Профессор Лондонской школы экономики и политических наук Р. Дор подчеркивает, что в англосаксонской модели компания рассматривается как организация, основанная индивидами, вложившими в нее свой капитал, для удовлетворения собственных материальных интересов. Т. е. концепция фирмы понимается исключительно как частная собственность. Поэтому на практике господствует модель управления в интересах акционеров (shareholder model), направленная на максимизацию текущей прибыли. Напротив, в континентальной Европе и Азии господствует модель соучастников (stakeholder model), в которой в той или иной степени учитываются интересы не только акционеров, но также менеджеров, работников, деловых партнеров, местных сообществ и др.
Для англосаксонской модели характерна распыленная собственность. В США и Великобритании около 80 % всех акций приходится на мелких акционеров. В эту категорию помимо домохозяйств входят так называемые институциональные инвесторы – фонды (страховые, пенсионные, инвестиционные и др.), аккумулирующие средства населения и вкладывающие их в различные финансовые инструменты с целью получения прибыли. Напротив, финансирование бизнеса в континентальной Европе и Азии осуществляется преимущественно через банки. К примеру, в Японии и Германии доля банков в общем объеме финансовых активов экономики составляет 60–70 %, тогда как в США менее 25 %. В Великобритании доля банков в финансировании частных компаний нефинансового сектора составляет всего около 18 %.
В англосаксонской модели компании преимущественно ориентированы на разовые контракты и избегают брать на себя долгосрочные обязательства с целью сохранения гибкости в условиях неустойчивой рыночной конъюнктуры. В американском антимонопольном законодательстве тесные межфирменные связи, долговременная кооперация и скоординированные взаимодействия нередко выглядят как ограничение конкуренции. Так как бизнес рефинансируется преимущественно на фондовом рынке, он является зависимым от ожиданий краткосрочных биржевых прибылей. Поэтому бизнес практически не способен путем кооперации и координации обеспечивать экономику "общественными товарами" такими, как профессионально-техническое обучение и фундаментальная наука, либо создавать условия для долгосрочного инвестирования. Англосаксонские компании предпочитают доходность целям роста и занятости, а их структуры "корпоративного управления" (совет директоров, прозрачная бухгалтерия, ответственность за материальное поощрение менеджеров) ориентированы на рынки капиталов и требования акционеров по обеспечению высокой текущей доходности.
Таким образом, англосаксонскую модель капитализма возможно определить как такой тип хозяйствования, при котором каждый дееспособный член общества (под влиянием наследия протестантской трудовой этики) призван занимать активную жизненную позицию, направленную на получение краткосрочной максимальной выгоды из любой сферы материальной или духовной деятельности человека с целью накопления и расширения частного индивидуального благосостояния. При этом институциональную основу англосаксонского социально-экономического устройства составляют: идея свободы как способ самовыражения личности и принцип организации экономической деятельности, представительная (парламентская) демократия как форма консенсуса правящих элит, частная собственность как основа ведения хозяйства, фондовая биржа как главный источник финансирования бизнеса и перераспределения прав собственности, а также система независимого судопроизводства, основанная на англо-американском общем праве, как механизм защиты прав имущих классов.
Главной и неотъемлемой характеристикой англосаксонской модели капитализма является примат коммерческих интересов, что качественно отличает ее от других моделей социально-экономического развития, практикуемых в мире, и оказывает существенное влияние на формирование соответствующей системы ценностей.
Движущим фактором социально-экономического развития в англосаксонской модели выступает стремление к коммерциализации всех без исключения сфер деятельности социума с целью максимизации прибыли. Высшим критерием общественной значимости человека считается деловой успех, в то время как бедность приравнивается к пороку. Социальный статус человека определяется не столько возрастом и приобретенным опытом, сколько принадлежностью к тому или иному имущему классу, личными предпринимательскими достижениями и величиной финансовых активов. Место в социальной иерархии зависит от родового происхождения, владения недвижимым имуществом и степени практического вовлечения индивида в экономические процессы. Гарантом сохранности частной собственности выступает государство, которое в рамках установленных правил, контролирует все сферы производительной деятельности общества.
Часть II
Составляющие успеха
Глава 5. Пять веков протекционизма
С конца 1980-х гг. развитие мировой хозяйственной системы базировалось на принципах неолиберализма. Эти принципы активно насаждались в сознании всех без исключения субъектов международных экономических отношений, независимо от степени их реальной готовности к проведению политики "открытых рынков". При этом главные идеологи доктрины неолиберализма – Великобритания и США – предпочитали не акцентировать внимания на том факте, что в течение всего периода становления собственных национальных экономик их внешнеэкономическая политика принимала различные формы протекционизма для защиты внутренних рынков.
Рассмотрим в исторической ретроспективе, каким образом Великобритании и США при помощи политики протекционизма удавалось повышать международную конкурентоспособность своих национальных производителей и выводить их на лидирующие позиции в глобальной экономике.
Согласно учению о меркантилизме, заложившему научную основу современной теории международной торговли, показателем богатства страны являлись запасы золота и других сокровищ, а источником богатства считалась внешняя торговля, благодаря которой через неэквивалентный обмен обеспечивался активный торговый баланс.
Постулаты меркантилизма подверглись жесткой критике шотландским экономистом А. Смитом, который установил, что благосостояние наций зависит не столько от количества накопленного ими золота, сколько от их способности производить конечные товары и услуги, поэтому основная задача состоит не в приобретении золота, а в развитие производства за счет разделения труда и его кооперации. Согласно учению А. Смита, наилучшим образом данное положение реализуется в условиях государственного невмешательства в экономику и свободы конкуренции, когда производители абсолютно экономически свободны и могут самостоятельно в рамках экономических законов выбирать любой род деятельности. Субсидирование экспорта или обложение импорта пошлинами А. Смит считал недопустимыми мерами международной торговли, поскольку они представляют собой налог на население, что ведет к повышению внутренних цен.
Работа А. Смита "Исследования о природе и причинах богатства народов", многократно переизданная при жизни автора, получила высокую оценку руководства Британской империи. А. Смит был назначен главой таможенного управления Эдинбурга – столицы Шотландии. Незадолго до смерти А. Смита британский премьер-министр У. Питт оказал высокую честь шотландскому мыслителю, предложив ему сесть первым за стол на званном обеде, на котором собрались многие известные политики. "Мы останемся стоять, пока Вы не сядете, – сказал У. Питт, – ведь все мы – Ваши ученики".
Однако, активно пропагандируя миру теорию свободной торговли А. Смита, в практической реализации своей собственной внешнеэкономической стратегии Британия придерживалась прямо противоположных методов. На протяжении значительного периода существования Британской империи метрополия ревностно оберегала национального производителя от иностранной конкуренции путем выстраивания заградительных барьеров, что в конечном итоге сыграло ключевую роль в возвышении Британии в качестве "промышленной мастерской" мира и крупнейшей морской державы. Как отмечает немецкий экономист Ф. Лист, "этих-то факторов, по-видимому, А. Смит не желал ни знать, ни замечать. Они принадлежали, конечно, к категории тех назойливых фактов, по поводу которых (французский экономист) Ж.Б. Сэй сознается, что "они приводят к мятежу против собственной системы". Норвежский экономист Э. Райнерт иллюстрирует масштабность английского протекционизма следующим образом: "Адам Смит в книге "Богатство народов" (1776 г.) велел англичанам открыть границы для свободной торговли, но история гласит, что за 100 лет, последовавших за изданием книги, в Англии было собрано таможенных налогов больше, чем во Франции, которая считается сегодня оплотом протекционизма".
Как уже отмечалось, с середины XIII в. внутренняя и внешняя торговля Англии оказалась в полной зависимости от ганзейцев. Однако годы учения не проходили для Англии впустую. Спустя сто лет после основания в Лондоне немецкой торговой монополии английский король Эдуард III посредством различных льгот сумел привлечь в страну суконных мастеров из Фландрии. После того, как их производство внутри страны возросло, король издал указ, запрещающий англичанам одеваться в чужеземные суконные изделия. Эдуард IV пошел еще дальше и вовсе запретил импорт иностранного сукна. Тогда же были изданы законы, препятствовавшие вывозу благородных металлов, как в монете, так и в слитках. Иностранным купцам вменялось в обязанность все деньги, вырученные за ввезенные в Англию продукты, тратить на покупку товаров местных купцов.
Немалый вклад в повышение благосостояния Англии своей экономической политикой внесла и династия Тюдоров. Выросший в Бургундии будущий король Англии Генрих VII имел возможность наблюдать за тем, каким прибыльным было производство шерсти на континенте, производимой из английского сырья. По восшествию на престол Генрих VII ввел налог на экспорт немытой шерсти из Англии и освободил начинающих производителей шерсти от налогов, одновременно предоставив им монопольные права. В свою очередь Генрих VIII по наущению английских промышленников издал постановление об изгнании из Лондона 15 000 бельгийских фабрикантов, которые, пользуясь стремительным развитием английской мануфактурной промышленности, взвинчивали цены на импорт сельскохозяйственной продукции. Целью королевского указа было регулирование цен на продукты питания во избежание голода в стране. (Подобная практика применялась также в Англии в период 1815–1846 гг. во время действия так называемых "хлебных законов", которые представляли собой высокие тарифы на импорт зерна, призванные защищать английских фермеров и землевладельцев от конкуренции с дешевым иностранным зерном). Одновременно были изданы законы, ограничивающие роскошь, введены уставы на ношение платья, таксы на жизненные припасы и поденную плату.
Хотя под принуждением ганзейцев английские монархи были вынуждены время от времени восстанавливать их прежние привилегии, тем не менее, благодаря действию протекционистских мер английское шерстяное производство смогло значительно продвинуться вперед.
Пытаясь противодействовать быстрому развитию английской промышленности, ганзейцы добились императорского эдикта, по которому английским купцам запрещалась всяческая торговля внутри германской империи. В ответ на это королева Елизавета I приказала задержать шестьдесят ганзейских кораблей, на которых они вели контрабандную торговлю, и конфисковать их груз. Решительный поступок Елизаветы I, на который ганзейцы не смогли адекватно отреагировать, нанес сокрушительный удар по их репутации, ускорив разрушение торговой монополии Ганзы и расчистив дорогу для будущего морского владычества Англии.
По мнению Ф. Листа, главные причины распада Ганзейского союза заключались в том, что торговля ганзейских городов не была национальной, не основывалась на развитии собственного земледелия и промышленного производства и не опиралась на политическое могущество единого национального государства.
Англии удалось извлечь важные уроки из ганзейского опыта. Помимо создания собственного военного флота, английская внешняя торговля "нашла прочную опору в земледелии и промышленности страны". Интересы короны, аристократии и народа "счастливо уживались в солидарности и единении". Ф. Лист подчеркивает, что если бы англичане преследовали принципы свободной торговли, ганзейские купцы до сих пор бы сохраняли свою торговую монополии в Англии. "Нельзя не удивляться, – отмечает немецкий экономист, – что Адам Смит не дал себе труда проследить промышленную и коммерческую борьбу Ганзы с Англией с начала ее возникновения и до конца".
При Елизавете I протекционистская политика стала основой государственного развития Британии. Было введено эмбарго на экспорт необработанной шерсти из Англии; запрещен импорт металлических и кожевенных изделий; созданы наиболее благоприятные условия для эмиграции немецких горнопромышленников и железозаводчиков, импорта лесных материалов для создания собственного кораблестроения. Вследствие переселения протестантских фабрикантов, изгнанных из Бельгии и Франции, Англия освоила выделку тонких шерстяных материй, шляп, бумаги, часов, стеклянных, льняных и шелковых изделий. Все эти отрасли развились благодаря прямому запрещению импорта или высоким таможенным пошлинам. "Раз овладев какой-либо отраслью промышленности, – пишет Ф. Лист, – Англия в течение столетий окружала ее своим попечением и лелеяла ее, как молодое деревцо, которое требует опоры и заботы".
Однако нейтрализация торговой монополии Ганзы стала лишь первой крупной победой в стратегии Англии по установлению мирового торгового господства. В 1651 г. английский парламент с целью противостояния быстрому развитию торговли и промышленности Голландии, издает первый Навигационный акт, на основании которого все ввозимые в Англию колониальные товары могли впредь доставляться исключительно на английских судах, имеющих английскую команду. Этим законом ставилась задача подрыва развития голландского флота, которая отчасти была успешно реализована. Количество кораблей, захваченных англичанами у голландцев доходило до 1600, в течение 28 лет со времени издания навигационного акта английский торговый флот удвоился.
Как отмечает разработчик российского таможенного кодекса Д.И.Менделеев (который более известен благодаря своему открытию периодического закона химических элементов), навигационный акт предусматривал следующие пять мер: во-первых, запрещалось кому-либо, кроме англичан, производить каботажную торговлю, или перевозку товаров из одних портов в другие. (Эту меру впоследствии заимствовали от англичан многие государства, включая Россию); во-вторых, иностранным кораблям разрешалось привозить в Англию только товары, произведенные в тех странах, к которым принадлежит корабль. До сих пор голландцы занимались преимущественно перевозкой товаров, производимых другими народами, получая от этого большие прибыли. Навигационный акт лишил голландцев части этой прибыли и передал ее англичанам; в-третьих, вывоз товаров из английских колоний в другие страны запрещался; он был разрешен только в Англию и через Англию. Благодаря этому запрету Англия становилась не только административным, но и торговым центром своих колоний. Таким образом, колонии ослаблялись ради выгод метрополии; в-четвертых, никто, кроме англичан, не имел права вести морскую торговлю с колониями. Протежируя торговлю англичан в своих колониях, Англия не только заставляла колонии платить больше за иностранные товары, но и продавать свои товары только тем англичанам, которые были вовлечены в торговлю с колониями. От этих явных выгод метрополии, прежде всего, страдала добывающая и перерабатывающая промышленность колоний, внешний спрос на продукцию которых ограничивался; в-пятых, корабли, ведущие по вышеизложенным пунктам английскую колониальную и внешнюю торговлю, должны были не только принадлежать англичанам, но и быть построенными в Англии, и команда таких кораблей должна была состоять, по крайней мере, на три четверти из английских поданных. Эта проникнутая крайним протекционизмом статья нужна была для того, чтобы создать английское кораблестроение вместо долго господствовавшего голландского, предоставив английским матросам и морякам явную привилегию, из-за которой морской промысел становился выгодным и привлекательным для английского народа.