Так он и жил двумя жизнями. Одной с ней, другой в пьянящем разврате подземного мира, но страсть к бесконечным наслаждениям уже давно перевесила в нем былую любовь к ее тихому дому, и их счастье полетело в пропасть конца.
Была еще одна причина, отравившая это яркое счастье. Он взвалил на себя слишком тяжелый груз ответственности за ее ребенка, а после бесился и трусил себе признаться, что не хочет его дальше нести. Тогда, в самом начале их отношений, он суетливо пытался вообразить себя счастливым главой семейства, а потому неизвестно зачем приучал крохотную Лизу называть себя папой. Прошло некоторое время, он добился своего, и девочка к нему привыкла, но он вдруг отчетливо понял - это не его ребенок, чужой, и он его совсем не любит, более того, никогда и не сможет полюбить. Андрей начал ревновать Марину и к этой девочке. Его бесило, что у матери с дочерью есть свой собственный мир, в котором ему нет места и где с его мнением никто не считается.
Еще больше эту трещину расширила Маринина мать. С первого дня его появления она невзлюбила худого и мрачного юношу и продолжала с ним общаться как с посудным шкафом. Тонко чувствуя ее отношение к себе, Андрей понимал, что оно является лишь проекцией тех разочарований, которые принесли все мужчины, бывшие с ее дочерью до него. Острая игла этой брезгливой правды все время колола в сердце и в конце концов продырявила его насквозь. Он попытался подружиться с ее отцом, ездил к нему на дачу, помогал. Потом и это прискучило, Андрей полностью охладел к семейным ценностям и стал абсолютно чужим в их жизни. Лишь изредка по каким-то еврейским праздникам Марина просила его съездить с ней и Лизой к родительскому ужину, там, сторонясь бесед и откровений, он отсиживался за столом, а после всегда жалел потраченного времени.
Сегодня, на зло и на горе, был один из таких родительских дней.
- Марина, - глухо позвал он сидящую на полуссутулившуюся и окаменевшую от обиды Марину. - Марина, ну, ну прости. Чего-то я так…
Марина не отвечала и только мизинцем утирала со щек влажную соль своих горьких обид. Находясь сейчас вместе с ней в этой отвоеванной комнате, Андрей чувствовал себя неимоверно гадко. Он замотал головой и в тысячный раз понял, что это конец и ему не сбежать из этой тюрьмы собственных ошибок. В одной комнате сидела плачущая Марина, в другой плачущая Лиза, оставались еще крохотная кухня с искусственными цветами и наполненная телефонным трезвоном гостиная. Но и там, и тут - везде было тошно, он сжег чувство радости, в доме стоял плач и царило уныние.
Из этой удушающей безысходности был лишь один выход. Андрей посмотрел в коридор на входную дверь.
- У моих родителей, если ты помнишь, - тихо и бесстрастно произнесла Марина, - сегодня годовщина свадьбы. Я купила подарок, так что очень тебя прошу не портить всем праздник. Собирайся. Я одену Лизу.
- Если это праздник, - глухо пробурчал Андрей, - то что же тогда серые будни.
- Вся моя жизнь с тобой превратилась в серые будни, - грустно призналась Марина.
Ужин в тесной хрущевской квартире уже сам по себе не сулит ничего приятного, а ужин в такой обстановке, да еще и в компании пожилых интеллигентов, презирающих никудышного сожителя своей несчастной дочери, - это просто пытка. Понимая, что нарубил сегодня уже очень много дров, Андрей скрепя сердце отправился с Мариной к родителям. Район, в котором они проживали, назывался Ульянка. Максимально удаленное от центра города, это гетто для малоимущих всегда навевало на него такую тоску, что ему каждый раз хотелось безотлагательно бежать оттуда.
Храня полное молчание, они добрались до родительского дома, поднялись на нужный этаж и оказались перед дверью, к которой была пришпилена открыточка с обручальными кольцами. В сухих поздравлениях Андрея никто не нуждался, поэтому Лиза сразу упала в руки обожаемого дедушки, а Марина отправилась на кухню помогать матери. Оставшись один в парадно декорированном ущелье из шкафов и гарнитурной стеночки, Андрей от нечего делать стал разглядывать праздничный стол и пришел к выводу, что вся эта брежневская застольная классика одинакова для любого случая. В миллионах одинаковых квартир миллионы людей из года в год всю жизнь ставят на столы все те же оливье, мимозу, куриные ноги, заливное, шпроты, и им все равно, что заедать этим набором: похороны, свадьбы, поминки или новые года.
На сегодняшнее торжество Андрей прибыл с голодной резью в желудке, поэтому, придирчиво осмотрев разносолы, воровато оглянулся и быстро погрузил руку в блюдо с жареной курицей. Когда заложник страсти уже дожевывал украденный кусочек, двери распахнулись, и в комнату вошла красная как самовар Лизина бабушка. Маленькая Лиза хитро выглядывала у нее из-за спины и строила веселые рожицы. Аппетит Андрея как рукой смахнуло.
- Молодой человек! - гневно протрубила красная бабушка - Лиза рассказала мне страшные вещи! Как вы смеете портить ее любимые игрушки?! Вы что, дикарь? Я давно подозревала в вас одни дурные наклонности, но всему есть предел.
Проглатывая вставшую поперек горла курятину, Андрей не нашелся с ответом и мысленно послал всех присутствующих к черту.
- Мама, прошу тебя! - В комнату пошла Марина. - Мы сами разберемся.
- Му, тогда прошу всех к столу, - меняя интонацию на покорно-оптимистичную, шутливо скомандовала бабушка, но, повернувшись к Андрею, тихо прибавила: - Хотя вы, молодой человек, как я вижу, уже успели подкрепиться.
Испытывая многообещающий прилип отвращения, Андрей смолчал и демонстративно уселся за дальний край стола. Начался торжественный прием пищи. Понимая, что ничего хорошего уже не будет, Андрей нагреб себе кучу закусок и низко склонился над тарелкой. В полном молчании все чинно жевали и тихо звенели приборами. Ели долго, не торопясь, подкладывали добавку, запивали. По мере насыщения микроклимат теплел, и семейный айсберг с противоположной стороны стола начал оттаивать. Уже к концу холодных закусок Лиза рассказала вызубренный стишок, а Марина вручила родителям десятилитровую хрустальную вазу. Молодожены выпили водочки и повеселели.
Когда подали горячее, обстановка в гостиной и вовсе разрядилась, но тут случилось непредвиденное, и праздник покатился в неправильном направлении. Андрей надеялся отсидеться на дальних рубежах застолья, но бабушка прищурилась, определила расстояние, щелкнула под столом помповым ружьем и начала обстрел.
Это было ее личное ноу-хау, особая глумительная технология, изображающая разговор с любимой дочерью о несуществующем в реальности персонаже, гнусном позоре человечества, примитивном одноклеточном червяке, сухом кроличьем дерьме. Это был разговор о нем.
Андрею как-то сразу стало легче, теперь уже не к чему было притворяться.
Действие этого акта под горячее стало быстро приближать всю комедию к финалу. Выслушивая о себе в третьем лице много нового и поучительного, Андрей только сдерживал дыхание. Видя, что назидание не идет впрок, бабушка сменила помпу на ручные фанаты и закидала его убийственными метафорами. Андрей заскрипел зубами, но и тут сдержался.
В разгар этого непринужденного веселья слегка захмелевший дедушка заскучал и неожиданно предложил ему выпить. Еще полгода назад, впервые оказавшись в этой квартире, Андрей обратил внимание на громоздящуюся в серванте уменьшенную модель Эйфелевой башни. Замысловатая бутылка метровой высоты содержала в себе ликер "Гальяно", необыкновенно желтого цвета и, судя по всему, такого же необыкновенного вкуса Это был любимый бабушкин ликер, который она предпочитала цедить наперстками. Сейчас, поднимаясь в атаку, Андрей кинулся к этому желтому снаряду, схватил его, как противотанковое ружье, прицелился в бабушку и начал разливать.
Месть - то блюдо, которое подается холодным. Надеясь на то, что в больших дозах "Гальяно" имеет очень мерзкий вкус, Андрей до краев наполнил им высокий дедушкин стакан, а после придвинул к бабушке только что подаренное ей хрустальное ведро и влил в него оставшуюся пару литров ликера.
Над пиршественным столом повисла гробовая тишина.
- Ну что же, можно и выпить. Долгие лета! - ядовитым голосом произнес Андрей, вытряхивая на дно фужера последние капли любимого бабушкой нектара
Он поднял этот пустой фужер и сквозь желтые разводы на его стенках дерзко посмотрел на противоположную часть стола
- Дурацкая выходка, молодой человек, - ледяным тоном сообщила бабушка.
- Пей до дна! - радостно запищала Лизочка, кидая в желтый бассейн мандариновую корку.
- Мама, - в ужасе шепнула Марина.
- Спасибо за угощение, - резанул ее шепот Андрей. - Было неплохо. Но буду прощаться. Всего.
Он встал, опрокинув стул, и выбрался из тесной комнаты.
- Мама, Лиза останется у тебя, я позвоню! - кричала где-то сзади Марина. - Лизочка, я завтра приеду, слушай бабушку…
Выйдя из подъезда на морозный воздух, Андрей так хлопнул дверью, что грохот прокатился по темному двору. Марина догнала его, когда он уже ловил машину на замерзшей улице. Машин не было. Не приближаясь друг к другу, они долго стояли, потом еще дольше шли по спальным кварталам. В конце концов их подобрало случайно объявившееся такси, и мрачные новостройки медленно поплыли в запотевших стеклах машины.
Все это время они молчали. Даже не смотрели друг на друга. Молчали, но уже как-то по-новому, тяжело дыша, нехорошо. Нехорошее молчание нарушила разъяренная Марина:
- Ты что, дурак? Зачем ты сделал эту' гадость? Ты не имеешь права так обращаться с моими родителями. Тебе нужно врачу показаться. Ты психованный придурок, неврастеник и идиот! Я много видела психов, но ты круче всех! Надо ж е быть таким идиотом, чтобы…
Не успев закончить свою гневную тираду, Марина ойкнула, и тут же в теплый салон ворвался вихрь студеного ветра. На полном ходу Андрей рванул дверь и, зажмурившись, выпрыгнул из машины. Водитель ударил по тормозам, заматерился, машина мягко скрипнула резиной колес и остановилась. Возле распахнутой двери закружился снежный волчок.
Прокатившись кубарем несколько метров, Андрей вскочил на ноги и, прихрамывая, побежал по снежному полю по направлению к сияющему огнями далекому проспекту.
- Андрей! - разрезая сердце, закричала Марина.
- Эй, ты, мудак! - орал выскочивший водитель. - Голову свою не забудь!
- Андрюша!!! Андрей! Прости!
Тяжело дыша и размахивая руками, Андрей бежал по нетоптаному искрящемуся снегу, падал на колени, вскакивал, оглядывался и продолжал бежать. Последний раз с таким же надрывом он бежал пять лет назад во время зимнего марш-броска по заснеженной казахской степи. Тогда он задыхался от тяжести навешанного вооружения, но, обливаясь потом, доказывал себе, что сможет, как и все, пробежать эти пять километров под высоким куполом байконурского неба. Сердце выскакивало из груди, слезы яростного отчаяния текли по ледяным щекам, и в обморочной усталости ему казалось, что он умирает, но он продолжал бежать, как обезумевшая от хлыста ездовая собака, и добежал-таки до затерявшейся в снежной пустыне точке сбора.
Сейчас же, в расстегнутой куртке, без шапки, Андрей бежал по заснеженным помойкам юго-запада Петербурга, и из разодранной во время падения руки сочилась кровь. Ничего не чувствуя и не видя перед собой, он бежал, и только одна мысль стучала пульсом в его голове: "Все! Конец. Больше не могу. Не хочу. Не люблю. Ненавижу".
Без денег и документов, в заляпанной кровью одежде, страшный лицом и разбитый усталостью, он добрался к утру до Суворовского проспекта, поднялся на пятый этаж своего дома и увидел ее. Марина стояла у стены, бледная и испуганная, напоминающая дух страдания. Увидев ее блестящие от слез глаза, Андрей неожиданно ясно вспомнил тот самый день, когда вот так же на лестнице она отдала ему свое сердце. Тогда было жаркое лето, светило солнце, и радостно стучало в его руках это трепещущее сердечко. Сейчас же, серым февральским утром, он, пустой и разорвавший за ночь душу, смотрел на нее с остывшей болью в глазах. Подняв руку с ключом, как святой крест, онемевший от пережитого, Андрей промаршировал мимо нее и отпер взвизгнувший замок.
- Андрей, - тихо позвала Марина. - Андрей, - более настойчиво заиграл ее голос.
- Я больше ничего не хочу, - тихо шепнул он, скрываясь за дверью.
- Ты не можешь так со мной!
Выглянув из-за стального укрытия, он покачал головой:
- Не могу.
- Андрей. Андрей. Андрей!!!
Звонок звенел еще около часа, потом все стихло. Андрей поднялся с пола, сбросил одежду и зажег свет во всех комнатах. Родители на даче, Алексей в Москве, он снова дома, один. Дом, милый дом, как хорошо в его пахнущих индийскими благовониями покоях. С интересом отмечая изменения, произошедшие за время его долгого отсутствия, он прошелся по комнатам, нашел сигареты, закурил, вскипятил воды, напился чаю, потом наткнулся на себя в зеркале и замер от ужаса. Из темного стекла на него смотрел испуганный и изможденный, невозможно худой человек, с темными кругами вокруг наполненных печалью глаз. Вся его фигура как- то сгорбилась, он ужаснулся своему жалкому виду и дотронулся пальцами до собственного отражения. Худой и небритый человек в зеркале попытался улыбнуться.
- Иди спать, - неожиданно сказал он Андрею. - Все кончено. Теперь тебе нужно жить самому. Без нее.
- Без нее, без нее, - повторяя на разные лады, зашептал снова впавший в тревожное состояние безумец, лунатически перемещаясь по комнате.
Не раздеваясь, Андрей повалился на кровать и не успел закрыть глаза, как кто-то вытащил все скомканные мысли из горящей головы, и он лишился чувств.
Не видя снов, не помня печали, Андрей проспал в тишине своей крепости целый день. Негреющее солнце этого дня встало над замерзшим Петербургом, прокатилось по его свинцовой крыше и снова грохнулось за город, когда он только открывал глаза. Необыкновенная тишина и покой благотворно подействовали на его состояние, Андрей проснулся с улыбкой и окончательно пришел в себя в горячей ванне.
- Жизнь продолжается, - неуверенно предположил он, разглядывая в зеркале результаты собственной! реставрации.
- А то! - лукаво ухмыльнулся ему типчик в зеркале.
- Давненько я не видел своих друзей по шоу-бизнесу. Где Олег? Где Денис? Где все? Где мой клуб? Где, черт возьми, я сам?
Жизнь снова показалась ему молодой и привлекательной особой, с которой можно поразвлечься. Стараясь даже не думать о финале собственной любовной пьесы, он решил немедленно мчаться в клуб и поскорее обнять подземных братьев.
В ответ на эту мысль на столе пугающе громко зазвонил телефон.
- Да! Алло! Кто это? Кто… - Отодвинув от себя трубку, Андрей посмотрел на нее с ненавистью и затрясся всем телом. - Да! Нет! Нет, не хочу, плевать, ну и что, к черту! Не хочу!! Оставь меня в покое!!! Я тебе все сказал! Нет! Нехочу!!!
Грохнув трубкой по аппарату, Андрей выругался. Вспыхнувшая порохом нервозность враз вернула его во вчерашнее унижение. Татарин на четверть крови, он мстительно нахмурил брови, но тут же сломался, сел и ощутил тяжесть навалившегося зла Он был слишком слаб, чтобы после случившегося летать гордым орликом. Слишком болен духом.
Телефон зазвонил снова. Андрей мучительно зажмурился и, выждав десять звонков, ответил:
- Не звони мне больше никогда. Что? Кто? Извините, кто?
Звонил ему какой-то человек и, ссылаясь на общих знакомых, предлагал встретиться, обсудить предложение про какой-то клуб или еще про что-то. Не разобрав ничего толком из того, что сказал собеседник, Андрей согласился встретиться и повесил трубку.
- Меня ждет "Подземелье черных козявок", - немного повеселев, сообщил он сам себе.
Это детсадовское название появилось у клуба еще с первых вечеринок, когда сотни ног поднимали в танцполе клубы цементной пыли, и эта пыль забивала носы танцующих крепкими сопливыми козявками.
Собравшись с мыслями, Андреи переоделся во что смог найти и отправился в Подземелье.
Своя, понятная, не замирающая ни днем ни ночью жизнь встретила его, как родной дом. Вернувшись в чистый, лениво отдыхающий перед выходными клуб, Андрей быстро отогрелся сердцем. Олег и Денис строили в офисе планы празднования грядущей годовщины клуба, Данила Ди Каприо чинил залитую кока-колой кассу, а в ярко освещенном танцполе техники "Мосфильма" готовили киноаппаратуру для съемок.
- Что за киношники? - поинтересовался Андрей, разглядывая столичных кинодеятелей.
- Тебя не было, - лениво отрапортовал Денис. - Снимают фильм "Музыка для декабря". О чем - непонятно, бред, наверное, но нам без разницы. Дали денег, попросили несколько съемочных дней. А ты как? Что-то вид у тебя невеселый.
- Вчера повеселился, до слез, - хмуро признался Андреи.
- Знаешь, - сказал ему Олег после рукопожатия, - сегодня раз десять звонила Марина…
- Олег, не нужно об этом. Не хочу.
- Как скажешь. Не мое дело. Но я очень рад тебя видеть, дружище. У нас масса дел и, право, хорошо, что ты снова с нами.
- Я ушел от нее.
- Что? Ушел? Как ушел?
- Убежал. Так получилось. Я в ней запутался, как в сетях.
- Бывает.
Олег тепло обнял друга за плечи, а когда отпустил, в его правой руке уже была бутылка мартини.
- Сердечные раны нужно промывать бухлом, а не слезами, - наставительно заявил многоопытный в делах любви Назаров. - Сейчас обработаем.
- Вот за это я тебя люблю, Назарчик! - засмеялся Андрей. - Ты никогда не бросишь друга в биде.
Олег жизнерадостно ухмыльнулся и, приготовляя всем коктейли, серьезно сообщил:
- Ты знаешь, до встречи с Аннетой я сам хлебнул ревучей страсти. Так что давай выпьем за муки любви.
Друзья потерлись пластмассовыми стаканчиками и состроили гримасы порочного наслаждения.
Но больше всех воскрешению Андрея обрадовался молодой Ди Каприо. За те две недели, что они не виделись, Данила успел соскучиться по другу, и сейчас, пока Олег отпаивал страстотерпца, он скороговоркой выкладывал ему клубные новости, а после того, как вермут закончился, принялся утешать на свой манер.
- Не переживай. Такое дело, тебе нужно развеяться. Забудь. Кругом баб немерено. Ты просто никого не замечаешь, смотришь куда-то в потолок. У меня есть пара-тройка проверенных малюток, - перешел он на доверительный шепот, - будешь в настроении - поджарим их как следует, сразу полегчает.
В офисе загремел огромный шахтный телефон в противовзрывном металлическом корпусе. Данила поднял трубку с откидным рупором, послушал и протянул Андрею:
- Тебя.
Андрей побледнел и отшатнулся.
- Там какой-то человек, насчет какого-то клуба, тебя спрашивает, - успокоил Данила. - Второй раз звонит.
- А, да! - просветлев лицом, обрадованно вспомнил Андрей. - Алло, да, хорошо, где, через час? Буду.
Олег, Денис и Данила с интересом ждали разъяснений.
- Интересная история, - сообщил друзьям повеселевший Андрей. - Какие-то люди хотят построить клуб. Зовут обсудить. Данила, послушай. Сделай одолжение. Не бросай меня одного. Поехали со мной.
- Да куда хочешь, генацвале, - радостно согласился Ди Каприо. Телефон загремел опять, но на этот раз трубку взял Олег.
- Алло, да. Привет, Марина. - Олег пронзительно посмотрел Андрею в глаза, но тот затряс головой и стал пятиться из офиса. - Нет, нет. Его нет. Был. Ушел. Ничего не сказал. В каком настроении?