* * *
Днём Сантос представил меня Заключённому.
– Они не позволяют ему сделать телефонный звонок, – объяснил Сантос.
Заключённый рассказал мне немного о своей истории:
– Я палестинец, – разъяснил он, – арестованный за отправку денег своему народу в Палестине. Два миллиона восемьсот тысяч долларов, – сказал он с гордостью.
Он проинструктировал меня о том, что может произойти.
– Завтра, в понедельник, Вы будете доставлены в суд, чтобы выслушать обвинения. Завтра это будет всего лишь формальность. Вы должны будете встать, когда назовут Ваше имя, громко выкрикнуть "Не виновен" и сесть. Реальный судебный процесс наступит позднее. Так что у Вас нет надобности в адвокате на завтра.
Позже, когда я находился в своей камере, занятый чтением, вошёл Заключённый. Другой заключённый, уже осуждённый, постучал в дверь и протянул мне пиджак с советом:
– Вам завтра понадобится эта вещь. Это протянется весь долгий день, а снаружи немного холодновато.
Заключённый предложил помочь мне связаться с моей семьёй. Это был уже конец дня в воскресенье, 7 или 8 часов вечера, так что в Европе было раннее утро понедельника. Я написал короткое сообщение и номер телефона моего брата во Франции.
Я написал: "Я нахожусь в Центре содержания под стражей в Лос-Анджелесе. Суд завтра. Свяжись с Брайаном, чтобы нанять адвоката". Заключённый ушел с моим сообщением.
Позднее он возвратился.
– Я позвонил своей подружке, – объяснил он, – и передал ей сообщение на арабском языке. Им потребуется несколько дней на то, чтобы перевести это сообщение с арабского языка, так что это даёт вам небольшой запас времени.
Он кивком головы указал наверх. Я знал, что он принимал на себя некоторый риск. Я знал также, что даже если сообщение достигнет моего брата, было очень мало шансов, что он сможет нанять адвоката на следующий день.
– Это будет долгий день, – сообщил Заключённый, – вызов в 6:30 утра, и затем предстоит ожидание, только ожидание в пересыльных камерах до суда. Явка в суд будет после обеда.
Я спал урывками. Ночные кошмары не переставали будить меня.
7
Понедельник, 24 января 2005 года
Суд
Коблиц не произвёл на меня впечатления типичного парня из ФБР, так как он был человеком маленького роста. Зибер и трое других агентов ФБР, которые арестовали меня в пятницу, были более типичными для персонажа из телевизионных передач о ФБР. Я окинул Коблица оценивающим взглядом и решил, что он был их техническим экспертом. В конце концов, Зибер явно ничего не знал о демодуляторах и QAM, и теперь ФБР имело целый уик-энд для того, чтобы изучить предмет и установить, что это – не секретное оружие, а предмет, который используется в их собственных домах, в Интернете и в цифровом телевидении. На ум пришла мимолётная мысль, что их технический эксперт Коблиц был здесь для того, чтобы разъяснить их ошибку.
Он пришёл сразу после того, как на меня были надеты наручники, а к моим ногам были прикреплены цепи после снятия в энный раз отпечатков пальцев.
– Я хотел бы поговорить с Вами, – сказал он, предъявляя жетон ФБР и быстрым движением открывая его.
– Я был бы очень рад поговорить, – отвечал я.
Он стоял на некотором расстоянии от меня и подал жестом знак тюремному охраннику.
– Доставьте его в комнату для свиданий, – распорядился он.
Мы прошли вперёд, а Коблиц следовал за нами. Комната для
свиданий была помещением, где заключённые садились, чтобы говорить через толстый стеклянный экран с маленькой прорезью внизу. Тюремный охранник приковал меня цепью к сиденью. Коблиц сел на расстоянии.
– Вы имеете право на молчание… – произнёс он монотонно.
* * *
Я рассказал ему о нашем проекте с компанией "Wideband Computers" и о нашем заказчике в России. Я разъяснил:
– У нас есть подтверждение от Министерства торговли США, что мы можем экспортировать этот продукт без лицензии.
– Вы осведомлены о том, что Вы не можете экспортировать ничего выше 64 QAM? – спросил он.
Я посмотрел на него с удивлением, потому что это было просто неправдой. Я подумал, что он играл со мной, и немного разозлился.
– Вы знаете, что QAM, вплоть до 256 QAM, используется во многих обычных предметах… таких, как интернет-модемы, – сказал я, повышая голос.
Я видел пустой взгляд. Человек из ФБР, который, как я допустил, был их экспертом, не имел никакого понятия о том, что я говорил.
Он спросил о новом демодуляторе, который разрабатывала фирма "AST".
– Вы осведомлены о том, что фирма "AST" обращалась за экспортной лицензией для своего демодулятора? – спросил он.
– Я не думаю, что они обращались, – ответил я.
Я был уверен в том, что фирма "AST" не могла обращаться за экспортной лицензией на что-то, ещё не разработанное и которое, следовательно, она не могла выставлять на рынок. Я знал, что лицензия выдаётся только в отношении определённого названного заказчика. Он продолжал задавать вопросы о моём бизнесе, моём персонале и моей жене. Затем он остановился.
– Мистер Сугру, – сказал он – делать ложное свидетельство – это уголовное преступление.
Он отодвинулся подальше от меня и продолжал:
– ФБР не арестовывает человека необдуманно. Вы стоите перед угрозой провести десять лет в тюрьме, – сказал он с притворной ухмылкой. – Мой совет Вам заключается в том, чтобы
Вы поговорили со своим адвокатом о том, чтобы заключить сделку о признании вины (в наименее тяжком из вменяемых обвинением преступлений). Это будет самое лучшее для Вас.
Он ушёл. Я понятия не имел о том, какое ложное свидетельство я мог бы сделать, и у меня было очень смутное понятие о том, что в действительности реально означает "сделка о признании вины".
* * *
Меня провели в суд с наручниками на руках, скованных спереди, и с цепью, связывающей мои лодыжки и обвязанной вокруг талии. Мы, заключённые, сидели позади суда за низким деревянным барьером с вращающейся дверью, ведущей в основную зону суда. Впереди находилась скамья для судьи. Ко мне подошёл человек. Он был растрёпанный, со слегка покрасневшими глазами.
– Вот, – сказал он – подпишите это.
Он был адвокатом, назначенным судом, и это была форма, назначающая его представлять меня. Я посмотрел на него с удивлением ввиду абсурдности его предложения. Коблиц сидел напротив меня. Я посмотрел на него, вероятно, бессознательно ища совета. Он был единственным человеком, которого я знал. Он опять ухмыльнулся. Было ясно, что Мистер Покрасневшие Глаза был тот адвокат, которого упоминал Коблиц.
– Я сам буду представлять себя, – сказал я, вручая ему обратно его документ.
В этот момент из основной зоны суда вошёл человек. Он был хорошо одет и улыбался.
– Дэнис, – сказал он, – я – Марк Харрис, Ваш адвокат. Ваш брат связался со мной.
Я посмотрел на Марка и смог увидеть по его уверенности и поведению, что он уже представился в суде. Он передал мне документ, и я подписал его. Я заметил, что документом обусловлены затраты в 490 долларов в час с предоплатой в 25000 долларов.
– Ваш брат согласился на всё, – сказал он мне, имея в виду то, что нужно для него, чтобы быть моим адвокатом. Я заметил, что соглашение прекращало действие, как только дело поступает в суд.
Я взглянул на Коблица. Его голова была опущена. Улыбки не было.
* * *
Марк дал мне прочитать два документа. Один из них был судебным ордером на наложение ареста на демодулятор, который компания "Wideband Computers" отправила в Ирландию для испытания. Другим был судебный ордер на мой арест. Оба они были написаны Дэвидом Коблицем. Я осознал, что Коблиц был ведущим агентом ФБР в моём деле, и наиболее вероятно, что он никогда не слышал о QAM до тех пор, пока ему не было поручено расследовать дело. В одном из документов содержалось удивительное высказывание. Оно цитировало слова подполковника Димитри Кита Джонса из Агентства национальной безопасности (АНБ), самого засекреченного из шпионских агентств США, что поскольку демодулятор, который мы разрабатывали, может "непрерывно демодулировать сигналы 32-АМ и 64-AM, он подпадает под определение предмета оборонного назначения".
Согласно интерпретации Джонса, все кабельные модемы Интернета и все аппараты цифрового телевидения являются военным оборудованием. "Может быть, – подумал я, – правительство США только что приняло новый закон. Но, вероятнее всего, он неверно истолкован".
– Может ли быть, что Агентство национальной безопасности принимает на работу идиотов? – спросил я Марка.
Он кивнул головой, но не ответил.
8
Вторник, 25 января 2005 года
Тюрьма
Из дневника
Вчера, после судебного слушания, Марк Харрис должен был быстро уехать по новому назначению. "Я навещу Вас завтра", – сказал он мне. Я был очень благодарен ему за то, что он смог приехать в суд, так как мой брат связался с ним только в то утро, и, к счастью, у него было свободное "окно", чтобы присутствовать на слушании.
Путешествие обратно в блок камер было медленным, хотя тюрьма даже примыкает к зданию суда, и расстояние между ними составляет не более чем несколько сотен метров. Несколько часов прошло до того, как мы были доставлены в цепях в комнату для переодевания, где я прошёл через такую же процедуру, как в пятницу вечером.
"Нагнись и раздвинь ягодицы…"
Был уже поздний вечер, когда меня доставили в мою камеру. Мне дали тонкий сэндвич и маленький пакет безалкогольного напитка. Я спал урывками.
* * *
В это утро, около 11 часов утра, охранник объявил:
– Сугру, будь готов встретиться со своим адвокатом.
Меня снова сковали наручниками и цепью и доставили в комнату, заполненную заключёнными, встречающимися со своими семьями. Харрис улыбнулся, он был уже там.
– Приятно снова встретиться с Вами, Дэнис, – сказал он, протягивая руку.
Это его выражение представлялось неуместным в таких обстоятельствах, но я был очень рад видеть его.
– Во-первых, я обязан пояснить Вам, какой срок тюремного заключения Вам предстоит.
Он вытащил несколько страниц и показал мне раздел.
– Вам предстоит провести 56 месяцев в тюрьме, – сказал он мне серьёзным тоном.
Коблиц говорил вполне определённо, что мне светит 10 лет, так что я был счастлив услышать, что буду выключен из жизни меньше чем на 5 лет.
– Позвольте мне вкратце рассказать Вам, что происходит, – продолжал он. – В ближайшем будущем могло бы состояться слушание об освобождении под залог.
Я был удивлён тем, что это могло бы произойти так быстро, но Харрис объяснил:
– Ваш брат в Ирландии добывает деньги для залога.
У Харриса был письменный краткий инструктаж, посланный моим братом. Там в середине файла находилась копия письма от Министерства торговли США. Это была изумительно быстрая работа, проделанная моим братом. Появилась надежда…
– Завтра нам будет нужно, чтобы два гражданина США дали гарантии, – сказал он.
Я предположил, что Брайан мог бы помочь.
– Он уже согласился, – сказал он, – но Вам нужно подумать об ещё одном лице, лучше, чтобы он жил в Лос-Анджелесе.
Единственными людьми, в которых я уверен, были Ирэн и Бенни, живущие в Голливуде, но я не мог вспомнить их адрес или номер телефона, которые были в моём компьютере, отнятом у меня в пятницу. Марк записал столько сведений, сколько я смог вспомнить. Я не верил, что он сможет разыскать их по той скудной информации, которую я ему дал.
Из нашего разговора я узнал, что мой брат был на свободе. Французская полиция не беспокоила его, и он вчера улетел в Ирландию, чтобы встретиться с семьёй. Я узнал также, что у моей семьи в Москве было всё прекрасно. Российская полиция их не посещала, так что мои ночные кошмары были всего лишь сном.
9
С 1989-го до 1992 года
Жизнь в России
Массовая бедность начала рассматриваться как норма.
И всё это происходило на фоне драматического экономического спада, нестабильных финансов и паралича социальной сферы.
Владимир Путин
Я уже упоминал о демодуляторе фирмы "AST" "Модель 945", переданном российскому президенту Ельцину во время его визита в США в сентябре 1994 года. Вопрос, почему американцы подарили специальное коммуникационное оборудование российскому президенту, ставил меня в тупик до моего ареста, который, напротив, дал мне время, чтобы исследовать причину американской помощи Ельцину.
* * *
Я впервые приехал в Советский Союз в мае 1989 года по приглашению группы россиян, с которыми мой брат встретился на выставке в Москве. Это было время гласности. Поощрялись российские компании, открытые для западного бизнеса. Я нашёл восприимчивую среду. Наш бизнес устойчиво рос, но в запуске новых продуктов нас ограничивала нехватка инженеров-конструкторов в Ирландии. Я нашёл одно предприятие в Москве, склонное к идее совместной разработки продукта. Оно могло бы предоставить инженерные таланты, а мы, со своей стороны, – идеи о том, что конструировать. Оно имело бы возможность работать совместно с нами и изучить западные рынки нашей компании, хотя и маленькой, но обладающей обширным опытом международного маркетинга, а мы могли бы иметь возможность узнать о том, что было для нас новым и неизвестным, – о рынке Советского Союза. Подробности были отброшены, и был составлен проект соглашения.
Утром меня провели в офис генерального директора, чтобы обсудить окончательно детали и подписать соглашение. Офис представлял собой длинную комнату, элегантно обшитую деревянными панелями коричневатого цвета. В дальнем конце комнаты был письменный стол, на котором стояли восемь телефонных аппаратов, каждый другого цвета. Позади стола был портрет Владимира Ленина и полное собрание его сочинений в прекрасных кожаных переплётах. Посередине был длинный стол, за которым могли сидеть человек двадцать. Генеральный директор поднялся со своего кресла и прошёл вперёд, чтобы встретить меня. Мы сели, нас было четверо: директор, его помощник, переводчик и я (в то время не говорящий по-русски).
В соглашение были внесены небольшие изменения, и мы подписали его. Встреча заняла, может быть, один час. Я поблагодарил директора и был готов уйти.
* * *
– Не хотели бы Вы немного подкрепиться, – спросил генеральный директор через переводчика, указывая в направлении своего стола, где я видел только телефоны.
Я принял приглашение, думая о кофе, может быть, с бисквитом, который принесет одна из секретарш. Он прошёл за свой стол и открыл маленькую дверь, так хорошо скрытую среди панелей, что стыки были незаметны. Мы вошли, чтобы "немного подкрепиться", и увидели стол, ломившийся от еды: различных салатов, разнообразных салями и мясных нарезок, чёрная икра, красная икра – было, наверно, блюд двадцать с едой. Перед каждым прибором стояла бутылка водки. Начались тосты: за успех нашего предприятия, за Россию, за женщин.
Было запрещено поднять рюмку водки для тоста и поставить ее на стол недопитой. Это был бы, как сказал мне мой переводчик, удар по России, по женщинам или по всему тому, за что мы пили. В течение дня бутылка водки, стоящая передо мной, опустела. Где-то между серединой и последней четвертью бутылки генеральный директор спросил, не хотел ли бы я перейти к основному меню. Я-то думал, что мы уже съели его. Оказывается, то, что мы съели, было только закусками – "стартером" для возбуждения аппетита. Наступил уже вечер, когда обед закончился.
Позднее, когда я лучше узнал генерального директора, он повёл меня на экскурсию по своему предприятию. Там было около 15000 работающих, из которых 1500 – инженеры.
– Сто человек имеют учёные степени докторов и кандидатов наук по электронике, – сказал мне директор.
Число работающих на одном этом предприятии, вероятно, превышало общее число работающих в ирландской электронной промышленности в 1989 году. В Ирландии, наверняка, не было 1500 инженеров-конструкторов по электронике, а во всей стране – только горстка людей со степенью PhD по электронике. Мы совершили экскурсию в цех печатных схем, в литейный цех, где отливались металлические детали, в цех пресс-форм для инжекционного формования пластиковых деталей, и моё изумление росло по мере того, как мы совершали экскурсию по производственному предприятию, изготовляющему микросхемы. Это была законченная модель электронной промышленности в одном производственном предприятии. Я в шутку сказал генеральному директору, что создается впечатление, будто всё, что он берёт со стороны, это только руда и электроэнергия. Он улыбнулся.
– Нет, Вы не правы, – сказал он. – Электроэнергию для себя мы производим сами.
* * *
Было много проблем, которые пришлось преодолевать, но результат был отличный. Качество и эффективность конечного продукта превзошли мои ожидания. Советский Союз в то время имел четверть научных работников всего мира. Отличная система образования готовила научных работников и инженеров-конструкторов высшего класса. Советский Союз имел электронную промышленность, здесь работали инженеры, обладающие опытом в высокоразвитой области.
В то время как работа с советскими инженерами-конструкторами была удовольствием, работа с советскими комплектующими была невыносимой, и в конце концов мы отказались от них и использовали только западные детали. Была одна небольшая проблема – просто получение нужных нам компонентов. Не существовало каталогов, по которым можно было бы выбрать и заказать требуемую деталь для доставки на следующий день, что являлось стандартом для Запада. Общепринятый способ получить компоненты в условиях дефицита заключался в том, чтобы послать гонца с несколькими бутылками водки на завод, изготовляющий нужные детали, чтобы подмазать поставку. Затем были проблемы со стандартами. Мы могли найти точные эквиваленты западных компонентов в России, точно с такими же функциями и схемой соединений. Но выводы были расположены несколько ближе друг к другу, что означало, что компоненты не могли быть вмонтированы в схему, основанную на западной конструкции. Несмотря на такие проблемы или, может быть, благодаря им, российские инженеры создали для нас конструкцию, находящуюся на самом передовом уровне лучших изделий, имеющихся на мировом рынке.