Русское блюдо
А.О. Я намеренно подчеркиваю слово еврейское, а не иудейское, потому что слово иври - еврей более древнее, чем иехуди - иудей. Сравнивая то, как называют евреев в разных странах, скажем, в Германии, Англии, Америке, я предпочитаю русский вариант, поскольку русское слово еврей значительно ближе к его ивритскому собрату иври. Если бы царю Давиду сказали: "Ата иехуди" (Ты - иудей), он ответил бы: "Да, я из колена Иехуды". Так он понял бы сказанное, а все остальное, включая и "идишкайт", было бы вне его понимания.
Л.А. Русский вариант еврейства (опыт сохранения "зова крови" независимо от языковых, религиозных и прочих "форм") в настоящее время подкреплен так: мы не евреи, но мы и не русские; мы - русские евреи - особый субэтнос в составе России.
Идея - теоретически абсурдная (ибо нет у русских евреев точки опоры, точки приложения, точки расселения, - если не считать опереточного Биробиджана), практически же идея здравая. И неопровержимая - то тех пор, пока существует сама
Россия - "мир миров", в котором русеют и перекликаются "особые субэтносы", оставаясь при этом "россиянами" (слово, узаконившее этот живительный абсурд).
Но какой абсурд не имеет шанса оказаться спасительным в вертящемся мироздании?
А закон?
А.О. Вернемся к Аврааму. Каков смысл его слов: "Судия всей земли поступит ли неправосудно"? Говоря современным языком, он заявляет высшей власти, скажем, президенту, что тот не может быть выше конституции. "Хотя именно Ты установил законы, но и Ты должен поступать согласно этим законам, и Ты не вправе относиться к закону с пренебрежением".
И это - одна из самых глубоких, самых принципиальных идей, которые питают культуру Израиля. Это - залог демократических устоев. Любой человек, любой простолюдин, любой пастух может, подобно пророку Амосу, вступать в спор даже с Всевышним. Это - наша традиция, идущая из самой глубины веков и не утраченная поныне: уже в двадцатом веке хасидские раввины, потрясенные Катастрофой, вызвали Бога на "Суд Торы".
Л.А. Про евреев все правильно: закон - превыше всего. У русских ничего в этом духе не выходило, и нашелся грек, который освободил русских от законобоязни. Он сказал: не по закону здесь надо жить, а по благодати.
Так и живем.
Интересно: что происходит с законопослушными евреями, когда они попадают в карусель русской благодати? Как им крутиться в этой свалке любви-ненависти? За что держаться? За ту же "справедливость"?
А.О. Эта извечная тяга к справедливости мне видится одной из глубочайших основ нашей культуры - всюду и во все времена. Неслучайно во всем мире евреи были в первых шеренгах борцов за справедливость, пусть даже их участие в этой борьбе оказывалось трагической ошибкой, как это случилось в России в двадцатом веке. В любом уголке Земли, на любой баррикаде евреи занимали боевые позиции, сражаясь за справедливость - так, как они понимали ее. Во время Гражданской войны в Испании они были по обе стороны баррикад. Порою их ошибки носили даже трагикомический характер, но они не могли не броситься в бой с несправедливостью, потому что с молоком матери впитали мысль, что каждый еврей лично отвечает за порядок в мире.
Готовность встать на защиту справедливости, точнее сказать, особая чувствительность к любой несправедливости и стремление восстать против нее - это то, что лежит в самой сердцевине еврейского характера. Не Мессия, который придет, нет, ты лично несешь ответственность за все. Нередко это вело к ошибкам - трагическим, высоким, святым, комическим, преступным, абсурдным, просто глупым. Но источником всех ошибок было одно заблуждение: "Я иду исправлять этот мир!"
Л.А. Что до страсти исправлять весь мир, то русские тоже отметились в этой школе.
"Мы за все в ответе!" "Принявши целый мир в родню". "Чтоб на первый крик "Товарищ!" оборачивалась земля". Как удержаться при таком экстазе от "трагикомических ошибок", о которых так пронзительно пишет Амос Оз? Может, попробовать, как мы, русские, сверяться с благодатью, а не с законом, который, как известно, что дышло?
А.О. Разумеется, "исправители мира" есть и среди других народов. Но мне кажется, что этот импульс - исправлять сей мир - изначально "запущен" культурой еврейского народа, даже если у "исправителя" дедушка православный, а бабушка - католичка. Дело не в происхождении. Я говорю о том, что повлияло на этого человека: он читал Библию, он читал Пророков, или, по крайней мере, он читал литературу, возросшую на этой почве.
Л.А. Ну, и мы читали Библию, и мы читали Пророков, сначала на уроках Закона Божьего, потом, при безбожной власти, - из-под полы (что еще лучше усваивалось, как всякий запретный плод). И уж точно: вся русская литература возросла "на этой почве".
Так в чем первородство евреев? В том, что им посчастливилось сохранить свои тексты с наиболее давних времен?
Лехайм!
Михаэль и Мандельштам
А.О. Известный израильский писатель Сами Михаэль рассказал, что в молодости он входил в центральный комитет нелегальной коммунистической партии Ирака: в этом комитете было тринадцать членов - один мусульманин, один христианин и одиннадцать евреев. "Сегодня, - подчеркнул Сами Михаэль, - я не коммунист, но и того, что я входил некогда в руководящий орган компартии Ирака, я отнюдь не стыжусь". И тут поднимается один из наших "русских" гостей и заявляет: "Я не могу сидеть за одним столом с человеком, который был коммунистом и не стыдится этого. Если я позволю себе сесть с ним рядом, это равносильно тому, что я плюнул бы на могилу Мандельштама". Тогда я попытался утихомирить страсти, представив эту проблему так, как понимаю ее я: разве Мандельштам оказался диссидентом (хотя в его время это слово в России еще не было в ходу) не по тем же самым причинам, какие побудили Сами Михаэля присоединиться к коммунистам? Если бы этим двум людям удалось побеседовать друг с другом хотя бы в течение нескольких минут, они распознали бы друг в друге тот общий потаенный "код", который мгновенно обеспечил бы им взаимопонимание. Потому что двигали ими одинаковые импульсы, одинаковые побуждения - непримиримость к власти, попирающей свободы.
Л.А. Русский гость, наверное, употребил другое выражение: "я с этим человеком на одной десятине испражняться не сяду". Остальное точно: и про евреев, сражающихся по разные стороны баррикад, и про русских, которые, находясь по одну сторону, самозабвенно дерутся между собой. И двигает русскими один импульс: непримиримость к власти. К любой. И, разумеется, к попирающей свободы тоже.
Надо только заменить "свободы" на единственное число: "свободу", а еще лучше - на "волю" (волюшку), и получится нечто неповторимо русское.
А все-таки: если закон выше любой власти, даже Божьей, - то Закон должен быть выше и свободы ("свобод" - по-западному)? Или на русских баррикадах еврей действует уже не по Закону, а. по благодати, что ли? Русские "исправители мира" действуют именно по благодати, замешанной хоть на вере, хоть на атеизме.
А еврей? Или у него свой источник энергии (свое право), которым он руководствуется (питается) в окружении других "языков"?
А.О. Единственный шанс для продолжительного и плодотворного существования еврейской культуры на различных языках - это реальное подключение в определенные периоды к источнику энергии. И пусть не обманывает нас тот факт, что эта "батарея" может довольно долго давать "ток", не имея возможности для подзарядки. Да, мы это наблюдали на своем веку. Россия, например, - самое яркое тому подтверждение. Десятки лет не было никакой связи с источником, но "батарея" все же не разрядилась полностью.
Если бы, не приведи Господь, "напряжение" упало бы до нуля, то, скорее всего, не развернулось бы в 60-е годы движение евреев за право репатриироваться в Израиль, не было бы еврейского "самиздата", не было бы и многого другого, о чем мои русскоязычные читатели знают лучше, чем я.
Л.А. Я как русскоязычный читатель поворачиваю эту перспективу на свой лад. Если Россия развалится, если очередная перестройка (переименовка, перекрутка, перетасовка-перетусовка) приведет вообще к утрате понятия единой страны и единой культуры (не приведи Господи) и русская "батарея" разрядится полностью, - хватит ли русским энергии без подзарядки?
Не уверен.
Нам бы жесткую еврейскую выю! А у нас что? Крутое народное тело - и огромная, набитая чужими идеями голова на тонюсенькой интеллигентской шее - вот-вот шея переломится.
Горькая правда - недаром и высказал ее Горький.
Религиозность или секулярность?
А.О. "Песнь песней" - это религиозное произведение или секулярное? Хасидские притчи и истории - это религиозные произведения или секулярные?
Я даже не уверен, что в данном случае можно оперировать понятием секуляризм, ибо секуляризм обязательно сопряжен с весьма сильными теологическими переживаниями, он "настоен" на теологии и без нее лишен смысла. В противовес христианству, где довольно четко прослеживается линия Богу - Богово, иначе говоря, то, что принадлежит церкви, именно ей и принадлежит, а то, что вне церкви, - это секулярность, у нас дело обстоит совершенно по-другому. Почти все существующие у нас тексты в основе своей - это тексты, принадлежащие культуре: они не могут принадлежать церкви, потому что у нас нет церкви. Есть, разумеется, тексты, предназначенные исключительно для богослужения, но сейчас я веду речь не о них… И четкого водораздела между религиозным и нерелигиозным здесь провести невозможно.
Л.А. А "у нас" (в православии, в католичестве, в протестантизме, - меня в данном случае волнует русское православие) - у нас и впрямь Богу Богово, кесарю кесарево, а нам, многогрешным, - волю грешить и каяться. Как это у Шукшина в романе о Разине - перекрестился, вышел вон из церкви: "Ну, это дело сделано" - и пошел воевод вешать, детей топить. А если бы у нас было так, как у вас в иудаизме - и церкви нет для отмаливания грехов, и от законнической культуры некуда деться, - куда бы мы, русские, делись с нашей всеотзывчивой душой (отзывчивой в том числе и на подначки нечистого), с нашей непредсказуемостью (когда с колокольни ударят в набат бунташный)?
А.О. Кстати, самого себя я считаю, безусловно, человеком религиозным в самом широком смысле этого слова и думаю, читатели моих книг ощущают, что в моих произведениях почти всегда присутствует некий мощный метафизический пласт.
Л.А. Кстати, я себя считаю, безусловно, человеком внецерковным (видать, хорошо поработали в моем детстве атеисты-родители). Нынешний поход вчерашних атеистов в церковь со свечками вызывает у меня изжогу. Для меня веру сменить - не шапку сменить. Утешаюсь тем, что атеизм - тоже религия (с отрицательным богом). О чем современный философ хорошо сказал: "Надо очень сильно любить Бога, чтобы Его отрицать".
А.О. Моя религиозность сосредоточена в той самой точке, где каждый из нас глубинным образом, трансцендентно связан с величайшей тайной Вселенной, с непостижимой сущностью жизни. И каждый понимает, что нам не дано найти рациональный ответ на фундаментальные вопросы бытия, понимает, что лишь шепотом следует говорить перед лицом Великой Тайны. Но нужна ли мне для этого синагога? Нет.
Л.А. И церковь не нужна. И костел. И кирха. И мечеть. Но, с другой стороны, как уловишь Тайну, если она растекается, впитывается, прячется? Нужно же какое-то место, чтобы сосредоточиться и настроиться. И для диалога тоже нужно место.
А.О. Дошла, к примеру, до меня весть о московском альманахе еврейской культуры "ДИАЛОГ". Ия не могу не порадоваться тому, что российское еврейство стремится к диалогу с нами.
Л.А. Вот на страницах этого альманаха я и имею возможность вести с вами диалог, уважаемый Амос Оз.
Это не спор?
А.О. Это отнюдь не спор прагматиков, намеревающихся извлечь из ситуации максимальную пользу, - речь идет о главных ценностях иудаизма, о том, какое место в жизни народа занимают и должны занимать "святые места", о жестоком и невозможном выборе между справедливостью и человеческой жизнью, о том, каков удельный вес "исторического права" в системе общечеловеческих ценностей.
...Я приветствую намерение российского еврейства вести интенсивный диалог с нами и надеюсь, что у каждой из сторон есть желание не только высказать свою точку зрения, но и выслушать противоположную.
Истинная культура - всегда полифонична, ее основа - хор разных, гармонично сливающихся голосов. Верования и идеи, а не одна-единственная вера и идея. Море света, а не один-единственный светильник.
Л.А. Да! Вопрос только в том, каков будет контекст этих благотворных словообменов. В смысле: какова будет в наступающем времени судьба еврейства на Ближнем Востоке (и в мире, который рвет эту ближневосточную землю на части), и какова будет судьба России (и мира, от которого Россия, находясь на стыке миров, зависит смертельно).
Нас ожидает светлое будущее?
Сомневаюсь. Верил я уже в это светлое будущее. Скорее всего, ожидает нас очередная фаза всемирной драмы. Мировая схватка, на этот раз не Запада с Востоком, а Севера с Югом. Севера, ощетинившегося ракетами и таможнями. С Югом, нависающим массами, которые ищут лучшего жизненного пространства и не хотят знать никаких прежних законов и границ.
Так что море света вполне может оказаться заревом пожара, в котором человечество либо сгорит разом и окончательно, либо обгорит так, то станет дотлевать и догнивать - без уточнения конфессий и национальностей.
Вспомнятся ли Богу в том море света наши честные светильники?
Отрезание ломтя
Ну, что ей, Копыловой, этот Коренблюм?
Алла Марченко, "Почувствовать чужое как свое". Предисловие к книге Татьяны
Копыловой "Волжский богатырь Иосиф Коренблюм"
Книгу Татьяны Копыловой в издательстве "Типография Новости" Алла Марченко отредактировала отчасти по старой дружбе - как давняя университетская однокашница, отчасти как литературный критик, не имеющий сил пройти мимо яркого текста, отчасти же - по тому душевному импульсу, когда задет нерв и невозможно удержаться от сочувствия и соучастия.
Вот и я не удержусь.
Нерв обнажен в финальном абзаце предисловия:
"Вовсе к тому не стремясь, она (Копылова - Л.А.) вплотную подошла к разгадке загадочной для русского ума еврейской витальности, хотя, повторяю, такой задачи себе не ставила".
Ну, уж и "не ставила".
А если и не ставила, то нам позволяет поставить. То есть кое-что додумать.
Но, концентрируя внимание на этой загадке, я вынужден буду оставить за рамками разговора многие поразительные страницы этого жизнеописания.
Например, первые страницы. Начало войны. Самолеты с крестами, тяжело гудя, пролетают на восток над пионерским лагерем. Крики: "Мама!!" Потом: "Ложись! Спокойно! Не двигаться!" Потом: "По отрядам! Выходи строиться!"
Похоже, это вообще лейтмотив: в первый день войны - пионерский лагерь. Первая задача: из-за города добраться до города. Я это читал у Слуцкиса. Там дело происходило в Литве, тут - в Пинске, оттяпанном нами (все по тому же по пакту Молотова - Риббентропа?). Десятилетия спустя повзрослевший мальчик станет искать политкорректную формулировку: "нас забрали. присоединили. освободили в тридцать девятом". ("Он запутался в определении исторического процесса", - прокомментирует Татьяна Копылова, пряча улыбку в уголках рта). Я бы докомментировал: а то, что два советские лета детей отправляли в пионерские лагеря, тоже признак "оккупации" или там. присоединения. воссоединения?
Одиннадцатилетний пацан ничего этого знать не может. Он бежит к маме из лагеря в город. Звериным чутьем он знает одно: немцам, входящим в город, попадаться на глаза нельзя.
Зато мама знает все:
- Нам уже не покинуть этот город без разрешения немцев. Беги, мое солнышко! Пробирайся на восток!
На восток? Это куда же? В чужую страну? В азиатскую глушь? В страну "оккупантов"?
Оставляю за кадром путь мальчишки через выжженную землю войны. Много лет спустя, приехав в Москву из Израиля (в гости) и отстояв таможенный контроль, Иосиф Наумович пошутит:
- Снег. Зима. Очередь. Значит, я дома.
Я вытаскиваю слово "очередь", опрокидываю его в военное время. Отловили беглеца - в очереди. Стоял за хлебом. Засекли, что без карточек. Что нет ночлега. Что нет ничего. Отвели в детприемник.
Опускаю дальнейшие годы войны. Будни сына полка. Взрыв бомбы, угодившей в землянку, из которой он вышел за несколько секунд до того. Гибель старшины, который заменил отца.
Опускаю детдом, одиннадцать побегов, "жестокий закон банды, царивший в детских домах времен войны: никого, кто знает о побеге, не оставлять!"
Опускаю музучилище, в которое отправляли воспитанников армии, обнаруживших артистические способности. Опускаю упоенную игру на кларнете в первые годы после демобилизации. Опускаю момент, когда в консерваторию Коренблюму поступить не дали (он не сразу понял, почему), но зарабатывать музыкой не запретили (и он начал зарабатывать). Играл в Зеленых театрах, в фойе перед киносеансами, на свадьбах, в ресторанах. Впрочем, и в составе коллективов "Цирк на сцене" и "Веселые ребята" - были такие в эпоху "бестелевизионного отдыха трудящихся" (блестящее определение эпохи заимствую у Татьяны Копыловой).
Еще один штрих времени, правда, уже позднейшего. Черниговская прокуратура клеит обвинение "особо крупного размера". Мне бы в голову не пришла технология, раскрученная в этом эпизоде Татьяной Копыловой (поработавшей на своем журналистском веку не только в "Пионерской правде", но и в журнале "Человек и закон"). Тут вся соль в видеомагнитофоне, которым Коренблюм снабдил ОПС (Объединение общественного питания). Объяснение: "Кто-то из областных бугров положил глаз на эту штукенцию. Поэтому тебе и клеят статью с конфискацией. Видик конфискуют, потом "по закону" оценят и за гроши продадут этому инициативному".
Такую технологию Коренблюму объясняет кореш уже на зоне. В анкете остается - десять месяцев отсидки. В памяти - стиль допросов: "Ну, жид, понимаешь свою вину?" В горле - спазм, отрезавший кларнетисту возможность дальнейшей музыкальной работы.