Рабочие начала прошлого века были левыми не потому, что их угнетал капиталист. Они были влиятельным меньшинством. Конечно, эталонным русским начала XX века мы считаем "графа Цимлянского". С ним мы привыкли сравнивать остальных жителей России. На фоне аристократии остальные россияне выглядят блекло. Что можно противопоставить представителям высшего света? Однако по сравнению с многомиллионным крестьянством рабочие были богаты и образованны. Стать машинистом или водителем автомобиля - карьера для крестьянского мальчишки тех лет. Этим профессиям УЧИЛИСЬ. Поэтому рабочие примыкали к интеллигентам, вместе с ними выступая против капиталистов. Ибо капитализм стремится загнать интеллектуалов в гетто, придать им функции обслуживающего персонала.
В современном западном мире капиталистам противостоит основанное на интеллектуализме левое движение. Точно так же, как феодалов свергли не крестьяне, а капиталисты, капиталисты могут быть свергнуты интеллектуальным классом. Рабочие начала прошлого века были частью этого класса. Сегодня это уже не так. Изменились стандарты образования. Образование, нужное для рабочего, считалось высоким в начале прошлого века и считается низким в начале века нынешнего. Впрочем, уже в веке двадцатом рабочие были лишь ведомыми.
Представить во главе Социал-демократической партии рабочего - невозможно. Ни Ленин, ни Троцкий, ни Сталин рабочими не были. Они были интеллектуалами. Смысл деятельности "товарищей" сводился к чтению книжек, генерированию и распространению новых идей. Рабочие прошлого века были низовой частью интеллектуального класса, верхушка которого социально принадлежала к мелкой буржуазии. Рабочие партии возглавляли не трудящиеся, а умники-террористы и умники-теоретики, которые использовали марксизм как всепобеждающее учение, позволяющее натравливать массовое образованное меньшинство (рабочих) на капиталистов.
* * *
Предполагалось, что, преодолев капитализм как социальный строй и особую систему ценностей, можно достичь скачка в развитии общества. В России в XX веке победили левые. Коммунистические власти делали акцент на интеллектуальном превосходстве над "миром капитала". СССР обладал единственно верным марксистским учением, призванным объяснить устройство общества, и уже на этом основании неизмеримо превосходил Запад. Ставка делалась на развитие науки, прогрессизм. СССР действительно совершил качественный скачок за счет бурного развития промышленности и науки, но споткнулся на проблемах частной собственности и свободы слова. Оказалось, что буквально понятый марксизм тормозит развитие науки в том числе. А режим, созданный на основе общественной собственности на средства производства, стремится контролировать свободу мысли, тем самым подрывая позиции интеллектуального класса. Со второй половины 50-х оглушительная пропаганда коммунизма стала раздражать. Сначала интеллигентов, потом, постепенно, - всех остальных.
Россию левой идеей перекормили. Власть боролась с проявлениями "мещанства", то есть капиталистических инстинктов. Приписываемый мещанам "вещизм" означал не только стремление жить лучше, как это часто трактуют, но и капиталистический способ обоснования превосходства - "я лучше, потому что у меня семь слоников на шкафу".
Худшее произошло с советской интеллигенцией. Она тоже стала мещанской - редкие книжки стали предметом культа среди интеллигентов не хуже западных шмоток среди советских мещан. В итоге падения советской власти захотела и интеллигенция, представителями которой эта власть была создана. Захотела потому, что в мечтах ей виделся строй, в котором можно "свободно книжки читать". В перестройку мещане и интеллигенты объединились и составили ту страшную силу, которая смела все общество.
Левую идею отдали на поругание. Пришел капитализм. На бытовом уровне лозунги типа "куй железо, пока Горбачев" (то есть "воруй, пока Горбачев"), звучали постоянно. От науки, "космоса" отрекались легко, с песнями. Распространенная галлюцинация тех лет - представление о том, что "я" (конкретный советский житель) невероятно процвету при капитализме (ведь у меня есть эксклюзивные умения - я младший научный сотрудник или, бери выше, - инженер, а знаете, сколько денег получают младшие научные сотрудники при капитализме?"). Гадкие же "они" (то есть все окружающие) будут подвергнуты безработице и прочим лишениям. Ведь "они" же бездельники, кара им по грехам их.
Народ стал добиваться строительства общества, в котором бы хорошо жилось богатым. И своего добился. Однако после краткого торжества правых идей маятник не мог не пойти в другую сторону. Он и пошел. Хотя бы потому, что слишком многим "не доставалось" в ходе тотального передела собственности в 90-е годы прошлого века. Российское общество постепенно стало походить на западный образец, который мы так упорно строили, начиная со времен Бориса Ельцина.
* * *
Однако базовая проблема российских социалистов и социал-демократов сохранилась - они не чувствуют и не понимают свою аудиторию. Им кажется, что существуют "трудящиеся", которые раньше голосовали за КПРФ, а теперь должны проголосовать за некоммунистических левых. Российские левые по-прежнему живут в XIX веке, не замечая, что век двадцатый минул, а на дворе уже двадцать первый.
Между тем, избирателями "новых левых" являются не "трудящиеся" (под которыми у нас принято почему-то понимать рабочих), а представители городского среднего класса - офисный пролетариат. За 15 лет либеральных реформ в российских городах сложился класс, который, не обладая значительной личной собственностью, зарабатывает за счет продажи "мозгов" либо эксклюзивных умений - менеджеры, адвокаты, журналисты, пиарщики, ученые новой формации, даже представители мелкого и среднего бизнеса, разделяющие ценности этой среды. Они - потенциальные левые. Левые постиндустриального мира.
Однако российские социалисты по привычке идут на заводы. Сто лет назад рабочие были меньшинством, склонным крикливо отстаивать свои корпоративные интересы с помощью забастовок. Сегодня рабочие оттеснены на обочину жизни. А их место заняли "менеджеры". Российские левые не умеют и не любят работать с ними. Именно поэтому российские левые партии маргинальны. Лишь "Родина" отчасти поняла, как работать с "новыми левыми". Да и то она выбрала относительно узкий сектор постсоветских ученых. Итог - за "Родину" голосовали наукограды, то есть территории, где сосредоточено максимальное количество людей, которые претендуют на высокий социальный статус по причине высокого интеллекта.
Левые Запада пытаются ограничить капитализм с помощью государства, заставить капиталистов отступить под консолидированным давлением общества, коль скоро пока не придумано экономической модели, противостоящей капитализму. Наши левые государства скорее боятся, считая его буржуазным. Поэтому офисные пролетарии, которые ценят государство как инструмент своего спокойствия, никогда не последуют за коммунистами или их социалистическими коллегами. Новое левое учение предполагает скорее идеологию жителей современных больших городов. То есть мультикультурализм, высокую социальную мобильность, терпимость к меньшинствам. Короче говоря, ослабленную версию тех взглядов, которые исповедуют избиратели Демократической партии США.
* * *
Офисных пролетариев принято считать либералами. Однако это не совсем так. Они - либералы, когда дела касается исповедания религии, дружелюбия к меньшинствам или соблюдения прав человека. Все эти качества есть и у западных левых. Но они не либералы, когда речь идет о взаимоотношениях с "миром капитала". Именно "офисный класс" поддержал арест Ходорковского. Вожди либеральной интеллигенция в течение нескольких лет утратили свое "войско". И если в начале "нулевых" они еще могли собирать многотысячные митинги в поддержку НТВ, то сегодня для них собрать демонстрацию в сотню человек - несомненный успех. Офисные пролетарии отшатнулись от либералов, поскольку либералы отечественного розлива выступают за олигархов. Олигархи же подтачивают государство, в котором офисные пролетарии видят инструмент обуздания класса капиталистов.
В течение ближайших лет сословие офисных пролетариев грозит стать главным классом если не России в целом, то российских мегаполисов. Они противопоставляют себя капиталистам (во всяком случае, тем, что "слишком много себе позволяют"), они "хотели бы жить в нормальной стране" (часто вкладывая в слово "нормальный" столь причудливый смысл, что удивился бы даже главный психиатр больницы им. Кащенко). Они и есть новый левый класс.
Сколько их? И много и мало. "Ядром" является офисный класс, насчитывающий несколько миллионов человек в крупных мегаполисах. Однако антикапиталистические, левые ценности, производимые "офисным классом", могут распространяться далеко за его пределы. Союзниками станут, например, обычные российские интеллигенты - врачи, учителя, обитатели наукоградов. Как показывает опыт стран Восточной Европы, носителями левых ценностей и постоянными избирателями социалистических партий может стать половина граждан страны. Беда лишь в том, что наши левые политики пока не научились работать с этим классом, безуспешно пытаясь поймать черную кошку "рабочего класса" в марксисткой темной комнате.
Да, они не умеют работать с офисным пролетариатом. У российских политиков нет не то что "проекта будущего" для нового интеллектуального слоя, но даже языка, на котором они могли бы сформулировать этот проект. "Улица корчится безъязыкая". Пока язык не найден, левое движение в России вряд ли сможет стать реальной силой.
Офисные пролетарии ждут своего Ленина.
О чем промолчал Ходорковский
Обычный гражданин и рядовой заключенный Михаил Ходорковский призвал Русь… нет, не к топору, к "Левому повороту".
Бывший владелец ЮКОСа и глава неформальной оппозиции считает, что к власти в России должны прийти левые силы.
Они легитимизируют приватизацию, установят социальную справедливость и вообще излечат общество от социальных болезней ельцинского правления. Ходорковский пророчит конец авторитарному правлению и приход новой политической эпохи. Итак, левые придут к власти? Но придут ли?
Первое, что приходит на ум, - пример Восточной Европы, где социал-демократы пришли к власти после короткого периода господства правых антикоммунистических и националистических режимов. Похоже, Ходорковский пророчит России тот же сценарий: после длительного либерального правления к власти должны прорваться левые силы. Однако за скобками остается вопрос, готова ли Россия в нынешнем ее виде повторить путь Польши или других стран Варшавского Договора?
Приход к власти левых сил в Восточной Европе стал возможен потому, что в конце 80-х годов прошлого века произошли национально-демократические революции, легитимизировавшие государственность в бывших странах советского блока. "Солидарность" вывела Польшу из-под контроля Советского Союза. Были созданы и начали успешно действовать демократические институты. Поэтому стал возможен переход власти от Леха Валенсы к нынешнему президенту, представителю левых сил Александру Квасьневскому. Национальное государство было построено, правые не могли предложить ничего нового. А социальной справедливости не было. Левые обещали обеспечить ее в дополнение к национальному государству и потому пришли к власти.
* * *
Здесь придется сделать небольшое отступление. В начале 90-х годов прошлого века в России произошла революция. Она носила двойственный характер: была одновременно антиколониальной (под метрополией понимался Советский Союз) и буржуазной. Цель любой антиколониальной революции - покончить с господством внешней силы и утвердить независимость страны. Цель революции буржуазной - утвердить капитализм и буржуазные демократические институты.
Ходорковский пишет о событиях 1996 года как о тотальном поражении российской демократии. Между тем 1996-й был бы невозможен без 1993-го, когда на улицах Москвы в мини-гражданской войне схватились две группировки - проельцинских демократов и прохасбулатовских патриотов.
Ситуация, совершенно невозможная для государств Восточной Европы или Украины, где слова "патриот" и "демократ" - синонимы. Все демократы - патриоты, все патриоты - демократы. Как же иначе? 1993 год прервал развитие России по "восточноевропейскому" пути, направив страну по пути коррумпированных латиноамериканских режимов.
Проблема в том, что буржуазно-демократическая революция не всегда совпадает с антиколониальной. История знает случаи, когда антиколониальные революции возглавляли феодалы или рабовладельцы для того, чтобы оттеснить метрополию от кормушки и самим господствовать над покоренной страной. Выход Соединенных Штатов из состава Британской империи отнюдь не способствовал отмене рабства, которое пало лишь в результате гражданской войны 1861–1865 годов. Аналогичная ситуация сложилась и в странах Латинской Америки, вышедших из-под колониального гнета Испании. Часто отпадение бывшей колонии от метрополии приводит не к прогрессу, а, наоборот, к возвращению государства к первобытным формам экономического и политического устройства.
Кризис 1993 года привел к победе демократов. Россия превратилась в колонию собственной правящей верхушки. Вместо буржуазного национального государства возникла периферийная империя, живущая за счет сверхэксплуатации народа и вывоза природных ресурсов за границу. Одну из ведущих ролей в становлении подобного строя сыграл, увы и ах, сам Михаил Борисович Ходорковский. И хотя сейчас он осознал свою ошибку, из песни слов не выкинешь.
* * *
Может ли левое правительство прийти к власти в подобной стране? Левое в классическом, европейском смысле - вряд ли. Ходорковский сожалеет, что в 1996 году не свершился исторический компромисс, президент Ельцин не сделал премьером Зюганова. Дескать, тогда и овцы были бы сыты, и волки целы. Однако в 1996 году Зюганов не пришел к власти потому, что большинство правящего класса опасалось передела собственности.
В странах Восточной Европы, где национально-демократическая революция завершилась установлением демократических режимов, компартии преобразовались в Союзы левых сил. Народу Польши, например, было ясно, что сложившийся новый общественный уклад крепок и отдельной партии уже не изменить его, даже в случае прихода к власти. Это понимали и сами партии. Их преобразование из коммунистических в социал-демократические означало признание новых режимов и готовность играть по их правилам.
То ли дело у нас. КПРФ, единственная крупная левая партия, до сих пор не признает легитимность ельцинской революции 90-х годов прошлого века. А власть продолжает сохранять ее как единственную крупную оппозиционную партию, в принципе не способную прийти к власти.
Конечно, можно сказать, что в Латинской Америке существуют левые правительства, отличные от восточноевропейских. Вспомним хотя бы президента Венесуэлы Уго Чавеса. Однако риторика этих режимов лишь кажется левой внешним наблюдателям. Они используют ее, чтобы завоевать симпатии западного общественного мнения. В реальности же подобные режимы борются за суверенитет своих стран против США, то есть южноамериканские левые являются американофобами. Режим Чавеса по своей структуре вовсе не социалистический, а национал-популистский. С точки зрения структуры власти он напоминает скорее Польшу времен Леха Валенсы. Яркий национал и социал-популист, Чавес вряд ли бы был признан своим в рафинированном кругу социал-демократов Европы. Он скорее Путин, чем Квасьневский.
* * *
Ходорковский приводит данные соцопросов, свидетельствующие, что подавляющее большинство граждан России разделяет идеи социальной справедливости. Да, это так. Но верно также и другое - рейтинг КПРФ процентов на 80 ниже этих цифр. О популярности иных оппозиционных партий не стоит и говорить. Возникни сейчас действительно левая коалиция и повторись ситуация 1996 года, против нее объединятся все те, кто приобрел в результате реформ последнего десятилетия. А этих людей не так уж мало.
Перед Россией стоит задача не столько легитимации собственности, сколько легитимации государства. Наше государство пока что не национальное и не демократическое. И это его главная проблема в глазах народа. Пока что общество устроено так, что в нем господствует постсоветская элита, которая стремится сохранить режим в неизменности. Однако неизменность режима становится препятствием на пути развития страны.
Ходорковский обходит молчанием вопрос легитимации государства. Похоже, он его просто не понимает. Но ведь признание государства со стороны общества - самый важный вопрос. Если общество признает государство, то оно признает его законодательные акты. В этом случае легитимация собственности, о которой столь долго и бесполезно говорили либеральные большевики, произойдет автоматически. Сначала государство должно стать демократическим, должна возникнуть нация (понимаемая как сообщество людей, заинтересованных в существовании страны). А уж затем, когда демократические институты утвердятся, а нация станет хозяином страны, можно говорить о приходе левых к власти.
Много ряженых, но мало правых
Для чего нужна партия "Родина"?
Спор о судьбе этой партии заставляет вновь вернуться к вопросу о сущности этого политического феномена.
Проблема России в том, что в стране нет цивилизованной правой партии. Российских правых традиционно обвиняют в мракобесии. Дескать, хотят возвести на престол царя-батюшку Георгия Гогенцоллерна, носят бороды лопатой, пью квас. Между тем все это - внешний антураж. Много ряженых, но мало правых. Россия страдает не от переизбытка мракобесия, а от его отсутствия. Будь у нас сильная правая партия и подлинное мракобесие, либеральные "реформы" никогда не произошли бы. Когда во время беспорядков в Лос-Анджелесе негры попытались громить корейские магазины, владельцы стали отстреливаться. Чем быстро привели "общественность" в чувство. В СССР подобной консервативной силы в начале 1990-х годов прошлого века не оказалось, что и привело "Совдепию" к печальному концу.
Обычно говорят - вы утверждаете, что в стране нет правой партии? Между тем, в России есть прекрасный Союз правых сил и не менее прекрасное "Яблоко". Разве они не истинные правые? (некоторые из вопрошающих, впрочем, уверены, что "Яблоко" - социал-демократическая партия. Не будем спорить с фанатиками). Ответ: для того чтобы быть правой партией, совершенно недостаточно исповедовать либеральные экономические взгляды. Необходимо быть еще и правым в политике. А это значит - отстаивать религию своего народа (или хотя бы ее базовые этические постулаты), поддерживать свое государство, наконец, национальный капитал и национальную экономику.
Всех этих черт лишены российские либералы. Союз правых сил и "Яблоко" в политическом смысле придерживаются левацкой идеологии. Их антигосударственнические настроения, постоянный поиск происков "кровавой гебни", весьма распространенный среди рядовых членов обеих партий, органически не свойственны правому мировоззрению. Так могут мыслить представители маргинальных политических группировок - левацких террористов, либо крайне правых экстремистов (в Америке для того, чтобы видеть во всем происки ЦРУ и правительства, нужны быть сильно правее Республиканской партии).