"Не будучи в состоянии преодолеть революцию, реставрация остается всего лишь этапом переходного периода. Дело в том, что она не в состоянии "переварить" достижения революции. Августовская реставрация "подавилась" уже структурной перестройкой экономики… В социальной сфере она оказалась неспособной решить ни одной задачи, обеспечивающей ее же стабилизацию; именно поэтому реставрации исторически краткосрочны. Стюарты царствовали после восстановления 20 лет, Бурбоны -15" [76, 42].
Совершенно неверная оценка политики ельцинисткого режима: да плевать он хотел на структурную перестройку – это все словесная завеса для грабежа страны "новыми русскими" и западными монополиями.
А вот в социальной сфере задача стабилизации на практике была решена: народ терпит продолжающийся развал страны и ухудшение своего положения. А ссылка на Стюартов и Бурбонов говорит о том, что Трушков совершенно не понимает качественной разницы между переходом от феодализма к капитализму (от одной эксплуататорской формации к другой) и от капитализма к социализму (ликвидация эксплуатации), неоднократно описанной выше.
При переходе от одной эксплуататорской формации к другой происходило перетекание господствующих групп и классов из одной формации в другую в результате осознания ими на практике преимущества нового способа производства при прежних формационных переходах. Иное дело при переходе от капитализма к социализму: здесь представители господствующего класса рано или поздно должны потерять свои привилегии и превратиться в тружеников. Естественно это капиталистов не может устроить, поэтому даже и при достаточном для коммунизма уровне развития производительных сил капитуляции капиталистов перед новым строем не произойдет. Сопротивление эксплуататоров поэтому бешеное. И уж возрождения социализма мировой капитализм постарается не допустить всеми возможными ему способами. Т. е. ссылки на Стюартов и Бурбонов не имеют никакого смысла. Уверенность Трушкова в скором преодолении Российской реставрации, к сожалению, ни на чем не обоснована. Для преодоления реставрации путем политической борьбы нужна именно революционная ситуация. Легкие пути преодоления реставрации были на ранних стадиях контрреволюции. Например, выше (гл.5), говорилось, что для преодоления реставрации во время ГКЧП достаточно было решительной позиции маршала Язова.
К пессимистам относится А. Зиновьев. К сожалению, его выводы более близки к действительности. И основаны на том, что за контрреволюцией, поражением социализма следует этап разочарования социализмом. Это разочарование будет сдерживать возникновение революционной ситуации даже при очень тяжелом положении трудящихся.
15.5. Неизбежен ли коммунизм?
Эта тема, казалось бы, не принадлежит к числу очень актуальных на фоне того кризисного состояния российского общества, когда речь идет о судьбе страны, о физическом выживании ее народов перед лицом неоколониального вторжения Запада и распродаже страны за бесценок, за современные бусы – ширпотреб и "жратву". Но, тем не менее, тема это подробно обсуждается и тревогу вызывает излишний оптимизм большинства авторов.
Так Вазюлинская школа выводит неизбежность коммунизма на основе диалектической логики, закона отрицания отрицания: "Последний виток спирали включает переход от общества обособленных, отчужденных индивидов к объединенному обобществленному человечеству… Таким образом, с точки зрения развития истории человечества коммунизм совершенно неизбежен" [27, 186–187].
Однако использование гегелевской диалектической спирали не является доказательным, поскольку диалектическая логика является в отличие от формальной нестрогой, эмпирической, т. е. отображает наиболее вероятное направление процесса, что допускает и отклонения от него. На это указывает, например, Ленин: "Энгельс говорит, что Маркс никогда и не помышлял о том, чтобы "доказывать" что бы то ни было гегелевскими триадами, что Маркс только изучал и исследовал действительный процесс, что он единственным критерием теории признавал ее верность с действительностью. Если же, дескать, при этом иногда оказывалось, что развитие какого-либо общественного явления попадало под гегелевскую схему: положение – отрицание – отрицание отрицания, то ничего тут нет удивительного, потому что в природе это вообще нередкость" [1 т 1, 163].
Т.е. диалектическая логика указывает, что по опыту других подобных явлений существует вероятность возникновения коммунизма. Но вывод Вазюлина звучит слишком жестко: неизбежно и все. Это, вообще говоря, способствует расхолаживанию людей: если коммунизм все равно неизбежен – то зачем же нам стараться?
Термин "неизбежность" в историческом развитии не означает реальной неизбежности. Он лишь означает, что объективные законы развития общества таковы, что коммунизм с большой вероятностью возникнет. Маркс и Энгельс выводили неизбежность коммунизма в основном из экономических кризисов, уничтожавших значительную часть произведенного обществом богатства, т. е. из нерациональности, расточительности капиталистического общества в целом, несмотря на стремление каждого капиталиста рационально вести хозяйство в каждый отдельно взятый промежуток. А реализует неизбежность, свергает капитализм рабочий класс, создаваемый и объединяемый для борьбы против гнета капитала развитием промышленности. Нерациональности капитализма они противопоставляли рациональность коммунизма, где стихия капиталистического рынка заменяется плановым ведением хозяйства, исключающим разрушительные экономические кризисы. В результате исключения потерь на кризисах производительность коммунистического общества в целом оказывается выше, чем при капитализме. Эту аргументацию они также облекали в форму противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения, которое разрешается в результате установления общественной собственности при коммунизме.
Все коммунистические течения, стоящие близко к позиции ортодоксального марксизма (РКРП, КПРФ) имеют и близкие к классикам марксизма взгляды.
За истекший ХХ-ый век капитализм, казалось бы, научился более или менее справляться с анархией производства, вызывавшей каждые десять лет разрушительные кризисы перепроизводства во времена Маркса и Энгельса. Капиталисты научились изучать возможный спрос на рынке и в соответствии с этим планировать производство. Значительная часть продукции производится по предварительному заказу. Большое влияние в демонстрации эффективности планирования, несомненно, оказал пример СССР.
Однако сильнейший кризис, вызванный беспредельным разрастанием спекулятивного капитала, начавшийся в 2008 году, показал, что спекулятивная рыночная экономика капитализма по-прежнему порождает кризисы.
К тому же осталась и расточительность капитализма в период между кризисами осталась. Она в нерациональном с точки зрения общества (не отдельного капиталиста) производстве. Примеры нерационального производства: производство вооружений, массовая индустрия порока, превышающий всякие разумные пределы быстрый темп изменения моды на одежду, обувь, автомобили… Благодаря этому многие предметы потребления морально стареют много раньше, чем наступает их материальный износ. Затраты на рекламу (этот узаконенный вид наглой лжи), упаковку, сравнимые с затратами на производство…. Инициируются излишние, часто вредные потребности. Например, одни и те же лекарства выпускаются под разными названиями, чтобы стимулировать спрос.
За счет экономии на устранении этих негативных явлений человечество было бы способно повысить жизненный уровень за пределами "золотого миллиарда", наверное, не на проценты, а в разы. Капитализм стоит человечеству очень дорого.
Итак, если исходить из более общей формулировки: капитализм не имеет права на существование вследствие бездумного разбазаривания в погоне за прибылью человеческого труда и природных ресурсов, – то она полностью сохраняет силу как во времена Маркса и Энгельса, так и в настоящее время. Однако из этого неизбежность коммунизма не следует – это скорее символ веры, а не неодолимое действие роста обобществления.
Тем более что направленность обобществления не однозначна. Капитализм наряду с концентрацией капитала в крупных кампаниях постоянно порождает множество мелких промышленных и торговых предприятий. Они возникают, разоряются и снова возникают. При этом вследствие достижений технического прогресса численность занятых в крупных кампаниях падает. Люди вытесняются в торговлю, где обобществление существенно меньше. Т. е. в среднем для общества обобществление, возможно, падает.
Утверждение о неизбежности коммунизма вытекает из веры в прогресс, развитие. Однако в природе наблюдается не только прогресс, но и регресс, упадок, умирание. Человечество подходит к исчерпанию некоторых ресурсов Земли. Это признак наступающего регресса. Соответственно регресс может наступить и в развитии человеческого общества.
Коммунизм возможен и просто необходим для спасения человечества, но за него люди должны бороться.
15.6. Когда возможен переход к коммунизму
Переход к коммунизму как средство предотвращения кризиса социализма предлагали Ацюковский и Хабарова. Правда, представляли этот переход они по-разному. Хабарова – в виде фактического перехода к групповой собственности, а Ацюковский – в результате постепенной ликвидации личной собственности.
Переход к групповой собственности мы вслед за Лениным осудили, поэтому рассмотрим далее предложения Ацюковского.
Вывод Ацюковского, что увеличение личной собственности с сокращением сферы действия общественной в предметах потребления порождает антисоциалистические настроения, верен. Т. е. сокращать общественную собственность в сфере потребления нельзя. Её нужно постепенно увеличивать. Так, например, после возвращения на путь социалистического развития следует постепенно отказаться от получения квартир в личную собственность через жилищно-строительные кооперативы. Разумеется не административным запретом этих кооперативов, а немедленным предоставлением общественного жилья молодым специалистам: одиноким – общежитие, молодожёнам без детей – однокомнатную квартиру, после рождения первого ребёнка – двухкомнатную….
Однако увеличение доли общественной собственности имеет в условиях сосуществования с капитализмом (далеко не мирным: если не горячая война, то холодная) свои пределы. Для жителя капиталистической страны общественные фонды потребления при социализме весьма привлекательны, а для жителя социалистической страны они естественны и поэтому почти незаметны. Он их часто не ценит. Его привлекает возможность при капитализме стать богатым, иметь в собственности дворцы. Поэтому доля предметов потребления в личной собственности у жителя соцстраны должна быть не меньше, чем у среднего обывателя капстраны "золотого миллиарда". Если меньше, то возникновение массовых антисоциалистических настроений неизбежно. Несколько уменьшить долю личной собственности без негативных социальных последствий можно с помощью распространения проката. Однако этот приём ухода от капитализма ограничен. Скажем, телевизор нужен всегда, автомобиль для многих – также всегда. Поэтому в условиях сосуществования с капитализмом нужно сохранять личную собственность и товарно-денежные отношения, по крайней мере, в сфере потребления. Сохранять до тех пор, пока общественные фонды потребления не обеспечат более высокий уровень удовлетворения потребностей гражданина социалистической страны по сравнению с потреблением среднего обывателя развитых капстран. Причём это преимущество должно признаваться большинством жителей соцстраны. Только после этого возможен переход к коммунизму.
Но в условиях сосуществования с капитализмом социалистической стране потребуется мощное государство, большие расходу на оборону. Поэтому на потребление едва ли удастся выделить больше, чем в развитых капстранах. Но даже если удастся выделить больше, то характер потребления в соцстране будет обладать большинством пороков капиталистического общества потребления (мода, аморальная буржуазная культура…). Это то самое "общение" по Марксу и Энгельсу, которое, по их мнению, может даже уничтожить "местный коммунизм". И оно также является препятствием для перехода к коммунизму.
Вывод.
Коммунистическое общество не может сосуществовать с капиталистическим, как не может здоровый организм жить в контакте с больным, заражённым опасной инфекционной болезнью. Необходимо их разделение – карантин для больного. Но применительно к человеческому обществу этого сделать нельзя.
Поэтому в условиях сосуществования с капитализмом коммунизм в обозримом будущем, по-видимому, невозможен. Т. е. следует согласиться с Марксом и Энгельсом, что коммунизм возможен лишь как всемирно-историческое явление.
15.7. Производительность труда при капитализме и социализме. Анархо-синдикалистские иллюзии послекризисного марксизма
Выше было показано, что переход к коммунизму позволяет увеличить производительность общества в целом. При прежних сменах формаций дело обстояло по-другому: производительность общества росла в результате возрастания производительности отдельного производства. Поэтому новый способ производства как бы прорастал из старого, поскольку это было выгодно организатору производства. Рабовладельцу оказалось выгодно освободить рабов, дать им участок земли – превратить в колонов, поскольку они становились при этом более заинтересованы в своем труде, чем рабы. Точно также труд свободного рабочего оказался выгоднее, чем крепостного. Поэтому новые способы производства, дающие более высокую производительность труда в том числе и за счет увеличения свободы рабочего, постепенно победили, несмотря на первоначальное сопротивление старых эксплуататорских классов.
Однако возможности для освобождения были исчерпаны капитализмом: работник стал полностью свободным. Больше освободить его было уже нельзя. Классики марксизма надеялись, что повышение производительности труда отдельного производства при переходе от капитализма к коммунизму произойдет вследствие появления у работника чувства хозяина. На возможность повышения производительности труда надеялся Ленин, говоря свою известную фразу об определяющем характере повышения производительности труда для победы в экономическом соревновании с капитализмом.
Сторонники демократического социализма, как мы видели, придают определяющую роль проявлению чувства хозяина для получения более высокой производительности труда при социализме по сравнению с капитализмом. Более того, они видят основную причину поражения социализма в СССР в том, что здесь более высокая производительность труда не была достигнута, а не достигнута она была потому, что трудящиеся не чувствовали себя хозяевами на производстве.
Чтобы трудящиеся почувствовали себя хозяевами на производстве, необходима, по мнению "демократических социалистов", передача предприятий в управление трудовыми коллективам. В подтверждение высокой эффективности предприятий с трудовой собственностью работников Плетников приводит пример США, где предприятия имеют экономические показатели выше, чем на аналогичных капиталистических предприятиях (см. 12.6).
Предлагается, фактически, реализовать анархо-синдикалистскую модель управления экономикой. Этой моделью "болеют" также и КПРФ, и РКРП. Избежала "болезни" только ВКПБ Нины Андреевой. Выше при анализе демократического социализма была показана и ссылками на логику Ленина и логикой автора ошибочность этих утверждений. Было показано, что эта модель порочна потому, что создает неустойчивость в социалистическом обществе, тем самым способствуя контрреволюции, т. е. ни к какому социализму вообще не ведет. Повторим частично и кое-что дополним.
Во-первых, сила чувства хозяина у разных людей разная. Есть хорошие хозяева от природы, другие хозяевами быть просто не хотят. И зависит чувство хозяина от характера собственности. Наиболее сильно оно проявляется при частной собственности работника, т. е. у ремесленника, лавочника. При коллективной оно, естественно, будет проявляться хуже. Многие "демократические социалисты" (например, Б. Славин) говорят о преодолении наемничества на самоуправляемых предприятиях. Но дело в том, что ощущение наемничества будет возникать и там в результате отношений подчинения, необходимого на производстве. Рабочему не так уж важно, кто назначил командующего им начальника: капиталист, вышестоящий орган социалистического госпредприятия или СТК. И если до введения самоуправления у него могут быть какие-то иллюзии, что он "становится хозяином", то жизнь скоро разъяснит ему, что хозяев в виде новой бюрократии СТК и без него хватает. И возвратится ощущение наемничества. А от него и соответствующее отношение к труду.
В подтверждение приведём язвительную характеристику анархосиндикалистских иллюзий В.Вазюлиным: "Противопоставляют бюрократию рабочему самоуправлению, хотят устранить бюрократию при помощи рабочего самоуправления на отдельных фабриках, заводах и т. д. Но это приведет к такому коллективному эгоизму, что развалит все вообще, никакого единства не будет… Исходят же как будто бы из идеализированных представлений о рабочих. Ну почему же тогда эти рабочие у нас в основном поддерживают существующий порядок, почему они за капитализм? Каким же образом они будут самоуправляться и создавать социализм? Если рабочий работает ради зарплаты, то в таком случае он обязательно будет тянуть к себе. У нас уже до "перестройки" было, как сообщалось тогда в "Правде", около пятисот тысяч так называемых "несунов"… Административная система (а она неизбежно в какой-то степени бюрократична) по сути дела в таких условиях играет роль объединителя разъединенных, эгоистических интересов, в том числе и эгоистических интересов отдельных коллективов. Поэтому она противостоит каждому отдельному эгоистическому интересу, хотя вместе с тем отчуждена вообще от интересов тех, кем управляет" [26, 24–25].
К вышесказанному следует добавить, что, как мы выяснили выше (см. 15.2), предприятия с трудовой собственностью работников не являются социалистическими, и их существование допустимо только на этапе раннего социализма.
Поэтому рассмотрим, может ли быть более высокая производительность труда в социалистическом предприятии на базе общественной собственности.
Автор исходит из того, что социализм развивается на той же технологической базе, что и капитализм. Предположение Братищева (см. 12.7), что при социализме могут возникнуть какие-то новые технологии, недоступные капитализму, никак пока не обосновано, поскольку облик таких технологий не сформулирован даже умозрительно.