Центр кредитует местных УПРАВЛЕНЦЕВ
Наша команда с 2000 года овладевала страной с легкостью, не меняя прежнего менеджмента. Суверенитет восстанавливали, отказываясь управлять. Вербовка регионалов федеральным центром шла на четких условиях: играете по своим правилам, но в московский футбол. Повестка устанавливается центром, но тот не вмешивается в местные технологии власти. Директивы сверху - "этого не избирать, а того избрать", "такой-то процент для такой-то партии" - проводите средствами, какие есть на местах.
Работая по заданиям центра и выполняя поставленные задачи, регионалы подтверждают компетентность, сохраняют должности, которые занимают, и с ними - право обогащаться (право строго привязанок месту власти), их местным недругам запрещается враждебная активность - конкурировать можно лишь непублично и с ведома центра.
Центр скупает менеджмент, позволяя тому позаботиться о цене покупки, - а боссы переустраивают местную власть в режимы управления собственностью. Повышая капитализацию последней, владелец вынужденно развивает свой регион. Вертикаль власти работает как сильно деформированный институтразвития.
Приоритеты заданы федеральным центром. Обогащаться местный босс должен так, чтобы недовольство им не превысило лимит, - местная экономика обязана быть социальной и неконфликтной. Выполняя обязательства по социальным нормативам и показателям, можно расхищать бюджет и трансферты, но умеренно нескандальным образом. (Этим условиям лучше всего отвечает схема "откатов", что объясняет взрыв ее популярности.)
Вертикаль власти ориентирует губернатора на устойчивое развитие, а не на депрессию и произвол! Экономический рост - в стабильной кадровой оболочке и гарантированный социальный минимум населению. Так создалась видимость суверенного контроля над гигантской страной, фактически не управляемой и не самоуправляемой. Есть ли этот суверенитет в действительности? Да - раз его покупают на мировом рынке.
МИРОВЫЕ финансы власти
На мировой рынок выходит капитализируемый суверенитет России - "коллективный Путин" как мировой бренд. Только такой знают Россию участники рынка - как торговца нефтью, газом и сырьевыми ресурсами. Присутствие частных российских игроков - факультативное, заметное лишь на кредитных рынках; кредиты даются "под Путина".
Национальный доход страны размещается на западных рынках. То, что из него украли, уходит туда же через офшоры. Суверенные финансы управляются мировыми финансовыми институтами, адекватности которых мы, естественно, доверяем больше, чем коррумпированным домашним лоббистам.
Часть денег возвращается инвестициями (чаще спекулятивными), укрепляя местные очаги роста и складывающиеся вокруг них коалиции. Регионы заинтересованы в привлечении инвестиций - так они повышают капитализацию своей собственности, а заодно и свой класс агентов центра. Местные деньги, изъятые у регионов через налоги, идут в центр, откуда обезличенными возвращаются обратно через бюджетные трансферты. Дотационность регионов при этом превращается в тренд и закрепляется, используясь ими как ценный природный ресурс - бизнес на отсталости. Вся эта система омывается циркуляцией финансового раствора - смесью полученного и украденного с трудовым.
При всех разговорах о суверенитете модель полностью зависит от мирового рынка. Суверенная демократия - это формула конъюнктурного государства, зависящего от оценки мировым рынком его способности монопольно оперировать суверенной территорией как консолидированным активом в приемлемых (и известных рынку) титулах собственности.
Экономика суверенитета конъюнктурна, но действенна. И она работает. Для чего России иметь свою экономику, когда мы наняли мировую - обслуживать нашу власть?
Модель СУВЕРЕНИТЕТА единого государства
Вертикаль власти диктует правящим элитам принципы единого государства. Приоритет суверенитета недискуссионен. Если бы мы навязывали его как идеологию, у нас ничего бы не вышло - идейного авторитета у центра нет. Зато он дает местным режимам долю в обогащении. На мировой рынок выходит единый участник - "консолидированный Путин", торгуя сырьем и привлекая инвестиции под свои гарантии. Местные режимы и их банки, выступающие в качестве заемщиков, застрахованы тем же "глобальным Путиным". Обогащение через суверенитет - модель патриотичная и совместимая с глобальной циркуляцией капиталов и людей. Но крайне рискованная.
На пике кризиса мы увидели крах кредитов, набранных на мировом финансовом рынке вертикалью власти, - еще одно неслучайное сходство нашей Государственности с финансовым "пузырем". Их давали региональным банкам и бизнесам под гарантии вертикальной стабильности.
Вертикаль власти - это модель управления любой страной, более сложной, чем готов допустить ее политический центр.
Модель сработала - то есть мы получили отсрочку на время, достаточное, чтобы разобраться в устройстве управляемого объекта Россия. Но хорошо известно: отсрочки - человеческий наркотик. С тех пор отсрочки и их пролонгация - основа нашего политического планирования. "Управляемую демократию" никуда не ведут, она лишь регламент допуска/недопуска граждан к их суверенитету.
Внутренняя политика и глобальная ЭКОНОМИКА
В чем трудность модели? В том, что внутренняя власть всегда зависима от глобальной конъюнктуры. Это модельное условие - суверенную Россию нельзя деглобализировать, не уничтожив.
Наш тип стабильности власти фактически - филиал глобализации и барометр положения дел с ликвидностью в мире. Но граждан России и их собственность при этом, увы, приходится исключить из списка игроков мировой экономики.
При конфликте с федеральным центром региональные режимы власти теряют выход на рынок кредитов, а их боссы рискуют потерей собственности, свободы, иногда жизни. Спасаясь, они берут на себя оплату проектов неугомонного центра, выступают благотворителями в пользу миллионеров, проводят мировые конгрессы и спартакиады, что привязывает их к федеральной agend’е. За спиной у локальных бюрократий неизлечимо болен местный бизнес, обремененный издержками, объема которых он заранее не знает.
Российская власть прячет политические риски в плюрализме местных режимов для бизнеса.
Неуверенность и ТОРГОВЛЯ страхом
Страх поломки всегда сопровождает нашу систему. Эти страхи клубятся в Кремле и в кремлевских провинциях - они складываются, множат друг друга. С одной стороны, у нас вполне модерная, даже постмодернистская Государственность; с другой стороны, она слишком явно временна. Она воспринимается как безальтернативный ландшафт, но ничуть не вселяет уверенности. Власть страхует короткие сделки по выживанию, но ее условия неточны и связаны с путаницей договоренностей.
В этой системе чувство временности и страх прорываются в виде нелепых, чаще симулируемых угроз - революции, путча, гражданской войны. Симулянтов терпят и иногда оплачивают.
БИЗНЕС на суверенитете
Не стоит упрощать нашу власть. Слабость, корысть и азарт соединяются в нас с энергичностью миссии. Путин с первых дней начал поиск центрального движка - схемы финансового самообеспечения новой власти. Это не объяснить одним властолюбием или корыстью, хотя, естественно, новая власть управлялась как бизнес - другого образа правления команда просто не знала.
Бизнес Кремля связан с превращением суверенитета России в основной актив. Это дело рискованное. Зато, выйдя на мировой рынок, суверен-коммерсант монополен - никто не сделает бизнес в обход центра. Суверенитет предоставляет для крупного бизнеса леверидж - "плечо", позволяющее развить бизнес в сверхкрупный.
Сто миллиардеров РФ - блестящая придворная свита для власти. Вопреки общепринятому мнению, эти люди не воровали - они рисковали и, сделав ставку на Путина, выиграли.
Каждый может выйти из игры: границы открыты, вали! ©. В конце концов, покинув Россию, можно делать в нее инвестиции, более защищенные от личных рисков. Но даже из Лондона бизнес ведут по суверенным правилам власти - обойти ее рынок не даст и тем, кто ее ненавидит. Эмигрант-миллиардер останется частью мира, обслуживающего финансовую архитектуру России. Мир и торговля с ним - наш сервисный агрегат, вроде искусственной почки.
Глобальная ЛЕГИТИМНОСТЬ
Путин выстроил систему, а та его самого обратила в аксессуар. Финансовое обеспечение власти требует ее признания за рубежом - и легитимность Путина обязана быть глобальной! Искаженное эхо этой мысли - часто повторяемый (ложный) тезис, будто Путин ушел из Кремля, чтобы "успокоить Запад".
Конституционность для нас не имидж, а технический параметр базовой схемы. Для жизнеспособности любой будущей власти в Кремле нужно полноправное присутствие России на мировых сырьевых и финансовых рынках. А те политизированы, уязвимы для выборных стрессов; зависят от ненадежной конъюнктуры. Чтобы не обрушить российский бюджетный цикл, надо двигаться в рамках "глобально приемлемого". Здесь связь между амбициозной мюнхенской речью Путина в начале 2007 года и его же московской речью в конце 2007 года, где он объявил, что третьего срока подряд не будет, а новым президентом России - его решением! - станет прогрессивный молодой человек.
Конечно, Путин рискует. Но, рискуя, он отстаивает место на рынке, даже в кризисном финале десятилетия. Первые 100 дней Медведева оказались невероятно успешными для молодого и прогрессивного президента. Та полоса медведевского везения не случайна. Мы увидели во всем блеске синергетику гениальной власти. Путин первых лет медведевского президентства явно наслаждался происходящим. С его точки зрения, власть его с 2008 года не умалилась, а выросла - и он был прав.
Легенда МЕНЯЕТСЯ
Вертикаль власти на месте, но рынок ее не на месте. Рынок-мир уже не модерируется Америкой предсказуемо, как недавно. С другой стороны, произвол вмешательства в него превысил всякое понимание (ливийская колониальная война Саркози - Камерона). При всем активизме мы боимся открытых действий. Если ливийский стиль - войны-импровизации, "хочувойны"- повсюду войдет в стандарт, суверенной торговле властью на мировом рынке придется трудно. Но пока у России есть место службытыла для мировых игроков, и на этом мы продержимся еще одно-два президентства. А за это время стрясется еще несколько революций (лишь бы не у нас!), войн, цунами и ураганов…
Не будем пренебрегать творящей силой случайностей в процветании российской экономики катастроф.
Волюнтаризм
Волюнтаризм - сокровенный принцип путинской системы; она предельно волюнтаристична, не желая слышать о "реальном устройстве общества". Система изгнала идейные споры и вопросы о том, каковы группы интересов в обществе. Тема реальности ушла из поля дискуссий. У нас неприлично обсуждать реальные интересы реальных групп - мы обсуждаем только их государственное значение.
Реальны в политике действия, люди и риски. Россия не знает собственных рисков. Разговор о них просто невозможен в нашей системе власти. Почему? Потому что устройство России якобы подчинено нашей воле.
Страна такова, какой мы ее утвердим, так велит наша воля! В путинском варианте волю власти несколько ограничивает народ. Есть умная воля - но есть опасный народ. Население вправе оценить силу нашей воли, не более, его оценка - наш рейтинг. Конституция действует изредка, во время выборов - между выборами она сходит на нет.
Радикальный волюнтаризм некогда породил эту команду власти. У него много лиц - веселое, чуть хулиганское воплощение Александра Волошина - мальчишки, забравшегося в мастерскую Творца, что нажимает на кнопки, радостно хохоча. А у Медведева иной тип волюнтаризма, с монархическим уклоном: у всех свои интересы, но моя воля вровень должности, а должность священна сама по себе. Президент я или не президент? Если президент, то и воля моя - президентская, она "отлита в граните" ©.
Воля Медведева движется навстречу группам интересов, чего не было у Путина. Забавная черта его волюнтаризма - айпад. Воля властителя следует сквозь его экран, и наводчиком ее становится Интернет. Плюс масса гаджетов (одним из гаджетов был недавно и я). У Медведева есть другая проблема - источника силы. Воля есть, а силенок маловато, ресурсы - у другого парня. Хотелось бы своей волей добавить к себе и эти ресурсы, но не понятно, что может случиться. Волюнтаризм - тайна этой системы, сохраняющаяся уже двадцать лет с их "эффективной политикой" ©.
Тайна сегодня та, что Путина в ней уже нет, собственно. Путин плотно впаян во власть, и он уже не тот живой грустный Путин, что борется с возрастом, встречая надвигающееся 60-летие. Ищет прежнее место воли - а места нет.
Сегодня Медведев "на месте" Путина, не в смысле президентского кресла, а в месте, где сходятся линии авторства, линии авторской воли, сюжеты и травмы страны. Они являются реальной конституцией России и образуют ее статус-кво. Но Медведев не очень знает, что делать с этим статус-кво.
Система сделана под одноразовые победы. Победы неповторимы, каждый год приходится искать для России новую идею, как ей дожить до следующего. Не исключено, что и так живут, почему бы нет?
Опасность волевой попытки преодолеть рубеж 2012 года не видна ни Путину ни Медведеву. Ни тот ни другой не готовы признать существующую систему. Именно как волюнтаристы, один старый, другой еще молодой, они не готовы признать статус-кво, и оба вдруг стали опасны при попытке навязать себя России. В первом такте Медведев был бы менее опасен, чем Путин - Медведев это отсрочка. Путин-2012 это наоборот перестройка, но чего именно? Оба знают много, но не знают страны.
Вопрос в том, создали ли мы за 12 лет во власти полезные ограничения, систему foolproof от себя - или нет? Имеет путинская система тормоза на случай безумия ее руководства или нет?
Ответ не очевиден; возможно, те все же есть. Пока больших срывов нет, а ошибкам давали задний ход, как было с монетизацией, не исключено, что срабатывали тормоза. Но где они, в чем эти ограничители - помимо нашей воли?
Мы не видим работы регуляторов, так как в живом социуме России не признали реальной силы. Нам видны игроки, которые громко кричат - я игрок! Но они-то ставок не делают; а миллионы социальных единиц свои ставки сделали - поставив на силу воли.
Государственность
Демоном новой России считают деньги. Тема денег и анонимность насилия слились у нас в сознании. Вообще в этом ничего необычного - деньгам нужна защита, к ним бросаются, спасаясь от неизвестного.
Маркс называл деньги "социальной связью, которую можно унести в кармане" ©. Их ликвидность бесценна при катастрофах. А катастрофа и есть отправной пункт нашей истории.
БЕЛОВЕЖСКИЙ доллар
Конец Советского Союза был сном фантазий. Осенью 1991 года показалось, что вот-вот сбудутся все фантазии сразу. Но что-то пошло не так. В момент оргазма, когда желания столь сильны, что их не формулируют, все вдруг исчезло. Вещи ушли с мест, и все то, что было гражданским порядком, перестало существовать. Приготовились было вступить в борьбу за то, что еще не потеряно. Но подобно Сталину, государство ударило в спину, отказываясь гарантировать что бы то ни было. Эту операцию отслоения живого существа от всех форм защиты жизни и следует считать истоком новой власти.
Рухнуло доверие, материализованное в институтах; рухнуло доверие к тем, с кем вместе боролся за будущую справедливую власть. Рухнули сбережения во вкладах сберкасс. Испарились и деньги в матрасе. Рухнула возможность, потеряв работу, найти другую.
Проигравший человек, лишенный всех форм защиты, кидается к незнакомой ее форме - к российскому доллару. Доллар 1990-х годов выступает не просто как деньги - деньги рухнули, - а как нечто абсолютное, нерушимое, экстерриториальное в мире зла. Все репутации пали, а доллар стоит. Он посланец извне, он пришелец и резидент. У него иммунитет к гадкой реальности. То, что центр эмиссии доллара так далеко от Москвы, и казалось его главным достоинством. Обманутое желание обращается в истеричную жажду ликвидности.
Казалось бы, где тут общественное благо? Но его ищут все. Хотят защиты и порядка, но порядка нет, и остается рвать доллары друг у друга из рук.
Приобретая доллары либо отнимая их у кого-то, обретаешь залог Государственности. Долларизация России девяностых - это поиск иного гражданского порядка. Она идет повсюду, ведь люди не могут жить вне какого-либо порядка. Смирившиеся с хаосом умирают беспричинной смертью сотнями тысяч. Повальная смерть нестарых мужчин - памятный тренд начала 1990-х.
Цель обращения к долларам - выживание плюс накопление социального капитала в ликвидной форме. Доллар ведь еще и паспорт другого мира, выездная виза. (Долларизации сопутствует тогдашняя мания приобретать паспорта дальних стран - Вануату, Антигуа, Гондураса… Мечта об удаленном доступе к гражданскому порядку.) Ищешь защиту? Доллар даст защиту, вернет в экономику, откуда ты вышвырнут. Это поиск нового социального капитала вместо обнулившегося советского.
Ничто в самой России не стало законно-ликвидным для частных лиц - ни земля, ни дома, ни рабочая сила - ничто, кроме долларов. Валюта отсылала в интерьер будущих благ, доверия и безопасности.
Поразительно слабый спрос собственников на законы в защиту собственности. За доллары покупают блага защищенности - кирпичные виллы с окнами-бойницами. Приобретают охранников, которые сами опасны и выдают охраняемого настоящим бандитам. Бедняки врезают кошмарные сварные двери в плохонькие квартиры, которые некому штурмовать. Никто не интересуется правовой защитой собственности или личности.