Литература, посвященная метафизике Москвы, начинается. Странно: метафизика, например, Петербурга - это уже целый корпус книг и эссе, особая часть которого - метафизическое краеведение. Между тем "петербурговедение" - слово ясное: знание города Петра; святого Петра; камня. А "москвоведение"? - знание Москвы, и только: имя города необъяснимо. Это как если бы в слове "астрономия" мы знали лишь значение второго корня. Получилась бы наука поименованья астр - красивая, японистая садоводческая дисциплина. Москвоведение - веденье неведомого, говорение о несказуемом, наука некой тайны. Вот почему странно, что метафизика до сих пор не прилагалась к нему. Книга Андрея Балдина "Московские праздные дни" рискует стать первой, стать, в самом деле, "А" и "Б" метафизического москвоведения. Не катехизисом, конечно, - слишком эссеистичен, индивидуален взгляд, и таких книг-взглядов должно быть только больше. Но ясно, что балдинский взгляд на предмет - из круга календаря - останется в такой литературе если не самым странным, то, пожалуй, самым трудным.
Эта книга ведет читателя в одно из самых необычных путешествий по Москве - по кругу московских праздников, старых и новых, больших и малых, светских, церковных и народных. Праздничный календарь полон разнообразных сведений: об ее прошлом и настоящем, о характере, привычках и чудачествах ее жителей, об архитектуре и метафизике древнего города, об исторически сложившемся противостоянии Москвы и Петербурга и еще о многом, многом другом. В календаре, как в зеркале, отражается Москва. Порой перед этим зеркалом она себя приукрашивает: в календаре часто попадаются сказки, выдумки и мифы, сочиненные самими горожанами. От этого путешествие по московскому времени делается еще интереснее. Под москвоведческим углом зрения совершенно неожиданно высвечиваются некоторые аспекты творчества таких национальных гениев, как Пушкин и Толстой.
Содержание:
Вступление - Как начиналась эта книга 1
Первая часть - Предмет Москвы 6
Вторая часть - От Рождества до Пасхи 27
Третья часть - Летняя книга 51
Четвертая часть - ПОВЕДЕНИЕ ВОДЫ 68
Заключение - Инструмент Москвы 93
МОСКОВСКИЕ ПРАЗДНЫЕ ДНИ:
Метафизический путеводитель по столице и ее календарю
Вступление
Как начиналась эта книга
Начиналась она не то чтобы праздно, так - достаточно свободно, без определенной надобности.
Я был занят другой книгой о Москве.
Когда-то, лет пятнадцать тому назад, мне заказали картинки в журнале, и даже не в одном, а в нескольких; бывают такие совпадения: вдруг в нескольких местах потребовались картинки с пословицами. Я принялся рисовать.
Сразу выяснилось, что рисовать пословицы очень удобно. Не нужно выбирать сюжет. Другое дело рассказ или повесть, где нужно найти один персонаж, одну ситуацию или сцену, годную для иллюстрации. А тут не нужно выбирать: пословица - картинка.
Простое равенство: рисунок равен слову.
Рисунок = текст. Знал бы я тогда, до чего доведет это равенство. Москва не клином сошлась, околицы нет. Что это значит? Нужно рисовать город целиком - бескрайний, без околицы. В одной фразе заключено довольно пространства; сиди, рисуй слово за словом.
Заказ я выполнил быстро. Кстати, больше всего пословиц оказалось о Москве.
Я стал их собирать и рисовать понемногу, уже для себя, по-прежнему не задумываясь, к чему это приведет. Может, выйдет серия или графический альбом, что-то в этом роде.
Все-таки начало было праздно.
Собирание пословиц не составило большого труда; в большинстве своем они уже были собраны. У Даля, Афанасьева и других собирателей фольклора их оказалось великое множество. К ним добавились выражения, близкие по смыслу, намеки на Москву и насмешки над ней. Что-то я услышал на улице - некоторое количество новых, недавно сочиненных московских слов. Вместе собралось несколько сотен пословиц. К каждой я постарался нарисовать картинку (или несколько, если выражение было многозначительно). Затем сложил их вместе; так вышла первая книга.
Слово и изображение переплелись в ней так, что составили подобие ковра. Собралась московская ткань, плотная и пестрая, подвижная, заворачивающая город в необъятный кокон. Страницы книги были оклеены ею, как обоями.
См. образцы этого рисования-письма: Я рисовал эту книгу семь лет. Вот чем обернулось равенство рисунка и текста.
Одновременно с рисованием происходило следующее. Каждая пословица, как ни была она мала, требовала разбора и толкования, дополнительного чтения, исследования и, главное, параллельного сочинения. Нельзя "дословно" иллюстрировать пословицы, нужно непременно при этом что-то сочинять, воображать свое, выдумывать Москву. Появились (нарисовались) заметки, комментарии и попутные рассуждения. Постоянно что-то записывалось - на полях, на соседних листах, на чем придется. Все это громоздилось на столе бумажной горой. Гора росла.
Постепенно стало ясно, что собирается еще одна книга - незаметно, как и первая. Сама собой.
Скоро обозначилась главная тема этой книги.
Я опубликовал несколько заметок, малых статей и эссе в московских газетах (взял с вершины бумажной горы). Первая появилась в газете "Сегодня"; редактор городского отдела Екатерина Меледина отнеслась к моему рисованию-сочинению с сочувствием. Затем их было напечатано еще немало, по разным газетам и журналам.
Большей частью они посвящались московским праздникам. Так было проще пристроить материал: начав с праздника как повода для публикации - в Москве каждый день праздник , - я легко мог перейти к рассуждениям попутным и отвлеченным. История, философия, метафизика Москвы - все вокруг праздника. Покров или Рождество, или такой, скажем, как обливание водой , который приходился на 26 сентября, когда было положено бегать по улицам, поливая сограждан водой из всего, что попадется под руку. Каждый праздник мог дать повод к размышлению: что такое это удивительное явление (не город, но именно явление, состояние души) - Москва.
Эти праздничные истории легко подверстывались одна к другой. Так - опять-таки, незаметно и само собой - выяснилось, что у моей еще не существующей книги есть главная тема: календарь московских праздников.
Тогда же я встретил Рустама Рахматуллина, писателя, москвоведа и большого энтузиаста исследования Москвы. Он работал в журнале "Новая юность"; в нем был опубликован "эскиз" будущей книги, вступление и несколько глав.
И опять, как с первой, рисованной книгой, изначальная простота и легкость замысла (что может быть проще календаря?) привели к результату, которого я не планировал.
Сначала все шло, как задумывалось: один за другим рисовались-писались праздники, церемонии, обычаи и обряды. Дальше все стало сложнее. В Москве действует не один календарь, а несколько - старый и новый, церковный и светский, официальный и народный, с десяток национальных и еще полный набор профессиональных праздников, - не считая личных, имя которым легион. Сравнивая, складывая их, я понемногу стал выяснять для себя некоторые закономерности в устройстве московского календаря. Сначала простые, очевидные, затем все более сложные. В какой-то момент мне пришлось чертить его сводное устройство.
Занятное дело оказался этот чертеж.
Календари совпадают и расходятся; вместе они составляют рисунок весьма своеобразный.
Этот рисунок не всегда точно соответствует счету месяцев. Я определил для себя, что праздничный календарь делится не на месяцы, а на сезоны. В этой книге их описано восемнадцать (можно насчитать и больше); они сменяют один другой, вместе составляя единый циклический сюжет.
Не только сюжет, но чертеж: праздники расставляют характерные точки на странице года. Опорные, исходные точки; между ними обнаруживаются смысловые связи (линии), общие сюжетные ходы, сходства и различия. Они образуют орнамент, искусно заплетенную сеть (времени). Легко представить себе сеть, сумку-авоську: праздники - узлы в этой авоське. Год помещается в прозрачную, но при этом удивительно прочную сеть из праздников; такова его форма в "пространстве", его характерное целое.
Московский год-авоська представляет собой единую округлую фигуру, помещение во времени.
Оно весьма просторно; мы, сознаем это или нет, постоянно пребываем в этом помещении московского времени. Для нас пестрая сумма московских праздников составляет некую душевную оболочку, необходимый, хоть и незаметный покров. Мы не просто их отмечаем: мы как будто оборачиваемся этим покровом, оборачиваемся Москвой.
Круглый год
Некоторое время я в восхищении наблюдал эту округлую плетеную фигуру.
Самое интересное в ней то, что она никогда не остается неподвижна. Она как будто дышит, пульсирует: растет и затем опадает, как снежный ком. Год, согласно общему ходу праздников, растет из точки, округляется, превращается в шар, достигает максимума и затем опять постепенно сжимается в точку.
Представить это нетрудно, если понять, что исходная точка - это точка света . Пункт зимнего солнцестояния, когда мы наблюдаем минимум света: самый конец декабря и начало нового года. В начале года света мало, затем он начинает прибывать, к середине года достигает максимума и затем убывает, "сжимается" к декабрю обратно в точку.
Этот пульс года очень прост; к тому же он прямо соответствует астрономическому чертежу.
Шар дышит во времени - это похоже на Москву.
Вот что занятно: последовательность праздников включает в себя не только крайние точки минимума и максимума света, декабрь и июнь, но и промежуточные позиции "роста" и "убывания" года. Каждая такая позиция отмечена характерным праздником (что это за поэтапные праздники, я определил довольно скоро и сейчас коротко об этом расскажу).
Нужно разобраться с этими стадиями; в дальнейшем мы будем постоянно следить за ними: четверть года, половина, три четверти и так далее.
Москва, как луна: сначала освещена на четверть, потом наполовину, летом полностью и так далее.
Тут могут возникнуть сложности, с которыми нужно справиться с самого начала.
На самом деле год в ощущении наблюдателя не растет, как воздушный шар, не "надувается" из малой сферы в большую. Наблюдатель иначе воспринимает его рост.
Год для него "раскладывается", постепенно прибывая в числе измерений.
Сначала мы видим точку света. Затем добавляется одно измерение: точка протягивается линией (линия одномерна ). Линия расходится в плоскость - прибавилось еще одно измерение (плоскость двумерна ). Наконец, плоскость разворачивается в пространство - оно трехмерно.
Точка - линия - плоскость - пространство . В принципе, и тут нет ничего сложного, все это известно нам со школы из уроков геометрии.
К примеру, так поэтапно растет воображаемое помещение в голове ребенка. Он так учится рисовать: от точки к линии, затем у него появляются плоские фигуры, и только после этого, далеко не сразу он приучается различать и воспроизводить пространство.
Я все это знал, принимал как нечто очевидное и некоторую игру: прикладывал к календарю точки, линии, плоскости и пространства - год без усилия складывался и раскладывался, как "пифагоров короб". Я наблюдал это и радовался: вот они, этапы "роста" времени - и вот они, соответствующие этим этапам праздники. Время в начале года растет по праздникам и к концу его убывает.
Есть день в календаре, когда в голове московского наблюдателя точка света протягивается линией , и есть соответствующий этому праздник. Есть день, когда эта линия (луч) растекается плоскостью света - и для этого есть праздник. Наконец, есть день и есть праздник, когда плоскость света разворачивается полным пространством.
Разумеется, сам по себе год не растет, тем более не раскладывается, как короб. Это происходит в нашем воображении, мы так воспринимаем прибавление и убывание света. Но наше восприятие также подчинено некоторому закону развития, стало быть, и оно может быть "расчерчено", разложено на определенные стадии роста.
Повороты и открытия
Начинается эта московская аппликация очень просто. В начале года на чистый лист бумаги (поле времени) ставится точка.
Лучше представить черную школьную доску и на ней точку, поставленную мелом. Так легче обозначить появление света. Очень просто: это первый в нашем году праздник: точка есть единица, "корпускула" света - Рождественская звезда.
Точка-звезда появляется из кромешной тьмы (темного поля времени) в самые короткие дни года, в конце декабря. С нее начинается отсчет светового года. Его стартовый пункт - Рождество .
*
Дальше ставится вторая точка. В московском календаре ее отыскать нетрудно. Это Сретение (по старому календарю 2 февраля, по новому - 15-е, сороковой день после Рождества).
Христос во второй раз является людям: отсюда это "двоеточие". Младенца Христа впервые приносят в храм, где его встречает старец Симеон: так, согласно церковной символике, встречаются старое и новое времена, рисуется "двоеточие" Библии: Ветхий и Новый Заветы.
Сретение буквально и есть встреча .
Этот праздник в том или ином виде существует в большинстве календарей.
У Москвы языческой - Москва не вполне еще избавилась от воспоминаний о язычестве - был свой праздник встречи, соответствующий по календарю Сретению. Это Масленица: встреча двух сезонов, зимы и весны, зазывание весны, выкликание солнца. Церковь христианизировала Масленицу, как и множество других древних праздников. Масленица превратилась в "неделю сыропустную и мясопустную", начало Великого поста. Так Масленица оказалась в кругу переходящих церковных праздников, кочующих в календаре с места на место. Но, так или иначе, это место в календаре близко "стационарному" празднику Сретения. Они и по смыслу близки: тот и другой праздник означает встречу разных эпох, разных времен (года).
И тут все просто - так просто двоеточие .
Рассматривая этот праздник, мы наблюдаем две точки - две стороны, двух участников события. Символ Сретения - "двоица". И далее: от одного к другому участнику события протягивается невидимый луч (времени). Еще один символ Сретения: солнечный луч. Для календаря это луч времени . По этому лучу год начинает движение, начинается его постепенный разворот в пространство света.
Год только начинается: "двоящийся" праздник Сретения стоит в календаре как будто в одном шаге от Рождества. Время в Москве, окаменевшей за зиму, понемногу приходит в движение, делает первый шаг. Время учится ходить, как младенец - по линии, по тонкому лучу света.
Я, художник, геометр, рассматриваю "праздник двоеточия" как некую пространственную фигуру и нахожу, что его устройство весьма разумно; он устроен точно по законам моей "праздной" геометрии. В нем видна простая последовательность: от "однозвездного" Рождественского праздника мы переходим к "двоящемуся", лучистому Сретению. Год все еще мал, но он уже прибавил в числе измерений. В этом смысле февральское Сретение представляется своеобразным "детством" года.
Все логично. Год понемногу разворачивается.
День за днем прибывает свет, прибывает жизнь.
*
Далее, по идее, нужно делать следующий шаг: от одномерной линии (от луча) к двумерной плоскости света-времени. Так поэтапно должно расти помещение года.
Но не все так просто - все уже очень непросто, ведь мы говорим не об одних только точках и линиях, но о восприятии времени, о том, как последовательность больших праздников в году понемногу приучает московского человека к тому, как велико и поместительно время, как грамотно и складно устроен божий мир.
Точка (звезда), линия (луч, первый шаг от зимы к весне, символ встречи), плоскость - кстати, что такое плоскость света? - все эти "геометрические" образы открывают значительную глубину смысла. Они сложны и серьезны. Свет и самая жизнь появляется и растет; растет время, прибавляется жизнь. Но жизнь конечна.
В февральском детстве, в самом начале пути по темному полю времени к нам приходит сознание конечности собственной жизни.
На чертеже это выглядит так: проведенная мелом линия в одно мгновение может прерваться, утонуть в черном. Таково графическое отражение нашей мысли о смерти. Жизнь представляется тонкой нитью света - смерть прерывает ее. Заливает поле времени черным цветом.
Христианский календарь находит для этого должный образ: светлая нить, луч жизни протягивается над пропастью Великого поста.
Великий пост - сезон драматический; время на его протяжении как будто натянуто струной. Но это также праздник: другой, протяженный, иначе окрашенный род праздничной церемонии. Праздники - это не одно только пение и пляски; это дни, свободные от будничной суеты, открытые для размышления, для помещения себя в бесконечность времени. Себя, конечного, требуется поместить в бесконечность, и так принять мысль о смерти: таково праздничное (великопостное) значение нашего геометрического символа - линии, протянутой над темнотой.
Но вот приходит Пасха. По сути, в этот день Москва празднует бессмертие, для нее это главный праздник в году. На нашем чертеже это означает, что тонкий луч света более не один - он переплетается, сливается с другими лучами, растекается в плоскость, скатерть света. Символика Пасхи сложна и многогранна, однако этот образ прост и утешителен: вся земля развернута скатертью под лучами солнца, окончательно победившего зиму и (одномерную, единичную) смерть.
Так же просто и понятно наблюдателю, который взялся разобрать устройство года, геометрическое (символическое) значение этого главного весеннего праздника. Пасха - это очередная ступень в развороте года, именно ступень, на которую можно уверенно опереться, а не ходить над прорвой времени по тонкому лучу, как по канату. Это очередное прибавление нашему праздничному году: точка, линия, - теперь плоскость: скатерть времени.