"Православие, самодержавие, народность"
И снова мы продолжаем исторический очерк. В начале XIX века в России закончилось правление Павла I, сына Екатерины II. Он был убит заговорщиками в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Этого императора называли "сумасбродным", многие его начинания вызывали сомнения в том, что он находится в нормальном состоянии ума. Тем не менее в течение пяти лет даже абсолютно безумные его указы выполнялись без возражений, и только после того, как он обидел многих важных лиц в верхах русского общества, судьба Павла было решена. Он забыл, что власть – это не только правитель, это еще его окружение. Оно готово многое простить ему, но лишь до тех пор, пока он не затрагивает жизненные интересы своего окружения – тогда жди предательства.
При этом заговор против Павла не был исключительным явлением для русского двора: весь XVIII век в России происходили дворцовые перевороты, и два императора уже были убиты: Иван VI и Петр III. Дворцовые перевороты порождались произволом власти, с одной стороны, а с другой, – отсутствием каких-либо действенных правовых механизмов для влияния на нее. Таким образом, произвол власти порождал ответный произвол, насилие порождало насилие, беззаконие приводило к столь же незаконным методам, применявшимся в ответ. Подобное будет характерно для России и в последующие века; возможно, и сейчас в этой стране есть опасность чего-то похожего, и эта опасность будет сохраняться до тех пор, пока здесь не возникнет настоящее гражданское общество с безусловным приоритетом законов и жестким контролем народа за властью.
…В заговоре против Павла участвовали почти все, кто его окружал, в том числе его сыновья. Старший из них, Александр, занял место отца на троне и правил Россией четверть века, до 1825 года. В первые годы своего правления он начал было проводить либеральные реформы, рассматривал проекты Конституции и освобождения крестьян, но затем, к несчастью для России, выиграл войну с Наполеоном. Победоносная война – всегда тяжелое испытание для власти, а в России – особенно. Положение власти после такой войны укрепляется, и если до этого волей-неволей приходится думать о реформах, то триумф победителя позволяет забыть ненужные хлопоты.
Справедливости ради заметим, что Александр мог получить куда больше от союза с Наполеоном, чем от войны с ним. Накануне войны, во время переговоров в Тильзите, а потом в Эрфурте французский император предлагал, чтобы Франция и Россия создали великий евроазиатский союз от Атлантического до Тихого океана. Франция получила бы больше выгоды в Европе, а Россия – в Азии, и нет сомнений, что они стали бы мощнейшими державами на свете. Для Александра, однако, Наполеон был ненавистным символом Великой французской революции, которая бросила дерзкий вызов всему, на чем держалась самодержавная русская власть. Естественно, царь предпочел иметь дело с противником Наполеона – Англией, которая, хотя тоже пережила когда-то революцию и была монархией лишь по форме, но не стремилась распространять свои опыт на другие страны. Если французы были своеобразными идеалистами, которые хотели преобразить весь мир на принципах "свободы, равенства, братства", то англичане оставались реалистами, полагавшими, что для Англии лучше, чтобы другие страны как можно дольше оставались архаичными, то есть не были их соперниками. Таким образом, Россия, выбрав Англию, а не Францию, не только подставила себя под удар Наполеона, но и была обречена на отсталость.
Английские козни в период наполеоновских войн проливают бальзам на душу "настоящих русских патриотов", ибо доказывают, что Англия вечно гадит России. Им как-то не приходит в голову, что, представляя Россию вечно обманутой, а русский народ – постоянной жертвой русофобов, именно они, "настоящие русские патриоты", унижают свою страну и свой народ. Получается, что власть в России настолько никчемна, а народ наивен, что каждый злоумышленник может помыкать ими, как захочет. Мы ни в коем случае не стремимся оправдать российскую власть, напротив, постоянно пишем о ее худших чертах, однако было бы большой ошибкой считать ее кисейной барышней, которую ничего не стоит обмануть. Как показывает история, власть в России ни в чем не уступала по коварству и хитрости своим соперникам; если чего ей и не хватало, так это политического реализма, а в первую очередь заботы о своем народе.
Выше мы упоминали об убийстве императора Павла, – прибавим, что заговор против него поддерживал английский посол Чарльз Уитворт, который, хотя и отсутствовал в Петербурге в роковую ночь с 11 на 12 марта 1801 года, но не терял связи с заговорщиками и, возможно, снабжал их деньгами. Это, разумеется, служит лишним доказательством для "русских патриотов" о вредоносном влиянии Англии на судьбы России. Однако если взглянуть чуть раньше на деятельность лорда Уитворта, мы убедимся, что она полностью соответствовала интересам Павла и русского дворянства. Уитворт от имени Великобритании подписал (в 1797 году) торговый договор с Россией, который был жизненно необходим для русских помещиков, так как позволял им продавать хлеб в Англию. Более того, английский посол добился от своего правительства субсидий для России, после чего император Павел просил короля Георга III о пожаловании Уитворта в пэры Англии.
Уитворт начал действовать против Павла, когда тот стал нарушать англо-русские договоренности и заключил союз с Францией, – и тогда английский посол нашел полное понимание в окружении императора. Как уже говорилось, либеральные идеи, которая несла Франция, были смерти подобны для консервативной верхушки русского общества, и если полубезумный Павел не понимал этого, то его окружение понимало очень хорошо. К тому же без хлебной торговли с Англией русским помещикам пришлось бы нелегко, что тоже вызвало острое недовольство политикой этого императора. Не будем забывать о сумасбродных указах и произволе Павла, и нам станет понятно, что заговор против него был чисто русской затеей. Английский посол лишь воспользовался ситуацией, но ничего не смог бы сделать, если бы русские сами не захотели избавиться от Павла.
Александра I, пришедшего к власти в результате заговора, тоже трудно назвать "английским ставленником": как мы уже сказали, он заботился о собственной власти, – власти самодержавного правителя крепостной России, – и принимал помощь Англии, поскольку это соответствовало его интересам. Между прочим, в 1805 году он получил от Великобритании субсидий на 250 тысяч фунтов стерлингов (1 миллион 491 тысяча русских рублей), – колоссальная сумма по тем временам! В 1806 году Великобритания дала русскому царю еще 300 тысяч фунтов стерлингов; с 1807 года, когда Александр заключил Тильзитский мир с Наполеоном, явная выдача субсидий прекратилась, но они все равно поступали в Россию через финансовых посредников (в их числе были, кстати, знаменитые Ротшильды). Заметим, что Англия в это время сама вела активные действия против Франции на суше (в Испании) и на море (например, триумфальная для англичан Трафальгарская битва) и несла большие потери. Так что дежурный тезис российских историков-"патриотов" о том, что "английским золотом оплачивалась русская кровь", не проходит.
* * *
В 1812 году Наполеон начал поход в Россию. Его целью было не завоевание страны: он хотел принудить Александра подписать новый прочный договор с Францией, так как прежний постоянно нарушался русским императором, – главное, Россия продолжала продавать тайком хлеб англичанам, а без этого "континентальная блокада" Англии, проводившаяся Наполеоном, теряла всякий смысл. Интересно, что, уже начав войну, Наполеон продолжал надеяться склонить Александра на свою сторону и не терял надежды на действительно прочный союз с ним. Чтобы не оттолкнуть от себя Александра, Наполеон никак не затрагивал русских порядков: даже крепостное право не было отменено на занятых французами территориях.
Это, безусловно, было ошибкой Наполеона: если бы крестьяне получили свободу, они вряд ли стали защищать своих помещиков: во всяком случае, среди русского крестьянства ходили упорные слухи, что Наполеон несет "волю", а раскольники-староверы добавляли, что он – предсказанный еще в XVII веке "царь Развей", который освободит русский народ. На стенах московских домов в 1812 году появились надписи масляной краской: "Вольность!" Полиция провела расследование и арестовала грамотных дворовых людей Петра Иванова и Афанасия Медведева, которые на допросе заявили: "Скоро Москву возьмут французы, будут все вольные, а помещики будут на жаловании". "Я боюсь прокламаций, боюсь, чтобы не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем крае беспокойства", – писал в первые дни войны известный русский генерал Николай Раевский.
Позже Наполеон сам признал, что допустил просчет, не отменив крепостное право в России: "Я провозгласил бы свободу всех крепостных в России и уничтожил бы привилегии дворянства. Это создало бы мне массу приверженцев", – сказал он, находясь в ссылке на острове Святой Елены, своему врачу О’Меару.
Русский царь и церковь после вторжения Наполеона немедленно выпустили манифесты, в которых объявлялось о нашествии "двунадесяти языков" на Россию (наполеоновская армия действительно была многонациональной) – таким образом, поход Наполеона сделался походом всего Запада против России. Более того, петербургский митрополит Платон явно намекал, что Наполеон – это Антихрист, вышедший из бездны, чтобы сокрушить православную святую Россию: "Он пришел к берегам Двины и Днепра провести третью новую реку – страшно выговорить – реку крови человеческой". Наполеон грозит "потрясением православной грекороссийской Церкви во всей чистоте ее и святости"; в молитве к Богу говорилось: "Сей враг смущает землю Твою и хочет положить Вселенную в пустоту; ее люди собрались, чтобы погубить достояние Твое, разорить честный Иерусалим Твой, возлюбленную Твою Россию".
Все это вызвало взрыв патриотизма в русском обществе, а царь Александр, возглавлявший страну в этот трудный момент и не сложивший оружия, стал национальным героем. Взяв Москву, Наполеон ничего не добился: Александр категорически отказался от мира с ним.
Москва сгорела, причем в ее поджоге французы обвиняли русских, которые якобы предпочли уничтожить свою древнюю столицу, чем отдать ее врагу. Русские же вначале обвиняли в поджоге французов, которые уничтожили Москву, чтобы нанести удар по русскому самосознанию и культуре, но затем согласились с французской версией о том, что сами сожгли город. Эта патриотическая версия была принята в официальной российской историографии; прав же, наверное, был Лев Толстой, который в "Войне и мире" писал, что огромный деревянный город, каким была Москва, и без войны горел почти каждый год, а когда сюда пришла неприятельская армия, солдаты которой мало заботились о пожарной безопасности, Москва просто не могла не загореться.
Остаться в сгоревшем городе на зиму Наполеон не мог; к тому же вокруг действовали партизанские отряды, отрезавшие французов от снабжения. Заметим, что крестьяне нападали не только на французские отряды, но и на помещичьи усадьбы: в занятых французами районах отмечено несколько десятков таких случаев. Подобный эпизод есть и у Толстого в "Войне и мире": княжна Мария Болконская стала свидетелем крестьянского бунта в своем имении; крестьяне не хотели ее выпускать, велев ждать французов, которые несут "настоящие порядки". Только вмешательство отряда регулярной русской армии спасло княжну.
Уйдя из Москвы, Наполеон попытался прорвать в богатые южные губернии России, но неудачно; поход закончился полным поражением французской армии, а русская вошла в Европу и восстановила там монархические порядки. В 1814 году Наполеон отрекся, во Франции к власти пришел Людовик XVIII, брат казненного во время революции Людовика XVI. Талейран остроумно заметил о вернувшихся во Францию былых "хозяевах жизни": "Они ничему не научились и ничего не забыли".
Почти в то же время Александр I сказал: "Думал я дать Конституцию, да вижу теперь, что она России не нужна", – и последний период правления этого царя был отмечен крайней реакционностью. Еще раз повторим, что победоносная война всегда тяжелое испытание для власти, а в России – особенно.
* * *
Тогда же у русских появились тайные общества, которые ставили себе задачу изменить политический строй страны. Число их участников, впрочем, было невелико, четкого плана действий не было. В большинстве своем эти ниспровергатели были молодыми дворянами, прошедшими войну с Наполеоном, повидавшими Европу и европейские порядки и от того остро почувствовавшими несовершенство русской жизни. Имея благородные души, они особенно переживали за рабское состояние русского народа, тем более что он только что проявил беззаветный героизм в борьбе с французским нашествием, а получил в "благодарность" еще больший гнет государства и помещиков.
Собственно, вся деятельность русских "якобинцев" ограничилась одними беседами, а более того, бесконечными спорами. Но и это не дало никакого результата: единого плана действий по-прежнему выработано не было, программы – также, дата выступления переносилась несколько раз.
Все это в полной мере проявилось в ходе восстания в Петербурге 14 декабря 1825 года. Этот день был выбран для восстания не случайно – после скоропостижной загадочной смерти Александра I в стране началась неразбериха с наследником престола. Детей у Александра не было, и трон должен был бы занять Константин, следующий по старшинству брат почившего царя. Но Александр еще при своей жизни отлучил Константина от наследования, поскольку тот был непопулярен у русского дворянства, к тому же, вопреки запрету, женился на полячке. Об этом указе Александра мало кто знал, поэтому в России присягнули Константину; он, однако, после долгих колебаний отказался от царствования. Тогда была назначена присяга Николаю, третьему сыну Павла, которая должна была состояться 14 декабря.
Неразбериха с наследованием вызвала волнение в России, чем решили воспользоваться участники тайных обществ. Их целью было захватить Сенат, чтобы не допустить присяги Николаю, и заставить сенаторов объявить в России республику или конституционную монархию (участники тайного общества так и не определились до конца).
Но восставшие прибыли на Сенатскую площадь с большим опозданием и обнаружили здание Сената совершенно пустым: по случаю воскресенья сенаторы собрались пораньше, быстро приняли присягу новому царю и разошлись по домам, чтобы не нарушать своих планов на уикенд. Таким образом, планы восставших были сразу же нарушены, и это обстоятельство оказало роковое влияние на дальнейший ход событий. Восставшие так растерялись, что простояли на Сенатской площади до вечера, не предпринимая никаких действий и лишь убив добродушного петербургского генерал-губернатора Милорадовича, героя войны 1812 года. Между тем, пойди они на Зимний дворец, императорскую резиденцию, которая находилась в полумиле от Сенатской площади, неизвестно, удалось бы Николаю сохранить свободу и жизнь. Охрана дворца была столь малочисленной, что вряд ли она смогла бы защитить царя, – когда же подошло подкрепление, то выяснилось, что по чьей-то халатности солдатам не выдали заряды для ружей, а когда подтянули артиллерию, не подвезли порох. Так что жизнь Николая действительно висела на волоске, и если бы не сенаторы, исход этого дня мог быть иным.
В благодарность император Николай I многое прощал после Сенату, служба в этом высшем государственном учреждении России стала почетной синекурой; сенаторы относились к своим обязанностям, по русской поговорке, "спустя рукава". Количество не разобранных дел в Сенате все увеличивалось, и Николай со временем перестал удивляться этому. Интересно, что в начале своего правления он поинтересовался, сколько таких дел числится за министерством юстиции (которое должно было являть пример аккуратности прочим государственным учреждениям). Оказалось, 2 миллиона 800 тысяч; через некоторое время царь снова спросил о количестве дел, ждущих своего рассмотрения – ему доложили, что теперь их стало 3 миллиона 300 тысяч. Николай махнул рукой и больше не интересовался этим вопросом.
Но все же и его терпение однажды лопнуло: явившись в Сенат к десяти часам утра, царь застал на месте одного сенатора Дивова (да и тот, как выяснилось, заснул здесь с вечера, будучи сильно нетрезвым), а больше никто еще не пришел. Царь велел передать сенаторам, что был у них с визитом, но никого не застал; после этого специальным указом обязал членов Сената являться на службу к шести часам утра ежедневно. Однако они слезно молили царя отменить "сей жестокий указ", ибо, по их словам, "царское посещение Сената само по себе уже сделало полезную электризацию параличному". Николай Павлович смягчился, и жизнь Сената пошла по-прежнему спокойно и беззаботно…