Неожиданно в "Ударнйке" появилась девушка с синими волосами. Ольга Тобрелутс в своем неизменном ультрамариновом парике, с горящими глазами и фотоаппарату на перевес влетела в кинотеатр как фурия, и уже через пять минут сонно-унылая обстановка приговоренного к смерти "Пришествия" стала походить на ее экстренную пресс-конференцию. По всему было видно, что молодая художница до предела возбуждена и ей срочно требуются слушатели. Из ее сумбурных рассказов стало ясно, что она преднамеренно оказалась в самой гуще кошмарных событий: рядом с ней упал, сраженный пулей снайпера, молодой человек (студент или не студент, было не разобрать), она видела, как солдаты, хохоча, стреляли по крышам зданий, на ее глазах шальная пуля отстрелила палец какой-то женщине. Ольга сфотографировала этот палец и всю эту людскую свалку. Опьянев от революционного дурмана, она безрассудно полезла в самое пекло горького от порохового дыма противостояния и едва не оглохла там от грохота стрельбы. Ко всему прочему, сражавшаяся на стороне молодой демократии художница успела поесть солдатской каши из походного котелка и покрасоваться с воинами-первогодками на броне боевого транспортера, притворяясь при этом фотографиней из немецкого журнала "Штерн".
Рассказы о ее приключениях позабавили приунывших пати-менов, да и само появление питерской художницы было не лишено авантажности, но все же это представление, хоть и очень веселое, никак не изменило непростой ситуации в охваченном паникой кинотеатре. По всему выходило, что позор сорванной вечеринки неизбежен. Алексей с отвращением представлял себе, как придется всю ночь объясняться с раздосадованными москвичами и видеть ликующие лица конкурентов, но его команда все еще продолжала на что-то надеяться. Таким мучительным образом эта тягостная ситуация протянулась аж до шести вечера, когда на площади перед кинотеатром неожиданно появился грузовик с питерскими номерами. Увидев в холле растерянного и уставшего водителя, Алексей так обрадовался, что заключил седого мужчину в объятия. Измаявшиеся от мучительного ожидания волонтеры набросились на машину, как муравьи. Теперь все мог решить только спортивный азарт. Алексей превратился в крик, а Андрей - в ноги. Вдвоем они подняли такую сумятицу, что всего лишь за час пятнадцатитонный грузовик был полностью разгружен.
Никогда до этого и, наверное, уже никогда после, никто не монтировал подобную гору концертного оборудования с такой непостижимой скоростью. Тяжелые ящики по деревянным трапам закатывали в фойе, устанавливали, подключали, развешивали аппаратуру, собирали конструкции, прокладывали провода. Работа придала всем сил, питерская команда воспряла духом, все спешили, посматривали на часы и изредка - за стеклянную дверь кинотеатра. Несмотря на весь ужас кровопролитного дня, танки и толпы обезумевших смутьянов на улицах Москвы, к одиннадцати часам вечера перед зданием кинотеатра собралось внушительное количество молодежи. Ровно в полночь счастливый Алексей дал отмашку милиции, открыли кассу, и залитое светом фойе стало заполняться нарядными людьми. Поглядывая на этих сияющих модников, Алексей лишний раз убедился в неоспоримой правоте Георгия Гурьянова. Однажды Георгий сказал ему в приватной беседе: "Никто и ничто никогда не помешает нам развлекаться, если мы того захотим".
"Никто и никогда!" - мысленно повторял Алексей пророческие слова любимого друга.
Он ликовал: судьба и в этот раз явила ему свое благоволение. "Нашествие" странным образом состоялось, а никто из собравшихся даже не понял, каких усилий и волнений стоил ему этот радостный праздник.
Пока вечеринка разгоралась, он еще хлопотал, суетился, немного нервничал по привычке, но все шло как по маслу, и очень скоро он смог спокойно проанализировать ситуацию. Это было возвращение "Танцпола" в Москву. Бесспорно удачное возвращение, происходящее в необычных условиях, но финансово превзошедшее даже все его самые радужные ожидания. Непостижимо, но все обстоятельства сложились в одно усилие - и день, и место, и загоревшаяся мятежом Москва.
"Повезло, - думал Алексей, тревожно оглядываясь, как будто опасаясь, что все сиюминутно исчезнет и останется лишь пшик да пустота. - А может, и нет?"
Играл Дидье Синклер, веселый гей-парижанин, раздробивший всем головы на открытии "Тоннеля". Постепенно переставая волноваться за дальнейшую судьбу "Пришествия", Алексей уже спокойней посматривал вокруг, слушал музыку и только поспевал улыбаться новым московским знакомым. Проблемы отступили, они отшатнулись от края бездны, за которым был провал вечеринки, прошло нервное удушье, и теперь можно было немного расслабиться. Через некоторое время он уже пил с хохочущими друзьями шампанское. Ему стало легко, и, окунувшись в это приподнятое настроение, Алексей неожиданно для себя призадумался над никому не видимыми странностями собственной профессии. Профессия эта, если можно было так называть то, чем они занимались все эти годы, заключала в себе два взаимоисключающих начала - работа и отдых. Главная их несовместимость была в том, что, когда приходилось работать, он почти всегда был вынужден делать вид, будто беззаботно отдыхает, а от этого всем вокруг всегда казалось, что постоянно веселящийся на собственных вечеринках Алексей только и делает, что развлекается. Ко всему прочему, эта странная деятельность была настолько подвержена всевозможным внешним обстоятельствам, что качество конечного продукта никто и никогда гарантировать не мог. Производство развлечений - это как торговля воздухом: пока воздух чист, все дышат, всем нравится, но как и почему это происходит, никто не задумывается. Люди хотят веселиться, и им все равно, кто приготовит для них это приятное состояние. Все платят и хотят только лучшего. Ну, так пусть лучше это будет он. Он ведь лучший. Не так ли?
От этих отрадных размышлений Алексея оторвал Цодиков. Московский партнер сиял торжественной улыбкой и, судя по тому, что от него попахивало коньячком, успел уже подвести весьма ободряющие итоги.
- Мы снова в бизнесе! - привычно поприветствовал его Алексей, хлопая друга по плечу. - А ты говорил - смоемся с деньгами. Посмотри, как все красиво получилось! Народу тьма - настоящее "Нашествие". Все танцуют, красота! Нервов, конечно, стоило, но это ведь наша работа. Не так ли?
Цодиков неопределенно замотал головой, но от прямого ответа воздержался, очевидно по-своему представляя себе эту самую работу.
- И к тому же мы приобрели очень хороший опыт. Мне после сегодняшнего дня вообще многое стало ясно,
- Н-да! - умиленно протянул Цодиков, пытаясь не рассердить Алексея какой-нибудь глупостью.
- Нашим клиентам глубоко плевать на все вокруг, - продолжал разглагольствовать Алексей, которому сейчас не терпелось поделиться со своим приземленным другом внезапно осенившими его яркими умозаключениями. - На революции, на коммунистов, на демократов. Плевать на все вообще!
- На все? - изумился бывалый практик.
- На все! Поверь мне. Только не на себя самих. Себя тут любят все и без сладкого не оставят.
Алексей внезапно зайнулся, смолк и стал серьезен. Цодиков прищурился, встревоженно вытянул шею и преувеличенно внимательно приготовился дослушать эту доктрину.
- В этой стране будет происходить все что угодно, но молодежи будет хотеться только одного, глухим голосом сообщил Алексей.
- Чего? - с деланной наивностью поинтересовался Цодиков.
- Веселиться, май френд. Проблемы всем надоели. А в революции все примут участие, но только не в этой пенсионерской возне за потерянные вклады, нет. У нас революция психоделическая. А мы - один из ее мощнейших отрядов. Такие дела. Ну а что у нас там с кассой?
Цодиков многозначительно похлопал себя по внушительному вздутию в кармане джинсов и вытащил толстенький бумажный брикет.
- Алеша, есть разговор, - осторожно сказал он, передавая пачку денег.
Зарумянившийся от вида наличности Алексей вопросительно взметнул брови.
- Нет-нет, у нас все в порядке. Не то. Все под контролем. Тут другое, есть один человек… С деньгами… Довольно странный, но в принципе безобидный коммерсант. Я знаю, ты этих жлобов не жалуешь, но все же послушай. Он меня давно мучает вопросами про вечеринки - что да как, сколько можно заработать. Ну, ты понимаешь…
- Ну и? - начиная хмуриться, стал поторапливать Алексей. - Не понимаю. Чего хочет-то?
- Хочет денег дать на клуб, - вывалил Цодиков. - Но только чтобы делал его ты.
Цодиков замолчал и выжидающе уставился на Алексея. Тот не торопился с ответом и казалось, что даже не расслышал последней фразы.
- Клубы, Олег, - это я и есть. Это то, чем я себе на жизнь зарабатываю, - после некоторой паузы напыщенно сообщил Алексей. - Но эта идея мне нравится. А что за человек? Браток?
- Нет, ну что ты. Я бы никогда. Я же говорю - "коммерс". Д а вон он на диванчике с девушками сидит.
- Этот упитанный? Довольно прост.
- Ну да. Без пафоса, но деньги найдет. Я его давно знаю. Хочешь, я вас познакомлю? - оживился Цодиков.
- Ну что же, - милостиво согласился Алексей.
Уже через минуту "простоватый и упитанный" похлопал подружек по задкам, табунчик девиц отправился танцевать, а на прогретом диванчике завязался преинтереснейший разговор. После знакомства коммерсант начал издалека, с общих фраз, но очень скоро все уже смеялись его шуточкам, а он, по-восточному витиевато нахваливая вечеринку, потихоньку подсыпал Алексею свои вопросики. Падкий на лесть Алексей благосклонно слушал болтливого бизнесмена, отвечал на его бестолковые расспросы, а сам пытался представить себе, кто же этот "коммерс" на самом деле и чем зарабатывает себе на безбедную жизнь. Невысокий, коротко стриженный, плотного телосложения, с быстрым и цепким взглядом, довольно циничный, этот шутливый человечек вобрал в себя практически все черты, свойственные людям торговых профессий, и все же сказать что-нибудь определенное о нем было сложно, разве что он точно не бандит, а также что он забавно и довольно своеобразно для коммерсанта шутит. Эти шуточки были глубинным эхом простого народного юмора, почерпнуть который можно только путем длительных погружений в низшие слои социума, и Алексей постепенно уверился, что человек этот - обыкновенный торгаш, потрясенный масштабами легкой наживы на новомодных ночных оргиях. Впрочем, очень скоро этому было получено и вполне убедительное подтверждение - когда весельчак отлучился в сортир, Цодиков вкратце поведал Алексею о том, что первый капитал и деловую хватку их собеседник приобрел, торгуя китайскими куртками на вещевых рынках столицы. Так-то!
Вечеринка уже почти заканчивалась, а за круглым столиком все продолжалось таинственное шептание. Впрочем, говорили уже достаточно громко - просто чтобы слышать что-то сквозь грохот музыки, приходилось наклонять друг к другу головы.
- Сейчас! Хочешь, прямо сейчас! - кричал раскрасневшийся от виски коммерсант, зазывно поглядывая на Алексея.
Цодиков хитро щурился и помалкивал. Алексей улыбался, как девица свахе.
- Ключи есть, чего тянуть. Скажешь свое слово. Если да, то да! Если нет, ну, нет, - продолжал свои ухаживания купчина.
- Поехали! - согласился Алексей. - Стой! А как же эта войнушка?
- К-какая войнушка?
- Ну, весь этот бред со стрельбой и танками? Там на улице безопасно?
- Думаю, что нет. Но какая нам разница? Машина прямо у дверей. Рванем сотку - и всех делов.
Компания вскочила с мест и решительно направилась к выходу. В дверях их остановил Андрей.
- Леша! Ты куда?
- Скоро будем. Э-э… Заканчивайте тут. Мы ненадолго.
Проводив долгим взглядом брата и его друзей, Андрей задумался, куда это они так заговорщицки направились, и в конце концов решил, что скорее всего нюхать недавно появившийся в Москве дорогущий кокаин. Но ни вскоре, ни даже через несколько часов, когда уже разбирали аппаратуру и грузили фургон, Алексей в кинотеатре не появился. Вечеринка давно уже закончилась, уехали техники, и разошлись по домам служащие, а оставшийся с горсткой заспанных волонтеров Андрей все дожидался его возвращения. Как и сутки назад, он снова сидел в фойе этого треклятого кинотеатра, на куче ящиков, усталый, голодный и злой. На руках были билеты на первый дневной поезд и немного денег, привезенных еще из Питера. В голове у Андрея была полная неразбериха, и ему очень хотелось спать.
Закипая раздражением, он сидел и обдумывал свое странное положение.
Они собирались вместе вернуться домой и готовить вечеринку с англичанами из "Spiral Trible" - это раз. Вернувшийся из Индии Гарик взялся пригласить знаменитый транс-клуб в "Тоннель", и планов была превеликая куча. Это два! А в-третьих… Тут Андрей поднялся и вышел на улицу. После полумрака помещения дневной свет дня резанул по глазам, Андрей закурил, нерешительно потоптался на месте, выбросил сигарету и плюнул с досадой. Из уличного таксофона он позвонил Марине и ледяным голосом сообщил о том, что уезжает сегодня один. Ему очень хотелось спросить у Марины, где Алексеи, но он неизвестно почему сдержался и от этого еще больше обиделся на брата. Сама же Марина то ли со сна, то ли от безучастия ничего у него не спросила и вежливо пожелала счастливого пути.
"Уехал, бросил всех, не оставил денег и сам, наверное, уже спит! - распалял себя Андреи. - Однако это на него не похоже, - вдруг подумалось ему. - И как-то уж слишком цинично".
Под мерный шум гудящего таксомотора Андрей дожевывал эти вялые мысли, но так ничего и не решил. Со всеми своими ящиками и коробками он с трудом дотащился до Ленинградского вокзала и только там получил ответ на все вопросы. На перроне стоял Алексеи. Почему-то без дорожной сумки, очевидно, и не думал уезжать. По тому, как он лукаво улыбался, Андрей понял, что брат в отличном настроении и приготовил ему что-то интересное и явно неожиданное. И точно. Победно улыбаясь, Алексей сунул ему в руку пачку денег и, обняв за плечо, отвел в сторону.
- Андрей! Я остаюсь.
Андрей промолчал и сдержанно улыбнулся.
- Тут вот какое дело, - заторопился Алексей, видя его упадочническое настроение. - Есть место. Место и деньга. Я буду строить в Москве клуб. Сегодня все решилось. Я давно мечтал сделать все сам. От первого винтика до вывески. Чтобы никто не путался под ногами. Ты извини, Олег и Денис твои друзья, но пока мы строили "Тоннель", была пара моментов, когда мы едва не подрались из-за дизайна. Тут все иначе. Я буду все делать только так, как сам хочу. Пойми, я давно мечтал о таком проекте! Там место колоссальное. Я даже название придумал за утро - "Титаник". Что думаешь?
Кисло улыбнувшись, Андрей пожал плечами и опять ничего не ответил.
- Да ладно тебе! - заулыбался Алексей, разгадав причину его обиженного молчания. - Держи выше нос! Скоро увидимся! Я буду звонить, позже сообщу подробности. Передавай всем привет!
Поезд громыхнул железом и тронулся с места. Андрей вскочил в вагон. Москва поехала в сторону, и состав медленно поплыл по железной дороге.
- И еще! - бодро крикнул Алексей в еще открытую дверь тамбура. - Считай, что мы просто открываем второй фронт! Идет?! Держись там! Но пасаран!
7
После возвращения Андрея из Москвы жизнь его, и без того представлявшая собой невероятную смесь дня и ночи, и вовсе превратилась в бесконечный хоровод безумств и развлечений. Он стал неузнаваем, словно сорвался с привязи. Результатом этой странной перемены в нем явилось то, что очень скоро его мягкие и добрые черты характера были подавлены внезапно объявившейся невыносимой резкостью, он сделался заносчив, дерзок, гневлив и своенравен. Оставшись один, без довлевшего над ним авторитета старшего брата он вцепился обеими руками в собственное "я" и принялся тянуть его, растягивая до невообразимых размеров. Юношеский максимализм, подогреваемый пылкой любовью, и внезапно открывшиеся перспективы делать отныне все как захочется пьянили его и заставляли друзей изумляться.
Но интересовало ли его это? Нет, конечно же нет. Денис и Олег морщились, но терпели своего околдованного друга, а до остальных ему и дела было мало. Играючи он сорил хорошим отношением к себе и очень скоро снискал славу непредсказуемого и циничного эгоиста.
Но ярче всего эта дремлющая в каждом распущенность вспыхнула в его горящем любовью сердце. Он превратился в настоящего тирана, изводящего предмет своей любви придирками. Если в начале их романа он не желал даже думать о том, как Марина жила до встречи с ним, то теперь он стал повсюду натыкаться на живые следы ее прежней жизни и оттого мучительно ревновать ее к этому прошлому, пытаться уничтожить его, запретить и заставить забыть. Зеленоглазое чудовище ревности пропитало ядом его мнительный разум, и он следил за возлюбленной, подозревал, требовал отчета и устраивал невыносимые сцены. Ему хотелось того, что было никак невозможно, и подчас он ждал от нее больше, чем она могла ему дать.
Сам не понимая, что с ним происходит, Андрей самоутверждался этой дикостью и таким странным способом соединял свою безумную жизнь в ночном клубе с тихим бытом Марин иного дома. Так они и жили среди людей, любя и постепенно сходя от этого с ума. Нервы, скрученные в тугой узел, все чаще рвались, они невыносимо ссорились, расходились, сходились, только что не дрались. Андрей оказался не способен снести того, что он у нее далеко не первый, и как-то бес ревности загнал его в такой угол, где он едва не погиб. Однажды, гоняясь за Мариной по городу, он, к своей досаде, не застал ее дома и, осененный внезапной догадкой, помчался за ней на дачу, за сто километров. Но когда выяснилось, что и там никого нет, он взорвался яростью, а возвращая сь обратно в густом тумане, безумный ревнивец так бешено гнал машину, что слетел с дороги и лишь чудом не снес выплывшее из сумрака дерево.
Но весь этот бред творился только в его личной жизни - так он общался с людьми, так любил и так отдыхал в кругу своей новой семьи. Что же касалось его дел, то глубокое любовное безумие и эксцентрические выходки вовсе не мешали ему, а даже наоборот - усиливали эффект производимых действий. В полном смысле этого слова настоящей семьей для него и его друзей мог быть и был только клуб. Только его они любили, варясь в нем сутками, на непрекращающемся яростном огне. Клуб был на фантастическом подъеме, и все в нем дышало жизнью.