К нам тут официально обращался Павел Астахов с просьбой запретить спектакль "Сон в летнюю ночь". Но министерство - не орган цензуры, которая запрещает или разрешает те или иные спектакли. Театр пользуется творческой свободой. Если он нам подведомственный, мы можем проверить расходование средств и повлиять на кадровую политику. Например, назначить нового директора. Вот наша работа, а не вмешиваться в ту или иную постановку.
- Региональные проекты в духе "Пермь - культурная столица" вы готовы поддерживать?
- Мы готовы по мере сил поддерживать абсолютно любые начинания за границами Москвы и Санкт-Петербурга, которые приведут к культурному росту.
- В каких конкретно городах вы видите такие проекты?
- Во всех. В каждом городе можно найти что-то уникальное. Например, я в Думу шел от Кургана. Там замечательные дома-музеи - декабристов, уникальный Далматовский монастырь. Мы уникальны, в России везде можно найти культурный объект для гордости, преклонения. И для развития, конечно.
- По каким критериям вы сами будете измерять эффективность своей работы?
- В отличие от бизнеса здесь нет простых категорий. Как измерить эффективность? Количеством отреставрированных музеев? Или, может, спасенных от разрушения памятников? Количеством кинофильмов или их качеством? Или уровнем образования? Или ростом зарплат у музейных работников? Тысяча факторов, и далеко не все из них зависят от позиции министерства. Не министерство, например, устанавливает уровень окладов музейщиков или работников музыкальных школ. Но ничего - буду стремиться работать во всех направлениях.
- Категорию граждан, которую называют то "рассерженными горожанами", то "креативным классом" ( мы в "Московских новостях" называем их "новой интеллигенцией" ) , вы для себя выделяете? Это ведь одни из главных потребителей культуры.
- Здесь я живу, работаю и не могу этот класс не замечать. Не хотел бы рассыпаться в излишних комплиментах среднему классу, но в принципе это одна из наших ключевых целевых аудиторий. Но не единственная.
Одно из совещаний, которые я проводил сегодня, касается изменений режима работы музеев. Например, Третьяковская галерея работает с десяти утра, а вход для посетителей - до 18.30. Я живу рядом, хотел с сыном сходить, но за год ни разу не смог - расписание просто не совпадает у нас. Недавно был в Иванове, там есть великолепный комплекс музеев, но работает он только по будням с 11 до 17. Получается, что музеи созданы для чего? Для пущей сохранности ценностей и удобства музейных работников? А должны ориентироваться, напротив, на удобство и интересы посетителей. Если мы говорим о "рассерженном горожанине", то как он может сходить в музей, если в 18.00 тот уже закрыт? В лучшем случае пойдет в кино, в худшем - выпьет пива. Поэтому мы сейчас смотрим, как можно изменить расписание - например, ввести лишний выходной, но при этом сделать так, чтобы два дня музей работал до девяти вечера. Возможны разные варианты.
- Кого вы можете назвать для себя авторитетами в культурной сфере?
- Не хочу называть фамилии, потому что министр культуры не должен активно афишировать свои личные вкусы. Авторитеты у меня есть, и я на них внутренне, конечно, ориентируюсь, но вкусовщиной руководствоваться не хочу.
- Вы часто говорите о недостатках исторического образования, в том числе и школьного. В новой должности попробуете что-то изменить?
- Нет, это прерогатива Министерства образования. Мы с [министром образования] Дмитрием Ливановым в частном порядке будем эту тему обсуждать, он очень здравый человек. Но от своих взглядов не отказываюсь.
"Воскресный вечер" с Владимиром Мединским
Владимир Соловьев: Следующий год объявлен в России Годом культуры. Государство обещает дать творцам больше денег и в обмен хочет получить единое культурное пространство. Между тем, уже сегодня возникла проблема с распределением средств. Режиссеры и критики спорят, какой именно фильм достоин господдержки, директора музеев борются за коллекции, а современное искусство просто увязло в скандалах. Государственные вложения - это благотворительность или идеологические инвестиции? Как вернуть России культурный суверенитет, а россиянам - звание самой читающей нации? В студии "Воскресного вечера" министр культуры Российской Федерации Владимир Мединский.
Здравствуйте, Владимир Ростиславович. Я вас много раз видел в студии в качестве депутата, при этом вы были самый либеральный депутат от "Единой России". Как только вы стали министром, то негодующая молва окрестила вас самым консервативным министром действующего правительства, этаким идеологическим цербером. Не обидно читать про себя всяческие более чем критические высказывания?
Владимир Мединский: А кем еще должен быть министр культуры? Мне кажется, что министр культуры как раз должен быть охранителем, он должен быть в хорошем смысле этого слова цербером. Ну не хулиганом же ему быть от культуры, понимаете? Поэтому наша задача - это… Можно много говорить о конкурентоспособности России, но совершенно очевидно, что в области культуры мы по-прежнему мировые лидеры. И очень важно, чтобы это мировое лидерство сохранялось и развивалось.
Владимир Соловьев: Что для этого надо делать? Как правило, жалуются на то, что мало денег. Это правда, что на культуру выделяется мало денег? Или не совсем так?
Владимир Мединский: Философский вопрос. Потому что с одной стороны, да. Когда мы смотрим долю федеральных расходов на культуру, они всегда очень незначительные, казалось бы, на фоне общего ВВП. Вместе с тем, общее финансирование культуры в стране построено таким образом, что основные деньги должны идти из регионов. Регионы не слишком богаты. В Москве это большие деньги, во многих регионах это небольшие деньги. Вообще в мире, надо понимать, есть три главных модели отношений государства и культуры. Есть модель рыночная, это американская. Там государство культурой как бы не занимается. Этим занимаются специальные фонды, спонсоры, Голливуд независимый, и прочее. Вторая модель - это модель так называемой протянутой руки, когда государство объявляет гранты и дает тем, кто просит. Великобритания так работает. И третья модель - модель французская, шведская, финляндская, в какой-то степени российская. Это модель государственной поддержки и просветительства. Там есть министерства культуры, и они сознательно финансируют культурную политику. Специфика России в том, что в условиях ограниченного бюджета мы вынуждены опираться на третью модель, но сочетать все три.
Владимир Соловьев: Переведите на русский язык. Очень умно, я ничего не понял. Так деньги есть или нет?
Владимир Мединский: Деньги есть. Их мало, конечно, хотелось бы больше. Но я бы не хотел, как все мои предшественники, заниматься исключительно, знаете, плачем Ярославны, с утра до вечера: дайте денег, дайте в два раза больше, в три раза больше. В стране денег столько, сколько их есть.
Владимир Соловьев: А когда вы пришли на министерство и посмотрели на состояние дел, что больше всего огорчило?
Владимир Мединский: Меня огорчило то, что даже те возможности финансовые, которые есть, на мой взгляд, не всегда идеально используются. Использование денег может быть более целевым и более эффективным. Я приведу один пример - Росгосцирк. Это наследие, славное наследие советской эпохи. Росгосцирк был в СССР одним из самых прибыльных учреждений культуры. Сегодня это гигантское государственное образование, куда входят сорок два, по-моему, огромных федеральных цирка, расположенных в лучших местах лучших городов, является глубоко убыточным. То есть, он был убыточным на момент моего прихода. Ежегодная дотация Росгосцирку на корм животным и прочее составляла почти 1 миллиард рублей. Все, что зарабатывали они, куда-то растворялось. Цирки не ремонтировались никогда после краха СССР, вообще. Вот всего лишь год работы, мы провели конкурс, выбрали нового руководителя, жестче за этим смотрим. Всего лишь за этот год…
Владимир Соловьев: Заметьте, вы не успели ничего сказать, но фраза "жестче" вызывает у людей желание аплодировать.
Владимир Мединский: В общем, я могу сказать таким образом: мы начинаем ремонт восьми цирков, и мы выходим на прибыльность этого предприятия.
Владимир Соловьев: То есть получается, без дополнительных денег?
Владимир Мединский: Без единой дополнительной копейки.
Владимир Соловьев: То есть, не дали воровать?
Владимир Мединский: Ну, наверное, все равно воруют, но меньше.
Владимир Соловьев: Воруют, но меньше. На культуре много воровали?
Владимир Мединский: Ну, это не ко мне вопрос - к прокурору. Не могу сказать.
Владимир Соловьев: А есть всегда хорошие симптомы: это когда, например, вы меняете механизм финансирования, и вдруг люди уходят с должностей сами.
Владимир Мединский: Проблемы такие были в министерстве действительно, в паре департаментов после введения инструментов дополнительного финансового контроля, мы сделали дополнительный финансовый контроль сверх того, что было, и несколько поменяли систему финансирования, то есть сделали ее более прозрачной, более публичной, - действительно, были подразделения, где все сотрудники, причем очень толковые, что самое обидное - это толковые люди, - все одномоментно подали заявления. Сказали, что…
Владимир Соловьев: Не интересно.
Владимир Мединский: Не интересно. Вот никак. Не было никаких содержательных претензий, понимаете. Мы всем довольны, очень хорошо, спасибо…
Владимир Соловьев: Зарплата? Спасибо. Оказывается, нам еще и зарплату платят? Не интересно.
Владимир Мединский: Ну, это лирика, на самом деле это лирика. Действительно, страна уделяет огромное внимание культуре. В чем проблема была? В условиях постоянно ограниченного бюджета сформировалась система глобального кадрового кризиса в культуре. Есть звезды, я бы сказал даже, мегазвезды, это руководители наших крупнейших учреждений, театров, музеев. Это лидеры мировой культуры. Даже сейчас со средним звеном есть проблемы. Просто не хватает, потому что мало денег, низкие зарплаты. А молодежи нет вообще. Ну как можно было привлечь молодежь на работу в Ленинскую библиотеку, если всего лишь год назад средняя зарплата в Ленинской библиотеке, лучшей, главной библиотеке страны составляла 20 тысяч рублей. Это для Москвы. Это значит, что зарплата молодого специалиста, приходящего туда после Историко-архивного института, будет 11 тысяч рублей или 12. При этом зарплата в районной библиотеке города Москвы - 35. Тут же. А Ленинская, по идее, - это вершина карьеры для библиотекаря. Перейти в Ленинку - через городскую и прочие. Немного усилий - и спустя год, сейчас, средняя зарплата в Ленинской сильно выше 40. Просто надо считать деньги. И я абсолютно убежден, что мы должны даже в Москве добиться того, чтобы переход из районного учреждения наверх, в федерацию - в Эрмитаж, Пушкинский музей, в Третьяковку, - был не только элементом престижа. Там, конечно, очень интересно работать, и многие ради интереса только работают в том же Пушкинском, при очень низких зарплатах до недавнего времени. Но это было элементом естественного конкурентного карьерного роста молодого специалиста.
Владимир Соловьев: Мне тут на вас жаловались, сказали: вы ретроград и ничего не понимаете в скрипках. Ничего. Что это за печальная история?
Владимир Мединский: Без комментариев. Не буду.
Владимир Соловьев: Тогда я вынужден буду…
Владимир Мединский: Я скажу так. У нас министерство культуры политически курирует систему детских музыкальных школ. Сейчас они называются детские школы искусств, поскольку там объединено много всего, не только музыкальное, но и художественное образование, и другие направления. Это уникальное преимущество, оставленное нам Советским Союзом. Уникальное. Я приведу один факт, насколько выгодно государству финансировать систему детских школ искусств. Знаете, в колониях для малолетних преступников доля попавших туда учившихся в музыкальной школе находится на уровне статистической погрешности. Вообще. А теперь представьте, что нам выгоднее - содержать музыкальную школу или содержать колонию для малолетних преступников? Я не знаю, чем это объяснить, но это так. И конечно, огромные проблемы с инструментами. Поэтому вот туда инструменты покупать надо. И много.
Владимир Соловьев: Я поясню зрителям. Владимир Ростиславович человек скромный. К нему обратился один очень уважаемый человек с требованием, чтобы государство выделило сумасшедшие деньги, мы говорим о десятках миллионов долларов, - на покупку четырех замечательных скрипок Страдивари. И когда министр вежливо заметил, что лучше бы это делать не на государственные деньги, а на деньги частных спонсоров, гражданин был возмущен, пошел жаловаться. Но суть-то другая. Думать надо о культуре, а не только о возможности…
Владимир Мединский: На самом деле, здорово, что у нас есть музыкальный Государственный музей Гнесиных, где находится фантастическая коллекция редких и древних инструментов, бесценная абсолютно. Кстати, звезда может взять оттуда, поиграть, потом вернуть. И конечно, здорово, когда в стране аккумулируются… Они бесценны, и они только дорожают. Но, на мой взгляд, есть другие приоритеты. И главная цель министерства, которое отвечает все-таки за культурную политику, это определять приоритеты финансирования. У нас не настолько много денег, чтобы мы с одной стороны размазывали их тонким слоем по пирогу, а с другой стороны, удовлетворяли пусть и правильные, но иногда, может быть, не самые своевременные амбиции даже самых великих и самых гениальных людей.
Владимир Соловьев: Вы сказали: определять приоритеты финансирования - то есть заниматься идеологией?
Владимир Мединский: Идеология - это слово, которое вызывает у некоторых наших либеральных… Я говорю "либеральных", потому что это не настоящие либералы, они достаточно нетерпимы. Либерал за свободу должен быть, а там какая-то странная нетерпимость, - вызывает такое отторжение. На самом деле, что такое идеология? Идеология - это набор идей. Мне кажется, что идеология как система взглядов, причем она может быть постоянно меняющейся, у меня в двадцать лет была одна идеология, в тридцать - другая, сейчас уже третья. Взгляды меняются вместе с жизнью, с опытом. Это та важная вещь, которая, в числе прочего, отличает человека, простите, от обезьяны. Если у тебя нет набора идей в голове о том, что такое хорошо, что такое плохо, что есть добро, что есть зло, что есть Бог, а что есть дьявол, - если у тебя нет мыслей об этом, то ты ближе туда, по Дарвину, туда. Этого не надо пугаться.
Владимир Соловьев: Но при этом у государства должна быть своя идеология?
Владимир Мединский: Опять же, сложный вопрос. Мне кажется, что она объективно есть, просто не нужно делать ее, наверное, государственной идеологией. Потому что государственная идеология всегда отбрасывает нас к каким-то постулатам шестой статьи Конституции. Взгляды государства сформированы, как, например, сформулированы были взгляды, мне кажется, достаточно четко в выступлении Путина на Валдае - это есть абсолютно нормальное проявление государственной идеологии.
Владимир Соловьев: Но когда министерство культуры общается с выдающимися творцами современности и определяет, кому из них выделить деньги на картину, - какие критерии, идеологические или…
Владимир Мединский: Нет, идеологические - никогда. Вы знаете, критериев много, на самом деле. И мы стараемся, чтобы решения максимально принимались в открытой конкурсной и экспертной борьбе. Я приведу пример, как поменялась в этом году система финансирования государственной поддержки кино, один из примеров. До сих пор система была следующая. Желающий получить госфинансирование на кино писал заявку, она попадала в черный ящик, дальше с ней что-то происходило, оттуда выходил ответ, без подписи. Анонимно. Анонимное голосование экспертной группы: ваша заявка не прошла. Или: ваша заявка прошла. Но какие там включались факторы при принятии решения, помимо известности и таланта режиссера, можно догадываться. При этом объемы государственной поддержки не малы. Например, в части документального кино на момент моего прихода в министерство государство выделяло деньги почти 500 документальным фильмам в год.
Владимир Соловьев: А куда они все делись?
Владимир Мединский: А вот не знаю. По центральному телевидению из них прошли - на пальцах одной руки, еще лишние останутся. Остальные куда-то девались, в архив. Бездонные архивы в Красногорске.
Владимир Соловьев: Оказывается, выгодно быть кинодокументалистом?
Владимир Мединский: Мы ввели системы открытого конкурса. Вы сдаете заявку, три экспертных совета эту заявку смотрят и дают свои рекомендации. После этого кто бы вы ни были, какие бы у вас ни были ранги - народный артист, заслуженный, - вы приходите на открытую защиту в Министерство культуры и публично, в присутствии прессы, - вы знаете, там канал "Россия-24" даже показывал это в прямом эфире - защищаете свой проект. После чего идет открытое голосование. Мы знаем, как голосовали эксперты. И на основании всех этих процедур министерство выносит свой вердикт. Я могу сказать, что по итогам открытого питчинга в министерстве не было ни одного фильма, который бы получил единодушную поддержку всех и был бы потом отвергнут министерством, вне зависимости… Знаете, многие продюсеры не верили, они приходили и говорили: вы знаете, это же фильм, который очень жестко критикует власть, - ну на уровне действительно, губернатор, мэр - там негативные герои. Хотя сценарий эксперты сочли талантливым. "Мединский четко вычеркнет". Нет, получил. Вот этот фильм Кирилла Серебренникова, "Мы знаем взгляды Мединского-охранителя, Серебренников не пойдет". Но он занял объективно второе место на голосовании. И ни один из экспертных советов не нашел в сценарии ничего предосудительного. Он также получит государственное финансирование. И знаете, в этой системе попытаться договориться абсолютно невозможно, потому что надо договариваться с таким количеством людей, сидящих в зале и голосующих. Практически невозможно.