6
В сентябре 1939 года почтальон вручил Сергею и мне повестки, предписывавшие явиться в райвоенкомат. Через четыре дня роту, в которой Сергей стал политруком, а я по нашей общей просьбе пулеметчиком в его танке, подняли на заре по тревоге. Начинался Освободительный поход Красной Армии - танкисты, артиллеристы, пехотинцы, кавалеристы, связисты спешили на запад, на вызволение братьев белорусов и украинцев, оказавшихся перед угрозой гитлеровского порабощения, - фашисты, разгромив Польшу, шли на восток. Едва наш головной танк перешел границу, навстречу нам ринулась толпа плачущих, смеющихся, приветствующих людей. Мы заметили, как из толпы по-юношески проворно вырвался старик и бросился к нашему танку, прижимая что-то к груди. Вначале мы не поняли, что несет этот седой человек с сабельным шрамом через всю щеку. Пригляделись внимательно - какая-то выцветшая тряпица.
И лишь несколько мгновений спустя мы поняли, что в руках у человека - снятый с древка советский государственный флаг с серпом и молотом в верхнем левом углу.
- Вот - уберег до прихода наших…
В панской Польше, где каждый день, каждый час ему грозила тюрьма, каторга, смертная казнь, долгие годы хранил белорусский крестьянин флаг, снятый им с сельского Совета в горьком 1920-м. Оно уже почти истлело, потеряло цвет - драгоценное это полотнище.
И сейчас, осторожно расправив флаг, подошел старый крестьянин к Сергею - политруку Красной Армии. Сергей не знал, как поступают в таких случаях, как следует принимать такие бесценные дары человеческого мужества и гражданской верности, - в военных уставах об этом ничего не было написано. Но флаг, почти двадцать лет хранимый, можно было считать боевым знаменем. Сдернув фуражку, Сергей преклонил колено перед флагом и прикоснулся губами к истлевшей ткани…
Так приходила на исконные белорусские земли Советская власть. Командирам приносили плакаты, газеты, сельсоветовские печати - их долгие годы берегли люди "до часа", до освобождения.
От Слуцка на Брест в походных порядках быстро выдвигалась 4-я армия комдива В. И. Чуйкова, в которую, в качестве авангардной, входила танковая бригада комбрига С. М. Кривошеина; там и началась наша с Сергеем военная служба.
Генерал Л. М. Солдатов рассказывал впоследствии Сергею:
- Не доезжая Барановичей, первый эшелон штаба нашего округа свернул с шоссе в небольшую зеленую еще, по-летнему тенистую рощу. Там был запланирован привал на обед. Нас окружили местные жители - белорусы и поляки, завязалась дружеская беседа. Вдруг подъехал к машинам всадник - пожилой представительный человек в полувоенной, старинного покроя одежде. Легко спрыгнув с коня, он отрекомендовался:
- Князь Святополк-Мирский.
Мы смотрели на него с интересом.
- Как россиянин, я радуюсь освобождению Белоруссии из-под власти Польши, - торжественно, словно декламируя, произнес князь. - В родовом нашем имении - это возле селения Мир - я был, по существу, на положении фермера и трудился наравне с крестьянами.
Услышав такое, окружающие нас крестьяне заулыбались. Смущенный князь поспешил ретироваться, пригласив тем не менее осмотреть старинный родовой замок Святополк-Мирских.
(Позже мы узнали, что крупный помещик Александр Святополк-Мирский на самом-то деле не успел бежать при вступлении наших войск в Западную Белоруссию. Зато в 1941 году, когда Барановическую область оккупировали фашисты, там, в родовом замке, как хозяин и крепостник, в форме немецкого офицера сразу же появился другой владелец "наследных земель и вод" - князь Василий Святополк-Мирский, родной брат Александра. Он установил там с помощью оккупантов рабские порядки.)
…По пути на Брест батальон нашей бригады освободил город Несвиж, в котором было поместье князя Радзивилла. Замок был обнесен каменными стенами и глубоким рвом. Владелец замка также не успел удрать и пригласил командира нашего батальона навестить его "в жилых апартаментах". Выяснилось, что это был один из тех Радзивиллов, у которого, кроме этого замка с ценнейшими коллекциями старинного оружия, гобеленов, картин, скульптур рыцарей, не осталось уже ничего: все промотал князь Радзивилл по злачным местам Европы. За месяц до этого к нему приехала американская вдова-миллионерша с перезрелой дочерью: решила "выдать" заокеанское чадо замуж. Брак со старым, невзрачным на вид, брюзжащим князем был сделкой - хотелось бабушке-миллионерше купить себе старинную княжескую фамилию - в аристократки потянуло.
До войны комдив В. И. Чуйков и дивизионный комиссар Ф. И. Шлыков часто бывали в Бресте, выступали на партийных активах, посещали обком партии и облисполком. Бывали они и в Брестской крепости, построенной русскими в тридцатых-сороковых годах XIX века. Позже в нескольких километрах от кольца бастионов были возведены форты - отдельные железобетонные сооружения, которые должны были сдерживать противника на подступах к крепости, не позволять ему вести по ней артиллерийский огонь.
В свое время эту крепость можно было считать неприступной - когда ее строили, ведь не было авиации, не было и дальнобойных артиллерийских орудий. И все же когда фашисты внезапно напали на нас, то Брестская крепость со своими бастионами и фортами героически сражалась и тогда еще, когда фашистские полчища были уже под Минском.
(Об этой героической эпопее талантливо написал С. С. Смирнов.)
…Огромную роль - подобно нашей незабвенной учительнице Александре Афанасьевне - в жизни Сергея, да и моей, естественно, сыграл командир нашей танковой бригады Семен Моисеевич Кривошеин.
Участник гражданской войны, доброволец в Испании, герой Халхин-Гола, он был нам как отец - строгий, требовательный, любящий. (Я еще расскажу о Кривошеине - жизнь сводила Сергея и меня с этим отважным военачальником в самые тяжелые дни июля сорок первого…)
А пока двигались мы по дорогам исконных советских белорусских земель и дивились тому, как Кривошеин успевал видеть все, всюду поспевать, не зная покоя: когда тебе доверены жизни тысяч, забота о себе уходит на второй план. Этому ценнейшему человеческому качеству Сергея Антонова во многом научил комбриг Кривошеин.
…Наши танковые части шли по Западной Белоруссии, к реке Муховец, к Бресту, встречая слабое сопротивление. Только на второй день, когда мы подходили к Барановичам, неожиданно выскочили из рощи польские уланы с саблями и пиками наперевес. Развернувшись, как на параде, они помчались к нашим танкам.
- Не стрелять! - приказал Кривошеин. - Ни в коем случае не стрелять… Они не виноваты…
Передовой всадник с погонами хорунжего лихо подскочил к головному танку и с размаху, точно на учении, сильным ударом, с оттягом, рубанул по броне.
Сталь лязгнула о сталь, и в руках рубаки остался лишь темляк сабли.
Стало быть, это не выдумка, поняли тогда мы, что паны убеждали солдат и офицеров, будто у москалей танки из фанеры.
Не эта ли заслонившая все, даже здравый смысл, ненависть хозяев панской Польши ко всему советскому заставила военного министра Бека произнести циничные слова: "С немцами мы потеряем свободу, а с русскими - душу". И начнется - Глейвице, позор и унижение оккупации, Освенцим, варшавские руины.
…Но все это случится позже, много позже. А пока на площади у соборного брестского костела маршируют батальоны немецкого генерала Гудериана. Он передает исконно белорусский город советским командирам.
Это сентябрь 1939 года - генерал Гудериан тогда улыбался, отдавая честь комбригу Кривошеину. (Через полтора года, в июне 41-го, тоже улыбаясь, он будет рассматривать в бинокль Брестскую цитадель, на которую уже обрушились первые фашистские бомбы.)
Помню более поздний разговор с одним польским офицером, сдавшимся в плен.
- Вы не помогли нам, - сказал он тихо, с болью, - если бы вы захотели нам помочь, мы бы не были раздавлены Гитлером.
- Если кто и поможет Польше восстать из пепла - то это мы, - ответил тогда Сергей.
И я потом уже подивился тому чувству ответственности и уверенности, которое было заложено в моем друге всем смыслом и всей правдой нашей жизни.
Спустя много лет я познакомился с документами, которые лишний раз подтвердили правоту 27-летнего политрука Антонова. Еще в тридцать девятом году, за несколько недель до нападения Гитлера на Польшу, наша страна делала все возможное, чтобы организовать совместное противостояние Гитлеру.
Приведу документы, которые подтверждают правоту слов моего друга, - вера в правоту и честность нашего дела, ощущение неразделенности понятий "мы", то есть "народ", и "я" - то есть коммунист Сергей Антонов, высокое чувство ответственности за любой шаг Родины - это отличало моего друга на протяжении всей его жизни, и я благодарен ему за то, что был рядом с ним и много я получил от него - не словом, но практикой всей его жизни…
Документы эти стали известны миру много лет спустя после нашего Освободительного похода, когда мы сохранили жизни многим тысячам белорусов, украинцев, поляков и евреев, взяв их под защиту от гитлеровцев, но читателю, особенно молодому, стоит познакомиться с ними повнимательнее. Речь идет о переговорах, которые Советский Союз вел в августе 1939 года с Францией и Англией о совместном противостоянии Гитлеру и, таким образом, о спасении Польши.
№ 415. Запись заседаний военных миссий СССР, Англии и Франции
14 августа 1939 г.
Председательствует Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов.
Маршал К. Е. Ворошилов. Разрешите заседание военных миссий Франции, Англии и Советского Союза объявить открытым… Я вчера задал генералу Думенку следующий вопрос: как данные миссии или генеральные штабы Франции и Англии представляют себе участие Советского Союза в войне против агрессора, если он нападет на… Польшу или Румынию…
Ген. Думенк. …Мы считаем, что их дело - защищать свою территорию. Но мы должны быть готовыми прийти им на помощь, когда они об этом попросят…
Маршал К. Е. Ворошилов. А если они не потребуют помощи?
Ген. Думенк. Нам известно, что они нуждаются в этой помощи…
Маршал К. Е. Ворошилов. Предполагают ли генеральные штабы Великобритании и Франции, что советские сухопутные войска будут пропущены на польскую территорию для того, чтобы непосредственно соприкоснуться с противником, если он нападет на Польшу? …Предполагаете ли, что наши Вооруженные Силы будут пропущены через польскую территорию для соприкосновения с противником и борьбы с ним на юге Польши - через Галицию?
Ген. Думенк. Я думаю, что Польша и Румыния будут Вас, г-н маршал, умолять прийти им на помощь.
Маршал К. Е. Ворошилов. А может быть, не будут…
Адм. Дракс. Если Польша и Румыния не потребуют помощи от СССР, они в скором времени станут простыми немецкими провинциями, и тогда СССР решит, как с ними поступить…
Маршал К. Е. Ворошилов. …Прошу заслушать заявление советской миссии:
"…Советская военная миссия не забывала и не забывает, что Польша и Румыния являются самостоятельными государствами. Наоборот, именно исходя из этого бесспорного положения, советская военная миссия и просила английскую и французскую военные миссии ответить на вопрос: будут ли пропущены Советские Вооруженные Силы через территорию Польши (Виленский коридор и Галицию) и Румынии в случае агрессии против Англии и Франции или против Польши и Румынии?
Этот вопрос тем более законен, что Франция с Польшей состоит в политическом и военном союзе, а Англия имеет пакт взаимопомощи и военный договор с Польшей…
…Советская военная миссия выражает сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске Советских Вооруженных Сил через территорию Польши и Румынии.
Советская военная миссия считает, что без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех. Поэтому военная миссия Советского Союза не может по совести рекомендовать своему правительству принять участие в предприятии, явно обреченном на провал.
…Советская военная миссия просит ускорить получение от правительства Англии и Франции ответа на поставленный вопрос"…
…Однако вразумительного ответа на эти столь ясные вопросы советская военная миссия так и не дождалась…
Это напоминало 1938 год, когда Советский Союз был готов оказать вооруженный отпор гитлеровцам, рвавшимся в Чехословакию: западные страны не приняли наших предложений и предпочли отправиться на поклон к Гитлеру в Берхтесгаден - там и было спланировано мюнхенское предательство, когда Париж и Лондон, тогдашние лидеры Франции и Великобритании, ослепленные антисоветизмом, отдали на заклание нацистам Прагу и Братиславу.
История повторялась и в жаркие тревожные дни августа тридцать девятого года. Судя по тому, как уходили от прямых и точных ответов западные дипломаты, можно было допустить возможность нового Мюнхена - опять же за нашей спиной…
* * *
…Те два года мира, что мы получили, заключив Пакт о ненападении с Германией, когда бывшие англо-французские лидеры отказались от серьезного совместного удара по агрессору, дали нам возможность более интенсивно готовиться к борьбе против фашизма, а то, что такая схватка неминуема, было ясно всем нам.
Готовясь к этой неминуемой схватке, мы не мыслили себя вне рядов партии большевиков.
…Кандидатом в члены КП(б) Белоруссии Сергей вступил задолго до Освободительного похода. Я помню, как он волновался, когда предстал перед своими товарищами.
- Вспыльчив маленько, - говорили о нем некоторые из "старичков", - самокритику надо бы в себе покрепче развивать - без нее нет настоящего большевика. А так - хороший парень, делу партии предан - это уж точно, здесь спору нет…
Шли годы, мужал Сергей, равнялся по коммунистам октябрьской закалки.
В ряды партии нас с Сергеем приняли одновременно, и мы были горды доверием наших товарищей, и было это событие для нас самым главным в жизни - мы стали солдатами партии великого Ленина.
7
А потом жизнь разлучила меня с Сергеем - он был направлен служить в Брест, я - в Минск.
В Бресте на освобожденных белорусских землях Сергею было поручено руководить культурой "в областном масштабе". Вспомнили, видимо, его "директорство" в музее художника Пэна.
Я следил за бурной деятельностью моего друга и знал, что за короткое время, за какой-нибудь год, в Брестской области на голом месте, практически из ничего, был создан областной Дом народного творчества, две музыкальные школы, несколько кинотеатров, музей, студия художников, областной драматический театр, труппу которого Сергей "выхлопотал" в Москве, затребовав целиком выпускной курс ГИТИСа, а профессором у этих студентов, их художественным руководителем был мхатовец - Михаил Михайлович Тарханов, народный артист СССР (кстати, столь почетным званием в те годы были удостоены немногие). Между Тархановым и Сергеем состоялась "сделка": Михаил Михайлович согласился быть художественным руководителем нового театра (с периодическими наездами в Брест), если Сергей будет по совместительству директором театра. Пришлось согласиться.
Труппа театра из молодых талантливых актеров не только с огромным успехом выступала в театре, наспех переделанном из спортивного зала, но побывала несколько раз в районах области, где местное население вообще впервые видело и слышало настоящих артистов.
Этим своим детищем - первым в Бресте профессиональным театром - Сергей был особенно горд. Судьба актеров после начала войны сложилась так: двадцатого июня они выехали на гастроли вместе со своим художественным руководителем М. М. Тархановым в соседний областной город. Фронт стал стремительно приближаться. С большим трудом актеров удалось эвакуировать в тыл - под бомбами, когда гитлеровские стервятники поливали пулеметным огнем составы с беженцами, расстреливая детей, женщин, стариков…
Многих актеров Брестского театра мне пришлось повидать уже после войны, по просьбе Сергея, который все время кочевал по свету, а в Москве бывал редко. Муравьев стал ведущим артистом МХАТа, Марина Пастухова - известной актрисой кино, ведущей артисткой Центрального театра Советской Армии, Наташа Ткачева, Быстров и Петросянц вдохновенно трудились в Театре Моссовета.
Михаил Михайлович Тарханов, которого - также по просьбе Сергея - я навестил в Москве после войны, рассказывал, что до революции он работал во многих провинциальных театрах, в том числе в Минске, Витебске, и только в 1922 году "пришел" во МХАТ. Наше поколение помнит этого замечательного актера по ролям, которые он создал во МХАТе: в пьесе "Последние дни" М. А. Булгакова; в "Мертвых душах" Н. В. Гоголя; в "Вишневом саде" А. П. Чехова он блистательно сыграл роль Фирса; снимался Тарханов во многих советских фильмах, особенно запомнились его Шереметев в "Петре I", Поливанов в "Юности Максима", Дикой в "Грозе", Дерунов в "Иудушке Головлеве".
Во время наших коротких послевоенных встреч Сергей рассказывал, как ему в те "брестские годы" удалось "заполучить" на гастроли в Брест таких замечательных деятелей советского искусства, как Антонину Васильевну Нежданову, Надежду Андреевну Обухову, Валерию Владимировну Барсову и Максима Дормидонтовича Михайлова; Сергея Яковлевича Лемешева, недавно заявившего о себе, но уже соревновавшегося с Иваном Семеновичем Козловским; Давида Ойстраха и Святослава Рихтера; артистку Веру Дулову и ее мужа, нашего с Сергеем земляка - Александра Батурина, солиста Большого театра, создавшего много образов в операх русских композиторов.
Особенно гордился Сергей тем, что "у него" с огромным успехом гастролировал Ансамбль песни и пляски Красной Армии под руководством его создателя А. В. Александрова; джаз-оркестр Леонида Утесова, который был особенно популярен после кинофильма "Веселые ребята". Ансамбль А. В. Александрова до войны исколесил нашу страну, побывал во всех военных округах, а вот до Бреста добрался с "помощью" Сергея только в 1940 году.
"Было их много: и певцов, и танцоров - высокие, стройные, один к одному, - рассказывал мне Сергей, - целый поезд приехал подтянутых, элегантных - в своих ладных формах, а желающих посмотреть и послушать красноармейский ансамбль были десятки тысяч".
После двух-трех концертов в здании театра Александр Васильевич Александров по просьбе Сергея согласился устроить выступление прямо на городской площади, на подмостках, наспех сколоченных за ночь. Успех был огромный: песни и пляски приходилось повторять по просьбе зрителей несколько раз; овация гремела такая, какой никогда раньше Брест не слыхивал.
Буквально в начале войны именно этот прославленный коллектив Красной Армии исполнил песню "Священная война", ставшую гимном борьбы: "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!" Созданная А. В. Александровым на слова поэта-песенника В. И. Лебедева-Кумача, песня эта звучала в самые горькие дни отступления сорок первого года, когда, истекая кровью, мы отстаивали каждую пядь нашей земли.