– Поступили, как велит совесть! Николай Евгеньевич! Не великие князья Кирилл и Дмитрий Павлович, а его императорское высочество Николай Николаевич! И вот вам наше последнее слово: если вы не поддержите нас – мы отойдем от вас, а на Европу нам…"
Внимательно изучив итоги встреч в Берлине, руководство иностранного отдела ГПУ приняло решение ввести в игру новое действующее лицо – начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Михайловича Потапова. Старый знакомый Якушева по Петербургу, он был прекрасно известен и штабу генерала Врангеля.
* * *
Н. М. Потапов родился в 1871 году в Москве в семье чиновника. Окончил кадетский корпус, артиллерийское училище и Академию Генерального штаба. В годы Первой мировой войны служил в главном управлении Генерального штаба на должности генерал-квартирмейстера. Опытнейший разведчик царской армии, он пользовался в Генштабе заслуженным авторитетом, и поэтому его решение сотрудничать с советской властью повлияло и на выбор многих его младших коллег. Правда, имеются сведения, что Потапов уже с июля 1917 года сотрудничал с Военной организацией Петербургского комитета РСДРП(б), и если это действительно так, то его решение признать большевиков выглядит вполне естественным.
После Октябрьского переворота Потапов занимал должность начальника главного управления Генштаба, одновременно являясь помощником управляющего Военным министерством и управляющим делами Наркомвоена.
В июне 1918 года он стал членом Высшего военного совета, спустя год – председателем Военного законодательного совета при Революционном военном совете республики. Таким образом, он не участвовал в Гражданской войне и не вызывал аллергию у штаба Врангеля. Но прежде чем отправляться к барону, Потапову поручили познакомиться с лидерами Монархической организации Центральной России.
Он с интересом смотрел на заговорщиков. Особенно ему понравился доклад бывшего нефтепромышленника Мирзоева о финансах МОЦР:
"В конфиденциальном письме из Парижа мои родственники, Черноевы, пишут: "Вы, наверно, думаете, что мы располагаем прежними возможностями, и ошибаетесь. Подлец Гукасов продал свой нефтеналивной флот англичанам. На его счастье, флот находился в британских водах. Он как был, так и остался миллионер. Мы же не могли вывезти принадлежавшие нам нефтяные источники в Европу, как Вам известно. Откуда же нам взять средства, чтобы помочь нашим друзьям?" Я не буду читать полностью письма, но ознакомлю вас с таким предложением: "Если бы вам удалось устроить хотя бы небольшое восстание на северном Кавказе, то можно было бы здесь представить его как начало большого дела. И я уверен, что деньги бы тотчас нашлись. Мы знаем от генерала Улагая и его братьев, что на Кавказе найдутся люди, есть и хорошо спрятанное оружие, – следовательно, МОЦР остается взять дело в свои руки…"
Потапов довольно жестко объяснил заговорщикам, что небольшое восстание ничего не даст. У Красной армии достаточно сил, чтобы подавить его в кратчайшие сроки. Члены политсовета заметно погрустнели. Пришлось Якушеву их успокоить. Он сказал, что в ближайшее время вместе с Потаповым отправляется за границу, чтобы договориться о взаимодействии с Русским общевоинским союзом, в который была преобразована русская армия генерала Врангеля.
19 октября 1923 года Потапов и Якушев "нелегально" отправились в Польшу. После быстро достигнутых договоренностей в Варшаве (МОЦР признает независимость Польши, а польская разведка продолжает за это помогать боевым группам проникать на территорию СССР) бывший генерал-лейтенант Русской императорской армии отправился в Югославию. В Сремские Карловцы. В штаб к барону Врангелю.
Врангель принял Потапова и долго беседовал с ним. Выпускники Николаевской академии Генерального штаба вспоминали былые дни и говорили о нуждах Белого движения в новой обстановке. И все же червь сомнения точил Петра Николаевича. Уже в самом конце встречи он спросил гостя из советской России, как же ему удается покидать должность в Красной армии на столь длительный срок, чтобы путешествовать по Европе. Потапов тогда объяснил, что официально он сейчас в отпуске, на охоте в тайге. Барон поверил.
Уже потом, спустя годы, всех в эмиграции мучил вопрос: почему же словам Якушева и Потапова доверяли? Попытался найти ответ на него и бывший участник операции "Трест" Сергей Войцеховский:
"Мы были молоды и воспитаны в традициях той России, для которой военный мундир был порукой чести. Мы не могли представить себе генералов Зайончковского или Потапова презренным орудием чекистов. Мы были, до известной степени, одурманены открывшейся перед нами возможностью легкой связи с Россией и благополучного оттуда возвращения.
Мы сознавали себя не бедными, бесправными эмигрантами, а звеньями мощного подпольного центра на русской земле. Мы были готовы на любую жертву, но, по сравнению с чекистами, были наивными детьми.
Теперь я знаю, что бывший генерал-лейтенант Потапов, называвший себя в Тресте Медведевым, был офицером генерального штаба, прослужившим 12 лет в Черногории и вернувшимся в Россию за два с половиной года до февральской революции, к которой он незамедлительно примкнул.
Теперь мне известно, что большевики назначили его в ноябре 1917 года первым советским начальником генерального штаба, преемником отстраненного ими генерала Марушевского, и что позже он, по их назначению, был помощником управляющего военным министерством, большевика Подвойского.
Поэтому я теперь не понимаю, как могли его сверстники, бывшие начальники и сослуживцы, поверить в искренность его монархических взглядов. Но тогда Потапов был в моих глазах заслуженным офицером царской службы, поставившим на карту жизнь ради восстановления монархии".
"Трест" пользовался фантастическим успехом. Пожалуй, даже Артузов не ожидал, что все так легко получится. Генерал Кутепов решил больше не рисковать своими людьми напрасно и отправлять их в Россию по каналам Якушева. О лучшем на Лубянке и мечтать не могли.
Особенно когда узнали, кого именно посылает Александр Павлович в Москву. Фамилия Захарченко-Шульц не была пустым звуком для иностранного отдела ГПУ, и там сделали все возможное, чтобы подготовить ей достойную встречу.
Глава 5
Русская Жанна д’Арк
Мария Лысова (это ее девичья фамилия) родилась 9 декабря 1893 года в семье действительного статского советника Владислава Герасимовича Лысова. Она очень рано потеряла мать, которая умерла вскоре после рождения дочери. Первые годы прошли в Пензе в родительском имении. Образование сначала она получала дома, потом был Петербург. Знаменитый Смольный институт благородных девиц – лучшее в империи учебное заведение для девушек из дворянских семей. Воспитанницам давалось блестящее образование и прекрасное воспитание. Отлично проявившие себя выпускницы вполне могли быть определены на службу во дворце. Мария Владиславовна Лысова окончила Императорское воспитательное общество в 1911 году.
В 20 лет она вышла замуж за офицера лейб-гвардии Семена Сергеевича Михно. Молодые поселились в доме № 54 на Загородном проспекте, где на казенных квартирах проживало большинство офицеров. Но безмятежной жизнь полковой дамы одной из элитных частей Императорской армии была относительно недолго. Грянула Первая мировая война. В августе 1914 года начальник команды конных разведчиков штабс-капитан Михно отправился на фронт. Через несколько месяцев, тяжело раненный в бою, он умер на руках своей жены. Мария Владиславовна, у которой только что родился ребенок, стала вдовой.
Жизненная драма потрясла молодую женщину, но не сломила ее. Она приняла решение, которое многие назвали сумасбродством: добровольно пойти на фронт, чтобы заменить мужа в рядах родного полка. Надо сказать, что в Русской императорской армии женщина в строю была исключительной ситуацией, почти невозможной в жизни со времен знаменитой на всю страну кавалерист-девицы корнета Дуровой. Это уже потом в страшные дни краха России женщины станут формировать ударные батальоны, стараясь своим примером подбодрить мужчин. Но в 1914 году в лучшем для себя случае Мария Владиславовна могла рассчитывать на должность сестры милосердия. И вот тут-то она прибегает к помощи великой княжны Ольги Николаевны – старшей дочери Николая Второго. Еще в 1909 году государь назначил ее шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка. Это было большой честью для армейского полка, и елисаветградцы гордились таким шефством. В полковом марше даже были такие слова:
Мы гусары не из фольги,
Всяк из нас литой булат,
Бережем мы имя Ольги,
Белый ментик и штандарт.
В поле брани, в поле чести
Имя Ольги нам закон…
Во время войны Ольга Николаевна, как и другие августейшие дочери императора, находилась в Петрограде и самоотверженно ухаживала за ранеными, но связи со своим полком не теряла. К ней и обратилась молодая вдова с необычной просьбой. В результате Николай Второй приказал военному министру генерал-адъютанту, генералу от кавалерии Сухомлинову сделать соответствующее распоряжение. Преодолев все многочисленные препятствия и формальности, Мария Владиславовна, оставив ребенка на попечении родных, в 1915 году поступила вольноопределяющимся в 3-й гусарский Елисаветградский ее Императорского высочества Великой княжны Ольги Николаевны полк.
* * *
С самого начала Первой мировой войны елисаветградские гусары участвовали в боях в Восточной Пруссии. Там же застало их лето 1915 года. Мария Владиславовна была зачислена в пятый эскадрон ротмистра Обуха под именем вольноопределяющегося Андрея Михно. Уже в эмиграции ее однополчанин штаб-ротмистр Архипов вспоминал:
"Она недурно ездила верхом по-мужски, но, конечно, никогда не обучалась владению оружием и разведке: значит, с боевой точки зрения была бесполезна. Мало того, постоянное днем и ночью присутствие молодой женщины, переодетой гусаром, очень стесняло офицеров и солдат. Командир полка и не прочь был бы избавиться от такого добровольца, но ему подтвердили, что все сделано по личному желанию Государя Императора. Пришлось смириться со свершившимся фактом".
Но Мария Михно сумела в кратчайшие сроки доказать всем скептикам, что ее прибытие на фронт – не блажь воспитанницы Смольного, которая воспользовалась протекцией великой княжны и самого государя императора. Кроме театрального переодевания ничего предосудительного в ней не было. Скромная, тактичная, она смело шла навстречу любой опасности и этим увлекала других. Не только офицеры полка, но и солдаты, у которых женщины-добровольцы зачастую вызывали смех, уважали ее. Все тот же ротмистр Архипов вспоминал позднее:
"Следует упомянуть, что за период, проведенный в рядах полка, находясь постоянно в боевых делах, М. В. Михно обучилась всему, что требовалось от строевого гусара, и могла на равных соперничать с мужчинами, отличаясь бесстрашием, особенно в разведке".
В ноябре 1915 года, вызвавшись добровольно проводником к команде разведчиков ее дивизии, ночью она вывела свой отряд в тыл немецкой роты. Большинство солдат противника были уничтожены, оставшиеся в живых – взяты в плен. Во время другого рейда Мария Владиславовна в сопровождении двоих солдат наткнулась на немецкую заставу. Неприятель открыл огонь. Один солдат был убит, другой ранен. Но она, сама получив ранение, под страшным огнем сумела вынести на руках своего истекавшего кровью однополчанина.
В 1916 году в Добрудже пятый эскадрон елисаветградских гусаров под командой штабс-ротмистра фон Баумгартена занял одну болгарскую деревню. Въехав на коне в какой-то двор, уже произведенная в унтер-офицеры Мария Владиславовна неожиданно натолкнулась на болгарского пехотинца и стала на него столь неистово кричать, что солдат растерялся, бросил винтовку и поднял руки. Потом он был очень сконфужен, узнав, что его взяла в плен женщина. Пусть даже и награжденная двумя Георгиевскими крестами и медалями "За храбрость".
В конце 1916 года полк был отведен с фронта на отдых в Бессарабию. Здесь гусаров и застала Февральская революция, которая, однако, не оказала на чинов сколь-нибудь заметного влияния. Елисаветградцы были одной из очень немногих частей Русской императорской армии, которым удалось до конца сохранить воинскую дисциплину и не поддаться революционным настроениям, царившим в стране. Только на Рождество 1918 года, надев парадную форму, так и не признавшие новой власти Ленина и Троцкого гусары стали покидать полк. Командир полка полковник Такаев с несколькими штаб-офицерами пытался добраться до Добровольческой армии генерала Корнилова. Но по дороге "золотопогонники" были арестованы и расстреляны.
* * *
Большевистский переворот и полный развал фронта вынудили Марию Владиславовну вернуться в родительское имение в Пензенской губернии. В то время там пронесся ураган революционной вакханалии: обезумевшие от вседозволенности толпы "освобожденных трудящихся" грабили магазины, жгли усадьбы, бессмысленно и беспощадно убивали всех, кто им не нравится. На привокзальной площади убили проезжавшего через Пензу капитана за то, что он не снял погоны. Раздев фронтовика догола, "революционеры" с хохотом таскали его тело по снегу Московской улицы. Крестьяне на сельском сходе постановили убить старуху-помещицу Лукину вместе с дочерью и забили их кольями. Убили и помещика Скрипкина, после чего затолкали его останки в бочку с квашеной капустой. Бывший первопоходник Роман Гуль в своей хронике "Конь рыжий" писал о тех днях:
"С отрядом какой-то отчаянной молодежи по пензенскому уезду поскакала верхом вернувшаяся с фронта девица Мария Владиславовна Лысова, будущая известная белая террористка Захарченко-Шульц, поджогами сел мстя крестьянам за убийства помещиков и разгромы имений".
Однако он ошибался. Действительно, Мария Владиславовна, вернувшись с фронта, начала создание партизанского отряда. Но ни одного офицера в нем не было. Как не было и рейдов по деревням. Отряд так никогда и не был сформирован, поэтому никаких карательных операций против большевиков проводить не мог по определению. Отчаявшись, она покидает Пензу. Тогда же узнает, что где-то ведет борьбу с коммунистами Белая армия генерала Деникина. Совершенно случайно встретив своего бывшего друга, офицера 15-го уланского Татарского полка Захарченко и выйдя весной 1918 года за него замуж, она уговаривает его пробраться на Кубань. Но прежде чем присоединиться к добровольцам, молодоженам пришлось побывать даже в Персии. Трудности никогда не останавливали эту женщину, и вскоре она попала на фронт. Дальше были тяжелое ранение в грудь, тиф, обмороженные руки и ноги. И новая драма. Под Каховкой умер от заражения крови ее второй муж – командир 2-го кавалерийского полка полковник Захарченко.
После эвакуации Русской армии барона Врангеля из Крыма Мария Владиславовна оказалась в Галлиполи. Но и на чужбине она не пала духом и одной из первых вступила в боевую организацию генерала Кутепова. Тогда же вышла замуж в третий раз за друга детства штабс-капитана Георгия Радкевича, которого друзья называли Гогой.
* * *
Поход Захарченко и Радкевича в Советскую Россию предварялся переходом границы полковником Жуковским. Добравшись до Петрограда, он писал генералу Кутепову 20 сентября 1923 года:
"Стараюсь проникнуть в красное командование, но это оказывается гораздо труднее, чем думал, ибо все запуганы и боятся взять на себя какую-нибудь роль. Предвижу много затруднений, но работать нужно и можно. Настроение почти сплошь против власти, но активным никто не решается быть. Имя Великого князя Николая Николаевича пользуется большой любовью и уважением. Я прошел много деревень. Особенно чтут его старые солдаты. Многие красные начальники считают советскую власть прочной и не хотят себе представить власть, которая могла бы ее заменить. Мне кажется, необходимым будет произвести сильный толчок и своевременно выдвинуть имя Великого князя – тогда успех будет. В общем жалкое впечатление производят здесь наши русские – в полном порабощении, а в то же время ничего не хотят делать. Мое положение тут очень тяжелое, ибо я беспомощен, что очень усложняет ведение дела и трудно наладить вопрос к отправлению. В Кронштадт въезд был воспрещен, там был взрыв".
Член "Союза национальных террористов" М. В. Захарченко
В конце сентября 1923 года с документами на имя супругов Шульц Мария Захарченко и Георгий Радкевич нелегально перешли советско-эстонскую границу. Третьим участником опасной экспедиции стал эмиссар генерала Врангеля гардемарин Бурхановский. В дороге он отстал от боевиков Кутепова и застрял в болоте. Едва выбравшись, он натолкнулся на пограничников и в завязавшейся перестрелке был убит.