- Коля, ситуация такая, что сейчас обсуждать эту проблему не время. Надо подождать месяц-два. Слишком все горячо. Да и мы реорганизуемся, сокращаем часть людей. Представляешь, какая будет реакция, если мы возьмем функционера из ЦК?
- Понял, Миша. Спасибо на добром слове.
- Ты звони, старик, обязательно звони. Где-нибудь к концу месяца.
На прошлой неделе примерно такой же разговор состоялся и с Харламовым, главным редактором "Сельской жизни". Позвонил я ему до собрания коллектива редакции. Он сильно волновался - возраст у него за шестьдесят - и попросил вернуться к этому разговору через некоторое время. Ладно.
А теперь пассаж с "Политиздатом" и его директором А.П. Поляковым.
Двадцатого августа в соответствии с договором я отнес туда рукопись книги. Верстку предыдущей - "Исповедь через десять лет" - сказали принести 26 августа. К назначенному сроку я ее вычитал, дописал пару страниц и в понедельник, 26 августа, привез в издательство. Нет, все было не так. Я перепутал. Новую рукопись действительно отнес 20 августа. А верстку - 19 августа, в день путча. Поговорил с Вучетичем о природе и гносеологических корнях августовского кризиса.
После провала путча возникла некоторая настороженность и опасения за судьбу "Исповеди". Особенно они усилились после указа Ельцина о прекращении деятельности КПСС. В понедельник, 26 августа, позвонил редактору Юрию Ильичу, справился о судьбе верстки. В ответ услышал, что верстку из корректорской вернули, книга снята с производства. Звоните, мол, Вучетичу, он в курсе дела.
Виктор Евгеньевич Вучетич - заведующий редакцией, сын знаменитого скульптора. Звоню ему.
- Понимаете, пока вашу книгу отложили. Причин не знаю. Как вы догадываетесь, это решение зависело не от меня. Распорядился директор.
- Дело в авторе? В его принадлежности к организации, которая ныне не популярна?
- Не думаю. Скорее всего из-за коммерческих соображений. А впрочем, позвоните директору.
Директор - Александр Прокофьевич Поляков. Хорошо знакомый мне человек. Когда-то самолично читал рукопись. Я вел пресс-конференцию с его участием. Он издал книгу Антонио Рубби "Встречи с Горбачевым". Была презентация в гостинице "Октябрьская".
- Александр Прокофьевич, здравствуйте, это говорит безработный Зенькович… Вроде бы сложности с прохождением верстки?
- Да. Знаете, я сейчас очень занят. Дайте мне свой телефон, ведь вы сейчас дома? Я вам непременно позвоню.
Этот разговор состоялся 30 августа в пятницу. Звонка так и не последовало. Телефонная трель раздалась только в понедельник, 2 сентября.
- Николай Александрович, извините, что не позвонил в пятницу, абсолютно не было времени.
Стал ссылаться на объективные причины. Мол, книгу не сняли, а только отложили ее выпуск. Ничего не ясно. Счета опечатаны, бумаги нет.
- Александр Прокофьевич, но ведь книга самая что ни на есть перестроечная. В духе сегодняшнего времени. Острая, критическая, осуждающая застой. Автор кается во многих грехах. Единственное, что может вызвать сомнение, - глава "Партийный работник". Но и она сделана с сегодняшних позиций, многое в партработе нещадно критикуется. В конце концов спорную главу можно снять. Жаль замысла. Десять лет назад в Минске вышла книга социологических портретов. Сейчас я к ним вернулся вновь. Есть замысел вернуться еще раз, через десять лет. Политическая конъюнктура будет все время меняться, а в задуманном сериале схвачен срез времени, его дыхание. Это же документ для истории!
Сопротивление было не очень сильным.
- Хорошо. Возьмите у Вучетича верстку, пройдитесь еще раз. Снимите главу о партработнике. Хорошенько посмотрите все остальное. Не гарантирую выхода, но вариант подготовьте. Неизвестно, как будут развиваться события дальше.
- Спасибо, Александр Прокофьевич, и на этом. Очень вас прошу помочь мне. А то получается двойное наказание: работы лишился, а тут еще и книгу выбросили.
Через полчаса звонит снова:
- Николай Александрович, поймите меня правильно. Повылезала всякая пена, мутит, будоражит коллектив. Упрекают в том, что Поляков и сейчас, после роспуска партии, ничего не понял, выпускает по-прежнему литературу не для народа, а для партийных бюрократов. Предлагаю компромисс: мы сейчас выплатим вам 60 процентов аванса, а остальные 40 процентов - после выхода или невыхода. Прошу вас, примите компромисс. Помогите мне. Поверьте, обстановка в коллективе очень непростая. Опечатали даже столовую на мебельной фабрике, куда мы ходили обедать.
Гонорар выплатить должны были в любом случае, даже если бы книга не вышла… Мне важен выход ее, до боли жаль идеи, которой жил это время. Она грела, поддерживала меня. И вот - финиш…
- Ладно, Александр Прокофьевич, что делать. Спасибо.
- Вот и хорошо. А вариант для возможного выхода все-таки подготовьте. На всякий случай.
Вчера поздно вечером позвонил Валентин Герасимов, однокурсник по ВПШ. Работает в еженедельнике "Ветеран". У них сняли главного редактора Свининникова, патриота, поддержавшего ГКЧП, и назначают выборы. Предлагает мне выставить свою кандидатуру. У них в коллективе некого. Значит, будет рекомендовать кого-то учредитель - газета "Труд".
Не знаю. Потапову, главному редактору "Труда", я звонил на прошлой неделе. Он внимательно выслушал и в свойственной ему манере медленно протянул:
- А что? Ты ведь не причастен к путчу… Знаешь что, давай вернемся к этому вопросу чуток попозже.
И я вспомнил: еще в прошлом году он несколько раз приходил ко мне на работу, уговаривал переходить к нему первым замом. Звонил вечером домой, упрашивал. Но теперь все переменилось.
Вчера же позвонил Севруку домой. Уволен с поста главного редактора "Недели" по формулировке: в связи с реорганизацией редакции и сокращением штатов. До пенсии - восемь месяцев. Просвета - никакого. Растерянность и удрученность.
Сегодня позвонил Подберезному, он работал в журнале "Известия ЦК КПСС". Пытались реформироваться в журнал "Политический архив", но ничего не получилось, нет учредителей, нет бумаги, полиграфической базы. Белянов, главный редактор, собрал их и предложил искать работу самим. Подберезный в унынии. Куда бы ни обратился - всюду глухая стена. То же говорят и его коллеги, с которыми он общается по телефону.
А вот одна из моих бывших технических работниц полна оптимизма:
- Берут в российский Совет Министров наших девочек. Уже один из орготдела перешел на полторы тысячи рублей и еще одну девочку с собой взял. Формирует свою команду. Здания функционируют - буфеты, столовые. Буфетчицы и прочая обслуга остались. Дачные хозяйства тоже в порядке. Просто перешли из одних рук в другие. Ничего, без технических работников никто не обойдется. Надо уметь приспособиться к новым людям.
А я-то, дурак, переживаю, что не могу их пристроить куда-нибудь. Они сквозь игольное ушко раньше других пролезут.
Сегодня сороковой день, как умерла мать. Придется помянуть в узком кругу, без дальних родственников.
6 сентября. Вчера не делал записей - не было времени. Позавчера отмечал сороковой день, как умерла мать. Болела голова, да и событий суетных было много.
Ездил на бывшую работу. Позвонил кто-то из моих сослуживцев, сообщил, что будут давать зарплату. Действительно, давали. В здании столовой. Она функционирует, стоят привычные очереди в кассы, работает кулинария. Бывшие партаппаратчики не преминули поесть сосисок и купить килограмм мясного фарша. Похоже, что им неведомы чувства гордости, собственного достоинства. Абы набить желудок.
Выдали на руки учетные партийные карточки. Эти документы раньше перевозили спецсвязью. На руки не выдавали никогда. А теперь - пожалуйста, никому не нужны. Членские взносы не принимают, на учет становиться некуда - райкомы в Москве опечатаны. Умопомрачительно!
С утра позвонил главный редактор журнала "Утро" Слава Мотяшов. Они перерегистрировались, учредители - Научно-промышленный союз и еще какой-то советско-американский фонд развития. Предложил заместителем ответственного секретаря - заведующим отделом домашнего хозяйства. Оклад - 1100 рублей. Это я вечером накануне звонил ему и просил не забыть, если у него есть вакансии и если редсовет не будет возражать. Сначала я отказался наотрез, а потом опомнился: мало ли что может быть. Сказал, что подумаю.
Постоял около столовой примерно час. Понаблюдал за обстановкой. Вид у людей потерянный. Глухая стена - нигде не берут на работу. Говорят, что до 23 сентября зарплата будет идти - в течение месяца со дня выхода указов, а потом расчет и месячное пособие. И - точка.
Вечером был в гостях Ян Чжэн - китайский журналист. Попили чаю. Он привез баночного пива. Подбадривал, просил не расстраиваться.
Настроение препаршивое. Не верю в случившееся.
Звонил из Минска Улитенок. Бывший собкор "Правды" по Белоруссии, основал свою газету "Свободные новости", когда-то я с ним работал в республиканской газете "Звезда". Просил что-нибудь в начале недели для его "Свободных новостей". Условились, что передам историческое расследование о Свердлове и последнее интервью маршала Ахромеева. Когда-то я вел его последнюю пресс-конференцию. Ужасные подробности его смерти. "Собеседник" поместил интервью с его женой. Оказывается, он был в отпуске. Приехал в Москву. О чем-то говорил по телефону с Горбачевым, а после разговора повесился в своем рабочем кабинете в Кремле. А ведь у него в сейфе был пистолет.
Сегодня передал в "Республику" (газета Совета министров Белоруссии) несколько интервью. Вчера передал материал "Что нового на Старой площади". Просят еще.
7 сентября. Вчера снова ездил на бывшую работу - кулинария еще работает - и, став три раза в очередь, купил три кг мясного фарша, один кг сосисок и десять шницелей.
Встретил у столовой Виталия Авдевича из издательского отдела аппарата президента. Садился в черную "Волгу".
- Как ты? Не работаешь? Непременно позвони Жукову. У нас недобор кадров. Не откладывай только. Сразу же звони.
Иван Иванович Жуков - давнишний знакомый. Работал в ЦК, сейчас начальник отдела в администрации Горбачева.
Телефона Жукова я не знал, позвонил ему из дома. Ивана Ивановича на месте не было. Перезвонил об этом Авдевичу.
- Звони все равно. Такими людьми нельзя разбрасываться. Звони, мой хороший.
И положил трубку.
По дороге из столовой заехал в ателье на Кутузовском проспекте. Оно было нашим, цековским, входило в систему Управления делами ЦК. Немного поплутал, пока нашел. Я там был всего пару раз, и то на машине. А сейчас пешком, да еще под дождем. Вымок.
Пока мне делали расчет за костюм - успел-таки сшить, правда, с января шили! - слышал кое-какие разговоры. Ну, например, звонил один крупный советский поэт и народный депутат СССР, знаменитый борец с привилегиями. Оказывается, он тоже шил себе костюм в ателье ЦК. Его закройщик тот же, что и у меня. Звонил бывший большой партийный функционер, интересовался, как шьется его шуба. Он работал в ЦК с 1944 года, ушел на пенсию только в конце 1990 года.
Сижу у приемщицы. Чувствую шевеление за спиной. Оглянулся - машет рукой какая-то женщина. Присмотрелся - Таисия Васильевна, жена президентского помощника Пряхина. А вот и он сам, выглядывает из-за плеча верной супруги. Пришел мерить штаны.
Разговорились. Ничего нового. Набор кадров заморожен. Он уже рекомендовал Ивану Ивановичу Жукову консультантов идеологического отдела Вазыха Серазева и Владимира Милюкова, но утверждение новых кадров приостановлено. Президентский аппарат будет реорганизовываться.
По радио передали постановление Госсовета СССР о признании независимости республик Прибалтики. Позвонил Айгару Мисану, он бывший заведующий сектором телевидения и радиовещания, с февраля 1991 года - заместитель председателя Гостелерадио СССР и одновременно руководитель Московского телеканала, поздравил с приобретением статуса иностранца. Горько все это. У него времени не было, говорит, давай созвонимся в субботу, меньше запарки, тогда поболтаем. А может, разговаривать с безработным функционером не желает? Люди меняются быстро. Хотя, как показало развитие событий, Айгар остался надежным товарищем.
Днем был телефонный разговор с Чуриловым - заместителем главного редактора журнала "Партийная жизнь". Чурилова избрали главным редактором. Прежнего редактора "прокатили". Сидит дома. Ему 59 лет, он народный депутат СССР.
Даже в изданиях ЦК КПСС рядовая масса бунтует против своего руководства. Вспомнил Полякова из "Политиздата", его слова по поводу поднявшейся пены.
8 сентября. Вчера утром ездил с дочкой на рынок. Купили фруктов, жвачек. Потом гуляли в парке. Она с одноклассником Виталькой, я с его мамой-художницей. Живут в доме напротив. На обратном пути решили подняться с Москвы-реки в гору. Гора крутая, глиняная, после дождей скользкая до невозможности. Наши попутчики были в сапогах, а мы с Ольгой в кроссовках. Дошли до середины, а дальше не смогли. Пришлось спускаться вниз. Не без приключений.
Пообедали вкуснейшими перчиками, фаршированными мясом и рисом, сын достал из холодильника бутылку водки. Жена водку не пьет, я налил ей остатки коньяка "Белый аист". Пошутили: хорошо живут советские безработные!
В разгар обеда позвонил Харламов, главный редактор "Сельской жизни". Расспросил, как дела. Сказал, что позвонит через неделю-две насчет конкретной должности, если, разумеется, есть желание идти в "Сельскую жизнь". Осторожно спросил, знаю ли я секретарскую работу. Ответил, что два с половиной года был ответственным секретарем в республиканской молодежной газете. Но, откровенно говоря, секретарскую работу не любил, тяготился ею. Если ее предложат, не пойду.
Сделал два материала для "Республики". В понедельник передам. Надо будет установить два "передаточных" дня в неделю - понедельник и четверг.
В "Комсомольской правде" за вчерашний день интереснейшая статья писателя Владимира Максимова. О путче, об антикоммунистах. Еще более любопытная публикация в "Независимой газете" - о путче. Версия автора - Горбачев причастен к заговору, он сам отключал правительственную связь. Когда четверка приехала к нему 18 августа с предложением о введении чрезвычайного положения, он не сказал ни "да", ни "нет". А потом осенило: таким образом можно повысить свой рейтинг. Неспроста Янаев говорил на пресс-конференции, что Горбачев к ним присоединится.
Вообще, надо бы собирать эти версии и свидетельства. Аналитики здесь немало. Тщательно исследуются все обстоятельства. Например, в "Московских новостях" утверждается, что директор предприятия, где выпускалась правительственная связь, сказал: отключить помимо президента невозможно, там много автономных каналов, достаточно простой авторучки президента, чтобы опять включиться. Любопытно.
А. Проханов да и другие, в том числе зарубежные авторы, пишут, что такие люди, как Варенников, и особенно Крючков, не дилетанты в заговорах, они профессионалы. Варенников брал дворец Амина, Крючков свергал правительство Венгрии в 1956 году. Оба блестяще справились с задачей. Здесь какая-то мистификация. В эпиграфе к статье в "Независимой газете" слова Горбачева, произнесенные после возвращения из Фороса: "То, что я знаю о заговоре, я никому никогда не расскажу". На кого они рассчитаны? На арестованных?
В. Максимов интересно размышляет о подобных процессах в Восточной Европе. Генерал Ярузельский. Вот кто действовал в интересах иностранного государства - СССР. И тем не менее он жив и здоров, никакого суда, никаких обвинений в государственной измене.
Звонил вчера Зикс из "Сельской молодежи". Сообщил, что идет реклама журнала в "Столице" - моим очерком о смерти Щорса. Спросил, есть ли какая-либо иллюстрация. К сожалению, архив уничтожил при бегстве.
"Независимая газета" опубликовала комментарий о заседании Секретариата ЦК 5 сентября. Что значит "приостановить деятельность КПСС"? Ни один юрист, по словам Лучинского, не знает, что это такое. Ивашко вышел из больницы, ему поручено связываться с Горбачевым. Обсуждался вопрос о проведении пленума ЦК. В Казахстане прошел съезд республиканской Компартии. Она вышла из КПСС и преобразовалась в Социалистическую партию.
Глава 6. Член КПСС? Значит, виновен!
Во время долгих и безуспешных поисков работы в моей квартире раздался телефонный звонок. Не буду называть фамилию представившегося мне человека, до этого она не была мне известна.
Незнакомец справился, туда ли он попал. Удостоверившись, что у телефона именно тот человек, который ему нужен, звонивший сказал: он вышел на меня по просьбе моих друзей, которые попросили его подыскать для меня какую-либо работу. Так вот, он мог бы предложить мне кое-что с учетом моего базового журналистского образования.
Предложение меня заинтересовало, и я спросил, куда надо подойти. Тут же был назван подробный адрес, а также маршрут метро и троллейбуса. Условились встретиться назавтра в десять утра.
Ехать пришлось долго, но это меня не смущало. Ничего, лишь бы работа была интересная. Не на биржу же труда, в самом деле, обращаться.
Кстати, позднее я узнал, что обращались и туда. На февраль 1992 года на Московской бирже труда были зарегистрированы 525 бывших работников партноменклатуры. Из них 116 человек ранее работали в аппарате ЦК (в основном технический персонал), 31 - в Московском горкоме, 218 - в райкомах, 27 - в парткомах.
Повторяю: перспектив не было никаких, время от времени пресса со злорадством сообщала, что готовится указ Ельцина, запрещающий коммунистам занимать ответственные посты в органах государственной власти. Особенно упорно настаивала на запрете на профессии по идеологическим мотивам пламенная демократка Галина Старовойтова.
Из дому я выбрался с некоторым запасом времени и потому по указанному адресу прибыл несколько раньше. Это был обычный жилой дом, которых в Москве тысячи. Блочная пятиэтажка, печально знаменитая "хрущоба". Признаков какого-нибудь офиса не наблюдалось. Я еще раз взглянул на блокнотный листок с адресом: дом такой-то, помещение такое-то. Помещение… Признаться, это слово смутило меня еще вчера, во время разговора. Но в Москве такие адреса - строение номер такое-то, помещение номер такое-то - не редкость.
Так вот, "помещением" оказалась небольшая комнатка в подвале. Вход преграждала железная решетка с большим висячим замком. До назначенного времени оставалось еще полчаса, и я вышел во двор. Он был захламлен до невозможности. Валялись обрывки газет, огрызки яблок, апельсиновые корки, окурки. По обе стороны подъезда, словно античные львы у петербургских дворцов, красовались две мусорницы, источавшие такой запах, что пришлось зажать нос. В мусорницах копошились бездомные кошки.
Из окна моего кабинета на седьмом этаже офиса на Старой площади открывался великолепный вид на Кремль. Через каждые четверть часа раздавался бой курантов на Спасской башне. Под солнечными лучами ослепительно сверкали купола кремлевских храмов. Их видом любовались все мои посетители. И вот после такого благолепия - вонючий подвал на окраине города.