казаков и крестьян, а сам с конницей и татарами пошел навстречу Яну Казимиру. Устроил засаду под Зборовом, в оврагах по берегам реки Стрыпа. Долина была болотистой, дожди превратили ее в месиво. Поляки навели мосты через Стрыпу, начали переправляться. А когда их разделила река, из густого тумана налетели казаки и татары. Возникла паника, телеги и пушки вязли в грязи, создавая пробки. Король метался со знаменем в руках, хватал под уздцы коней, кричал: "Не покидайте меня, панове, не покидайте отчизны, памятуйте славу предков ваших". Да какая уж слава! В ужасе разбегались, прятались. Посол Кунаков описывал, как "на бой против казаков и против татар никто не поехал, и хоронились в возы свои, а иные под возы, в попоны завиваясь. И король де, ходя пеш, тех панят и шляхту из возов и из-под возов порол на бой палашом". Разгром был полный, избиение поляков прервала только ночь.
Ян Казимир уже и сам решил сбежать, однако канцлер Оссолинский подсказал другой выход. "Отлучить татар от казаков". Король отправил к хану самого канцлера, и договориться удалось очень легко. Ислам-Гирей рассуждал со своей точки зрения. Прикидывал, что полное крушение Польши для него совсем не выгодно, этим воспользуется Россия. Между поляками и украинцами лучше сохранять неустойчивое равновесие, чтобы вмешиваться самому. Заключили соглашение, что король выплачивает хану 200 тыс. талеров и дань, которую не посылали в прошлые годы. А секретным пунктом орде дозволялось на обратном пути "городы и уезды повоевать", поживиться за счет Украины. Хан вызвал Хмельницкого и потребовал немедленно замириться, иначе татары повернут оружие против него. Куда было деваться казачьему гетману?
Едва рассвело, битва возобновилась. Казаки рубили поляков на возах, в обозах, добрались до королевской кареты. Но в ставке Ислам-Гирея уже подписывали мир, и Хмельницкий, ворвавшись на коне в эпицентр побоища, остановил его. Впрочем, Зборовский договор закрепил полную победу повстанцев. Реестр казаков увеличивался до 40 тыс. Три воеводства, Киевское, Брацлавское и Черниговское, получали автономию: все руководящие посты передавались православным, запрещалось размещение польских войск, въезд иезуитов и евреев. Киевскому митрополиту предоставлялось право заседать в сенате, при его участии сейм должен был решить вопрос об унии, о возврате Православной церкви храмов и монастырей, отнятых католиками и униатами.
Увы, для многих жителей Украины примирение обернулось бедой. Татары по пути в Крым разоряли села и местечки, угнали тысячи людей. На Хмельницкого посыпались упреки. Распространялись слухи, что он таким способом расплатился с союзниками. Однако бурная волна возмущения всплеснула и в Польше. Расшумелась та самая многочисленная шляхта, которая на войну так и не приехала, отсиделась по поместьям. Кричала, что договор унизителен для "польской чести". Подхватили владельцы украинских земель – как им теперь хозяйничать в своих поместьях? Вмешался и Рим, папа предлагал 150 тыс. золотых скуди на продолжение войны. Сейм раскипятился. Королю угрожали рокошем (мятежом), договор объявляли недействительным.
И тут-то впервые подала голос Россия. В Москву прибыло польское посольство, объявить о восшествии на престол нового короля – но его вдруг отправили назад "без дела". То есть вообще не приняли. А на сейм пожаловал русский посол Кунаков. Об обстановке в Речи Посполитой он доложил: "Такова де злово несогласия и во всех людех ужасти николи в Польше и в Литве не бывало". Присмотрелся, разведал, что к чему, – и неожиданно учинил скандал по поводу "умаления чести" царя. Заявил: "Даже помыслить непристойно и страшно", что "радные паны" в своей грамоте хотели написать сперва своего короля, потом архиепископа гнезненского, а уже третьим Алексея Михайловича. "Умаление чести" по тогдашним канонам дипломатии было совсем не мелочью. Да и сам царь в ответе Яну Казимиру выговорил, будто нерадивому школьнику, – дескать, король "непристойно" назвал своего покойного брата Владислава "великим светилом христианства, просветившим весь свет", а в мире лишь "одно светило всему, праведное солнце – Христос". В общем, было ясно, Россия ищет повод для ссоры. А хитрый Кунаков еще и подсуетился накупить в Варшаве книг с оскорбительными выпадами в адрес России и царя. На Западе во все времена издавалось немало подобной макулатуры, и посол рассудил, что сейчас-то она пригодится.
На сейм приехала и делегация Малороссии во главе с полковником Несторенко и митрополитом Косовым. Конечно, митрополит был не лучшей фигурой для отстаивания казачьих интересов, но уж какой есть, сменить предстоятеля украинской церкви Хмельницкий не мог. Он лишь напутствовал Косова предельно красноречиво: "Ты, отче митрополите, если в тех наших речах заданных не будешь стоять на ляхов и на что новое изволите над нашу волю, то, конечно, будешь в Днепре". А в Варшаве Кунаков сразу же сошелся с Нестеренко. Усиленно показывал, будто ведет с ним секретные переговоры. Поляки переполошились, поспешили отправить русского посла на родину.
Но вмешательство Москвы заставило их крепко нервничать и убавить амбиции. Сейм все-таки утвердил Зборовский договор, хотя поляки при этом слукавили, утвердили "без внесения в сеймовую конституцию". Попросту говоря, сохранили за собой право отменить его.
Да паны и не скрывали, что считают договор позорным. Его сразу же нарушили, Киевского митрополита в сенат не пустили. Зато от Хмельницкого требовали строгого исполнения условий – пускай он оставит 40 тыс. реестровых казаков, всех прочих повстанцев вернет в "хлопское" состояние, допустит хозяев вернуться в украинские поместья. Но и казачий гетман не желал буквально соблюдать договор. Он отчетливо видел – поляки темнят. Хотят перессорить народ Малороссии между собой. Царским послам Неронову и Богданову он уверенно заявлял – война возобновится. Хмельницкий пресекал явные безобразия, казнил 20 человек за убийство шляхтича в Киеве. Издал универсал, что люди, не записанные в реестр, обязаны подчиняться законным хозяевам. Однако польская пропаганда ловко на этом сыграла – принялась распространять королевский манифест, что мятежников отныне будут усмирять совместно коронные и казачьи войска. На Украине это вызвало шквал негодования, казачьи предводители отказывались повиноваться Хмельницкому.
Да и то сказать, его положение было трудным. Раньше реестр в 40 тыс. показался бы казакам недостижимой мечтой. А сейчас против поляков поднялся весь народ. Получалось, что 40 тыс. человек обретут человеческие права, а остальные снова должны смириться с положением рабов! Хмельницкий лавировал, искал выход. В свой, гетманский реестр он вместо 40 тыс. вписал 50. Добавил еще один реестр, как бы для персонального войска сына Тимоша – 20 тыс. Придумал и новое правило, что "наймиты", работники казака, тоже должны пользоваться казачьими вольностями. Но поляки с такими нарушениями договора никогда не согласились бы.
Да и вообще, мир между вчерашними порабощенными и их поработителями не мог быть прочным. Он начал рваться почти сразу. Землевладельцы возвращались в свои имения, а крестьяне их знать не хотели, выгоняли вон. Магнаты посылали отряды слуг, пытались смирить подданных порками и виселицами – и тут же опять восстали Волынь, Брацлавщина. А их поддержала Сечь. В конце 1648 г. Запорожский Кош снова возродился. После освободительного похода по Украине сирома вернулась сюда. Куда же ей еще было идти? Здесь был ее дом. Привела с собой товарищей, самых крутых и отчаянных – таких же, как они, потерявших родные хаты, семьи и заразившихся идеей жить по законам "лыцарского братства". Восстановили традиции десятилетней давности. В составе "Гетманщины", как стали называть часть Украины, попавшую под власть Хмельницкого, Сечь стала особым районом, и ее позиция очень много значила. Гетман мог играть в дипломатию, принимать те или иные решения – но будет ли их выполнять Сечь, определяла она сама.
Королевское правительство взывало к Хмельницкому – если уж он возглавляет власть в восточных воеводствах Речи Посполитой, пускай подавляет бунтовщиков. Но гетман эти обращения проигнорировал. Панским орудием против родного народа он быть не желал. Но и общая анархия его абсолютно не устраивала. Хмельницкий продумал и ввел новое устройство Украины. Страну он разделил на 16 полков, полки делились на сотни. Это были как военные, так и административные единицы. В мирное время ими управляли полковники и сотники, а на войну они выставляли войсковые части и подразделения. Столицей гетманства стал не Киев, а Чигирин. Киев к этому времени был центром духовенства, торгового сословия, а Чигирин – казачества. Хмельницкий ввел единые налоги с хозяйств и промыслов, пошлины на ввоз иноземных товаров, кроме военных. Оружие закупалось везде, где только можно, налаживалось его изготовление на месте.
Вокруг гетмана стали один за другим появляться дипломаты разных стран, и каждый пытался перетянуть Хмельницкого в русло своей политики. Под видом венецианского посла приехал эмиссар Ватикана Вимина, уговаривал Богдана воевать с Османской империей. Турецкий султан выражал готовность принять Украину в подданство, приказывал крымскому хану помогать ей. Но Ислам-Гирей не обращал внимания на распоряжения из Стамбула. Польша была ослаблена, и главную опасность он видел в усилении России. Ханские послы в это время ездили в Варшаву и даже в Швецию, предлагали вместе ударить на "московитов". Ислам-Гирей надеялся привлечь к войне и Малороссию, чтобы поссорить ее с русскими. Для поляков такие проекты были совершенно несвоевременными. Государство развалилось, куда уж с царем воевать? Но варшавские дипломаты зачастили в Бахчисарай, со своей стороны подталкивали хана напасть на Россию.
Украине предстояло выбирать, в какую сторону повернуть. А выбор зависел не только от Хмельницкого. На устах у простонародья была единоверная и единокровная Россия, справедливая власть царя. Богатую казачью старшину и киевское духовенство больше устроил бы другой вариант – автономия в составе Польши. Жить примерно так же, как Молдавия, Валахия или Крым в составе Турции. До поры до времени и сам Хмельницкий не терял надежды, что это возможно. Но чем дальше, тем более однозначно он убеждался: казачья православная автономия в Речи Посполитой – несбыточная химера. Католики и паны никогда не допустят ее. Оставался один путь, к России.
Сам ход событий вел Украину к сближению с ней, а правительство Алексея Михайловича было достаточно мудрым, чтобы поддерживать естественный процесс. Украина была разорена войной, множество крестьян погибло или ушло сражаться. Поля остались невспаханными и незасеянными, над страной нависла угроза голода. Спасла Москва, поставляла продукты бесплатно или продавала по дешевым ценам. Воеводы докладывали царю, что из Севска, Рыльска, Белгорода, Комарицкой волости "весь хлеб пошол в Литовскую сторону". Хмельницкий горячо благодарил Алексея Михайловича за то, что "велел их в такое злое время прокормить и… многие души от смерти его царского величества жалованием учинились свободны и с голоду не померли".
Между тем Польша скребла деньги, нанимала солдат, готовила в 1650 г. очередное наступление на Украину. Но в Варшаву пожаловали послы братья Пушкины и с ходу объявили – поляки нарушили "вечный мир" с Россией! Потому что в Поляновском договоре 1634 г. значилось, "чтобы титул царского величества писался с большим страхом и без малейшего пропуска, а вы этого не соблюдаете". Вывалили и "бесчестные книги", привезенные из Варшавы Кунаковым. Потребовали публично сжечь тиражи, казнить авторов, издателей, а также владельцев мест, где располагались типографии.
Паны крутились, как на сковородке. Доказывали, что за книги правительство не отвечает и по польским законам за это казнить не положено. Но русские не хуже их знали порядки в Речи Посполитой – там действовала жесткая цензура. Любые сочинения, которые королевские чиновники и духовенство сочли вредными, сурово преследовались. Насчет ошибок в царском титуле польские дипломаты возражали, что они допущены не в правительственных документах, а в обращениях частных лиц. Пушкины выслушивали и соглашались – ну так в чем проблема? Казните этих лиц, и дело с концом. Сразу и представили перечень, кого казнить: Вишневецкого, Потоцкого, Калиновского…
В сенате сидели не наивные люди, демарши с книгами и титулами они восприняли как целенаправленные придирки. А потом, поспорив и поломавшись, русские послы выдали новый сюрприз. Согласились, что так и быть, можно поладить миром. Но за это поляки должны отдать Смоленск и прочие города, отнятые у России, и приплатить полмиллиона злотых. Иначе "вечный мир" будет расторгнут… Паны были в полном трансе. Москва определенно искала войны! Планы срочно пересматривались, войска перебрасывались к русской границе. Вторжение на Украину пришлось отменить.