Совершенное таким образом чрезвычайно важное изменение на самом деле давало исключительно большие права непосредственным руководителям отдельных издательств и органов печати. Вряд ли было случайным совпадением и то, что сразу после того Яковлев организовал настоящую массовую кампанию назначения преданных ему людей на руководящие посты в области культуры, посты директоров издательств, ответственных редакторов важных газет и журналов и т. д. Как правило, они являлись убежденными противниками социализма, руководящей роли и даже самого существования Коммунистической партии и считали, что так же безотлагательно следует предпринять соответствующие "радикальные" меры и в этом направлении. Такими были, в частности, новоназначенные ответственные редакторы пользующегося исключительной популярностью ежемесячного литературного Журнала "Новый мир", еженедельного массового журнала "Огонек", газет "Московские новости", "Советская культура", "Вопросы литературы".
Наряду с этим, на пост заведующего отделом культуры ЦК КПСС был назначен Юрий Воронов, министром культуры - Василий Захаров. Юрия Афанасьева (позже перешедшего в "лагерь Ельцина) сделали заведующим Московским государственным историческим архивом. Все они сыграли чрезвычайно важную роль в разразившейся вскоре после того исключительно широкой и крайне яростной пропагандистской кампании. Ее целью стало не только "полное отмежевание" от всего, связанного с именем и деятельностью Сталина, но и проведение такого рода "реформ", которые оставили бы "за бортом" политической жизни Коммунистическую партию, ее идеологию и роль в обществе.
Горбачев и Яковлев лично определяли основное содержание и цели этой кампании и непосредственно руководили практическим осуществлением политики так называемой "гласности". Роль в этой политике новоназначенных ими руководителей в сфере культуры, средств массовой информации, а также разделяющих их взгляды кругов и групп интеллигенции сводилась к тому, чтобы, с одной стороны, подвергать унизительной и компрометирующей критике деятельность партии и правительства, а с другой - всячески препятствовать любой попытке ответа, возражения или сопротивления с их стороны. Обвинения в "сталинизме", как правило, были среди самых любимых и чаще всего применяемых пропагандистских приемов в этом направлении. В своей книге "В Союзе советских писателей" авторы Джон и Кэрол Шеппард делятся на сей счет впечатлениями о том, что еще во второй половине 1989 года Яковлев лично распорядился выпустить большим тиражом мемуары Анастаса Микояна, содержащие критику в адрес Сталина и его роли во Второй мировой войне.
* * *
Официальным моментом поворота к "новой политике гласности" считается речь Горбачева в Краснодаре в сентябре 1986 года. Она и послужила открытым сигналом "сверху" для активизации всех сил и видов деятельности антисоциалистической направленности. В этом, в общем-то, небольшом городке, находящемся сравнительно недалеко от его родного Ставрополя, Горбачев, по всей видимости, чувствовал себя "почти что дома" и поэтому довольно спокойно и безопасно. Речь транслировалась телевидением по всей стране, что, без сомнения, указывало на ее программный характер и значение.
"Основными противниками и препятствиями на пути реформ" в ней были объявлены "бюрократия в министерствах и консерваторы в партии".
В этой связи тогдашний генеральный секретарь ЦК КПСС весьма недвусмысленно подчеркнул, что "партия служит народу, людям, и ее руководящая роль не является некой раз и навсегда предоставленной ей привилегией. Я напоминаю это тем, которые это позабыли".
В той речи Горбачев впервые обращается к понятию "демократизация" и призывает к ее осуществлению на деле.
В своей совместной книге "Время перемен. Изменения в России взглядом человека изнутри" (1989 г.) Рой Медведев и Джульетто Кьеза отмечают, что краснодарская речь Горбачева была воспринята как подлинная сенсация. По их мнению, она широко открыла двери для всякого рода критики в адрес партии. Первостепенное внимание обращалось на отрицание Сталина и "сталинизма". В действительности, как это полностью стало ясным несколько позже, как на Западе, так и в СССР во время Горбачева, отрицательное отношение к Сталину первоначально было нужным в качестве необходимого прикрытия последующего отрицания и Ленина, а также и всего учения социализма и его общественной практики.
В этой связи в 1986 году началось издание всех ранее запрещенных произведений, содержащих критику в адрес Сталина и времен его правления. Созданный в 1984 году фильм режиссера Тенгиза Абуладзе "Покаяние", посвященный репрессиям 30-х годов, был показан в Москве сначала перед ограниченной зрительской аудиторией. По мнению Роя Медведева, сам факт показа этого понравившегося лично Горбачеву фильма являлся, скорее, явлением политическим, чем чисто культурным, неким своеобразным "поворотным пунктом".
В московском Театре им. Ленинского комсомола состоялась премьера пьесы драматурга Михаила Шатрова "Диктатура совести", также известная своей антисталинской направленностью. Несмотря на возражения Егора Лигачева, Горбачев также лично одобрил публикацию произведения Анатолия Рыбакова "Дети Арбата".
Не принимая во внимание отрицательное мнение председателя Союза писателей СССР, ежемесячник "Новый мир" объявил, что с 1987 года начнет печатать запрещенный в Советском Союзе роман Бориса Пастернака "Доктор Живаго". Как весьма показательный знак было воспринято и личное решение Горбачева возвратить в Москву из ссылки известного диссидента Андрея Сахарова.
Все эти действия вызвали единогласные приветствия со стороны Запада. В то время лишь официально аккредитованный в Москве журналист, коммунист из США Майк Давыдов, был чуть ли не единственным человеком (в том числе и в рядах международного коммунистического движения), позволившим себе - на фоне всеобщих одобрений - заметить, что никогда еще до сих пор держащая бразды правления в стране партия не передавала сама в руки сил, стремящихся к ее уничтожению, такой ресурс власти как средства массовой информации. Это было сделано только лидерами КПСС и СССР во время Горбачева.
После XXVII съезда Горбачев окончательно отошел от линии Андропова и от его взглядов о необходимости перемен внутренней жизни, стиля и методов руководства партией. Как в случае с "гласностью", так и по этим вопросам он, по всей видимости, сумел весьма умело прикрыть процесс своего отказа от первоначально объявленного курса столь энергичной и многословной риторикой, что подлинные цели совершенного им поворота для многих начали выявляться лишь в 1987 году.
По материалам исследования "Конец однопартийной системы" (1994 г.) историка Г. Джилл, в то время и в самой партии и вне ее бытовало почти единодушное мнение, что в партийной жизни имелся ряд серьезных организационных проблем. Такими считались сервильность, угодничество и приспособленчество, политика подбора и выдвижения кадров, основанная на личной преданности вышестоящему руководителю, и растущая коррупция, особенно в некоторых национальных республиках.
Почти в стиле мышления Андропова, первоначально Горбачев заявлял, что только на пути повышения требовательности, дисциплины и прозрачности, общественного обсуждения всего происходящего в партии и государстве, можно добиться преодоления и устранения всех этих отрицательных явлений. По этой причине XXVII съезд партии принял новый устав, предоставляющий возможности для большей открытости, критики и самокритики, повышенной ответственности и коллективизма.
Однако вместо того, чтобы проводить в жизнь принятые съездом решения и воспользоваться более широкими возможностями действий, Горбачев в сентябре 1986 года вдруг резко повернул на совершенно иной путь, внезапно призвав саму партию "перестроиться". Это явилось полной неожиданностью для ее членов, поскольку в установках съезда содержались положения о перестройке общества и укреплении партии. К тому моменту на местах выявились уже первые признаки недовольства и несогласия с политикой власти у самых разных, в том числе рядовых членов партии.
* * *
Наряду с такими шагами в области внутренней политики и идеологии Горбачев предпринял и некоторые сомнительные инициативы на международной арене. Как в других направлениях, так и здесь первоначально не было заметно каких-то резких различий с известными принципами и целями советской внешней политики. Так, до 1987 года и даже некоторое время после важное место в ней продолжали занимать, например, принципы и практика поддержки народов, борющихся за национальное освобождение. И все же, несмотря на отсутствие каких-либо существенных отклонений или изменений, в этой области также происходили определенные сдвиги.
Как и в других сферах общественно-политической жизни, первые признаки в этом направлении стали проявляться сначала в области соответствующей терминологии и риторики.
В первых речах программного значения в апреле 1985 года у Горбачева не было даже и намека о каких-либо компромиссах империализму. Тогда только что избранный генеральный секретарь резко осуждал его за опасное обострение международной напряженности и непрерывные подрывные действия против стран социализма. Но уже к осени того же года сами слова "империализм", "капиталистические страны" и "национальное освобождение" стали исчезать из словаря публичных выступлений и речей Горбачева, хотя они полностью сохраняли свой смысл, роль и значение в реальном мире. Это становится предельно ясным на примере анализа как подготовительных материалов, так и самих документов состоявшегося в 1986 году XXVII съезда КПСС. В политическом докладе генерального секретаря термин "империализм" упоминался всего лишь раз в связи с положением в Афганистане. А вскоре после того в программном материале "Перестройка - новый способ мышления о нашей стране и о всем мире" (1987 г.) Горбачев уже формулирует тезис о том, что "новое мышление" накладывает "необходимость деидеологизации" внешней политики. По его мнению, это предполагает замену понятий классовой борьбы, солидарности и эксплуатации трудящихся идеями об "определяющем значении" неких "вечных человеческих ценностей" мира и сотрудничества.
В свое время Ленин определял сущность правого оппортунизма как отступление и отказ от основных принципов, прежде всего - классовой борьбы, во имя достижения некоторых уступок временного характера. Это предполагает также допущение уступок и компромиссов в отношении классового врага в надежде найти более быстрые и более легкие способы и пути достижения прогресса в международных отношениях.
В этом плане Горбачев сначала предпринял некоторые изменения преимущественно риторического и терминологического характера, за которыми последовали и совершенно конкретные практические шаги в сфере внешней политики. Вначале был ряд инициатив "о поддержке мира и разоружения", как они тогда, по крайней мере, воспринимались. Некоторые из них поражали масштабами проявлений "смелости" и "новаторского" подхода к проблемам. Так, например, Горбачев в одностороннем порядке прекратил ядерные испытания с советской стороны и значительно сократил число ракет средней дальности, направленных на цели в странах Западной Европы. Они, кстати, считались практически недосягаемыми для средств противоракетной обороны.
На встрече на высшем уровне с Рейганом в Женеве Горбачев приложил большие усилия к "размораживанию" двусторонних отношений СССР и США. Он сделал также и "радикальное" предложение о 50-процентном сокращении всех стратегических вооружений, к выполнению которого опять же приступил в одностороннем порядке.
С одной стороны, все эти инициативы и впрямь приводили к уменьшению международной напряженности, в связи с чем возрастала и популярность Горбачева во многих странах мира. Вместе с тем немало людей, особенно за стенами Кремля, со временем стали испытывать чувство нарастающего беспокойства, вызываемого прежде всего тем обстоятельством, что уступки СССР перед США делались преимущественно в одностороннем порядке, при котором Советскому Союзу взамен, как правило, ничего не доставалось.
К началу 1986 года эти односторонние уступки стали принимать уже новые формы и измерения. К тому же они происходили в период, когда после 1981 года администрация Рейгана резко повысила военные расходы. Одновременно с этим ее пропаганда неустанно трубила на весь мир о так называемом "нулевом варианте", всячески превознося его и называя чуть ли не самым благотворным предложением по оздоровлению международной обстановки в мире. Однако суть его на деле сводилась к тому, что СССР предлагалось убрать с Европейского континента свои ракетные установки взамен на обещание со стороны США не размещать там свои новые ракетные вооружения в будущем. При этом из счета как бы совсем выпадали такие же вооружения армий НАТО западноевропейских союзников.
"Нулевой вариант" на деле был ничем иным как ходом чисто пропагандистского характера. При помощи его США старались, с одной стороны, подвигнуть СССР и дальше на путь односторонних уступок, дающих новые преимущества Западу в военно-стратегическом плане. С другой стороны, таким образом они пытались предстать перед мировой общественностью некими "поборниками здравого смысла", искренне стремящимися к прочному миру на земле. Наверняка правящие круги США и Запада в целом по-настоящему удивились, когда вскоре после прихода к власти Горбачев отошел от прежней отрицательной советской позиции по "нулевому варианту". В опубликованном программном заявлении генерального секретаря КПСС по вопросам советской внешней политики, сделанном на состоявшемся 16 января 1986 года Пленуме ЦК, было внесено предложение о полном устранении ядерных вооружений до 2000 года. Наряду с этим принимался и "нулевой вариант" Рейгана.
И все же, если бы Горбачев остановился только на этом, а впоследствии на основе своих предложений начал переговоры с США о соответствующих уступках с их стороны, то можно было бы полагать, что его инициативы могли все-таки привести к определенным положительным результатам. Однако в продолжение следующих девяти месяцев после одностороннего отхода советской дипломатии с ее прежней отрицательной позиции по "нулевому варианту", со стороны предполагаемых партнеров так и не наметилось каких-либо соответствующих положительных реакций или предложений. Ни словом на сей счет не обмолвился и сам Рейган во время следующей встречи с Горбачевым на высшем уровне в столице Исландии Рейкьявике.
В общем-то, дело так и не пошло далее множества хороших слов и обещаний, не имеющих, однако, какой бы то ни было практической ценности. По всему было видно, что также не может быть и речи о каком-либо изменении в намерениях США продолжать развертывание своей "Стратегической оборонительной инициативы" (или так называемых "звездных войн").
* * *
К концу 1985 и началу 1986 года наметились также и первые признаки отхода Горбачева от прежних позиций СССР по Афганистану. Как известно, в 1979 году советское правительство приняло решение отозваться на многочисленные просьбы о помощи находящегося у власти законного правительства Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) по отражению все усиливающихся нападений со стороны организованных и руководимых ЦРУ вооруженных формирований местной и иностранной контрреволюционной оппозиции.
В своих усилиях найти пути решения проблем и модернизации одной из беднейших стран мира, НДПА осуществила земельную реформу, предоставив значительную часть имений крупных землевладельцев остальным слоям сельского населения. Женщинам также были предоставлены гражданские и другие права. Предпринята была и кампания по обучению грамоте неграмотных, составляющих более 90 % населения страны.
Однако такие меры правительства были встречены чрезвычайно яростным сопротивлением со стороны крупных феодальных землевладельцев и их вооруженных формирований. Опубликованные в 1981 году документы, доказательства и репортажи о подлинном положении в Афганистане и вышедшее в свет в 2001 году в Нью-Йорке исследование Филиппа Боносского "Тайная война Вашингтона в Афганистане" дают исключительно красноречивое и достоверное представление о ходе событий в стране. С извращенной демонстративной жестокостью убивали учителей и учительниц, обучающих девочек-школьниц. Имеются достаточно убедительные доказательства, что действия подобного рода проводились контрреволюционными бандами намеренно, по указке ЦРУ, на чью вооруженную и финансовую поддержку они полностью рассчитывали, - с тем, чтобы вызвать в ответ более широкомасштабное вмешательство с советской стороны.
По данному поводу несколько позже Збигнев Бжезинский, советник тогдашнего президента США Джимми Картера по вопросам национальной безопасности, неоднократно заявлял, что в то время "мы совершенно сознательно старались повысить вероятность вторжения Советов в Афганистан". Это цитата из опубликованного в ноябре 2001 года в Нью-Йорке исследования о событиях в Афганистане Панкаджа Мишена.
(В годы после разрушения Советского Союза и системы социализма в ряде своих книг, интервью и выступлений Бжезинский все так же продолжал восхвалять себя и своих руководителей тех времен за их "столь примечательный вклад" в дело организации "афганской проблемы".)
В изданной в 1998 году в Пристонском университете США книге Сары Мендельсон на ту же тему подлинная роль ЦРУ в событиях в Афганистане оценивается как "его крупнейшая секретная операция за весь период после окончания Второй мировой войны".
Ввиду всего этого, политика советского правительства как при Брежневе, так и при Андропове и Черненко, рассматривающая помощь народу Афганистана как закономерное проявление международной классовой солидарности против произвола империализма, является, очевидно, полностью оправданной и справедливой.