Не исключено, что Хокинс тоже озадачился этим вопросом. Что задал его заказчикам рукописи. Они ответили, и обрадованный Джим торопится донести его до читателей своего мемуара уже во второй фразе: "Им хочется, чтобы я рассказал всю историю, с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения острова".
Ответ странный, но странность его всплывает далеко не сразу, лишь по мере дальнейшего чтения. Дело в том, что Джим Хокинс НЕ СПОСОБЕН рассказать историю, не скрывая никаких подробностей. Он со всеми подробностями попросту не знаком…
Да, завязка истории происходит у него на глазах – от появления в трактире "Адмирал Бенбоу" старого пирата Билли Бонса до изучения сквайром и доктором пиратской карты.
Но затем Джим попадает под арест и на два месяца отрезан от какой-либо информации. Он в прямом смысле сидит под домашним арестом в усадьбе сквайра Трелони – ни разу не выходит, даже чтобы повидаться с матерью: "Я жил в усадьбе под присмотром старого егеря Редрута почти как пленник…"
Оговорка "почти", судя по всему, означает, что решеток на окнах все же не было. Но свободы передвижения Хокинс лишен, равно как и контактов с внешним миром.
Только в самом конце заключения Хокинсу дозволяют увидеться с матерью – но опять же под присмотром Редрута, причем под плотным присмотром – старый егерь не оставляет Джима ни на минуту, даже ночует с ним в "Адмирале Бенбоу".
Переводчик, надо отметить, весьма смягчил жесткую инструкцию сквайра, переведя: "Редрут может сопровождать его". В оригинале иначе: Redruth for a guard, – т. е. сквайр распорядился отправить Джим на свидании с матерью не в сопровождении, а под стражей Редрута.
За месяцы, что Хокинс провел в изоляции, без его участия и наблюдения произошла вся подготовка экспедиции и формирование экипажа "Испаньолы". Образно говоря, на доске были расставлены фигуры и пешки, расставлены в достаточно интересной позиции, – но кто и зачем их так расставил, для Джима загадка. Вся информация – со слов сквайра Трелони, а этому человеку, как мы впоследствии увидим, безоговорочно доверять не следует.
Дальше – хуже. Многие события, разворачивающиеся во время путешествия и на острове, Хокинс не видит, а когда видит, то смысл их не понимает, – иногда в силу возраста, но порой старшие товарищи демонстративно держат юнгу в неведении.
Пример: первый день на острове, положительные герои обживаются в блокгаузе. "Поужинав копченой свининой и выпив по стаканчику горячего грога, капитан, сквайр и доктор удалились в уголок на совещание". Джим Хокинс чести участвовать в совещании не удостоен, может лишь догадываться, о чем идет речь: "Но, по видимому, ничего хорошего не приходило им в голову".
День второй, картина та же: "После обеда сквайр и доктор уселись возле капитана и стали совещаться. <…> Мы с Греем сидели в дальнем углу сруба, чтобы не слышать, о чем говорят наши старшие".
То есть по уровню информированности Джим Хокинс не превосходит раскаявшегося мятежника Абрахама Грея. На самом же деле Грей знает и может поведать о происходившем на Острове Сокровищ гораздо больше – надо учесть милую манеру Джима сбегать и исчезать в интересные моменты. Пока он, например, дремал в челноке Бена Ганна, носящемся по воле волн и ветра, Грей находился в эпицентре событий.
Вывод: из уцелевших искателей сокровищ Флинта именно Джим Хокинс наименее осведомлен о самых драматичных событиях и знает о них в основном с чужих слов. Даже смысл того, что он видел своими глазами, Джим не всегда понимает, – отчасти из-за своей неискушенности, отчасти потому, что отсутствует при ряде ключевых эпизодов.
Но именно ему остальные участники событий доверяют роль летописца. И получают после легкой редакторской правки письменное свидетельство, весьма искаженно и однобоко излагающее события, а уж трактующее их и вовсе превратно. Но Хокинс готов в любом суде поклясться на библии: да, именно так все и происходило!
При чем здесь суд?
Может и ни при чем, но зададимся на минутку вопросом: а зачем сквайр и доктор захотели получить развернутое письменное свидетельство Хокинса?
Решили разбогатеть на его издании? Ерунда, они и без того поделили колоссальное сокровище Флинта, а если полученного мало, то можно добавить второй транш – недолго снарядить новую экспедицию на остров и откопать оставшиеся там части клада: серебро и драгоценное оружие.
Можно полагать, что рукопись предназначалась не для публикации, а для личного употребления. И едва ли томимые старческим склерозом участники событий хотели всего лишь освежить их в памяти. Рукопись потребовалась им для чего-то другого…
А суд, между прочим, над положительными героями "Острова Сокровища" вполне вероятен. За что же их судить? Ведь они действовали сугубо в рамках самообороны? Если кого-то и убивали, то исключительно защищаясь от взбунтовавшегося экипажа?
Судить есть за что. Даже если целиком и полностью принять на веру сочинение Джима Хокинса, отредактированное скорее всего доктором Ливси, – есть за что.
Этот факт становится очевидным, стоит лишь разобраться с юридическим статусом сокровищ капитана Флинта.
* * *
Мы привыкли для простоты называть сокровища Флинта кладом, но на самом деле не все так просто.
Английское законодательство в области кладов старинное, основанное еще на древнеримских юридических нормах (кодекс Юстиниана), и отчасти на имевших место прецедентах. И по этому законодательству отнюдь не любые золотые монеты, спрятанные в сундук или горшок и зарытые в землю, считаются кладом. Кладом откопанное золото становится в двух случаях: если законный владелец его неизвестен и установить его невозможно, или если со времени сокрытия клада прошло более трехсот лет.
Под второй признак сокровища Флинта никак не попадают, даже к нашему времени не пошло трех веков с тех пор, как пиратский капитан зарыл золото под большим деревом, смастерив указательную стрелку из человеческого скелета.
А можно ли было установить законных владельцев спрятанных Флинтом ценностей?
Очевидно, что для части ценностей поиск хозяев труда бы не составил. Например, описывая сокровище, Джим Хокинс упоминает, что значительную часть его составляли золотые слитки.
А слитки не столь безлики, как монеты, бродящие по рукам без учета и контроля. По надписям на слитках вполне можно понять, где и когда они отлиты, у кого и при каких обстоятельствах захвачены. Да и на монеты вполне могли отыскаться законные претенденты – хозяева тех судов и грузов, про которые было точно известно: захвачены капитаном Флинтом и его экипажем.
Еще меньше затруднений вызвала бы идентификация другой части клада, так и оставшейся на острове – драгоценного оружия. Но коли уж его так и не выкопали, оставим эту часть сокровища без рассмотрения.
Но в любом случае какая-то доля награбленных Флинтом богатств наверняка осталась бы неопознанной и попадала под определение клада.
Права на найденный клад согласно английскому законодательству тех времен делились пополам. Половина тому, кто клад отыскал (а это, кстати, отнюдь не сквайр Трелони, – откопал золото экс-пират Бен Ганн). Вторая половина – владельцу земли, где хранился клад, или владельцу здания, если клад был замурован в стене или укрыт схожим способом.
Но так делились лишь те клады, поиски которых велись с ведома и согласия собственника земли или здания. Если же разрешение не было получено, рекомый собственник получал права на клад целиком и полностью.
Кому же мог принадлежать остров в Атлантическом океане? Вариантов ровно три: либо остров принадлежал британской короне, либо иному государству, либо был бесхозным, ничейным.
Какой из вариантов отражает истинное положение дел, долго раздумывать не приходится. Первый, разумеется. Иначе нет никакого смысла засекречивать координаты острова. Резон держать их в тайне есть лишь один – земля и сокрытый в ней клад принадлежали британской короне, королю Георгу. И сквайр Трелони, забрав золото без каких-либо согласований с властями, совершил хищение королевской собственности. Причем в особо крупных размерах.
Все основания для суда над компанией кладоискателей имелись. И для сурового приговора.
Интересно, кто были те "другие джентльмены", совместно с доктором Ливси и сквайром Трелони попросившие Джима Хокинса составить письменный отчет о событиях? Уж не коллегия ли присяжных?
Как бы то ни было, мутная история с координатами острова несколько прояснилась. Заодно появилась одна из возможных причин утаивания даты экспедиции за сокровищами. Почему бы не допустить, что остров был объявлен британским владением не в семнадцатом веке, и не в шестнадцатом, – а незадолго до того, как у его берегов появилась "Испаньола"? (В рукописи Хокинса есть указания на то, что именно так дело и обстояло, но о них чуть позже.)
Тогда для сквайра и его сотоварищей очень даже имело смысл сдвинуть время событий на несколько лет назад. Королевская собственность, говорите? Ах, оставьте, сокровище мы откопали, когда остров никому не принадлежал, а законы обратной силы не имеют…
* * *
Но остальная часть сокровищ Флинта, не попадавшая под определение клада? Богатства, законных собственников которых можно было без труда отыскать?
На это золото прав у сквайра Трелони ничуть не больше. Даже на то, хозяева которого по ряду причин не могли предъявить свои претензии (например, собственники из стран, воюющих в тот момент с Англией).
В таком случае в действие вступал старый, но действующий Вестминстерский статут, принятый еще в четырнадцатом веке королем Эдуардом Первым: права на невостребованные грузы погибших кораблей принадлежат британской короне, причем неважно, где груз находится – на морском дне или на берегу.
Опять государственное преступление, хищение королевской собственности…
В общем, предприятие затеял сквайр Трелони не просто рискованное – противозаконное со всех точек зрения.
В связи с этим крайне любопытно звучат слова Хокинса о том, что сквайр собирался оделить каждого из матросов "Испаньолы" частью сокровищ, пусть и небольшой (собирался, разумеется, еще до того, как матросы обернулись пиратами и затеяли мятеж).
Ничем хорошим для сквайра такая затея не закончилась бы. Куда отправились бы морячки первым делом, получив по возвращении в Бристоль свою пригоршню золота сверх обещанного жалованья? В портовые кабаки, надо думать, обмывать нежданное богатство… И через день каждая портовая собака знала бы о найденных сокровищах, а вскоре и до королевских чиновников доползли бы слухи…
А если бы сквайр не поделился с экипажем (по-прежнему допуская, что матросы все честные и законопослушные)? Тогда до королевских чиновников доползли бы не смутные слухи – а вполне конкретные доносы моряков, озлобленных жадностью сквайра.
Но, как мы знаем, ничего подобного не произошло. Экипаж и пассажиры "Испаньолы" занялись взаимным истреблением с таким успехом, что вернулись в Бристоль в весьма урезанном составе – пять человек плюс примкнувший островитянин Бен Ганн.
Этим болтать резона не было, все получили достаточно денег, чтобы хранить мертвое молчание. К тому же народ уцелел в основном малопьющий, к пьяной болтовне в кабаках не склонный. Единственное исключение – Бен Ганн, умудрившийся промотать тысячу гиней за неполные три недели. Но и он в своем загуле сумел удержать язык за зубами. Имел для того все основания – пиратское прошлое однозначно обеспечило бы Бену в случае болтливости короткий суд и длинную веревку…
* * *
Если вдуматься – до чего же удачно и вовремя произошел пиратский мятеж на "Испаньоле"! В противном случае перед сквайром Трелони встали бы очень большие проблемы… Поднять несколько тонн золота на борт невозможно так, чтобы экипаж ничего не заметил. И невозможно заставить два десятка человек промолчать об увиденном. А мятеж и последовавшее истребление мятежников весьма кстати избавили кладоискателей от всех нежелательных свидетелей.
А если бы мятеж не случился? Что тогда?
Если бы мятеж не случился, то его следовало бы придумать… Но об этом чуть позже.
Глава вторая
Двойная жизнь м-ра Хокинса-старшего
С местом и временем действия мы разобрались. Вернее, с причинами их замалчивания автором мемуара. Перейдем к персонажам. В первых главах рукописи Джима Хокинса их не так много: сам Джим, его родители, доктор Ливси и трое бывших пиратов – Билли Бонс, Черный Пес и слепой Пью.
О своем отце Хокинс пишет очень мало, мы узнаем лишь, что он владел трактиром "Адмирал Бенбоу", заболел и умер. Однако даже эта скудная информация вызывает множество вопросов.
Надо отметить, что бизнес старшего Хокинса особой выгоды не приносит. Он либо убыточен, либо едва позволяет сводить концы с концами. Билли Бонс, едва появившись в "Адмирале Бенбоу", первым делом интересуется у Хокинса-отца: много ли посетителей?
"Отец ответил, что нет, к сожалению, очень немного", – сообщает нам Хокинс-сын. Насчет "очень немного" отец не соврал, а вот его сожалениям по этому поводу позвольте не поверить… О причинах недоверия чуть позже.
Билли Бонса такая ситуация с посетителями вполне устраивает по личным причинам, и он поселяется в "Адмирале". Но почему продолжает заниматься бесперспективным делом Хокинс-старший? Какой у него бизнес-план?
Трактир "Адмирал Бенбоу" стоит на морском берегу в гордом одиночестве, но неподалеку, всего лишь в полумиле, расположена небольшая деревушка. Казалось бы – вот они, потенциальные клиенты. Но там имеется аналогичное заведение, о чем Хокинс-младший упоминает. Есть ли смысл тащиться из деревни в "Бенбоу", а затем обратно, – и все лишь для того, чтобы опрокинуть стаканчик горячительного? Если можно сделать то же самое без лишней ходьбы?
Смысла нет, и вскоре после 1736 года владелец "Адмирала Бенбоу" должен был разориться (в дальнейшем мы разберемся с точной датировкой событий и увидим, что происходили они в последовавшее за 1736 годом десятилетие). Именно в том году английский парламент принял знаменитый Джин-акт (Gin-Асt), крайне чувствительно ударивший по карману продавцов спиртного. Налог с продаж в пересчете на галлон чистого спирта вырос с четырех пенсов до двадцати шиллингов – т. е. в шестьдесят раз! И значительно увеличилась стоимость лицензии на продажу спиртного. Хокинса-старшего с его вялотекущей коммерцией такие нововведения должны были пустить ко дну. Но он каким-то загадочным образом остался на плаву…
Однако "Адмирал Бенбоу" – это не только распивочная. Это еще и гостиничный бизнес. В трактире имеются комнаты для приезжих, приносящие, по идее, какой-то дополнительный доход. Но доход они не приносят – жилец упомянут лишь один, Билли Бонс. А старый пират платить за проживание категорически не настроен.
В таком случае комнаты приносят прямой убыток, причем не только в виде недополученной выгоды. Проблема опять состоит в особенностях английского налогового законодательства тех лет – в 1699 году был принят закон, облагавший недвижимость налогом в зависимости от количества окон. В каждой гостевой комнате, надо полагать, хотя бы одно окно имелось – какой же приезжий согласится жить в темной конуре? И Хокинс-старший за эти окна регулярно платил, ничего не получая взамен. Странный бизнес…
Поставим вопрос шире: а для кого вообще были предназначены эти комнаты? На первый взгляд ответ очевиден: рядом с "Бенбоу" проходит дорога, проезжающие по ней люди, застигнутые в пути ночью или непогодой, и есть потенциальная клиентура…
Но все не так просто. Во-первых, упомянутая дорога отнюдь не центральный тракт и явно имеет лишь местное значение – ни разу юный Хокинс не упоминает о проезжавших по ней путешественниках. Во-вторых, путешественникам – странствуют ли они верхом, или же в карете – останавливаться в "Адмирале Бенбоу" крайне неудобно.
"Лошадь осталась в деревушке, так как в старом "Бенбоу" не было конюшни", – сообщает нам Хокинс-младший. Если проезжающие вынуждены держать лошадей в деревне, то и самим им логичнее всего остановиться там же, в упомянутой в тексте "Гостинице короля Георга".
Получается, что комнаты для приезжих "Адмирала Бенбоу" рассчитаны на пешеходов, лошадьми не обремененных? Получается именно так. Пешеходов Хокинс младший упоминает – матросов, изредка шагавших по дороге в Бристольский порт. И о том, что они заглядывали в "Бенбоу", упоминает. Но пешеходы – клиентура с весьма сомнительной платежеспособностью, им бы на стаканчик дешевой выпивки наскрести да подремать затем в общем зале на дармовщинку…
И тут судьба посылает Хокинсу-отцу неожиданное ноу-хау, неожиданный козырь в конкурентной борьбе. Козырь выглядит необычно – как старый пират, каждый вечер напивающийся рому и травящий морские байки. Однако действует очень эффективно, посетители идут и идут в "Бенбоу", чтобы послушать захватывающие рассказы.
Но старший Хокинс отчего-то недоволен наплывом посетителей… После вселения Билли Бонса "отец постоянно твердил, что нам придется закрыть наш трактир", – пишет в своей рукописи Джим.
Любопытно, правда? Нет посетителей – хозяин упорно продолжает свой убыточный бизнес, а едва наметился наплыв клиентуры – собирается прикрывать дело. Причем под надуманным предлогом: Бонс, дескать, отвадит всех посетителей. В то время как мы видим совершенно обратную картину: присутствие старого пирата лишь привлекает клиентов в "Бенбоу".
Объяснить странное поведение хозяина можно лишь одним: продажа выпивки и сдача комнат отнюдь не главный источник доходов Хокинса-старшего, они лишь ширма, прикрывающая главное дело его жизни. Причем лишние посетители этому делу помеха, из чего следует, что настоящий бизнес носит не совсем законный характер. А то и совсем незаконный.
Чем же именно занимался Хокинс-старший? Скупал добычу у романтиков большой дороги? Содержал подпольный винокуренный заводик? Чеканил в подвале фальшивые шиллинги?
Вариантов много, но наиболее логичный из них – контрабанда. Все минусы "Адмирала Бенбоу", проистекающие из его неудобного расположения, вредят заведению лишь в его ипостаси распивочной и гостиницы. Стоит предположить, что трактир заодно является тайной перевалочной базой контрабандистов – и все минусы мгновенно оборачиваются плюсами.
Отдельного описания местоположения "Адмирала Бенбоу" юный Хокинс не дает, но если свести воедино обрывочные упоминания, там и тут разбросанные по тексту, общую картину представить можно.