Среди русских тоже был офицер, который, подобно полковнику Йе, воодушевлял солдат собственным примером. То, что это был офицер, можно было предположить только по его поведению, поскольку все русские пехотинцы были одеты в одинаковые длинные серые шинели. Он был необычно высокого роста; над рядами русских пехотинцев возвышались его голова и плечи. Своим поведением он сумел снискать уважение не только собственных солдат, но и противника. Английские стрелки, казалось, не хотели убивать его. Вражеский офицер был убит только после того, как полковник лично приказал одному из своих людей сделать это. К этому времени русские тоже потеряли многих офицеров. Князь Горчаков прибыл на этот участок, чтобы лично поднять людей в решительную штыковую атаку. Князь видел, что и англичане находятся на грани катастрофы. Было убито и ранено 12 офицеров и более 200 солдат. Они бы не смогли выдержать штыковой атаки. Но уже через несколько минут князю пришлось отказаться от своих намерений, поскольку ситуация резко изменилась.
Лэси Ивэнсу с двумя полками бригады Пеннифасера и одним полком бригады Адамса наконец удалось переправиться через реку. Как только два орудия по распоряжению Раглана открыли огонь по расположенным в низине русским батареям и вынудили их прекратить огонь и отойти, Лэси Ивэнс воспользовался положением. Генерал Ричард Ингленд, 3-я дивизия которого находилась в резерве, предложил передать ему всю артиллерию. Таким образом, переправу трёх батальонов поддерживали огнём несколько орудий.
В распоряжении Ивэнса и Ингленда было 30 орудий. Однако некоторые расчёты не смогли переправить пушки через реку. По меньшей мере два орудия увязли в реке при переправе. Остальные, получив множество самых противоречивых указаний, предпочитали выжидать, ничего не предпринимая. Адъютант 3-й дивизии по артиллерии капитан Биддульф, умнейший офицер, был вне себя от злости на "эту истеричную старуху" генерала Ричарда Ингленда, отдававшего такие нелепые неконкретные приказы. В письме к отцу он сообщал:
"Мы оказались в весьма сложном положении. Нам приказывали двигаться туда-то и туда-то, примерно указав направление, но забыв назначить участок на местности, выбранный в качестве позиции. Думаю, что, если бы я не взялся контролировать наши батареи, мы потеряли бы всю нашу артиллерию. Случалось так, что, прибыв на назначенный нам участок, мы не находили в боевых порядках мест, пригодных для развёртывания артиллерийских позиций. Или бывало так, что наши войска недостаточно продвинулись вперёд, и со своими 9-фунтовыми орудиями мы не могли открыть огонь против 18- или 24-фунтовых пушек противника. Как-то нас обстреляла вражеская тяжёлая артиллерия. Один снаряд, как молния, пролетел под животом моей лошади, второй - прямо перед моим носом, третий снаряд оторвал голову одному из артиллеристов, ещё один - пробил насквозь лошадь".
Два орудия с грохотом покатились назад. Было приказано отвести их, поскольку становилось слишком горячо. Биддульф, обратившись к полковнику, заявил, что стыдно и преступно держать батарею под таким огнём, не имея возможности ничего предпринять в ответ.
Когда батарея, казалось, была на грани катастрофы, прибыл 55-й пехотный полк под командованием полковника Уоррена, чтобы поддержать королевских стрелков огнём против левого фланга наступающей русской пехоты. Полк открыл плотный огонь, и наступающая колонна сразу же дрогнула. Офицеры с обнажёнными саблями пытались криками, угрозами и даже мольбами заставить солдат идти вперёд. Однако было слишком поздно. Пехота стала медленно отходить.
Наконец подошла гвардия. Майор королевских стрелков Томас Троубридж прискакал в расположение стоящих за позициями его батальона гренадёров. Он прокричал, что, хотя русские отступают, его полк не имеет сил их преследовать. Гренадёры согласились сменить на позициях королевских стрелков и преследовать русских.
Однако полк великого князя Михаила уже перестраивался в линию в районе Большого редута. Его поддерживали многочисленные пехотные батальоны. Большинство русских пехотинцев, которых там было около 15 тысяч, ещё практически не участвовали в боях. Гвардейская бригада, уверенно двигаясь вверх по склонам Курганного холма, выступила против них.
VIII
Даже под ураганным огнём гренадёры не нарушали того безупречного порядка, в каком недавно переходили реку. Они прошли сквозь позиции королевских стрелков и пропустили через свои ряды отступавших от Большого редута солдат 95-го полка. По словам полковника Худа, гренадёры шли спокойно и уверенно, как в Гайд-парке. Ещё немного, и они встретились с основными силами отступавших от Большого редута валлийских стрелков. Их осталось около 300 человек. Кодрингтон пытался вновь построить их под знаменем полка. Посчитав подход гвардейских гренадёров хорошей возможностью для продолжения наступления, Кодрингтон расположил остатки своего полка на левом фланге. Однако, сам будучи гвардейцем и хорошо зная правила протокола, Кодрингтон понимал, что гренадёрам может не понравиться соседство слева простого линейного полка. Поэтому он осведомился у гвардейских офицеров, не будут ли те возражать против совместного наступления? Конечно, будут, последовал высокомерный ответ, и гренадёры продолжали наступление в одиночестве.
Однако не все гвардейцы были столь щепетильны. Когда майор Хьюм из 95-го полка попросил для себя и восьми своих подчинённых разрешения участвовать в наступлении гвардейцев, командовавший левым флангом полковник Фредерик Гамильтон согласился. Позже он говорил, что следовало принять и предложение Кодрингтона, поскольку его группа могла бы значительно усилить левое крыло наступавших, где атакующие гвардейские шотландские стрелки встретили ожесточённое сопротивление русских.
Сначала наступление, несмотря на сильный ружейный огонь русских, проходило в идеальном порядке. Но, двигаясь вверх по склону, гвардейцы должны были пройти через позиции валлийских стрелков, которые, сосредоточившись, пытались удержать участок территории близ Большого редута. Шотландские гвардейцы подошли к их позиции как раз в то момент, когда после мощного залпа превосходящих сил русской пехоты валлийские стрелки стали отступать так поспешно, что опрокидывали шотландцев. При этом у одного из шотландцев были сломаны рёбра. Чёткая линия наступающих стала ломаной и неровной. Хью Эннсли, как и другие его офицеры, кричал: "Вперёд, гвардейцы! Вперёд, гвардейцы!" - пока ружейная пуля не попала ему в рот, оторвав часть языка и выбив зубы. Роберт Линдси со знаменем полка оказался далеко впереди своих наступающих товарищей. Линия шотландцев постепенно превратилась в подобие наконечника стрелы, нацеленной в самый центр Большого редута. На острие наконечника шёл Линдси.
Под плотным ружейным огнём солдаты падали и падали, но места убитых быстро занимали их товарищи. Гвардейцы подошли к редуту на расстояние около 40 метров, когда неожиданно из-за валов стали выпрыгивать русские пехотинцы, изготовившись встретить врага в штыки. Надеясь, что ещё не поздно предотвратить кровавую мясорубку, генерал Бентинк приказал своим солдатам отходить. Капитан Хью Драммонд, прокричав команду "Батальон, отходить!", выстрелил из пистолета и бросился на передний край. Но батальон медлил. Выполнив команду, первые линии батальона рисковали попасть под русские штыки, прежде чем им удастся отойти в более уплотнённые боевые порядки сзади. "Батальон, отходить!" - повторил команду капитан Драммонд, а затем в отчаянии прокричал её в третий раз. Выполняя приказ, шотландцы наконец повернули назад. Но русские подошли уже так близко, что многие шотландцы, не успев спуститься по склону, были заколоты штыками в спину. Они не останавливались до тех пор, пока не вернулись к реке. Там русские прекратили преследование, и гвардия получила возможность перестроиться. Это было очень унизительно. В бою были убиты или ранены 171 человек, в том числе 11 офицеров. На центральном участке гвардейской бригады образовалась огромная брешь.
Князь Горчаков не замедлил воспользоваться сложившимся положением. Он лично повёл в штыковую атаку два русских батальона, которые ударили во фланг гренадёрам и в стык между гвардейской бригадой и полком "Голдстрим". Полковник Худ повёл свой полк навстречу, пытаясь остановить неприятеля. Полк "Голдстрим" находился слишком далеко и не мог прийти на помощь гвардейцам. Полковник собирался отдать своим солдатам последние распоряжения для подготовки к штыковому бою, когда вдруг неизвестно откуда появился таинственный верховой офицер, который выкрикнул ошеломляющий приказ: "Отходить!"
- Отходить! - крикнул полковник Генри Перси, командовавший одной из рот на левом фланге, и недоумённо повторил: - Отходить? Какого дьявола это значит?
Незнакомый офицер поехал в соседние подразделения и не мог ответить на этот вопрос.
- Думаю, - решил полковник Перси, - они хотели сказать "сомкнуть ряды".
В соответствии с такой вольной трактовкой приказа левое крыло батальона подалось назад и образовало прямой угол с гвардейскими гренадёрами. Как только они выполнили этот манёвр, гренадёры открыли огонь по наступавшим в направлении бреши русским. Одной из первых же пуль под князем Горчаковым убило лошадь. Сам князь, упав, сильно ударился о землю головой, поэтому оставил за себя командиром генерала Кветцинского и, шатаясь, пошёл пешком обратно в сторону холма. Точный огонь на левом фланге послужил примером солдатам в центре и на правом фланге. Эффект был ошеломляющим. Полковник Худ заявил, что "русские на собственном опыте испытали, что такое фланговый огонь и что представляет собой винтовка Минье в умелых руках". Видя то опустошение, которое сеет в плотных рядах врага их оружие, гренадёры стали кричать от радости. Так с криками они стреляли несколько минут, после чего русские остановились в замешательстве. Полковник Худ понял, что у него появился шанс. Он отдал приказ центральным линиям стрелков идти вперёд, не прекращая стрельбы. Позже он написал домой о том, "какой эффект дало сочетание огня и манёвра линиями против колонн". Худ с гордостью вспоминал "своих ребят, которые так хорошо показали себя в том бою… Русские колонны через пять минут дрогнули, затем повернули и, наконец, побежали".
Под генералом Кветцинским тоже была убита лошадь. Потом он сам получил рану в ногу, затем в другую ногу и в бок. Пока его на носилках несли в тыл, он продолжал руководить отступавшими солдатами, воодушевляя их. На них наступали гренадёры и "Голдстрим", а также сумевшие быстро восстановить строй шотландские стрелки.
Когда герцог Кембриджский вновь занял Большой редут, там не было никого, кроме стонавших и истекавших кровью на вспаханной взрывами земле раненых.
IX
Гвардейцы прорвали оборону русских на правом фланге, но на левом фланге у противника было ещё 12 свежих батальонов. А англичане могли противопоставить им только 3 своих полка. Но "Горцы Камерона", 93-й полк горцев и "Чёрные часовые" были тремя лучшими полками во всей армии. А командир бригады, несомненно, был самым опытным из военачальников, находившихся в тот момент на поле боя. Колин Кемпбелл служил под началом Мура и Веллингтона. Он воевал по всему свету: в Испании, в Америке, в Китае, был четырежды ранен. Он был одновременно смелым и талантливым. Дважды он командовал дивизией в Индии. Но сэр Колин не был богат и не имел связей, поэтому, когда началась война с Россией, он, после сорока четырёх лет безупречной службы, был всего лишь полковником. Ни один другой командир бригады не пользовался таким авторитетом и уважением, как полковник Кемпбелл.
Перед тем как повести солдат в бой, он обратился к ним со словами:
- Ребята, сейчас вы пойдёте в бой. Запомните: кто бы ни был ранен, независимо от звания, пусть остаётся на месте и ждёт, когда придут оркестранты и позаботятся о нём. Солдаты не должны заниматься эвакуацией раненых. Если кто-либо из солдат будет замечен за таким занятием, пусть пеняет на себя. Не спешите стрелять. Ваши офицеры подскажут, когда придёт время открывать огонь. Будьте внимательны. Не шумите и не кричите. Прицеливайтесь тщательно.
Бригада, построившись, двинулась вперёд. Впереди справа шёл полк "Чёрные часовые", в середине - 93-й полк, "Горцы Камерона" сместились влево. Как и многие другие офицеры горцев, сэр Колин относился к солдатам и офицерам других полков снисходительно, почти с пренебрежением. Проходя мимо 88-го полка, который до сих пор стоял в каре, готовясь отразить атаку мифической кавалерии, полковник сердито посоветовал солдатам перестроиться в линию.
- Пусть себе шотландцы идут дальше, - цинично заметил один из солдат 88-го полка, - они сделают за нас всю работу.
Когда полковнику рассказали, как гвардия была вынуждена отступить, чтобы не погибнуть под ураганным огнём врага, он повернулся в седле и яростно выкрикнул:
- Каждый солдат гвардии её величества должен предпочесть лежать мёртвым на поле боя, чем показать врагу спину!
Он был уверен, что его солдаты никогда так не поступят. Они умрут, но не отступят. Шотландцы шли, огибая холм, на котором раньше располагались батареи Большого редута, под плотным ружейным огнём. Падали убитые, но солдаты продолжали держать строй. Сам полковник ехал верхом в боевых порядках "Чёрных часовых". Он отдал своим людям приказ вести ответный огонь на ходу, что требовало от солдат значительного мастерства. Ведь в отличие от огня с места здесь всегда существует риск попасть в своих. Полк показал себя с лучшей стороны. Наступавший левее и чуть сзади 93-й полк двигался слишком быстро, расстраивая ряды, и полковнику пришлось вернуться, чтобы проконтролировать порядок движения. Он остановил полк, выровнял строй под огнём противника и только после этого дал команду продолжить движение. В это время лошади полковника, уже дважды раненной, пуля попала в сердце и она стала медленно оседать на землю. Пока Кемпбелл пересаживался на лошадь адъютанта, откуда-то со стороны фронта появился его слуга-англичанин. Приложив руку к шляпе жестом, далёким от военного приветствия, он заявил, что, поскольку ружейный огонь русских сильнее с тыла, ближе к передовой у лошади полковника было бы больше шансов уцелеть. Выслушав слугу, полковник сменил лошадь и молча поскакал вперёд. За ним двинулся 93-й полк.
Наступление необычно обмундированных рослых молчаливых солдат подействовало на русских ошеломляюще. Взятые в плен раненными, русские солдаты признавались, что противники показались им какими-то неземными пришельцами. Сопротивление таким воинам виделось просто немыслимым. Линии наступавших шотландцев протянулись по фронту более чем на милю. Казалось, число атакующих огромно. Вряд ли кто-то мог вообразить, что боевой порядок шотландцев составлял всего две линии в глубину.
В полном молчании они в окружении клубов дыма бросались на русские позиции. Слышался только лязг винтовок. Странные солдаты носили тёмные клетчатые юбки и необычной формы шапочки с длинными перьями. Густой дым делал незнакомцев ещё более таинственными. Он полностью скрывал ноги наступавших и давал волю фантазиям оборонявшихся, одни из которых считали, что имеют дело с всадниками, а другие и вовсе были уверены, что на них движутся не люди, а самые настоящие призраки.
Русские ещё продолжали стрелять, однако страх всё больше овладевал ими. Офицеры снова пытались навести порядок в рядах оборонявшихся. Сверкали на солнце их обнажённые сабли. Там, где появлялись офицеры, более плотным становился огонь шотландских винтовок.
Вскоре в рядах русских вновь раздался странный вопль, похожий на стон умирающего животного. Однако теперь в нём слышалась уже не угроза, а скорее отчаяние. Звук вскоре замолк, колонны русских расстроились, и оборонявшиеся побежали. Полковник Кемпбелл взметнул вверх шляпу, и горцы, находившиеся вокруг него, закричали во всю мощь своих лёгких так, что их можно было услышать на две мили вокруг. Кемпбелл решил лично доложить о своём успехе Раглану. Он пошёл пешком, поскольку его гнедая лошадь была убита. Когда он нашёл Раглана, на его лице были слёзы. В знак признания заслуг горцев он попросил Раглана разрешить надеть национальную шотландскую шапочку. Командующий улыбнулся и кивнул в знак согласия.
На поле, где ещё совсем недавно шёл бой, солдаты поздравляли друг друга. Как вспоминал Сомерсет Калторп, "каждому хотелось пожать кому-нибудь руку; в горле стоял удушающий ком, хотелось плакать от радости". Полковник Лейси Йе рыдал. Напряжение боя прошло, и можно было дать волю эмоциям. "Мы потеряли знамя, - плакал он, как ребёнок, заламывая руки, - и где теперь мои бедные стрелки? О боже, боже".
X
Князь Меншиков вернулся как раз тогда, когда войскам грозила катастрофа. Двигаясь по долине в сторону Курганного холма, в том месте, где недавно располагались резервы русских, он встретил князя Горчакова, буквально ошеломлённого случившимся. Меншиков обрушил на Горчакова град сердитых вопросов:
- Что случилось? Почему вы пешком? Почему один?
Горчаков устало ответил:
- Лошадь была убита у реки. Я один, потому что все адъютанты и все офицеры штаба были убиты или ранены. В меня самого, - добавил он, демонстрируя изорванную в лохмотья шинель, - попали шесть раз.
Пока генералы разговаривали, два английских орудия, установленных на господствующей над местностью высоте, вели огонь по беспорядочно отступавшей пехоте русских.
Не пытаясь прекратить отступление, превращавшееся в бегство, Меншиков поскакал в сторону ближайшего холма. Минуту или две он и его сопровождающие ехали в молчании. Затем Меншиков зло и отчаянно выкрикнул:
- Для русского солдата отступление - позор!
Ближайший офицер сердито возразил:
- Если бы вы приказали им держаться, они не оставили бы своей земли врагу.
Теперь было слишком поздно. Позади них, на холмах, были видны ровные ряды английских войск, установленные в долине тяжёлые орудия методично расстреливали отступавших русских солдат.
Разместив на холмах два батальона Адамса и выдвинув вперёд артиллерию, Раглан поскакал в сторону Большого редута на встречу с герцогом Кембриджским. Оттуда он увидел, что граф Лекэн выдвинул артиллерию на правый фланг бригады горцев, откуда она обстреливала отступавшего неприятеля.
Лекэн и Кардиган с нетерпением ждали приказа бросить кавалерию преследовать врага. Но лорд Раглан, обеспокоенный малочисленностью своей кавалерии, решил, по его собственному выражению, "придержать её про запас", не рискуя ради нескольких пленных или орудий. Поэтому он отправил к Лекэну своего старшего адъютанта с приказом продолжать прикрывать движение артиллерии. Видя неудовольствие на лице Лекэна, генерал Эсткорт добавил от себя лично:
- Кавалерия здесь не для того, чтобы атаковать.