Если говорить о подвижничестве в современной русской литературе, то эти понятия соотносимы прежде всего с именем Валентина Распутина. Его проза, публицистика, любое выступление в печати -всегда совесть, боль и правда глубинная. И мы каждый раз ждали его откровения как истины.
Начиная с конца 1970-х годов Распутин на острие времени выступает против поворота северных рек, в защиту чистоты Байкала, поднимает проблемы русской деревни, в 80-е появляются его статьи "Слово о патриотизме", "Сумерки людей", "В судьбе природы - наша судьба". Распутин - один из авторов "Слова к народу", опубликованного на страницах газеты "Советская Россия" в июле 1991 года, в самые разломные для нашей страны дни он взывает с высоких трибун к спасению Родины.
Книга публицистики великого русского писателя охватывает последние тридцать лет жизни России, существовавшей, по его слову, уже с вывернутыми руками, на развалинах своего былого могущества, когда наступил "праздник воли" и "разгул нравов, выплеснувшихся со дна", и уничтожались национальные основы и сознание. В публицистике писателя, в беседах с ним, опубликованных в периодике, открывается его пророческий взгляд на самые болезненные проблемы и будущее России.
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
БЛИЖНИЙ СВЕТ 6
МОЯ и ТВОЯ СИБИРЬ 30
К ВОПРОСУ О ПАТРИОТИЗМЕ 91
IV.УРОКИ РУССКОГО 109
V.РОССИЯ УХОДИТ У НАС ИЗ-ПОД НОГ 128
VI.В ПОИСКАХ БЕРЕГА 139
VII.ЭТИ ДВАДЦАТЬ УБИЙСТВЕННЫХ ЛЕТ - Беседы с публицистом Виктором Кожемяко 170
ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВЫПУСКАЕТ 227
РУССКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СЕРИЯ
РУССКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Серия самых выдающихся книг великих русских мыслителей, отражающих главные вехи в развитии русского национального
мировоззрения:
Св. митр. Иларион
Повесть Временных Лет
Св. Нил Сорский
Св. Иосиф Волоцкий
Москва - Третий Рим
Иван Грозный "Домострой"
Посошков И. Т.
Ломоносов М. В.
Болотов А. Т.
Ростопчин Ф. В.
Уваров С. С.
Магницкий М. Л.
Пушкин А. С.
Гоголь Н. В.
Тютчев Ф. И.
Св. Серафим Саровский
Шишков А. С.
Муравьев А. Н.
Киреевский И. В.
Хомяков А. С.
Аксаков И. С.
Аксаков К. С.
Самарин Ю. Ф.
Валуев Д. А.
Черкасский В. А.
Гильфердинг А. Ф.
Кошелев А. И.
Кавелин К. Д.
Коялович М. О.
Лешков В. Н.
Погодин М. П.
Аскоченский В. И.
Беляев И. Д.
Филиппов Т. И.
Гиляров-Платонов Н. П.
Страхов Н. Н.
Данилевский Н. Я.
Достоевский Ф. М.
Игнатий (Брянчанинов)
Феофан Затворник
Одоевский В. Ф.
Григорьев А. А.
Мещерский В. П.
Катков М. Н.
Леонтьев К. Н.
Победоносцев К. П.
Фадеев Р. А.
Киреев А. А.
Черняев М. Г.
Ламанский В. И.
Астафьев П. Е.
Св. Иоанн Кронштадтский
Архиеп. Никон (Рождественский)
Тихомиров Л. А. Суворин А. С.
Соловьев В. С.
Бердяев Н. А.
Булгаков C. Н.
Трубецкой Е. Н.
Ушинский К. Д.
Хомяков Д. А.
Шарапов С. Ф.
Щербатов А. Г.
Розанов В. В.
Флоровский Г. В.
Ильин И. А.
Нилус С. А.
Меньшиков М. О.
Говоруха-Отрок Ю. Н.
Митр. Антоний Храповицкий
Поселянин Е. Н.
Солоневич И. Л.
Св. архиеп. Иларион (Троицкий)
Башилов Б.
Концевич И. М.
Зеньковский В. В.
Митр. Иоанн (Снычев)
Белов В. И.
Лобанов М. П.
Распутин В. Г.
Шафаревич И. Р.
Кожинов В. В.
Панарин А. С.
ВАЛЕНТИН РАСПУТИН
МОСКВА
Институт русской цивилизации
УДК 304.2+821.161.1 +908(470)+94(470) ББК 20.1+63.3(2)+83.3(2Рос=Рус)
Р 24
Распутин В. Г.
Р 24 У нас остается Россия: Очерки, эссе, статьи, выступления, беседы / Сост. Т И. Маршковой, предисл. В. Я. Курбатова / Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2015. - 1200 с.
Если говорить о подвижничестве в современной русской литературе, то эти понятия соотносимы прежде всего с именем Валентина Распутина. Его проза, публицистика, любое выступление в печати -всегда совесть, боль и правда глубинная. И мы каждый раз ждали его откровения как истины.
Начиная с конца 1970-х годов Распутин на острие времени выступает против поворота северных рек, в защиту чистоты Байкала, поднимает проблемы русской деревни, в 80-е появляются его статьи "Слово о патриотизме", "Сумерки людей", "В судьбе природы - наша судьба". Распутин - один из авторов "Слова к народу", опубликованного на страницах газеты "Советская Россия" в июле 1991 года, в самые разломные для нашей страны дни он взывает с высоких трибун к спасению Родины.
Книга публицистики великого русского писателя охватывает последние тридцать лет жизни России, существовавшей, по его слову, уже с вывернутыми руками, на развалинах своего былого могущества, когда наступил "праздник воли" и "разгул нравов, выплеснувшихся со дна", и уничтожались национальные основы и сознание. В публицистике писателя, в беседах с ним, опубликованных в периодике, открывается его пророческий взгляд на самые болезненные проблемы и будущее России.
ISBN 978-5-4261-0107-4
© Институт русской цивилизации, 2015
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда писателя знаешь почти полжизни, пишешь о нем книги, постепенно он и сам становится для тебя "текстом". И ты читаешь его книги и судьбу как собрание сочинений. Но однажды тебе делается недостаточно текста, и ты видишь, как твой товарищ сам становится твоим сердцем, твоей любовью, твоей жизнью. Словно литература теряет свои литеры и опять делается болью и светом, тьмой и победой живой повседневности. Или даже и не так, а наоборот, понимаешь, что литература - это и есть единственно подлинная жизнь, свидетельство того, чем мы были, от чего страдали, во что верили и что будет нашим ответом перед Богом.
Валентин Григорьевич Распутин, кажется, один был так неукоснительно последователен среди товарищей, которые могли и на другие сюжеты отвлечься, и в "историю сходить". А он держал святую плоть уходящей деревенской жизни, "самотканность нашего естества и духа" (как он скажет на одном из Всерусских соборов), потому что знал, что в ней весь наш дух, наша память, наша вера и наше спасение. Всё там - в крестьянстве-христианстве, которое не говорило о Боге, но держало Его в самом порядке жизни, в земле, силе, предании, совести. И теперь, когда его публицистика сошлась в одном томе, особенно видно, как неукоснительно прям был его путь, его "свидетельские показания" на суде истории, которая, правда, научилась прятаться от этого суда, страшась увидеть бездну своего падения.
Когда общество дробится и делается неотчетливо в идеалах и целях, оно научается лишать слова их отчетливого значения, дробя их на оттенки и толкуя уже не корни слов, а именно эти оттенки, извлекаемые в соответствии с нравственным и социальным слухом толкователей. И тут уж про твердые смыслы можно позабыть. Кажется, это началось сразу с нашей говорливой перестройкой и со всех страниц возглашаемым "плюрализмом". И таящееся зло словно только и ждало, чтобы тотчас начать размывать основания жизни.
Я и сейчас помню, как потемнело сердце от предчувствия слома живых основ, когда в одном из интервью газете "Советская молодежь" 1989 года Анатолий Приставкин, спрошенный о пугавшем тогда молодой либерализм обществе "Память" и о возможной связи с этим обществом такого "гуманистически настроенного писателя, как Распутин", вдруг ответил встречным вопросом: "А почему вы думаете, что Распутин -"гуманистически настроенный"?" Корреспондент смутился, не готовый к таким поворотам писательской этики, а Приставкин со снисходительной небрежностью объяснил, что, может быть, Распутин и был писателем, но, когда "деревенская проза" себя изжила, он с досады ушел в публицистику и встал на "антиперестроечные рельсы".
Оставим в стороне этот, увы, популярный тогда, но такой жалко-постыдный в устах серьезного художника жупел - "антиперестроечные рельсы" (им в те дни охотно пользовался всякий, как пропуском в либералы). Послушаем, что не устраивало его в "деревенской прозе", потому что Приставкин выразил мнение значительной части тогдашней (да и нынешней) интеллигенции, внезапно обнаружившей свою новодельность и безопорность: "Возможно, все дело в дефиците внутренней культуры (вот так - без глупых церемоний! - В. К.), без которой нельзя оставаться убежденным сторонником демократических преобразований, ориентированных на современную культуру, от которой мы долгое время были отгорожены... отгороженность от мировой культуры уже много нам навредила. Национальная замкнутость вредна".
Если бы это была только частность, единичная досада на великую на тот час "деревенскую школу", то можно было спокойно пропустить выпад мимо ушей. А только скоро стало ясно, что "война объявлена", что нужен был только повод, чтобы выговорить всю неприязнь к "деревенской прозе", еще удерживающей русское сознание в достоинстве и силе. Смотришь, тему в 1990-м году уже подхватил в "Литературной газете" Виктор Ерофеев в нарочито провокационной статье "Поминки по советской литературе". Поперек всякой правде Ерофеев писал там, что в "семидесятые годы деревенская литература добилась того, что в лице Астафьева, Белова, Распутина могла существовать в известной мере самостоятельно, исповедуя "патриотизм" (именно так, в кавычках - "патриотизм". - В. К), за что приглянулась официозу и была осыпана наградами".
"Со временем дело, однако, - продолжал Ерофеев, - стало меняться. Прозападническое развитие советского общества. способствовавшее тому, что в стране возникла общественная база для реформ, привело ко все нарастающему конфликту между деревенской литературой и обществом. Деревенская литература стала больше разоблачать, проклинать, чем возвеличивать". И дальше, все меньше сдерживаясь, Ерофеев уже и не писал, а зло выкрикивал о "зоологической ненависти "деревенщиков" к рок-н-роллу, аэробике, чуждым влияниям", клеймил "их своеобразный расизм. помраченное сознание, определенное историческим желанием переложить ответственность за национальные беды на "чужих", найти врага и в ненависти к нему сублимировать национальные комплексы". И, конечно, названы были и сами эти "комплексы": национального превосходства, религиозной исключительности, и лучше уж не цитировать про "зубную боль от языка" этой прозы, про "апокалиптический тон" и "монструозные идеи".
Причина конфликта, как видите, хоть и в иных, чем у Приставкина, словах, но та же - победившее "прозападническое развитие", которое Ерофеев представляет как спонтанный, неспровоцированный выбор народа. А "деревенщики", мол, засиделись в своих консервативных представлениях, проморгали этот национальный выбор и вот теперь, потеряв читателя, срывают зло на невинном рок-н-ролле, аэробике, экстрасенсах и т.д., да еще уподобляют их духовному СПИДу.
А разогните уже 2014 года номер журнала "Сноб" (по названию и сочинения!) и прочитайте статью Дмитрия Быкова "Русское почвенничество как антикультурный проект". Поневоле ахнете - словно назавтра после Приставкина и Ерофеева писал, а не через 25 лет. Не пожалею места для большой цитаты, чтобы стало видно, что война системна и последовательна.
"В русской литературе семидесятых годов XX века сложилось направление, не имеющее аналогов в мире по антикультурной страстности, человеконенавистническому напору, сентиментальному фарисейству и верноподданническому лицемерию. Это направление... во многом определившее интеллектуальный пейзаж позднесоветской эпохи, получило название "деревенщики", хотя к реальной деревне, разумеется, отношения не имело.
Проза и поэзия деревенщиков - литература антикультурного реванша, ответ на формирование советской интеллигенции и попытка свести с нею счеты от имени наиболее несчастного и забитого социального слоя - крестьянства.
.Деревенщикам не было никакого дела до реальной жизни деревни. Их подмывало обличить в жидовстве и беспочвенности тот новый народ, который незаметно нарос у них под носом и в который их не пускали, потому что в массе своей они были злы, мстительны, бездарны и недружелюбны".
Вот где она на самом деле - "зоологическая-то ненависть"! Но Валентин Григорьевич знал, зачем брал перо публициста. Приходила пора объясниться напрямую, раз художественный язык, задевая сердце, не достигает ума.
С "перестройкой" все отчетливее делалось, что "народ", еще вчера бывший для разных мыслителей достаточно устойчивым и целостным понятием, разламывался, и либеральные и деревенские писатели обращались к взаимоисключающим аудиториям. А граница шла как раз по этому самому "прозападническому развитию". То, что для самодовольного либерализма было - необходимость и ценность, то еще столетие назад для Константина Леонтьева было "пошлость", и кто помнит его работы, те знают, с какой запальчивостью философ вместе с Достоевским называл среднего европейца главной угрозой миру и духу. Вот и деревенские писатели разве новым формам хозяйствования сопротивлялись, европейскому опыту, фермерству, принципам землепользования? Нет, именно пошлости, которую мы усваиваем скорее резонов. Именно пошлость державного мещанина для нас менее всего безобидна, потому что разлагает скорее всего остального и прививает не умение и желание работать, не великую ответственность за экономику и культуру страны, а поверхностную декоративность внешнего подражания, тоску по достатку, минуя труд, минуя собирание души, минуя необходимую работу религиозного устроения, без чего наше "прозападничество" кончится одними брючными наклейками.
Приставкин ссылался в своем интервью на выступление Распутина в Рязани на последнем тогда, кажется, настоящем большом писательском пленуме. Оно было напечатано, и мы сейчас вспомним его не для возражения пустым обвинениям, а чтобы лучше понять, какие же действительные опасности видел Распутин в ориентировании на "современную культуру" и от чего надеялся если не оградить, то хоть предупредить человека, легко попадающего в словесные ловушки "сторонников демократических преобразований".
Родная почва выбита из-под нас так основательно, что мы и правда у себя на подозрении - как бы не отстать, не пропустить чего, не опростоволоситься в "порядочном обществе". Это болезнь не новая. Грибоедов уж вон как ее знал и устами Чацкого как верно определял: "Кто мог бы словом и примером / Нас удержать, как крепкою вожжой, / От жалкой тошноты по стороне чужой.." Или что мы со школьной скамьи ведаем, да только все смысла не слышим: "Воскреснем ли когда от чужевластья мод?" А то и прямо хоть в уста Ерофееву вставляй: "Как европейское поставить в параллель с национальным? - странно что-то..."
По всему видать, что с такими взглядами Чацкого непременно объявили бы "шовинистом", пожалуй, срифмовали с "Памятью", да и опять, благословясь, объявили сумасшедшим. Ведь и его разве великая культура на Запале отвращала? Нет - "французики из Бордо", которые пришли к нам сегодня в полном телевизионном всеоружии, чтобы оснастить нашу массовую культуру всеми доблестями "современной культуры, от которой мы оказались отторжены", а именно: повальным, действительно повсеместным вторжением чужого миропонимания, легализацией гомосексуализма, парадами нагих девиц, торопящихся в королевы красоты, счастливой раскрепощенностью живописцев, которые теперь могут выставлять и чистые холсты, и доски сортиров, да бездной иных способов доказать, как благородно брезглива их душа к обесчещенным идеалам отцов.
Вот, вот о чем с горечью и гневом говорил тогда в Рязани Распутин, приводя несчетные примеры нашего бесстыдного искательства перед Западом: "Словно без рук оказалось великое национальное наследие - без рук, способных его сохранить и достойно продолжать. Словно один преступный замысел пересекся с другим, чтобы лишить народ памяти и чутья. Культурой и нравственностью стало то, что никогда ими не было, а в воспитатели вышли люди сомнительных правил, святость превратилась в насмешку".
Если это "антиперестроечные рельсы", то страшно делается за страну, которая избирает рельсы другого направления. Распутин словно предчувствовал тогда оскорбительные дружные хоры обвинителей, потому что атака на национальное, так зорко увиденная еще Грибоедовым, знала короткие спады, но не прекращалась совсем, а сейчас приобрела размах государственный, планомерно массированный. "И сегодня, - говорил тогда Распутин, - на всякого, кто пытается напомнить об отечественных корнях или, не дай Бог, о святоотеческих началах, немедленно набрасываются, как на опричника Ивана Грозного или Сталина, стоящего на культовых или клерикальных позициях и не имеющего ни биологического, ни гражданского права существовать в эпоху демократических перемен. Инакомыслием в собственной стране стало... рассуждение... о ее самостоятельности, невежеством и косностью - обращение к вечным ценностям нравственности и культуры".
Оппоненты его дружно закрыли глаза на то, что выступление тогда заканчивалось цитатой из Достоевского, и, пожалуй, по величине цитаты не знали, где закрыть кавычки, и, в сущности, именно Достоевского, а не Распутина бранили, ему сопротивлялись, его в "Память" и вписывали, потому что это не Распутин, а Достоевский взывал к нашему достоинству и разборчивости в понимании "мировой культуры". Это он с горькой пронзительностью и с несдерживаемой досадой писал: "Мы виляли перед ними, мы подобострастно исповедовали им наши "европейские" взгляды и убеждения, а они снова нас не слушали и обыкновенно прибавляли с учтивой усмешкой. что мы все у них не так поняли". И это Достоевский убеждал нас, что "стать русскими значит перестать презирать народ свой. И как только европеец увидит, что мы начали уважать народ наш и национальность нашу, так тотчас же начнет и он нас самих уважать. И действительно: чем сильнее и самостоятельнее развились бы в национальном духе нашем, тем сильнее и ближе отозвались бы европейской душе".
Придется предположить, что и Достоевского ждала бы участь Чацкого с этим его "национальным духом". Все понятия лукаво подменяются, а с подменным-то и ведется борьба. Спроси у тех же тогдашних оппонентов Распутина В. Ерофеева, А. Приставкина, П. Карпа, Т. Ивановой - где именно вычитали они у "деревенщиков" о национальном превосходстве, о религиозной исключительности русского народа, и они строки не нашли бы. ("Русскость, так же как немецкость, французскость, есть общее направление нации, внутреннее ее стремление, выданный ей при мужании, когда обозначаются успехи, аттестат на особую роль в мире" -в этих ли словах Распутина превосходство?)