Во второй половине XVII века ко всем бедам народа добавились еще гонения за веру. Патриарх Никон провел церковную реформу, которая далеко не всеми была принята. Значительная часть православных верующих отказалась ее признать, в результате русская церковь распалась на два непримиримых лагеря: сторонники Никона и его противники, которых стали называть "раскольниками". Как отмечают исследователи церковного раскола, он был, по сути, протестом народа против усиливающегося гнета государства, но в русских условиях раскольники не видели никакой положительной перспективы в будущем, – оно, по их мнению, несло лишь новые, еще более тяжелые испытания, – поэтому обращали свои взоры к идеализированному прошлому. Заметим, что это вообще характерно для русских: увы, они видят мало хорошего в настоящем и будущем!
Как бы там ни было, государство не намерено было прощать своевольство, и раскольников начали безжалостно преследовать. Ефим Грекулов так описывает это ("Православная инквизиция в России"):
"Протопоп Аввакум (вождь раскольников; "протопоп" – духовное звание. – Э.Ф.) писал о патриархе Никоне, что тот "епископа Павла Коломенского мучил и сжег в новгородских пределах; протопопа костромского Даниила уморил в земляной тюрьме в Астрахани; священнику Гавриилу в Нижнем приказал отрубить голову; старца Иону Казанца в Кольском остроге на пять частей рассекли; в Холмогорах сожгли Ивана Юродивого, в Боровске – священника Полиевкта и с ним четырнадцать человек. В Нижнем сожгли народу много, в Казани тридцать человек, а живущих на Волге в городах и селах и не хотевших принять антихристовой печати клали под меч тысячами". "А со мной, – продолжал далее Аввакум, – сидело шестьдесят человек, и всех нас мучил, и бил, и проклинал, и в тюрьме держал".
Андрей Денисов в "Повести о жизни Никона" сравнивает участь раскольников с участью первых христиан в Римской империи. Перечисляя орудия пыток – бичи, клещи, тряски, плахи, мечи, срубы, он упоминает и о железных хомутах – типичном орудии инквизиции: "Хомуты, притягивающие главу, руки и ноги в едино место, от которого злейшего мучительства по хребту лежащие кости по суставам сокрушаются, кровь же из уст и ушей, и из ноздрей, и из очей течет".
В другом раскольническом письме гонения против них изображены так: "Везде бряцают цепи, везде вериги звенят, везде Никонову учению служат дыбы и хомуты. Везде в крови исповедников ежедневно омываются железо и бичи. И от такого насильственного лютого мучительства залиты кровью все города, утопают в слезах села, покрываются плачем и стоном пустыни и дебри, и те, которые не могут вынести таких мук, при нашествии мучителей с оружием и пушками сжигаются сами".
"Кто заповедовал так мучить людей, – спрашивал Аввакум, – разве Христос этому учил? Мой Христос велел проповедовать словом, а не кнутом и огнем". Самого Аввакума много лет держали в земляной тюрьме в цепях, а потом сожгли заживо вместе с его учениками Лазарем, Епифанием и Никифором.
Для расправы с раскольниками был издан указ, известный под именем "Двенадцать статей о раскольниках". Указ предписывал пытать тех, кто не подчинялся церкви и ее служителям, сжигать в срубе, а пепел развеивать по ветру. Раскольников, раскаявшихся под пытками, предписывалось заключать в монастырские тюрьмы и держать пожизненно в строгом заточении. Имущество мятежников – крестьянские дворы, лавки посадских людей, промыслы – отбиралось.
Преследование раскольников шло с такой силой, что стали массовыми случаи их самосожжения. В Пошехоновской волости Белосельского уезда сожглись две тысячи человек; на реке Березовке в Тобольском крае сожглось около тысячи семисот раскольников. В других волостях, жалуясь на притеснение духовных властей, крестьяне писали, что священники держат их без одежды на морозе, и что если их не избавят от разорения, то они готовы "в огне сгореть". [Конец цитаты].
Такого самоистребления в таких масштабах не было больше нигде, кроме России; до какого отчаяния надо было довести людей, чтобы они добровольно сжигали себе вместе с женами и детьми, лишь бы не попасть в руки своих мучителей!
* * *
Чем более жестоко обходилось с народом государство, тем больше русских покидало свою страну. По числу эмигрантов Россия уверенно держала (и держит) одно из первых мест в мире. В XVII–XVIII веках были случаи, когда люди уходили тысячами, однако перейти границу было не так легко; в то же время дорога на Восток – за Урал и в Сибирь – была проще, и там лежали бескрайние земли. Как писал один из классиков русской исторической науки Сергей Соловьев, чем больше государство давило на народ, тем больше он растекался по территории. В итоге возникла довольно странная ситуация: с одной стороны, власть не хотела, чтобы народ уходил на новые земли, – собственно, чтобы не допустить этого, и было введено крепостное право; с другой стороны, чрезвычайно низкая степень развития хозяйства в России неизбежно подталкивала власть к освоению новых территорий; страна шла по экстенсивному пути развития.
Николай Бердяев отмечал в своей книге "Судьба России":
"Не раз уже указывали на то, что в судьбе России огромное значение имели факторы географические, ее положение на земле, ее необъятные пространства. Географическое положение России было таково, что русский народ принужден был к образованию огромного государства… и в огромном деле создания и охранения своего государства русский народ истощал свои силы. Требования государства слишком мало оставляли свободного избытка сил… Отказ от исторического и культурного творчества требовался русским государством, его сторожами и хранителями.
Государственное овладение необъятными русскими пространствами сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил. Всегда было слабо у русских сознание личных прав, и не развита была самодеятельность классов и групп.
Огромная, превратившаяся в самодовлеющую силу русская государственность боялась самодеятельности и активности русского человека, она слагала с русского человека бремя ответственности за судьбу России и возлагала на него службу, требовала от него смирения. Через исторический склад русской государственности сами русские пространства ограничивали всякую ответственную самодеятельность и творческую активность русского человека. И это порабощение сил русского человека и всего русского народа оправдывалось охранением и упорядочением русских пространств.
С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира. Силы народа… отдаются колоссу государственности, превращающему все в свое орудие. Интересы созидания, поддержания и охранения огромного государства занимают совершенно исключительное и подавляющее место в русской истории. Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту государства. Классы и сословия слабо были развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных стран. Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования…
Россия – самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики. Бюрократия развилась до размеров чудовищных". Сейчас в России есть исследователи, которые считают, что европейский путь – путь частной инициативы, предпринимательства и, как следствие, интенсивного развития во всех областях хозяйственной жизни – для России вообще неприемлем. Вслед за Бердяевым они говорят о значительном влиянии природно-географических факторов на развитие страны, но абсолютизируют эти факторы. На наш взгляд, наряду с климатом и природой – а также с историей – большое влияние на замедленное развитие России оказала ее власть. Может быть, это был главный сдерживающий фактор…
Но вернемся к расширению страны. Уже в XVII веке к России была присоединена вся Сибирь, русские вышли на восточную оконечность евразийского континента. Сибирь стала проклятьем России: дело не только в том, что власть превратила ее в ужасную гигантскую тюрьму, где на каторге в царское время и в ГУЛАГе – в сталинское – страдали и умирали сотни тысяч людей (сибирские тюрьмы и лагеря используются и нынешней российской властью для отправки туда заключенных). Но Сибирь, к несчастью для России, обладала огромными природными богатствами – пушнина, лес, почти весь спектр полезных ископаемых, включая золото и алмазы, и, конечно, нефть превратили Сибирь в донора, дающего России возможность жить за его счет. Российская и советская империи существовали во многом за счет природных богатств Сибири, а это способствовало укреплению все того же экстенсивного хозяйства в ущерб интенсивному. Такое положение сохранилось и до наших дней – не будь у путинской России сибирской нефти и газа, чем бы она жила?..
Нам могут возразить, что европейские страны тоже прошли через нечто подобное: Англия и Франция создали громадные колониальные империи. Колонии обеспечивали метрополию дешевым сырьем и рабочей силой; торговля колониальными товарами приносила колоссальные доходы жителям метрополий. Это так, но Англия, Франция и другие европейские государства присоединили колонии, будучи уже высокоразвитыми странами, поэтому колонии лишь ускоряли интенсификацию хозяйства. Россия присоединяла новые территории, будучи слаборазвитой страной, поэтому ее движение по пути прогресса замедлялось.
В мировой истории такие примеры уже были: Испания, едва освободившись от власти мавров и еще не успев развить свое хозяйство, вдруг обрела сказочные богатства в открытых и завоеванных ею государствах Центральной и Южной Америки. В результате испанская империя стала самой мощной в мире, но это продолжалось недолго – стоило иссякнуть потоку золота из Америки, как Испании стало нечем жить, ведь ее экономика оставалась на прежнем уровне, в то время, как экономика других европейских стран стремительно развивалась.
Примерно то же произошло с Россией. У русских есть пословица: "Дважды наступить на одни и те же грабли", – это означает – не учесть ошибки прошлого и вновь повторить их. Россия уже дважды наступала на сибирские грабли: при царях и в советское время – неужели она, вопреки этой пословице, в третий раз наступит на них?..
* * *
Страшный гнет власти, все усиливающийся по мере создания "Великой России", наложил неизгладимый отпечаток и на характер русского народа. Вот как об этом пишет русский мыслитель Николай Лосский ("Характер русского народа"):
"…В русской жизни немало проявлений жестокости. Многие отрицательные стороны поведения крестьян объясняются чрезвычайною нищетою их, множеством несправедливостей, обид и притеснений, переживаемых ими и ведущих к крайнему озлоблению. Измученный заботами о том, как спасти семью и себя от полного разорения, живущий в крайней тесноте неуютной избы, кишащей тараканами и клопами, крестьянин мог доходить до крайних степеней озлобления и зверства; например, говорит Достоевский, "наложив непомерно воз, он сечет свою завязшую в грязи клячу кнутом по глазам" и сам угнетен, как эта кляча.
Аптекман… объясняет так же, как и Достоевский, "жестокости народа". Он говорит, например, о том, как мать привела в амбулаторию "свою дочь, всю избитую ее обезумевшим от нужды, горя и водки мужем".
…Одним из характерных явлений русской жизни было самодурство. Как объяснить это грубое самодурство, иногда выражающееся в совсем уж нелепых поступках, например, когда разгулявшаяся в роскошном ресторане компания начинает бить дорогую посуду, зеркала, все, что попадает под руку? Как это ни странно, в таких поступках выражается примитивная форма любви к свободе. Возвышенный характер имеет любовь к свободе тогда, когда человек любит свободу как принцип, который должен быть положен в основу жизни всякой личности. Такой человек заботится не столько о своей свободе, сколько о том, чтобы не стеснять свободу других людей и отстаивать свободу как принцип общественной жизни.
У грубых эгоистических натур свободолюбие выражается лишь в требовании: "моему нраву не препятствуй". Богатство разнуздывает прихоти такого человека, и он становится самодуром, угнетающим прежде всего наиболее близких к нему людей, членов своей семьи и всех, кто зависит от него.
Утратив устои и начав бунтовать против них, русский человек, по словам Достоевского, испытывает потребность "хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в нее наполовину, заглянуть в самую бездну и – броситься в нее, как ошалелому, вниз головою".
Не только среди крестьян, и в других слоях русского общества молодые люди, усомнившиеся в существовании добра, не обладая выработанным устойчивым характером и пользуясь живым изобретательным воображением, способны совершать изумительные хулиганские выходки. В романе Ремизова "Пруд" рассказана жизнь одной семьи в Москве, явным образом на основании наблюдения действительных фактов. Это была купеческая семья, в которой умер отец и, спустя некоторое время, повесилась мать; дети-сироты жили из милости у своего дяди во флигеле, находившемся во дворе фабрики его. Дети эти были добрые по существу, однако, наблюдая кругом несправедливости и жестокости, испытывая нередко обиды, страдая от нищеты и чувствуя на каждом шагу свое зависимое положение, они изверились в добре. Во всем они видят отрицательную сторону и мстят за нее, издеваются надо всем, совершая поразительные хулиганские выходки. Они, например, способны были вымазать навозом или даже накормить куриным пометом пришедшего к ним в гости мальчика. Имея много знакомых среди духовных лиц и дружа с некоторыми из них, они в то же время давали им насмешливые и даже отвратительные прозвища, например, отец Алфей – Сосок, о. Иосиф – Блоха, о. Геннадий – Курья шейка, о. Никодим – Гнида, о. Никита – Глист.
На какой почве возникло хулиганство этих детей-беспризорников, можно живо представить себе, знакомясь с восприятием жизни одного из них, который вспоминает дни, "когда тихонько в дверь нужда постучалась, верная спутница неудачи, – она тебя никогда не забудет. И впустили ее, приняли дырявую, гнилую, рваную, с плоским безволосым черепом, с загноившимися, мутными от слез глазами. Как не принять! И вот будто в уголку где-то примостилась она зимовать. Разбухшие прелые челюсти ей рот перекосили, и хрипло и гнусаво затянула она свою песню: "Родненькие, сердечные, есть мне хочется; дайте, голубчики, кусочек, хоть завалящий какой, родненькие!" А вокруг ее тараканы шуршат, мыши грызутся, клопы кишат". [Конец цитаты].
* * *
Все крайние, запредельные черты русского характера выразились в поведении своеобразной русской вольницы – казачества. Именно казаки были основной силой, участвующей в присоединении новых территорий и охране их от внешних посягательств.
Слово "казак" происходит от тюркского "казгак", что означает лошадь, отбившуюся от табуна. В переносном смысле это "бродяга, скиталец". Известно, что русские заимствовали слово "казгак" или "казак" от татар, которые называли "казгаками" воинов, не имевших семьи и имущества; эти воины служили авангардом в походах и при нападениях татарских орд. Предводители таких отрядов звались "ватаманами" ("атаманами"), они выбирались из самых отчаянных "казгаков" и отличались таким буйным нравом, что их боялись сами великие ханы.
После того, как Россия была покорена татарами, здесь тоже образовались казачьи отряды. Один из историков отмечал, что первыми русскими казаками были крестившиеся татарские "казгаки", поскольку до конца XV века все казаки, которые находились как в степях, так и в славянских землях, могли быть только татарами. Влияние татар проявлялось у казаков во всем – в образе жизни, военных действиях, способах борьбы за существование в условиях степи. Оно распространялось даже на духовную жизнь и внешний облик русских казаков.
Вскоре они сделались сущим бедствием для России, – казаки были неорганизованной, стихийной силой, способной в любой момент обратиться против государства, которое казаки якобы защищали, но на деле приносили ему больше вреда, чем пользы. Казаки часто действовали как свирепые, безжалостные, вероломные и беспринципные разбойники, что особенно проявилось в "Смутное время". Много бед принесли они тогда России и ее народу, который боялся казаков намного больше, чем поляков.
Так продолжалось до правления Петра I, требовавшего от своих подданных неукоснительного подчинения власти. Петр привел казаков к повиновению; его дело закончила Екатерина II – при ней казакам пришлось прекратить свои разбойничьи вылазки против мирного населения и приучиться к труду.
Однако государство вместо того, чтобы окончательно избавиться от казаков, рассеять их среди прочего народа, выделило их в особую привилегированную группу. Они имели специальный порядок управления, им были предоставлены большие наделы земли; к услугам казаков существовали бесплатное медицинское обеспечение и образование. Причины подобного благоволения к казакам со стороны государства понятны: оно использовало казацкого зверя для устрашения народа и расправы с недовольными.
Позже правительство поручало казакам разные задания – от разгона митингов и демонстраций до охраны важных объектов в городах, а также для усиления полиции при патрулировании и поддержании порядка. Казаки беспрекословно выполняли все приказы командования, поскольку считали себя избранным народом России, пренебрежительно относились к прочим народностям, а помимо того, отличались консерватизмом мышления.
Топча недовольных лошадьми, казаки использовали в то же время свои ужасные плети, называемые "нагайками". Это действительно жуткое оружие, дошедшее из той эпохи, когда человеческая жизнь ни во что не ценилась, а человеческие страдания не вызывали ни капли жалости. Нагайка – это оплетенная кожей тонкая цепочка со специальным мешочком на конце, в котором лежат пули или куски свинца. Такая нагайка весила до пяти фунтов и причиняла тяжелые увечья. Казаки хлестали своим нагайками направо и налево, не разбирая мужчин, женщин или детей; русские по праву говорили, что казаки душат свободу, и называли их опричниками. Какой парадокс, – казаки, когда-то боровшиеся против деспотизма, призывавшие пусть к дикой, но свободе, стали затем на одну доску с самыми свирепыми защитниками деспотической власти!
Борис Кагарлицкий так пишет о казаках в своей книге "Периферийная империя":
"Проблема казачества была прежде всего проблемой демографической. "Самоколонизация" в европейской части страны одновременно требовала экспансии на восток и ограничивала ее возможности. Старая добрая Англия могла выделить гораздо больше свободных людей для колонизации, нежели Россия, которая сталкивалась с неразрешимым противоречием: с одной стороны, люди были нужны для освоения новых земель, с другой – для производства товарного зерна на европейской территории страны…