Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания - Кирилл Привалов 11 стр.


Ох, уж эти две сотни баксов! Сколько связано у каждого из совков с этой самой национальной российской валютой.

…Лежит мужик на пляже в Серебряном бору. Сунул руку в песок и нащупал среди окурков и пивных пробок странной формы сосуд. Вынул. Откупорил. А оттуда джинн вылетает:

– Слушаю и повинуюсь! Выполню любое твое желание, о могучий властелин…

Мужик, не долго думая, говорит:

– У меня заграничного паспорта нет, а оформлять его – замучишься. Достань мне такой паспорт!

– Нет проблем, – исполнительно ответствовал джинн. – Давай двести баксов!..

А теперь непридуманная история от московской Шахразады.

В очередной раз мою машину поцарапали во время стоянки. Я вспомнил о заблаговременно сделанной стопроцентной страховке и отправился в ближайшее отделение моей страховой компании. Там рекомендовать автомобиль для кузовного ремонта категорически отказались.

– Вам надо непременно зарегистрировать царапину на борту в отделении милиции по месту жительства, – сказал мне молодой человек со старым носом, похожим на кусок пемзы. – Одна вот только незадача: участковые милиционеры ничего даром не делают. Боюсь, что взятка, которую они от вас потребуют, будет превышать сумму, которую вы при правильном оформлении документов сможете получить на ремонт по страховому полису… И тем не менее попробуйте! Может, вам повезет. Но обычно исключений не бывает. Готовьте деньги!..

Без большого энтузиазма я направился в родное отделение милиции. Как говорится, старая лошадь дорогу в конюшню и зажмурившись найдет. Вспомнив место, где я когда-то регистрировал прописку и получал еще советский паспорт, я поехал по до боли знакомому адресу. Каково же было мое удивление, когда на пороге еще совсем недавно могучего бастиона российского правопорядка меня встретил… огромный сугроб! Не надо было вызывать Шерлока Холмса, чтобы понять: судя по отсутствию следов на грязном, покрытом городской копотью снегу, милиции в этом доме не было давно, как и ни одной живой души – тоже. К тому же в некоторых комнатах и окна смотрели на меня пустыми глазницами. Стекла оказались выбитыми…

Первым делом я подумал, что погорячился с адресом. Здания в Москве строили и строят по трафаретам, почти все они на одно лицо. К тому же я вполне мог ошибиться и попасть не на ту улицу. Ведь названия им давались чиновниками без особого вдохновения, под копирку: 1-я Парковая, 2-я Парковая, 3-я Парковая… На всякий случай я решил обойти по периметру дом: может, вход в отделение милиции, некогда расположенного на первом этаже большой кирпичной многоэтажки послесталинской застройки, теперь с другого торца?

Дедуктивный метод расследования подсказал мне, что я не ошибся. Здесь и впрямь когда-то была милиция, даже дырки от казенной таблички в стене у лестницы чернели – но от блюстителей закона не осталось ни малейшего следа! Не было даже объявления, записки какой-нибудь с указанием нового адреса отделения. Ничего! Пропали, "аки обры"…

Я подошел к весьма пожилой даме, выгуливавшей такую же пожилую болонку:

– Добрый день. Не знаете ли, где здесь милиция?

– Да вот же она!

– Как видите, здесь нет ни души… Если вы часто здесь гуляете с собакой, то наверняка должны были это запустение заметить.

– Ничего подобного! – ответствовала дама с собачкой. – Я, чтобы чертей не дразнить, вообще стараюсь мимо этого проклятого места побыстрее проходить. Стараюсь даже и не смотреть в сторону милиции. А то наверняка привяжутся… От них лучше подальше держаться, это все знают.

Поняв, что тут ничего полезного не добьюсь, я обратился к другой прохожей – к бабушке, пасущей замотанного в сто одежек румянощекого внучка:

– Не скажете ли, куда наше отделение милиции переехало?

– А шут знает, куда оно подевалось! – Старушка оказалась стихийным философом. – Только в один день разбежались они кто куда, все милицейские эти… Ну, и слава тебе, Господи! А то никакого спасу от них не было. То они на машинах ночью пьяные гонялись, то били в крик кого-то, то у алкашей квартиры отбирали…

И здесь у меня, как говорят новые русские, полный облом! Оставалась последняя возможность выяснить, куда исчезли милиционеры: крепкий, хозяйственный мужик запарковал у подъезда рядом с бывшей милицией потертую иномарку и принялся выгружать из багажника мешки с эмблемой супермаркета "Рамстор". Я обратился к домовитому водителю-любителю с тем же вопросом.

– Умотали менты отсюда, – устало сказал мужик. – Куда свалили, не знаю. Ребята говорят, что вместо ментовских сюда должны были эфэсбэшники въехать. Это, конечно, государственная тайна, но у нас об этом все пацаны во дворе знают… Сам, небось, слышал: эти шпионы питерские столько недвижимости в Москве понахватали, что теперь переварить до конца не могут. Обожрались, паразиты!.. Вот и стоит уже больше года целый этаж ментовской пустым.

– А окна-то зачем в милиции повыбивали?

– Пусть знают, гады, что русский народ еще жив!

На этой мажорной ноте мое журналистское расследование подошло к концу. Как было бы написано в очередном отчете российской прокуратуры: в интересах следствия личность преступника не была установлена… И тут я вспомнил, как вычитал в одном московском еженедельнике о необычном эксперименте. Два человека (славянской наружности, никак не кавказцы и не среднеазиаты – это очень важная деталь) изображали зэков, сбежавших из зоны. Они появлялись, запыхавшиеся и помятые, на вокзалах Москвы и обращались наобум к первым встречным за помощью: просили спрятать от идущей по их следам милиции. Так вот: девять человек из десяти прохожих, опрошенных таким образом, едва узнав, что беглецов преследуют силы безопасности, не пожалели ни времени, ни средств, чтобы укрыть псевдозэков. Только один невольный участник эксперимента не стал ничего делать, вообще. И никто – ни одна живая душа! – не поспешил сообщить о "преступниках" куда следует. Такова русская ментальность. Уверен на двести процентов: где-нибудь во Франции или в Германии, не говоря уже о законопослушной Швейцарии, в подобной ситуации первый же прохожий с энтузиазмом сдал бы властям беглецов со всеми их потрохами.

Поняв, что классическими следственными методами толку не добьешься, я решил действовать нетрадиционно. Во дворе неподъемным ломиком колол черный от грязи лед дворник-таджик. Кому, как не этому "нежелательному иммигранту", вряд ли даже и зарегистрированному должным образом в официальных инстанциях, было не знать, где тут милиция? Кто, как не гастарбайтеры, кормя денно и нощно российских блюстителей порядка, обложивших данью иностранных рабочих?!.. Так точно: мой вопрос о местоположении ближайшего отделения милиции попал в самую больную точку души сына памирских гор, истомленного алчной и холодной чужбиной.

– Шайтаны! – возопил он. – Ах, шайтаны! Сидят там и дэньги берут! На хорошей машин ездют и дэньги берут!..

Короче, на ломаном русском работник тротуаров быстренько объяснил мне, что ближайший "опорный пункт порядка" – так, оказывается, теперь называется околоток – расположен совсем рядом, во дворе соседнего дома. Туда я и направился с твердым намерением или добиться своего, или пропасть с концами в борьбе за страховой полис! На этот раз я обнаружил участок без труда. У подъезда висела доска с портретами нескольких мужчин. Я взглянул на свирепые морды с пустыми глазами и подумал, что это фотороботы рецидивистов, ударившихся в бега и разыскиваемых милицией. Потом поднял взгляд к верхней кромке доски объявлений и устыдился. Там было черным по белому написано: "Ваши участковые".

В трех тесных комнатах, отведенных в цокольном этаже под милицейский бастион, зазывно пахло шашлыками. Я сперва подумал, что этот аппетитный дух проник сюда из расположенного рядом, через стенку, грузинского ресторана, Но потом понял, что ошибался: свининку на вертеле ели в кабинете за обшитой черным дерматином дверью. Это я узнал, когда в обход длинной очереди, составленной помимо пострадавших автовладельцев из потерпевших разных мастей, заглянул в комнату. В ней сидели три молодых человека в штатском и, закусывая кока-колу свиным шашлыком с зеленью, вели неспешный разговор. Один из них должен был быть моим участковым, и его мне еще предстояло вычислить.

– Приятного аппетита и извините за беспокойство, – лихим придурком начал я. – Но мне надо поделиться с вами радостью!

– Вам кого? – опешили гренадеры и почему-то привстали. Я понял, что они за дверь меня уже не выставят.

– Видите ли, – начал я издалека, – я журналист. У меня вышла новая книга, которую я очень хотел бы вручить нашему участковому. Хочу поблагодарить его за мир и покой, которые царят в нашем доме по адресу, – я назвал адрес, – и позволяют писателю, то есть мне, плодотворно трудиться на благо предполагаемых гонораров и читателей.

Один из милиционеров напрягся больше остальных и прямой, как аршин, сделал шаг вперед. Он проглотил, не жуя, кусок мяса и сказал:

– Ну, я – уполномоченный участковый…

– Очень приятно, просто очень! – затараторил я не хуже булгаковского "штукаря Коровьева" и принялся трясти руку околоточного. – Вот моя визитная карточка… Позволь те получить вашу!

– У меня нету ее… этой, карточки, – окончательно опешил гарант квартального консенсуса.

Мне же никак нельзя было упускать инициативу. С упорством грузинского биатлониста, не попавшего в цель пятью пулями, зато поразившего мишень ножом, я продолжал рваться к финишу:

– Вы позволите, я надпишу вам мою книгу? Лично вам. Как ваше имя-отчество?

– Валерий Платонович, – тихо произнес милиционер и, как мне показалось, зарделся в смущении. Совершенно очевидно, отечественный литературный цех моего участкового вниманием не очень баловал.

Я достал из сумки книгу вынул из кармана дорогую американскую ручку, используемую исключительно для дарственных надписей, разразился витиеватым посвящением на титуле и с совершенно светским поклоном вручил фолиант участковому. Тот топтался на месте, не зная, как себя вести. Тем более что его коллега, видимо, более бойкий, оживился и сказал:

– На хрена тебе, Валера, эта книга? У тебя уже одна есть. Дай ее мне, я как раз в отпуск собираюсь…

Мой благодетель сделал вид, что не услышал этого издевательского обращения. Он повернулся к грубым собратьям спиной и подошел ко мне:

– Спасибо большое. Прочту с интересом! Если у вас есть ко мне какие-то вопросы, я готов помочь.

Боже мой, это же секретарь райкома КПСС, а не милиционер! Мной стала овладевать ностальгическая нега… Почувствовав, что счастье блуждает где-то совсем рядом, я было собрался поведать о моей незадаче со страховкой автомобиля, как случилось нечто совершенно непредвиденное: в кабинет ворвалась маленькая и крепенькая, похожая на питбуля женщина. Она кипела от возмущения и готова была вцепиться мне в глотку:

– Мы здесь по полтора суток в очереди стоим, а непонятно кто без очереди лезет! Устроили себе здесь Крышавель!..

Натиск рассерженной женщины получился настолько стремительным, что все трое участковых застыли, как в столбняке. Их к тому же поразило заграничное слово, напоминающее не то лыжный курорт, не то неизбежный для российского бизнеса – и не только для него! – обряд крышевания. Валерий Платонович, не пожелавший падать лицом в грязь перед интеллигенцией, пришел в себя первым и решил спасти положение.

– Почему в кабинете посторонние? – требовательно вопросил он и продолжил, повышая тон – Сейчас же выйти! Не сметь мешать милиции работать!

Питбульная женщинка присела от неожиданности. Потом в силу классического совкового рефлекса пугливо и исполнительно вняла начальственному окрику. Мелко затрясла выкрашенной в отчаянный пунцовый цвет головой и принялась пятиться к двери, не решаясь повернуться к нам спиной – как богомолка, отступающая в церкви от чудотворной иконы…

Ментам этот провинциальный театр одного актера явно понравился. Они, расслабившиеся после трапезы и ковырявшие ногтями мясо между зубами, дружно заржали.

– Прошу садиться, – уже по-свойски пригласил меня Валерий Платонович и обратился к коллеге: – Продолжай, Вася! Прессе это тоже будет интересно… Вали дальше! Мы тут обсуждаем с ребятами, как народ в нашем квартале устраивает монте-кристу автовладельцам. Отыгрываются на соседских машинах по полной программе.

Вася, крепкий конопатый парень с влажной рыжей каракульчой на голове, видимо, был специалистом местного масштаба по антиавтомобильному хулиганству.

– Ну, так я и говорю, мужики, у нас в районе ведется настоящая партизанская война против автовладельцев, – продолжил мент Вася мысль, прерванную моим приходом. – Вваливает тут ко мне один местный Хрен Иваныч и жалуется, что… его машина продается! Я ему говорю: "Ничего не понимэ! Чего же здесь плохого, если твоя машина продается?" А он мне: "Так я ж ее на продажу не выставлял… И вообще, продавать машину и в мыслях не думал". А ему, козлу, звонят по сто человек в день, даже ночью не успокаиваются – цену уточняют, о состоянии автомобиля интересуются.

– А машина-то какая? – уточнил Валерий Платонович.

– ВАЗ-1500 "Самара", цвета "мокрый асфальт". Продажная цена – обхохочешься! – 500 долларов. Не старая, всего два года бегала…

– Ни фига себе! – присвистнули участковые. – Паленая, что ли?

– Да нет, мужики, самое кошерное авто! И продавать хозяин ее не собирался… Это кто-то из соседей его подставил. Представляете, дали маляву в газету бесплатных объявлений: так, мол, и так, срочно продаю машину, звонить по телефону… Неделю спустя весь микрорайон висел на трубе: узнавал, где можно машину посмотреть. Классная месть! Чтобы это сработало, надо только телефон соседа знать…

– Это еще что! – перебил коллегу третий участковый, до этого молчавший. – В одном из моих дворов и не такое было. Сразу две машины подставили. Как обычно, автовладельцы сели в свои жигули и отправились поутру на работу, а их первый же патруль ГИБДД останавливает. И не только останавливает, но и задерживает: документы не в порядке! Выясняется, что ночью "доброжелатели" скрутили с каждой из машин по одному номеру и поменяли их местами. Гаишники аж на цыпочки привстали, когда увидели передний номер 97 рус, а задний – 50 рус. И – наоборот!

– Да разве это настоящее "западло"?! – почему-то обиделся Валерий Платонович. – Есть методы попроще и похлеще. Скажем, насыпать вечером на иномарку пшенной крупы. Птички так поклюют, что потом всю крышу надо менять… Можно зимой и яичко – необязательно тухлое – на крышу машины метнуть. Оно примерзает и по весне вместе с краской аккуратно так сходит.

– Яйцо вообще штука опасная, – подхватил со знанием дела мент Вася. – Тут одному моему корешу соседи по кооперативному гаражу отомстили. Пока мой приятель с тещей по мобиле лаялся, ему на машине капот подняли и влили в мотор, куда масло заливают, всего лишь одно свежее яичко – без скорлупы. Бабах! Двигатель завелся, а через полчаса где-то под Москвой заклинил… На автосервисе пострадавшего встречали с распростертыми объятиями: "Вам придется покупать новый мотор!"

– А откуда узнали, что это было яичко, причем – непременно без скорлупы? – поинтересовался я.

– На то мы и милиция, чтобы все знать, – поставил меня на место Рыжий. – Нашли мы ведь потом этого мастера западлостроения. Пенсионер-ветеран оказался, зараза такая. Мстил, брянский партизан, всему племени автовладельцев… У него для этого целый арсенал был заготовлен. То у стоящих во дворе машин гуашью дверные ручки извазюкает, то их вазелином намажет – гадость такая! Как дамочка какая-нибудь за такую ручку схватится, так верещит, как резаная!.. Особенно нравилось этому неуловимому мстителю работать с суперклеем. То дворники намертво зафиксирует к ветровому стеклу, то зальет клея "Момент" в замочные скважины, а то и на спойлере присобачит целый натюрморт: пластиковый стаканчик, битую тарелку и бутылку пива, куда еще и помочится… Так увлекался, старый большевик, этими монте-кристами, что однажды даже не заметил, как его милицейский патруль на месте преступления сцапал.

– Сложно как-то все это, – посетовал я. – Есть старый, как мир, способ автомести. Берешь картофелину, забиваешь ее подальше в выхлопную трубу – и через несколько сотен метров глушак начисто срывает! Кстати, в одной французской комедии Жан-Поль Бельмондо именно так и поступает. Правда, использует в качестве инструмента преступления палку сырокопченой колбасы.

После обмена подрывным опытом я почувствовал, что стал для участковых почти как свой.

– Какие проблемы? – душевно спросил меня Валерий Платонович. – У вас, кстати, не иномарка? Если у вас с иномарки фирменный знак свинтили, это даже хорошо. Это знаковое явление капитализма. Раньше, при социализме, с машин воровали щетки-дворники… По российским масштабам это уже прогресс.

Мне оставалось только изложить без преамбулы мою историю со страховкой автомобиля, и дело было положительно решено. Правда, участковый для выполнения всех формальностей и составления подробного протокола попросил меня показать ему автомобильную царапину. Благо, моя ласточка стояла как раз напротив "опорного пункта".

Увидев мой "опелек", Валерий Платонович обошел его кругом, сочувственно качая головой, заметил царапину и опечалился:

– Да, скромно у нас пресса живет!.. Не ценим мы еще нашу трудовую интеллигенцию… – Потом закурил и многозначительно сказал: – А теперь пойдем-ка мою посмотрим! Вон она, ласточка, рядом стоит…

"Два мира, два Шапиро, два сортира" – так в советское время называлась пародия на газетную рубрику, под эгидой которой сравнивалось несопоставимое, а именно – капитализм с коммунизмом. Сейчас на грязном асфальте московского двора разворачивалось нечто похожее. Ибо машина участкового представляла собой роскошную "восьмерку" ауди – с кожаным салоном, открывающейся крышей и всевозможными наворотами.

– Хороша канашка? – спросил меня Валерий Платонович, томно глядя на свое отражение в желтоватом боку хромированной германской канарейки.

– Хороша! – не смог сдержать восхищения я.

– Совсем еще девочка! – продолжал гордиться участковый. – Раньше у меня была "вольво". Я решил ее поменять: надоела – надежная, но дубовая… А эта – вне конкуренции! Красавица! И прет, как танк. Из-под геморроя вылетает!..

"Во сколько десятков тысяч долларов, интересно, она ему обошлась?" – подумал я. Понятно было, что околоточному надо было бы пять жизней прожить без еды и питья, как египетской мумии, если бы он покупал такую машину только на свою ментовскую зарплату.

А Валерий Платонович быстренько заполнил страховую ведомость на мой автомобиль, пообещал отдать мне ее с лиловой казенной печатью в ближайшую среду и суетливо взглянул на часы, которые, как российский президент, он носил – заодно со всеми российскими ответственными работниками теперь – на правой руке (это был дорогущий "патек-филип"):

– Мне пора! Дела, знаете ли…

Понимаю, как же, понимаю… Государственные заботы не ждут. Новенькая "ауди", швейцарские президентские часы… Трудно быть в России слугой правопорядка. При официальном заработке в двести долларов в месяц две тысячи долларов из них надо ежемесячно отдавать жене, еще две – любовнице, а на остающиеся три тысячи долларов выкручиваться самому.

Вот такая типично новорусская экономика!

Назад Дальше