Воеводы русских порубежных городов и вернувшиеся из-за границы купцы сразу же доложили в Москву о восстании на Украине. А в Корсуни, первом городе, освобожденном запорожцами, Хмельницкий созвал раду – собрание казаков, горожан, крестьян, как бы представителей всей земли. Она постановила обратиться к русскому царю, просила помочь повстанцам и принять Украину под его власть. 8 июня 1648 г. гонцы Запорожского войска отправились к Алексею Михайловичу.
Быть с Польшей или без нее?
Первое посольство Хмельницкого попало в Россию в совершенно не подходящее время. Только что бунтовала сама Москва. Юностью и неопытностью Алексея Михайловича в полной мере воспользовалась боярская верхушка. Наставник царя боярин Морозов поощрял занятия набожного Алексея духовными вопросами, его отдых, охоты, а сам перехватил управление страной. Морозов и его приближенные взвинтили налоги, покатились злоупотребления. Народ прижимали, захватывали общинные земли и угодья, вымогали взятки. Состоятельных людей под разными предлогами привлекали к суду и разоряли, расхищались казенные деньги, жалованье военных. А жалобы недовольных до царя не доходили, просителей к нему не допускали. Но в России к такому не привыкли, и народ терпел недолго. Произошел "Соляной бунт". Москвичи погромили дворы зарвавшихся вельмож, некоторых убили. А Алексей Михайлович отреагировал примерно так же, как в свое время Иван Грозный. Сам вышел на площадь перед народом, покаялся, что допустил такие безобразия. Обещал взять дела управления на себя, лично контролировать их, защищая и оберегая подданных. Восстание сразу улеглось.
Когда приехали делегаты казаков, глава правительства Морозов был отправлен в ссылку, глава внешнеполитического ведомства Чистый погиб, их преемники еще не успели освоиться с должностями, царь и его окружение решали массу наболевших вопросов. Послов приняли, заверили в поддержке единоверцев. Но решать какие-то конкретные вопросы было не время. Да и следовало изучить, что будет дальше твориться на Украине. Алексей Михайлович сдержал слово, данное народу. Отныне он сам взялся за государственные дела, тщательно подбирал состав правительства. Реорганизовал приказ Сыскных дел, в чьи обязанности входило бороться со злоупотреблениями и должностными преступлениями. А для того, чтобы закрепить порядок и законность, был созван Земский собор, "всей землей" разработал и принял новый свод законов, Соборное уложение. Таким образом, бунт в Москве не взорвал и не развалил Россию, а сплотил ее вокруг царя.
В Речи Посполитой было иначе. Мятеж Хмельницкого стал искрой, от которой восстание распространялось во все стороны. Узнав о разгроме Потоцкого, крестьяне набрасывались на шляхту, панских управляющих. Вооружались чем попало, крушили имения. Войско Хмельницкого от Корсуни двинулось к Белой Церкви и быстро росло. Житель Стародуба Климов, вернувшийся с Украины, сообщал: "Сколько де войска и того сказать не уметь, потому что далее идут, и в который город придут, и тут де у них войско прибывает многое, изо всяких чинов русские люди".
Паны и шляхта пробовали сорганизоваться. На Полтавщине князь Иеремия Вишневецкий собрал 8 тыс. дворян и вооруженных слуг. Рубил и разгонял мятежников, громил села, стараясь запугать население. Истреблял всех, кто подвернулся ему под руку, уставил колами и виселицами дороги от Лубен до Переяслава. Хмельницкий прислал к нему гонцов – извещал князя, что армия Потоцкого уничтожена, требовал прекратить резню и вступить в переговоры. Вместо ответа Вишневецкий посадил казачьих послов на кол. Но против него уже шел отряд Кривоноса, это был противник посерьезнее, чем безоружные крестьяне, бабы и ребятишки. Сразиться с ним князь Иеремия не рискнул, отступил с левого берега Днепра на правый.
Здесь он тоже отметился страшными зверствами. Объявлял: "О, я накажу изменников так, что и свет не слыхал еще такой кары". Его воинство опустошало Подолье, Брацлавщину, оставляя после себя пожарища и трупы. Восставший Немиров взяли штурмом, и для жителей Вишневецкий придумывал казни как можно более страшные. Людей распинали, распиливали пополам, обливали кипятком и горячей смолой, сдирали заживо кожу. А князь при этом подзадоривал палачей: "Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают".
Однако террор уже не парализовал народ ужасом, не вгонял в трепет и безответное послушание. Наоборот, жуткие расправы подогревали озлобление малороссов. Натерпевшись и настрадавшись, они сводили счеты с давними мучителями. Полякам, попавшим в руки повстанцев, пощады не было. Современник писал: "По всему Подолью до самой Горыни пылали замки, города, местечки лежали в развалинах, кучи гнивших тел валялись без погребения, пожираемые собаками и хищными птицами; воздух заразился до того, что появились смертельные болезни. Дворяне бежали толпами за Вислу, и ни одной шляхетской души не осталось на Подолье".
А Хмельницкий разослал по Украине казачьи отряды Ганжи, Кривоноса, Небабы, Нечая, Павлюка, Половьяна, Морозенко. Они объединяли вокруг себя крестьян и начали действовать самостоятельными "загонами". Особенно умело командовал Кривонос. Организовывал разношерстных мятежников по казачьим правилам, обзавелся артиллерией. Отлично наладил и разведку, сваливался на врага внезапно, застигал врасплох. Поляки боялись его, как огня, считали колдуном. Освободив Полтавщину и усилившись здешними жителями, Кривонос повернул вдогон за Вишневецким, настиг у Староконстантинова, крепко потрепал в трехдневных боях и прогнал дальше на запад.
При этом все повстанцы причисляли себя к казакам. Ведь сами термины "мужик", "хлоп" были в Речи Посполитой унизительными, звучали примерно как "раб". Люди сбрасывали их вместе с панским гнетом. А если не "хлоп" – то "казак". Они ведь отныне были воинами, подчиненными гетмана Хмельницкого. Значит, состояли в Запорожском войске. Таким образом, "Запорожское войско" охватило всю Украину. Оно сейчас не делилось на реестровых и вольных, все были вольные, и все – "запорожские казаки", включая многие тысячи крестьян, никогда в жизни не бывавших в Запорожье.
Положение поляков осложнилось еще и тем, что Владислав IV не перенес свалившихся на него потрясений, расхворался и умер. В стране пошла полная анархия, теперь магнаты ссорились еще и между собой: кому вручить корону? А канцлер Оссолинский в отчаянии додумался только до одного – обратился к Хмельницкому, умолял заключить перемирие и обсудить претензии украинцев полюбовно. Что ж, казачий гетман не отказался. В политике он еще не имел никакого опыта, но был умным человеком, понимал: если уж восстание началось, его предстоит как-то завершить. А как?
Идея воссоединения с Россией носилась в воздухе, но еще не вызрела окончательно, оставалась неопределенной. Опять же, как воссоединяться, на каких условиях, захочет ли царь? Наряду с этим всплывали старые надежды, они казались вполне реальными. Если король будет защищать подданных от панов, если малороссов уравняют в правах с поляками, чего же еще желать? Хмельницкий отправил в Варшаву делегатов с весьма умеренным списком требований: увеличить реестр до 12 тыс., отменить унию, допустить казачьих представителей к выборам короля. Высказывал и пожелания, что реальная власть в стране должна принадлежать королю, перед ним должны отвечать за свои поступки все подданные вплоть до магнатов.
Но панов и шляхту, съехавшихся в Варшаву на сейм, подобные запросы глубоко возмутили. Как это – беспородное мужичье хочет выбирать короля? Да еще и требует переменить "святая святых" Речи Посполитой, отказаться от "свобод" и подчиняться королю? Как, в презренной, "рабской" Московии? Такие условия депутаты сейма восприняли как персональные оскорбления. Правда, они признавали, что в восстании виноваты сами землевладельцы и причиной стали "грехи наши да угнетение убогих". Но Вишневецкие, Конецпольские и примкнувшее к ним большинство сейма видели единственный выход их создавшегося положения – точно так же, как 10 лет назад, утопить Украину в крови.
Оссолинский и некоторые другие вельможи были настроены более осторожно. Доказывали, что гораздо более эффективными будут мягкие меры – пойти на частные уступки, перекупить Хмельницкого и других вождей. Куда там! Канцлеру заткнули рот. Вспомнили, что он и покойный король замышляли с казаками тайные интриги, Оссолинский едва избежал суда за государственную измену. Сейм отмел любые уступки, а повстанцам направил ультиматум – разорвать союз с татарами, выдать главарей и разойтись по домам. Любого, кто не подчинится, будет ждать смерть.
Впрочем, на то, что повстанцы добровольно покорятся, особо не рассчитывали. Одновременно с ультитатумом сейм постановил созывать войско. Но депутаты сразу же переругались: кому командовать? Ведь и коронного, и польного гетманов тоже не было – оба в плену. Самой подходящей кандидатурой был Вишневецкий, однако его назначать не хотели. Опасались, что он потом захватит престол. Шляхетская демократия пошумела и пришла к выводу, что нельзя допускать "диктатуры". Вместо одного командующего родила "триумвират" из Заславского, Конецпольского и Остророга. Хотя никто из них не был военным. Заславский отличался ленью, Остророг славился книжной ученостью, а Конецпольский, невзирая на свои огромные полномочия чигиринского старосты, получил этот пост в наследство от отца, был совсем молоденьким. Хмельницкий прозвал их "перина, детина и латина".
Но поляки на призыв сейма откликнулись дружно, армия стекалась огромная – 40 тыс. шляхты, 200 тыс. солдат и вооруженных слуг. Правда, и споры не прекратились. В войске оказалось слишком много высокопоставленных персон – 7 воевод, 5 каштелянов, 16 старост. Каждый считал себя не ниже командующих, приказы не выполнялись. Знать поехала на войну, как на пикник. Кичилась друг перед другом богатыми одеждами и оружием, взяла с собой парадные кареты, возы с лакомствами и винами, роскошные шатры, охотничьих собак, любовниц. Ну а как же, предстояло редкое развлечение, а для дам – острые и пикантные зрелища: как будут сажать на колья пленных, вешать их жен, насиловать и резать девок. Огромный обоз тащился еле-еле. Паны задавали пиры друзьям, а гайдуки и солдаты сразу пропили полученное жалованье и принялись грабить на своей территории. Львовский архиепископ (католический!) жаловался: "Королевские и шляхетские села опустошены до крайности; люди не в силах терпеть и разбегаются кто куда".
Но далеко путешествовать не пришлось. Хмельницкий, получив ультиматум сейма, уже шел навстречу. У него было 40 тыс. казаков, татары Тугай-бея и толпы плохо вооруженных крестьян. Сошлись под Пилявцами, противников разделяла болотистая река Иква. Через нее вела плотина, и Хмельницкий поймал врагов на элементарную хитрость. Приказал казакам отступить с плотины. Поляки клюнули, ринулись через реку. Но 13 сентября, когда часть из них переправилась, на них навалились главные силы гетмана, опрокинули, погнали обратно. Польские начальники слали к ним подкрепления, они сталкивались с бегущими, на узкой плотине возникла давка. По ней открыла убийственный огонь казачья артиллерия, заранее пристрелявшая плотину. Схватка перешла в побоище. А тем временем местные проводники, знавшие тропы через болота, вывели в тыл неприятелю корпус Кривоноса. Он налетел на польский лагерь. Некоторые из казаков переоделись татарами, это усилило панику. Среди шляхты пронесся слух, что подошел крымский хан со всей ордой. Части вражеского воинства перемешались и устремились в бегство. Бросали оружие, доспехи. Казаки гнались за ними и рубили. Захватили 120 000 возов с припасами, 80 орудий, драгоценностей на 10 млн злотых.
Польская армия, превратившись в неуправляемые толпы, удирала 300 км, до Львова. Дисциплину сохранил только корпус Вишневецкого. Он отбился от преследования и отходил организованно. А Хмельницкий снова разослал своих атаманов загонами. Очищая от противников "русскую землю", они прошли по Волыни и Полесью. Отряды Михненко, Небабы и Кривошапки двинулись в Белоруссию, заняли ряд городов. Сам Богдан подступал к Львову и Замостью, но брать их не стал. В грабежах богатых больших городов стихийные казачьи формирования могли увлечься и разложиться. А западнее лежали чисто польские земли. Малороссы там не получили бы поддержки. Наоборот, вторжение и погромы католических костелов подняли бы против них польских крестьян, мобилизовали шляхту.
Хмельницкий все это учел и выбрал другой вариант, политический. Удовлетворился тем, что Львов и Замостье уплатили приличный выкуп, остановился табором и возобновил переговоры с панами. Казалось, что это сулило больший успех, чем сражения. В Варшаве как раз открывался сейм, избирать короля. Разгром под Пилявцами должен был образумить поляков, а от Замостья до Варшавы казакам было не так уж далеко. Угрожая столице, Хмельницкий с полным основанием рассчитывал добиться решений сейма, нужных для Малороссии.
Действительно, восстание и позорнейшие поражения ничуть не пригасили разгула демократии. Выборные страсти разыгрались бурно. Претендентов на корону хватало, на разный вкус. Выставили свои кандидатуры князь Трансильвании Ракоци, Вишневецкий – но делегаты его дружно отвергли, боялись, как бы властный и крутой командир не подмял "свободы". Вмешалась и Москва, ее послы предлагали полякам избрать Алексея Михайловича или его сына младенца Дмитрия. Всерьез на это не нацеливались, просто продемонстрировали, насколько изменилось положение двух держав – ведь совсем недавно польский король объявлял, что царская корона принадлежит ему.
А реальных претендентов оказалось двое, и оба – братья покойного короля, Кароль Фердинанд и Ян Казимир. Причем оба стоили друг друга. Кароль Фердинанд был епископом вроцлавским и плоцким, за него стояла католическая партия, могущественные магнаты, его поддержал Иеремия Вишневецкий. Этот кандидат выдвигал программу не допускать никаких соглашений с мятежниками и истребить их без всякой жалости. А Ян Казимир состоял в ордене иезуитов. Но именно иезуиты действовали тонко и дальновидно. Задолго до восстания они трезво докладывали в Рим, насколько опасна ситуация в Речи Посполитой. Орден заблаговременно готовил собственные ходы, чтобы взять ее под контроль. Еще при жизни Владислава Ян Казимир получил соответствующие инструкции и помощь, заигрывал с мелкой шляхтой, изображал из себя противника панов. В народе о нем усиленно распускали слухи как о грядущем "добром короле". Теперь эта подспудная, но массированная реклама сыграла свою роль.
Шляхта на сейме орала за Яна Казимира, о нем говорили и среди повстанцев. А он направил тайных послов к Хмельницкому, сулил принять все условия казаков. Но вождь Малороссии как раз этого и добивался! Он подыграл Яну Казимиру, предъявил полякам ультиматум: если изберут Карла, казаки возобновят наступление. Депутатов сейма его заявление встряхнуло еще как! Возьмут мятежники столицу или нет, но кому хочется, чтобы они разорили твои имения? Насчет возможности выполнить программу Кароля Фердинанда после разгрома под Пилявцами шляхта сильно сомневалась, и 7 ноября 1648 г. королем провозгласили Яна Казимира.
Кстати, вскоре стало ясно, что его избрание уже согласовано с римским папой Иннокентием Х. Он разрешил короля-иезуита от монашеского обета безбрачия, дозволил ему жениться. Даже не просто жениться, а вступить в кровосмесительный брак. Он обвенчался с супругой собственного умершего брата Марией Луизой Гонзаго – Ватикан и иезуиты считали важным, чтобы Польша сохранила альянс с Францией. Снял ли Иннокентий X с короля еще один обет, который дают иезуиты, – безоговорочного повиновения руководству ордена история почему-то умалчивает.
Хотя договоренности с Хмельницким Ян Казимир начал исполнять. Официально утвердил его гетманом войска Запорожского, признал, что в трагедии виноваты поляки, обещал отменить унию. Границей украинской автономии признавалась река Случь. Король предписал Хмельницкому отвести казаков восточнее этой реки и запретил своим войскам переходить ее. Довольные казаки и жители Малороссии говорили: "От так, ляше! По Случь – наше!"
В декабре 1648 г. полки Хмельницкого торжественно вступили в Киев. Впрочем, даже из уроженцев Украины далеко не все восприняли их победу с восторгом. Православные дворяне уже привыкли считать себя в первую очередь польской шляхтой. Киевский митрополит Сильвестр Косов тоже привык иметь дело со знатью, а казаков и крестьян воспринимал как бунтовщиков против законных хозяев. Хмельницкого он встретил кисло, даже уклонился от благословения. Но в Киеве оказался проездом Иерусалимский патриарх Паисий, направлявшийся с визитом в Москву. Вот он-то порадовался успехам православных, благословил их.
Но Хмельницкий, вынудив Яна Казимира к соглашению, все равно не доверял ему. Он прекрасно знал, насколько легко в Польше лгут. Знал и о том, как мало значит король, даже если захочет исполнить обещания. Гетман держал в уме разные варианты развития событий. Получилось что-то урвать у поляков – хорошо. Но надо было пробовать и другое. Хмельницкий обратился к Паисию, просил ходатайствовать перед царем о помощи казакам и принятии Украины в подданство. В свите патриарха поехал полковник Силуян Мужиловский с грамотами для Алексея Михайловича.
И на этот раз Москва откликнулась. Мужиловский числился всего лишь сопровождающим, но его приняли как настоящего посла суверенного государства. Переговоры с ним вели высшие бояре. Царь удостоил его особой чести, встретился и беседовал лично. В России еще не до конца определились, как относиться к Хмельницкому, ведь он не отказывался от подчинения королю. Но Алексей Михайлович и его советники сочли, что Малороссию надо поддержать. Согласились помогать оружием, деньгами, отпустить на Украину "государевых людей" – донских казаков. Послали группу дворян для разведки и консультаций.
Что же касается опасений Хмельницкого относительно искренности "доброго короля", то они быстро стали оправдываться. Ян Казимир прислал к нему делегацию во главе с православным магнатом Адамом Киселем, она привезла гетманскую булаву, знамя. Король даровал амнистию повстанцам, увеличивал реестр до 15 тыс. Но за это требовал, чтобы казаки отступились от "черни", усмирили ее, а потом шли воевать против крымцев. Об отмене унии вообще как бы забылось. Словом, тут уж самому неискушенному политику становилось ясно – поляки намерены всего лишь расколоть воставший народ, чтобы снова скрутить в бараний рог. Возмущенные казаки показывали на блестящие гетманские регалии: "Зачем вы, ляхи, принесли нам эти цацки?" А Хмельницкий отрезал: "За границу на войну не пойду, саблю на турок и татар не подниму; достаточно дела и на Украине".
В Варшаву направили ответ: "Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти и не будем им друзьями никогда". Перечислили встречные условия: уничтожить унию, не восстанавливать на Украине разрушенных костелов и запретить "селиться жидам", администрацию назначать только из православных. Потребовали, чтобы казачий гетман напрямую подчинялся только королю, а Киевского митрополита допустили заседать в сенате на равных правах с католическими епископами. Но могли ли польские паны и король-иезуит принять такие пункты?