Лосось сомнений (сборник рассказов, писем, эссе,а так же сам роман) - Дуглас Адамс 16 стр.


Я уже размышлял об этом сегодня утром, когда Ларри Ейгер рассуждал на тему "Что такое жизнь?". В конце своей речи он упомянул нечто такое, чего я совсем не знаю, а именно такую вещь, как распознавание почерка. И тогда меня посетила довольно странная мысль: пытаться понять, что есть жизнь, а что нет, и где пролегает граница, в некотором роде похоже на распознавание почерка. Прекрасно известно: когда мы с чем-то сталкиваемся - будь то комочек плесени в углу холодильника или что-то еще, - мы инстинктивно знаем, что нечто есть живой организм, а нечто другое - нет. А вот дать научное обоснование подчас бывает чертовски трудно.

Помню как-то раз, уже давно, мне в речи понадобилось дать определение жизни. Решив, что таковое существует, я заглянул в Интернет и был ошеломлен тем количеством определений, которые там обнаружил, причем самых разных! И как все они вдавались в мельчайшие подробности, дабы обязательно упомянуть "это", но не дай бог включить "то". Вы только задумайтесь! Это нечто вроде коллекции, в которую входят и навозная муха, и Ричард Доукинс, и Большой Барьерный Риф - то есть совершенно несопоставимые вещи! Но мы всегда пытаемся обнаружить правила, причем такие, что являлись бы самоочевидными и были применимы всегда и везде.

А теперь сравните это с такой вещью, как распознавание, что есть "А", или "В", или "С". Процесс тот же самый и одновременно совсем иной, потому что вы можете сказать о чем-то, что вы "не совсем уверены, считать ли это формой жизни или не считать, скорее это нечто переходное, на грани живой и неживой природы, а если все-таки живое, то на самой низкой ступени организации, или лучше сказать, почти живое. А может, и вообще нет".

То же самое вы можете сказать и о чем-то из области цифровых технологий: "Считать это живым или нет?" То есть - если воспользоваться фразой, сказанной кем-то до меня, - запищит оно, если на него наступить, или нет? Задумайтесь о вызвавшей столько споров гипотезе Геи. Некоторые спросят: "Жива ли целиком вся планета?" или "Экосфера, жива она или нет?" Все зависит от того, какое определение жизни вы взяли за основу.

А теперь сравните это с распознаванием почерка. В конце концов вы зададите вопрос: "Это А или Б?" Люди пишут буквы А и Б по-разному - кто-то размашисто, кто-то коряво, кто-то мелко. Так что бессмысленно говорить: "Это что-то вроде А, а вон там просматриваются элементы Б" - ведь, если так пойдет, буквы попросту утратят смысл, не напишешь даже такое простое слово, как "арбуз". Так что А, каким бы оно ни было, всегда А, а Б - Б. Но как определить, что есть что? И если вы занимаетесь распознаванием почерка, в ваши задачи не входит распознавание степени соответствия написанного кем-то А или Б. Фактически вы пытаетесь определить намерения автора письма. То есть: А это или Б. Ага, все-таки А! Потому что автор использует его для написания слова "арбуз" - именно это он и хотел написать. Вот и выходит, в конечном итоге, что в отсутствие обладающего намерением творца трудно сказать, что есть жизнь, а что нет, ибо ответ зависит от количества частных определений, которые вы намерены включить в определение всеохватывающее. Без Бога жизнь - вопрос субъективного мнения.

А сейчас я хочу затронуть еще несколько вещей, о которых говорилось сегодня. На меня произвела огромнейшее впечатление речь Ларри (опять Ларри!), когда он говорил о тавтологиях. Дело в том, что мне в свое время задали вопрос, на который у меня тогда не нашлось ответа. Помнится, вопрос застал меня врасплох; я ужасно растерялся и не сразу сообразил, что на это сказать. В общем, как-то раз подошел ко мне один тип и спросил: "Не кажется ли вам, что вся идея эволюции построена на тавтологии? Выживает тот, кто выживает".

Поскольку довод этот построен на тавтологии, он ровным счетом ничего не значит. Я тогда над этим задумался, и наконец до меня дошло, что тавтология - это нечто такое, что ничего не значит, в нее не заложена никакая информация, и поэтому из нее ничего не следует. Вот так мы ненароком и наткнулись на самый главный ответ: это единственная вещь, единственная сила, возможно, самая мощная из всех нам известных, которая не требует, чтобы к ней что-то добавили, не требует никакой внешней поддержки, она самоочевидна и потому тавтологична. И тем не менее порождает на удивление мощное воздействие.

Трудно найти что-либо равное тавтологии, вот почему я поместил ее в начало одной из моих книг. Я свел ее - как мне казалось - до минимума, что весьма похоже на то, с чем вы уже сталкивались ранее, например: "Все, что происходит, происходит; все, что при этом становится причиной чего-то еще, что происходит, становится причиной чего-то еще, что происходит, и все, что становится причиной того, что само происшедшее повторяется, становится причиной того, что само происшедшее повторяется".

Собственно говоря, вам не требуются вторые два определения, поскольку они вытекают из первого, которое само по себе очевидно и к нему больше нечего прибавить. Ибо все вытекает из первого. По-моему, мы наконец нащупали некую фундаментальную истину, против которой невозможно возразить. И обнаружил ее тот самый тип, который назвал ее тавтологией. Верно, так оно и есть, но это уникальная тавтология, которая не нуждается ни в каких добавлениях, зато из нее вытекает удивительный объем информации. Вот почему я считаю ее первопричиной всего сущего во вселенной.

Ну, вот это замахнулся, скажете вы. Но мне почему-то кажется, что я выступаю перед понимающей публикой.

Откуда взялась идея Бога? Как мне кажется, у нас весьма перекошенный взгляд на многие вещи, но давайте попробуем разобраться, откуда он, этот взгляд. Вообразите себе древнего человека - как и все другое, результат эволюции, - он существует в мире, который постепенно начинает прибирать к рукам. Вот он научился производить орудия труда и теперь при помощи этих орудий преобразует свою среду обитания. Вот он производит орудия специально для того, чтобы преобразовывать свою среду обитания.

Для наглядности давайте посмотрим, как человек действует в сравнении с другими животными, посмотрим, как происходит обособление, которое, как нам известно, имеет место тогда, когда небольшая группа - будь то вследствие геологического катаклизма, недостатка корма, перенаселенности - оказывается изолированной от остальных, причем в совершенно иной среде обитания, где идут совершенно другие процессы.

Можно рассмотреть совсем простой пример - группа животных неожиданно оказывается в холодной местности. Нам известно, что всего через несколько поколений гены, отвечающие за густой волосяной покров, выйдут на первый план, и у животных появится густой мех. Древнему человеку, который уже умел производить орудия труда, это уже ни к чему - он расселился по самым разным хабитатам, от тундры до пустыни Гоби. Сейчас он способен выжить даже в таком месте, как Нью-Йорк, и ничего! И все потому, что, стоит ему оказаться в новой среде обитания, он не ждет, что там произойдет через несколько поколений, а сразу берется за дело. Если человек оказывается там, где холодно, и видит животных, чьи гены снабдили их густым мехом, то говорит себе: "Ага, сдерем его!"

Орудия труда научили нас ставить цели, производить вещи и вообще делать то, что помогает нам приспособить мир к нашим потребностям. А теперь вновь представьте древнего человека, который обозревает мир под вечер дня, который он провел за изготовлением орудий. Он смотрит вокруг и видит мир, который ему нравится: позади него горы, в которых имеются пещеры. Эти горы - замечательная вещь, потому что в пещерах можно спрятаться, переждать ливень, и вас там не достанет медведь. Перед ним простирается лес - а в нем полно орехов, ягод и других вкусностей, а еще там течет река, полная воды, такой приятной на вкус, по которой можно плавать на лодках и которая нужна буквально во всем. А рядом родственник Уг, он только что одолел мамонта - мамонты тоже замечательная вещь, их мясо можно съесть, из шкуры сделать одежду, а из костей - оружие, при помощи которого охотиться на других мамонтов. Нет, мир вокруг поистине замечателен, он просто чудо, а не мир!

Но тут у древнего человека находится минута, чтобы поразмыслить, и он думает про себя: "Да, в интересном мире я, однако, живу!" После чего задает себе коварный вопрос, вопрос совершенно бессмысленный и ошибочный, но он возникает потому, что такова уж человеческая природа, таким уж человек стал в результате эволюции, оттого он и процветает, что привык задавать вопросы. Человек - производитель вещей смотрит на мир и спрашивает себя: "А кто его сотворил?" Действительно, кто его сотворил? - вам понятно, почему это коварный вопрос.

И древний человек берется рассуждать: "Существует лишь одно-единственное известное мне существо, которое производит вещи. Поэтому тот, кто сотворил этот мир, должен быть гораздо больше, гораздо сильнее и обязательно невидим, но похож на меня, и раз я силен и тоже делаю вещи, то этот кто-то - мужчина, как и я". Вот мы и получили идею Бога. В общем, потому, что мы делаем вещи, и не просто так, а чтобы с их помощью сделать что-то еще, древний человек спросил себя: "Но раз он это сделал, то зачем?"

Вот тут-то мы и рискуем угодить в настоящий капкан, не случайно древний человек подумал: "Этот мир так хорошо мне подходит. В нем есть все для жизни, он кормит и оберегает меня. Нет, этот мир мне здорово подходит!" И человек делает неизбежный вывод: кто бы ни сотворил этот мир, он сотворил его ради человека.

Это все равно как если представить лужу, которая просыпается однажды утром и думает: "Какой, однако, интересный мир вокруг меня, и какая интересная ямка! Как, однако, она мне подходит! Нет, она просто потрясающе мне подходит; не иначе как она сделана специально для меня!" Признайтесь, это такая мощная идея, что даже несмотря на то, что солнце встает в небе, и воздух прогревается, и лужа постепенно усыхает, становясь все меньше и меньше, она тем не менее продолжает цепляться за убеждение, что все идет к лучшему, потому что этот мир создан специально для нее, построен специально для нее, и потому никак не ожидает того момента, когда исчезнет окончательно.

Как мне кажется, мы всегда должны быть начеку, ожидая этого момента. Нам ведь прекрасно известно, что в один "прекрасный" момент в будущем наша вселенная перестанет существовать и что в другой "прекрасный" момент, гораздо ранее первого, хотя пока еще и отдаленный от нас, наше Солнце взорвется.

Кто-то скажет, что впереди у нас еще уйма времени, но, с другой стороны, утверждать такое довольно опасно. Задумайтесь, какие катаклизмы могут произойти 1 января 2000 года! Давайте не будем притворяться, будто нам неизвестно, что грядет конец века. Как нам кажется, следует в ином масштабе взглянуть на то, кто мы такие, что мы здесь делаем - если, конечно, нам хочется и дальше жить в этом мире.

Есть кое-какие несуразности в том, под каким углом мы смотрим на мир. То, что мы с вами обитаем на дне гравитационного колодца, на поверхности укутанной газом планеты, которая вращается вокруг термоядерной печки, расположенной от нее всего в девяноста миллионах миль, и считаем это в порядке вещей, указывает на то, что угол нашего зрения какой-то кривой. Правда, следует признать, что в ходе развития человеческой мысли мы все-таки кое-что сделали, чтобы угол этот исправить. Как ни странно, многим из этого мы обязаны песку, так что давайте поговорим о четырех столетиях песка.

Из песка мы делаем стекло, из стекла - линзы, и из линз строим телескопы. Когда первые великие астрономы, такие как Коперник и Галилей, обратили свои телескопы к небесам, обнаружилось, что вселенная отнюдь не такая, какой ее представляли раньше, и что Земля отнюдь не ее пуп и вовсе не занимает большую часть пространства, пока вокруг нее вращаются несколько ярких пылинок. Оказалось - хотя на то, чтобы это уразуметь, потребовалось немалое время, - что Земля сама не более чем пылинка, вращающаяся вокруг небольшого ядерного реактора, который, в свою очередь, один из многих миллионов ему подобных, а вместе взятые они составляют нашу галактику. Да и галактика тоже - одна лишь из нескольких миллионов или миллиардов, что составляют нашу вселенную. И кто рискнет утверждать, что вселенная эта одна-единственная, вдруг на самом деле их миллиарды, что, признайтесь, заставляет несколько по-новому взглянуть на нашу собственную. С чего это мы решили, что вселенная принадлежит исключительно нам?

Лично мне такая идея по душе. Я уже упомянул в разговоре с кем-то сегодня утром, что недавно прочел одну книгу, которая мне ужасно понравилась, "Ткань Бытия" Дэвида Дойча. Дойч ярый сторонник гипотезы множественных вселенных, что и доказывает в своей книге. Гипотеза эта зиждется на пресловутой дихотомии волн и частиц в световом потоке - невозможно измерить волну, когда свет ведет себя как волна, и частицу, когда он ведет себя как поток частиц. Но почему? Дэвид Дойч указывает, что если представить нашу вселенную как всего один слой, с обеих сторон которого простираются бесчисленные другие вселенные, это не просто решает проблему природы света, а вообще снимает ее. В этом случае свет может вести себя только так, но не цначе. Квантовая механика на том и основана, что вселенная якобы ведет себя так, как если бы на самом деле существовало множество других. Правда, нам в это верится с трудом.

Что вновь отсылает нас назад к Галилею и Ватикану. Собственно, что сказали ученому в Ватикане?

"Мы отнюдь не оспариваем ваши данные, но мы не согласны с тем, какое объяснение вы им предлагаете. Нет ничего дурного в том, когда вы утверждаете, будто Земля и другие планеты якобы вращаются вокруг своей оси и вокруг Солнца. Пожалуйста, утверждайте, но лишь с оговоркой "якобы". Но вы не имеете права заявлять, что так оно и есть на самом деле, потому что право на истину принадлежит нам. И вообще, то, что вы говорите, с трудом укладывается в голове".

Вот и я о том же - идея множественности вселенных пока что с трудом укладывается в голове, но вполне может оказаться, что это просто очередная идея, которая поначалу плохо укладывается в голове, но к которой постепенно привыкаешь. Кстати, в прошлом таких было немало, и ничего, привыкли же.

Второе, что проистекает из такого взгляда на вселенную, - это то, что, по сути дела, она состоит из пустоты. Даже как-то представить страшно. Куда ни посмотришь - пустота, и лишь кое-где малюсенькая пылинка вещества или лучик света. И вместе с тем, наблюдая, как ведут себя эти пылинки в черной бескрайней пустоте, мы начинаем улавливать определенные принципы, определенные законы, например, закон всемирного тяготения и так далее. В общем, это, если хотите, макроскопический взгляд на вселенную, который возник в первую эру песка.

Следующей эре песка мы обязаны микроскопическим взглядом. Мы вставили стеклянные линзы в микроскоп и принялись изучать вселенную микроскопическим взглядом. И до нас стало доходить, что стоит оказаться на субатомном уровне, как мир осязаемого вещества, в котором мы существуем, вновь куда-то исчезает, и мы вновь оказывается посередине "ничего". И даже если мы обнаруживаем "что-то", это "что-то" оказывается совсем не тем, к чему мы привыкли на нашем уровне бытия, скорее это вероятность того, что в данный момент в этой точке пространства "что-то" есть.

Так или иначе, наша вселенная полна неприятных сюрпризов. Куда ни глянь, везде обнаружишь нечто малоприятное, нечто такое, что заставляет критическим взглядом посмотреть на самих себя - а ведь мы привыкли считать, что мы, мол, сильные, способные, умные и обитаем во вселенной, которая была создана специально для нас. И вдруг оказывается, что все не так! Правда, мы все еще выводим из этого нового взгляда разного рода фундаментальные принципы. Например, пытаемся уяснить, что такое гравитация, каково действие сильных и слабых сил в атомном ядре и так далее, но, разработав эти фундаментальные принципы, мы все еще далеки от того, чтобы понять, как все это работает, потому что математика - вещь коварная. И нам ничего не остается, как смотреть на эти вещи как на своего рода часовой механизм; собственно, это все, что нам способна дать математика.

Нет, я ни в коей мере не пытаюсь принизить значение Ньютона; по-моему, он был первым, кто понял, что существуют законы, которые действуют вопреки тому, что мы видим вокруг. Взять, к примеру, его первый закон - что пока на тело не воздействует никакая сила, оно либо находится в состоянии покоя, либо движется с постоянной скоростью. Кто из нас, живущих на дне гравитационного колодца посреди газовой оболочки, когда-либо наблюдал нечто подобное? Ведь мы знаем, что любое движущееся тело рано или поздно остановится. Лишь только путем скрупулезных наблюдений, измерений и попыток уразуметь лежащие в их основе принципы Ньютон сумел сформулировать хорошо известные нам ныне законы движения, которые мы и не думаем оспаривать. И тем не менее это тоже в своем роде взгляд на вселенную как на часовой механизм. Повторяю, у меня и в мыслях нет принижать заслуги Ньютона, ведь то, что он сделал, сродни монументальной глыбе. Но с другой стороны, многое из этого с трудом укладывается у нас в голове.

Теперь у нас имеется много разных вещей, о которых нам в принципе известно, - частицы, силы, столы, стулья, камни и так далее, - но которые практически невидимы для науки. Практически невидимы потому, что науке практически нечего о них сказать. Я говорю и о собаках, и о кошках, и о коровах и о нас с вами. Мы, то есть живые существа, до сих пор остаемся вне пределов досягаемости научных выводов, вне пределов досягаемости собственного разума - с трудом верится, что в ближайшее время наука сумеет сказать о нас с вами что-либо вразумительное.

Я легко могу представить себе Ньютона. Вот он сидит и пытается разработать законы движения, пытается вычислить, каким же образом устроена вселенная, а тем временем вокруг него бродит кот. Причина, почему нам не приходило в голову, а как же устроен кот, заключается в том, что, начиная с самого Ньютона, мы придерживались того простого принципа, что, если мы хотим в чем-то разобраться, нам надо это что-то разобрать. И если мы вздумаем разобрать кота, чтобы понять, как он устроен, первое, что мы получим, это, увы, "неисправный" кот.

Жизнь представляет собой тот уровень сложности, что лежит практически за пределами нашего зрения, он вне пределов нашего разумения и средств этого разумения. Вот почему мы и считаем, что кот принадлежит к другому классу объектов, к другому классу вещества. "Жизнь" это нечто такое, что имеет привкус мистики, что дано самим Богом - кстати, единственное имевшееся у нас объяснение.

Но в 1859 году разорвалась бомба - Дарвин опубликовал свою книгу "Происхождение видов". Понадобилось несколько десятилетий, пока мы не примирились с этой идеей и до нас окончательно не дошел ее смысл. Потому что она на первый взгляд кажется не только невероятной, но к тому же и унизительной. А кроме того, в который раз оказалось поколеблено наше твердое убеждение в том, что мы - центр мироздания. Мы отнюдь не сотворены по образу и подобию, а начинали наше существование в виде комочка слизи и стали теми, кто мы есть, через промежуточную ступень пребывания в шкуре обезьяны. Нет, это просто возмутительно. А главное, мы не имели возможности наблюдать все эти якобы имевшие место метаморфозы.

Назад Дальше