Большая часть оборонявшихся войск была сосредоточена за естественными выступами, фронтом к реке Чёрной, которые в дальнейшем получили название Инкерманские высоты. Плоская вершина холма и его склоны, ведущие к реке, густо поросли колючим кустарником, растущим пучками и достигающим высоты 4 футов. Сама река спокойно несла воды через зелёные луга, резко контрастирующие с высящейся за ней серой скалой, на которой находились развалины Инкермана и штаб русской полевой армии.
Сам вид этой твердыни был величественным. "Таким образом, - писал один из офицеров, - они [русские] напоминали нам, насколько мы слабы". Позиция не была бы настолько уязвимой, если бы французские союзники согласились помочь англичанам. Раглан не раз обращался к ним с просьбой усилить оборону своего открытого фланга, но Канробер заявил, что не сможет выделить ни одного своего солдата до тех пор, пока не получит подкрепления. Французская армия к тому времени насчитывала около 40 тысяч человек, британская - около 30 тысяч, включая морскую бригаду. И хотя в английской армии было ещё около 6 тысяч, а во французской - 5 тысяч турок, Раглан не очень на них рассчитывал, справедливо полагая, что боевой дух турецких солдат подорван после боя за Балаклаву. Поэтому он решил совсем не использовать турецких солдат в сражении, ожидая, что от них будет больше проблем, чем пользы.
Русская армия почти вдвое превосходила объединённые силы союзников. Начиная с октября русские под Севастополем постоянно получали подкрепление, и к 5 ноября под началом князя Меншикова находилась армия численностью около 82 тысяч солдат и офицеров. В течение последних недель предполагалось, что Меншиков вот-вот предпримет решительное наступление против осаждавших город союзников. Британские офицеры получали письма от родственников в Англии, в которых те, ссылаясь на знакомых в России, предупреждали об этом. О намерениях русских был осведомлён и британский посол, которому удалось ознакомиться с зашифрованным письмом Меншикова губернатору Варшавы, предназначенным для последующей передачи в руки царя. 4 ноября в пять часов пополудни соответствующие приказы были доведены до войск и населения Севастополя. Но у союзников не было агентов в городе, поэтому, когда на следующее утро в британском лагере услышали ружейную стрельбу и свист летящих снарядов, а тёмно-серые фигуры вражеских солдат появились в долине, никто ещё не знал о намерениях русской армии.
План русского командования не отличался замысловатостью, и его можно было разгадать с самого начала сражения. Основные усилия войска под командованием генерала Данненберга должны были сосредоточить против позиций 2-й дивизии и гвардейской бригады, закрепившихся на Инкерманских высотах. Для того чтобы не допустить участия французских войск в битве, предполагалось нанести два вспомогательных удара. Перед защитниками Севастополя была поставлена задача совершить вылазку на левом фланге французов и навязать бой армии Канробера. В то же время князь Горчаков должен был совершить марш вниз по реке Чёрной в сторону Балаклавы и воспрепятствовать выходу дивизии Боске из района Сапун-горы, занимавшей господствующее по отношению к долине Балаклавы положение. Кроме того, при малейшей возможности гарнизон Севастополя должен был атаковать англичан на их позициях перед городом, не допуская переброски резервов на слабо укреплённый фланг, где разворачивались основные события.
Стоящий в районе сражения густой туман зачастую не позволял разглядеть противника на расстоянии нескольких ярдов и способствовал первоначальному успеху наступления русских.
Обеспокоенный передвижением войск князя Горчакова в направлении долины Балаклавы, генерал Боске колебался, когда герцог Кембриджский обратился к нему с просьбой поддержать гвардейскую бригаду англичан, которую герцог сразу же направил на оказавшиеся под угрозой фланги. "Посмотрим", - решил он и в течение часа оставался на месте, наблюдая за передвижениями русских и размышляя, как отреагировать на противоречившие друг другу сведения наблюдателей. Около семи часов утра Боске всё же понял, что манёвр Горчакова не представляет опасной угрозы, и, выполняя просьбу герцога Кембриджского, отправился с частью своей дивизии на север. По дороге он встретил генералов Брауна и Кэткарта и немедленно предложил им помощь. К удивлению генерала, предложение было отвергнуто с непонятным упрямством.
- У нас достаточно резервов, - заявил Браун таким тоном, будто предложение француза наносило удар по престижу британской армии, - на случай любых неожиданностей.
Боске попросили расположить своих солдат и артиллерию таким образом, чтобы он мог контролировать тыл англичан. Его войска стояли там без дела два часа, пока генерала не вызвал Раглан. Тем не менее, ещё раньше он на свой страх и риск отправил на помощь англичанам генерала Бурбаки.
На Севастопольском фронте русские тоже вначале действовали успешно. Генерал Канробер примерно одновременно с генералом Боске понял, что по замыслу противника основной удар будет направлен в правый фланг англичан. В восемь часов утра он приказал снять с позиций вокруг города несколько батальонов и отправить их на помощь британским войскам. К сожалению, французы собирались очень медленно. К 9.30, когда крупные силы русских предприняли вылазку из осаждённого города, ещё несколько батальонов, готовившихся к отправке в район Инкермана, принц Наполеон бросил для её отражения. Воодушевлённые отступлением русских, французы настолько увлеклись преследованием, что остановились только под стенами города, попав под убийственный огонь русской артиллерии. Принц Наполеон смог собрать свои войска для совершения марша в сторону Инкермана только к 11.30, но они прибыли туда слишком поздно и в битве не участвовали.
III
Британские войска, по которым пришёлся главный удар наступавшего противника, медленно отступали. В расположенных между лагерем 2-й дивизии и склонами холма, ведущими вниз, в долину, многочисленных низинах и ущельях отрезанные друг от друга небольшие передовые отряды англичан вели бой с превосходящими силами русских. Зачастую они не знали не только общей обстановки, но и того, что происходит рядом, но продолжали упорно цепляться за обороняемые клочки земли до тех пор, пока массы пехоты противника не выдавливали их оттуда.
Капитан Элтон из 55-го полка, которому приказали со своей ротой двигаться для поддержки передовых отрядов, к своему ужасу, обнаружил, что во всей роте осталось всего 15 солдат и из этих 15 только 6 в состоянии идти с ним в сторону фронта. "И всё же, - писал он отцу через два дня, - делать было нечего, и вскоре я уже находился в передовом отряде, столь же малочисленном, как и мой. Мы медленно отступали перед колоннами их пехоты, которую поддерживала артиллерия. Наше положение становилось всё более безнадёжным. Мы и русские стреляли друг в друга в густом кустарнике с расстояния 15–20 шагов. Затем бросались в штыки и заставляли их отступить, а потом их пехота снова заставляла отступать нас".
Командир дивизии генерал Лэси Ивэнс, будь он на своём месте, разрешил бы отрядам прикрытия отойти, а затем попытался бы остановить наступавшую русскую пехоту огнём артиллерии. Но он был болен, и, хотя, услышав звуки боя в районе лагеря своей дивизии, поднялся и пытался вернуться к своим людям с корабля, на котором находился, командовать дивизией пришлось генералу Пеннифасеру, старшему из командиров бригад. А тот считал, что оборонявшиеся передовые отряды будут постоянно получать подкрепления. Решив, что расположенный перед лагерем его дивизии имевший форму почки Внутренний холм будет последней линией обороны, он отправлял вниз по склону всех солдат, которых ему удавалось собрать. Генерал хотел только одного: отдалить тот момент, когда жестокий рукопашный бой разгорится здесь, в лагере его дивизии.
Как и генерал Лэси Ивэнс, Раглан решил доверить Пеннифасеру командование войсками. Он распорядился предоставить в распоряжение генерала как можно больше войск и артиллерии. Как и где использовать эти силы и средства, Пеннифасер должен был решать сам.
Например, когда подошёл полк рейнджеров из Коннахта, входивший в состав лёгкой дивизии, генерал отправил их вниз помогать разбросанным в тумане пикетам "оборонять каждый дюйм земли". Завеса тумана была настолько плотной, что соблюдавшим боевой порядок рейнджерам приходилось периодически окликать друг друга, чтобы не заблудиться и не отправиться по одному в сторону вражеских позиций. Через головы солдат с воем и визгом перелетали снаряды своей и вражеской артиллерии, которой приходилось стрелять наугад.
Капитан Браун из полка рейнджеров едва не столкнулся с офицером 2-й дивизии и спросил того об обстановке.
- О, скоро вы увидите сами, - ответил пехотинец, - на этом клочке земли скопилось около 6 тысяч солдат.
Через несколько минут строй рейнджеров буквально перерубила на две части большая колонна русской пехоты, которая прошла прямо через его центр. Русским удалось потеснить правый фланг, но левый фланг открыл по противнику убийственный огонь, а затем бросился в штыковую атаку. Вдохновлённые успехом, ирландцы с торжествующими криками преследовали врага до тех пор, пока не наткнулись на другую, ещё более крупную колонну, которая медленно, но неотвратимо двигалась в их сторону. Отступая по сигналу горна, они вышли на артиллерийскую батарею, которая так увлеклась преследованием русских, что теперь находилась почти у переднего края наступающего противника. Поняв опасность происходившего, командир артиллеристов полковник Вуд приказал им отступать вместе с рейнджерами, но едва он успел произнести слова приказа, как всего в десяти шагах от трёх передовых орудий появились русские стрелки.
Теперь артиллеристы не могли ни стрелять, ни увести свои пушки. В попытке спасти орудия от захвата, артиллеристы бросились на врага. Они отбивались саблями, молотками, банниками и просто голыми руками. Им удалось задержать продвижение неприятеля на одну или две минуты, но потом волна наступавших накрыла их. Орудия были захвачены, и неотвратимое наступление продолжалось. На помощь 2-й дивизии продолжали приходить всё новые и новые полки. Они проходили сквозь ряды палаток и отправлялись вниз по невидимым в тумане склонам. Четыре роты 77-го полка под командованием рослого полковника Эгертона спускались по пологому откосу слева от лагеря дивизии. Лежал настолько плотный туман, что, когда всего шагах в пятнадцати от англичан стали просматриваться неясные тёмные тени, никто вначале не мог различить, что это было. Генерал Буллер, который шёл вместе с этим полком своей бригады, сначала не мог поверить в то, что передвигавшиеся впереди фигуры - вражеские солдаты. "Прошло несколько мгновений, - вспоминал адъютант генерала, - прежде чем я смог убедить генерала Буллера, что впереди нас враг. "Во имя Господа, - вскричал я, - примкнуть штыки и наступать!" Генерал отдал приказ, и уже через минуту мы схватились в жестокой рукопашной".
Бой, как и многие другие схватки этого дня, был очень тяжёлым и каким-то нереальным. Визг пуль, тяжёлый свист снарядов, предсмертные стоны и вопли ярости, даже постоянные рычащие крики наступающих - все эти звуки, как впоследствии вспоминали участники сражения, как бы приглушались плотным удушающим туманом. Руки солдат, державшие оружие, двигались как будто вяло и неохотно. Тёмные фигуры внезапно появлялись из ниоткуда и так же неожиданно растворялись в тишине, будто тонули в невидимом из-за тумана море. Кусты были похожи на солдат, а солдаты - на кусты. И та и другая сторона носили шинели, и было трудно понять, где свои и где враги. Бой походил на кошмарный сон. Только, в отличие от кошмара, боль и страх были настоящими.
Обычный чёткий порядок колонн наступавших русских нарушали кустарники и рельеф местности. Солдаты сражались поодиночке или небольшими группами. Многие этим утром получили по дополнительной порции водки или бренди, поэтому было много пьяных, но спиртное не помогло полностью побороть страх. Оказавшись в одиночестве, вне строя, в котором привыкли воевать, наступавшие стали терять самообладание. Они прятались в кустах или ложились на землю, притворяясь убитыми. Почувствовав этот страх и неуверенность, английские солдаты бросались на них как волки, кололи тёмные фигуры штыками или, взяв винтовку за ствол, наносили удары прикладом в бледные безжизненные лица.
Штыками и ударами прикладов проложив себе дорогу через разрозненные группы русских, переступая через мёртвых и притворявшихся убитыми, солдаты 77-го полка оказались на открытом участке земли и увидели перед собой новые русские колонны, которые ещё не участвовали в бою. Но и неприятель был ошеломлён при виде неожиданно появившихся из тумана вражеских солдат. Русские дрогнули и побежали. 77-й полк бросился преследовать врага. Рядом бежали и внезапно "воскресшие" русские пехотинцы, как их впоследствии насмешливо называли англичане. Их было так много, что солдаты 77-го полка не могли и помыслить о том, чтобы взять их в плен. Поскольку эти хитрецы не мешали англичанам преследовать свежие колонны русской пехоты, на них попросту не обращали внимания. 77-му полку удалось отбросить неприятеля примерно на полмили, прежде чем его солдатам пришлось остановиться перед склонами высокого Внешнего холма, на которых расположились несколько орудий русских. Под плотным артиллерийским огнём англичане залегли.
Вскоре русские пушки перенесли свой огонь, и несколько сот пехотинцев побежали через позиции 77-го полка в сторону Внешнего холма. Приняв их за наступающих англичан, солдаты 77-го полка кричали им слова одобрения. Но, как выяснилось, они приняли за своих отступавших в тумане под огнём английских батарей Внутреннего холма русских пехотинцев.
Теперь русские отступали повсюду. На правом фланге они были встречены штыковыми ударами 41-го и 30-го полков. Англичанам пришлось идти в штыковую атаку после того, как выяснилось, что их винтовки, пролежав всю ночь во влажной грязи, не могли стрелять. Решительная атака нескольких сот солдат обратила в паническое бегство несколько тысяч врагов. То, что ещё час назад казалось невозможным, стало реальностью. На всём узком участке фронта неприятель, стремившийся сбросить союзные войска в море, сам был отброшен назад.
Было 7.30 утра.
IV
Раглан сидел на коне на вершине холма к северу от лагеря 2-й дивизии и пытался собрать воедино поступавшие к нему многочисленные разрозненные донесения. Туман всё ещё не рассеялся и не позволял увидеть, как проходило сражение. Постепенно отдалявшиеся звуки боя наводили на мысль, что первый натиск врага был отражён. Но Раглан понимал, что это ненадолго и вскоре русские с удвоенным упорством ринутся вперёд. Оставалось только ждать, когда и где это произойдёт. Вскоре этот вопрос выяснился сам собой. В 7.45 командующий получил донесение, что примерно в полумиле к северу от расположения его штаба русские предпринимают решительное наступление на позиции 1-й бригады 2-й дивизии под командованием генерала Адамса.
Адамс имел в своём распоряжении менее 700 солдат, в основном из 41-го и 49-го полков. Высокая фигура генерала на крупном коне то и дело появлялась на самых опасных участках, там, где нужно было немедленно отбросить назад вклинившихся вражеских солдат. Однако было ясно, что Адамс не сможет долго удерживать позиции, если не получит подкреплений. Русские обходили англичан с флангов, медленно отжимая их с занимаемого участка земли. И вот наконец, когда из тумана выплывала очередная колонна вражеской пехоты, прискакавший на взмыленной лошади бригадный майор принёс радостную весть, что на выручку спешит гвардия. Услышав новость, четверо молодых офицеров 41-го полка с саблями наголо повели солдат в атаку против огромной колонны русской пехоты. Но подчинённые отказались следовать за ними, и все четверо были убиты.
- Ну вот, - ворчливо заметил кто-то из солдат, - значит, подходят эти чёртовы гвардейцы. Пусть они и воюют здесь вместо нас.
В британской армии в то время было широко распространено мнение о том, что гвардия ни на что не годится. Это мнение ещё более усугубилось после сражения на Альме, когда гвардейцев незаслуженно обвинили в трусости. "Ходят слухи, и я надеюсь, что они не получат дальнейшего распространения, - писал отцу один из офицеров полка королевских стрелков, - о том, что гвардия там позорно бежала". О том же писал и капитан гренадёров. Пытаясь быть более объективным, чем прочие офицеры номерных армейских полков, он так описывал отступление шотландской гвардии: "Конечно, никто не требовал от них наступать под ураганным огнём. Но после того как прочитаешь массу лживых отчётов об их безудержной храбрости, хочется, чтобы публика узнала о том, как всё это было на самом деле. О том, как эти щеголи бежали, а наши парни, располагавшиеся правее, кричали им: "Позор!" Хотелось бы, чтобы сама королева посмотрела в эти минуты на своих любимчиков".
Шотландские стрелки спешили на помощь солдатам генерала Адамса, полные решимости восстановить свой авторитет. Ими командовал полковник Уокер. На правом фланге наступали гвардейские гренадёры под командованием полковника Рейнардсона. В боевых порядках своих солдат находились командир бригады генерал Бентинк и сам герцог Кембриджский.
В восточной части участка наступления гвардейцев располагался недостроенный полукруглый забор с двумя амбразурами высотой около 10 футов. Там было решено во что бы то ни стало разместить два орудия. Несмотря на отсутствие какой-либо ценности этого участка с точки зрения тактики, ему пришлось стать ареной ожесточённого боя, в ходе которого погибли несколько сот солдат. Позже генерал Боске, рассматривая ряды мёртвых тел, лежащих там в самых разнообразных неестественных позах, определил это место с убийственной точностью, коротко бросив:
- Бойня.
К моменту подхода гвардии земля уже была усеяна телами мёртвых и раненых. К тому времени русским удалось отвоевать это место, выбив оттуда англичан. После безуспешной попытки выстрелить отсыревшими боеприпасами гренадёры бросились в штыковую атаку и снова заняли строение. Русские оставили позицию батареи и откатились вниз по склону холма. Полковник Уокер получил приказ занять позиции слева от гренадёров. Выступив с шотландскими стрелками в указанном направлении, он неожиданно обнаружил, что в его сторону движутся две свежие колонны русской пехоты. Он немедленно развернул строй навстречу наступавшему противнику. Шотландцы уже готовились открыть огонь, когда неожиданно появился герцог Кембриджский и гневно спросил полковника:
- Куда это вы направляетесь, сэр? Немедленно занимайте позиции слева от гренадёров.
Как показали события на Альме, герцогу плохо удавалось командовать войсками в условиях резкой перемены обстановки. В таких случаях его обычно бесстрастное лицо перекашивала гримаса ярости. Посчитав ниже своего достоинства объяснять начальству причину перестроения, полковник Уокер отозвал солдат и повёл их в указанном герцогом направлении. Однако в этот момент генерал Бентинк тоже увидел приближавшиеся колонны русских и отправил полковника Уокера обратно. Уокеру пришлось вновь собирать своих солдат. Он настолько охрип, что не смог достаточно громко прокричать команду. Поэтому генералу Бентинку пришлось сделать это вместо полковника.