От Примакова всего-то и требовалось сделать один-единственный шаг. Он даже ничем не рисковал. Все было готово, и все были готовы к переходу власти в его руки. Но судьба помогает только дерзким.
А вот как закончилась эта история. 12 мая 1999 г. премьер-министр Примаков был отправлен в отставку. И никто даже не пикнул в его защиту. Попытка импичмента президента Ельцина, предпринятая Думой в мае того же 1999 г., провалилась.
В августе 1999 г. и. о. премьер-министра был назначен Владимир Путин. В течение четырех месяцев из незаметного homo novus российской политики он превратился в успешного военного вождя – победителя сражения с чеченскими террористами в Дагестане, возглавившего планомерное наступление на Чечню. Популярность и рейтинг еще вчера никому не известного чиновника росли как на дрожжах. Общество, уставшее от неопределенности, страданий и страхов, нуждалось в сильном лидере и охотно проецировало на Путина собственные ожидания. Причем вне зависимости от социального положения и политических взглядов.
Автору этих строк врезалось в память, как на исходе ноября 1999 г., выступая перед статусной интеллигенцией одного из российских областных центров, он упомянул российского премьера. Услышав фамилию Путин, зал дружно начал аплодировать, а потом так же дружно встал. То была сильная и подлинная эмоция.
Неудивительно, что на парламентских выборах декабря 1999 г. свежеиспеченное движение "Единство" (из него позже выросла "Единая Россия") провозгласило своей единственной программой поддержку Владимира Путина. И с такой вот немудреной идеей это движение пришло к финишу вторым, совсем немного уступив коммунистам.
При этом коалиция региональной элиты "Отечество – Вся Россия" во главе с московским мэром Юрием Лужковым, отставным премьером Евгением Примаковым и петербургским губернатором Александром Яковлевым пришла третьей, отстав от пропутинского движения в голосовании по спискам на 10%.
Здесь надо пояснить, что эти парламентские выборы были, вероятно, самыми важными в политической истории постсоветской России. По их результатам становилось понятно, у кого наилучшие шансы победить на президентских выборах, которые должны были проводиться в июне 2000 г. То есть парламентские выборы проходили фактически по сценарию президентских.
И в этой пробной гонке созданное в прямом смысле на ходу, на коленке "Единство" уверенно обошло блок "Отечество – Вся Россия", объединявший немалую часть российских губернаторов. Дерзость одержала политическую, а главное, моральную и психологическую победу над мудростью и опытом. Элита, консолидировавшаяся вокруг Примакова и Лужкова, была сломлена, а рисунок будущих президентских выборов выглядел предопределенным. Это позволило Борису Ельцину досрочно уйти в отставку 31 декабря 1999 г., назначив успешного и становившегося все более популярным премьера своим преемником.
Характерно, что Евгений Примаков даже не предпринял попытки баллотироваться на досрочных президентских выборах в марте 2000 г. Он упустил свой исторический шанс за год до этого.
Из этой истории следует простой и понятный урок – для политической деятельности вообще и для революций в особенности. В ситуации кризиса не бывает завтра. Есть только здесь и сейчас. И если предоставляется хоть малейший шанс, его надо немедленно использовать. Потому что завтрашний день не обязательно принесет улучшение позиций, зато может перечеркнуть все сегодняшние надежды.
Контрреволюция: по стезям Николая I
Утверждение политического режима Владимира Путина обычно связывают с установлением стабильности в России, а сам режим полагают прочным и устойчивым. Причем это точка зрения не только апологетов режима, но и его оппонентов, а также сторонних наблюдателей. По крайней мере, до 2014–2015 гг. она абсолютно преобладала.
Однако сам режим не был так уж уверен в собственной прочности и время от времени поддавался приступам почти параноидального страха.
В этом смысле очень показательна реакция Кремля на "цветные" революции. Особенно остро Москва отреагировала на "оранжевую" революцию на Украине. И понятно почему. Грузия и Киргизия – страны небольшие и не представлявшие первостепенного интереса для России ни в экономическом, ни в геополитическом отношении. Грузия вообще воспринималась как недружественное государство.
Украина же в силу своих масштабов, геополитического положения, историко-культурной близости и экономического потенциала всегда считалась ключевой для России страной постсоветского пространства. Но при этом российский политический класс смотрел на своего западного соседа свысока, а исход украинских выборов 2004 г. полагал предрешенным. И вот – совершенно внезапный для российских и европейских наблюдателей масштабный общественный протест, радикально изменивший политическую ситуацию.
Помимо утери политического влияния на Украину Кремль подсознательно экстраполировал "оранжевую" революцию на российскую ситуацию. Тем более что сразу же после (но не вследствие) украинской революции по России прокатилась волна выступлений пенсионеров, протестовавших против так называемой "монетизации льгот" – перевода ряда натуральных льгот в денежную форму. Эти бунты сломали стереотип о пассивном и не способном к социальному протесту российском населении.
"Цветные" революции оказали значительное влияние на российскую внутреннюю политику. Перечислю только некоторые из самых важных последствий.
Во-первых, для предотвращения социального протеста были значительно увеличены бюджетные расходы на поддержку пенсионеров и бедных слоев общества. Как уже отмечалось в главе книги о причинах революции, бедность не обязательно провоцирует революционные настроения. Очень часто она сохраняет статус-кво, особенно если речь идет о застойной бедности. Люди, поколение за поколением растущие в бедности, принимают подобный порядок вещей как естественный и само собой разумеющийся. Власть, обеспечивающая им прожиточный минимум посредством пенсий, социальных пособий и проч., воспринимается в полном смысле слова как кормилица. А разве на кормилицу поднимешь руку?
В то же самое время для старшего поколения, прошедшего советскую социализацию, характерны высокая явка на выборы (участие в выборах воспринимается как долг) и голосование за власть – любую, какой бы она ни была. Поэтому социальные инвестиции власти в пенсионеров и застойную бедность окупаются важными политическими выгодами: конформистским голосованием и патерналистским поведением.
Таким образом, пенсионеры и бедные слои населения оказываются важной опорой власти и гарантией социополитической стабильности. Правда, лишь в том случае, если власть выполняет свою часть общественного договора: исправно и вовремя выплачивает пенсии и социальные пособия, пусть мизерные.
Во-вторых, была сформулирована официозная идеологическая доктрина – оправдывающая статус-кво концепция "суверенной демократии" Владислава Суркова (в то время он был первым заместителем главы президентской администрации, куратором внутренней политики). Фактически то была первая официальная идеологическая доктрина посткоммунистической России. До нее никакого внятного идеологического обоснования общественных целей Кремль не предлагал.
В-третьих, власть резко ужесточила отношение к политической оппозиции, любым формам политического протеста и несанкционированной общественной активности. Со второй половины 2000-х гг. началось знаменитое русское "закручивание гаек". Поначалу неспешное, оно решительно усилилось после массовых протестов рубежа 2011–2012 гг., а с весны 2014 г. приобрело лихорадочный характер.
В-четвертых, стали периодически проводиться антизападные пропагандистские кампании, призванные мобилизовать российское общество против "подрывной антироссийской деятельности" Запада. Правда, в то время эти кампании хотя и носили периодический характер, но все же не стали одним из главных направлений агитации и пропаганды.
В-пятых, для противостояния потенциальному уличному протесту оппозиции были созданы массовые прокремлевские молодежные организации. Их вдохновителем и куратором выступил упоминавшийся Сурков.
Мотив для их учреждения был следующим. В Кремле решили, что характерообразующей, отличительной чертой будто бы инспирированных извне "цветных" революций было активное участие молодежи, которая составила авангард уличного протеста. (В действительности молодежь всегда активна во всех революциях. Из того, что ее активность хорошо заметна, бросается в глаза, еще не следует решающая роль молодежи в революционных событиях.) Поэтому было решено использовать тактику "острие против острия": потенциальному молодежному протесту противопоставить провластные молодежные же организации.
Предполагалось, что в критический момент они мобилизуют тысячи и десятки тысяч своих сторонников и обеспечат абсолютное доминирование лоялистских настроений на улицах и площадях городов. То есть физически вытеснят оппозиционную молодежь, что позволит не прибегать к откровенному насилию и полицейским методам.
С этой целью в 2005 г. был создан (или преобразован) ряд молодежных политических движений – общенациональных и местных. Общенациональный характер носили молодежное движение "Наши" и существующая при партии "Единая Россия" "Молодая гвардия Единой России".
Наиболее известное движение "Наши" быстро приобрело скандальную репутацию как массовка для проведения уличных провластных мероприятий и спорадических хулиганских акций против оппозиции. Однако, когда на исходе 2011 г. в Москве, Петербурге и еще некоторых российских городах начались массовые протесты против фальсификации результатов парламентских выборов, "нашисты" блистательно отсутствовали на улицах и площадях. И если появлялись, то исключительно под охраной полиции.
В общем, оказались правы те злые языки, которые не уставали повторять, что политическое значение прокремлевских молодежных организаций ничтожно, что они не способны к уличной активности и что их затянувшееся существование служит исключительно коррупционным целям – выделению расхищавшегося кураторами и организаторами государственного финансирования. Неудивительно, что в 2012 г. движение "Наши" было раскассировано.
Резюмирую: в целом политико-идеологическая активность Кремля в 2005–2011 гг. носила открыто и последовательно контрреволюционный характер. Типологически она повторяла контрреволюционную стратегию российского императора Николая I, при котором Россия получила неблагозвучное прозвище "жандарма Европы". Разумеется, формы и методы российской контрреволюции второй половины 2000-х гг. отличались от тех, которые использовались во второй трети XIX века.
В 2005 г. Россия не послала войска на мятежную Украину, как в 1830-м она посылала их в мятежную Польшу, а в 1848-1849-х – в революционную Венгрию. Зато в январе 2006 г. и в январе 2007 г. Россия перекрывала поставки газа на Украину. Другие времена – другие песни. Но идеологическая музыка осталась прежней.
Идеологическое обоснование контрреволюции при Николае I и при Владимире Путине концептуально совпадало. Правительство Николая I последовательно защищало принцип легитимизма, выступало против экспорта революционных идей, за которыми усматривало масштабный международный заговор, и против идеи народного суверенитета per se.
Еще раз напомню, что в 2005 г. президент Владимир Путин сказал: "Демократию нельзя экспортировать из одной страны в другую. Так же как нельзя экспортировать революцию, так же как нельзя экспортировать идеологию". Тогдашний директор ФСБ Николай Патрушев был откровеннее в своих заявлениях, прямо обвинив спецслужбы и организации иностранных государств в дестабилизации (читай: в организации революций) соседних с Россией государств.
При Николае I графом Уваровым была сформулирована доктрина российского самодержавия – теория "официальной народности". Она возникла как идеологический ответ на революционную динамику в Европе. Вопреки названию, центральным пунктом доктрины была не "народность", а "самодержавие" – монархия, обладающая всей полнотой власти на территории страны и свободой рук во внешней политике. Другими словами, доктрина провозглашала Российскую империю суверенной монархией.
То был русский ответ на демократический принцип народного суверенитета. Два других члена уваровской триады, "православие" и "народность", трактовались как производные и целиком зависимые от монархии величины. Теория Уварова идеологически противостояла идеям народного суверенитета, республиканизма и национализма.
Почти столетие спустя репликой теории графа Уварова выступила "суверенная демократия" Владислава Суркова. Смысл этой идеологемы предельно прост: свободная от любых внешних ограничений российская власть, полностью контролирующая российское общество.
Подобно доктрине Уварова, "суверенная демократия" стала идеологическим ответом на революционную динамику. Важно отметить, что как в XIX в., так и в XXI в. именно революция дала решающий импульс артикулированию и идеологическому оформлению смутных настроений российской элиты. Благодаря революции ее имплицитное мировоззрение было эксплицировано в виде относительно завершенной идеологической доктрины.
Термин "демократия" в доктрине Суркова – такая же дань времени, как и термин "народность" в теории Уварова. "Народность" Уварова не подразумевала народного суверенитета, а "демократия" Суркова имела к демократии приблизительно такое же отношение, что и "народная демократия" коммунистических режимов.
Modus vivendi "суверенной демократии" также более или менее воспроизводил внутреннюю политику "официальной народности", хотя и с поправкой на время. Во время второго президентского срока Путина был стерилизован избирательный процесс, ужесточено законодательство по борьбе с экстремизмом, репрессировалась любая несанкционированная публичная активность, преследовались неправительственные организации.
Но самое любопытное и даже забавное, что, как показало развитие событий, эффективность этой контрреволюционной политики оказалась крайне неубедительной.
Глава 4
Преданная революция
Политические протесты конца 2011 г. и начала 2012 г., вызванные фальсификацией результатов парламентских выборов декабря 2011 г., имели прекрасные шансы вылиться в успешную революцию. И если этого не случилось, то отнюдь не потому, что власть была сильна, а ее предшествующая контрреволюционная политика – успешна. Камнем преткновения оказалась неспособность лидеров протеста правильно оценить ситуацию и страх совершить влекущие в неизвестность кардинальные шаги.
Само возникновение этих протестов как раз яркое доказательство неспособности предвидеть революцию. Никакие структурные факторы революции, никакие бросающиеся в глаза признаки неравновесного состояния накануне протестов не обнаруживались. Ни власть, ни оппозиция к революции не готовились и даже не ожидали сколько-нибудь серьезной реакции на результаты парламентских выборов.
Не то чтобы все это возникло как гром среди ясного неба. Президент Центра стратегических разработок экономист Михаил Дмитриев на основе изучения анализа общественного мнения пришел к выводу о крайне высокой вероятности проявлений общественного недовольства в связи с выборами. И в академической среде он заслужил репутацию "человека, предсказавшего протесты".
На самом деле Дмитриев не был единственным удачливым оракулом. В сентябре 2011 г., за три месяца до парламентских выборов, автор этих строк имел длительную беседу со служащим одного из российских ведомств, по долгу службы изучающим подлинную, как-она-есть, картину массовых настроений в России. И этот скромный, добропорядочный джентльмен рассказывал, что имеющаяся у них информация, включая качественную социологию, с высокой степенью вероятности позволяет предположить возникновение массовых протестов в связи с выборами. Он выразился буквально так: "За те десять лет, которые я работаю по этой линии, еще ни разу массовые настроения не были столь опасными".
На мой естественный вопрос, а что же его ведомство собирается в связи с этой потенциальной угрозой предпринимать, он ответил в том духе, что они, мол, люди маленькие и подневольные, их дело докладывать. А вот политическое руководство убеждено, что ситуация полностью под контролем и ничего не случится.
В общем, это естественная и даже нормальная человеческая реакция. Людям свойственно рассматривать будущее как экстраполяцию, продолжение настоящего. Тем более никаких внешних признаков дестабилизации действительно не проглядывало и казалось, что "все путем". А ссылки на качественную социологию, замеры и проч. в таких случаях кажутся досужими выдумками людей, желающих оправдать смысл собственного существования, или же гомерической гиперболизацией не столь уж серьезных угроз и вызовов.
В этом смысле очень показательна рационализация ситуации, то есть не беспристрастный анализ, а самообъяснение власти, когда ее чувство исторического оптимизма было подорвано вспыхнувшими протестами. Оказывается, во всем были виноваты внешние враги, финансирующие врагов внутренних. В действительности, мол, никаких условий и оснований для политических протестов в России не существует, если бы их не подготовила подрывная деятельность: западные гранты, прозападные НКО и оплачивающиеся западными деньгами оппозиционные политические активисты. Еще в этом заговоре-де участвовали некоторые люди из ближнего круга тогдашнего президента Дмитрия Медведева и отдельные российские банкиры.
Типологически в этой идее нет ничего нового и даже сколько-нибудь оригинального. Традиционное конспирологическое объяснение социально-политических возмущений и бурь. Крайне удобное для любой власти в любую историческую эпоху. Ведь в этом случае нет нужды анализировать собственные действия – виновата не власть, а коварные заговорщики.
Между тем первопричина протестов рубежа 2011–2012 гг. проста и общая для всех революций – оскорбленное чувство справедливости. Общество, покоробленное "рокировкой" Путина – Медведева (на съезде "Единой России" в сентябре 2011 г. было объявлено, что на президентских выборах 2012 г. будет баллотироваться Владимир Путин, который выдвинет Дмитрия Медведева премьер-министром), возмутилось той циничной и беспардонной манерой, в которой "Единая Россия" намеревалась обеспечить свое монопольное политическое положение на парламентских выборах 2011 г. Тем более что, выступая наблюдателями на выборах, многие воочию смогли увидеть массовые фальсификации и обман в пользу правящей партии.
Плюя человеку в лицо и требуя, чтоб утерся и воспринял это как божью росу, – а позиция власти на выборах декабря 2011 г. была именно такой, – не стоит удивляться его возмущению. И смешно при этом обвинять "третью силу" в подзуживании возмущения.
Весьма характерно, что значительную часть участников первого протестного митинга, который начался вечером 5 декабря 2011 г. на Чистых прудах у памятника Грибоедову, составили именно наблюдатели на выборах.