* * *
"Трудно пишется", - признавался Вампилов. Но, несмотря на журналистскую лямку, неустроенность с жильем, хлопоты с устройством новой семьи, он вынашивает новые замыслы. И пытается осуществить их. Во всяком случае, в конце 1963 года на очередной сбор молодых драматургов в подмосковном Доме творчества "Переделкино" он приезжает не с пустыми руками. Н. Кладо, вновь руководивший семинаром, рассказывал:
"Мы с Вампиловым продолжали работу над "Прощанием в июне" и "Старшим сыном", только намеченным автором. И хотя пьеса "Прощание в июне" была на семинаре одобрена и секретарь Союза по драматургии А. Софронов, приехавший на заключительное заседание, обещал ее поддержать, - но так ничего и не сделал. Да не мудрено. Она была ему не по вкусу".
И далее в воспоминаниях Н. Кладо:
"Весной 1964 года на семинаре в Комарове под Ленинградом мы снова встретились с Вампиловым, привезшим обе пьесы.
У Вампилова была еще одна маленькая пьеса "История с метранпажем". Я бы не сказал, что доведенная до конца, именно этим мы и занимались. Акимову очень понравились пьесы Вампилова - он специально приезжал на семинар в Комарово, а потом долго добивался постановки их в своем театре, увы - безрезультатно.
Направили Вампилова и в Большой драматический театр к Г. Товстоногову, которому рекомендовали его Акимов, Д. Аль и я. Но до Товстоногова пьеса не дошла. Д. Шварц - что делает ей честь - в своих воспоминаниях признается, что была против его пьесы, жалеет, что не дала читать ее Товстоногову. Потом, через годы, Г. Товстоногов взял другие работы Вампилова, но это могло быть и раньше. Именно тогда нужна была поддержка театра - ее искал молодой драматург и ни с чем возвращался в Иркутск".
К тому времени две короткие пьесы "Двадцать минут с ангелом" и "Воронья роща" были на время отложены автором. Как самостоятельные произведения их не предложишь театру (по свидетельству друзей, первую из них разыгрывали в учебных целях студенты Иркутского театрального училища), а замысел - написать на их основе новые варианты и объединить в сценическую "дилогию" "Провинциальные анекдоты" еще был впереди.
В 1963 году Вампилов написал комедию в одном действии "Дом окнами в поле". Она была лирической, "камерной". Тем не менее в ней было очарование - особая стилистика, особый юмор, особое поведение героев. Впрочем, более точными словами здесь были бы другие: пьеса отличалась естественностью поведения персонажей, щемящим чувством, которое они прячут друг от друга, выверенностью диалога, передающего их душевную сумятицу. Неудивительно, что пьесой заинтересовались сотрудники журнала "Театр", присутствовавшие на семинарах.
Надо сказать, что молодой драматург ни до этого, ни после не испытывал трепета новичка в любой творческой компании. Это не было зазнайством или неоправданной амбициозностью. Выбрав для себя писательский путь, Вампилов всегда сохранял достоинство, хорошо уживающееся со скромностью. От него никто не слышал слов: "Я - писатель". Но он в любую секунду мог дерзко осадить незнакомца, высокомерно высказавшегося о его занятиях. У него был зоркий оценивающий взгляд, но впечатления свои, особенно малоприятные, он поверял чаще всего только записной книжке. Прочтите одно из них, столичное:
"26 января. Центральный Дом литераторов. Сатирики. Штук двадцать. Маститые - весь Олимп. Безыменский, Эмиль Кроткий, Арго, Масс, Бахнов, Костюковский, Привалов, Егоров. Самый молодой - редактор отдела "Вопросы литературы". Я - мальчишка, провинциал, да еще забился в угол. Со стороны Привалова это было пижонством и бестактностью пригласить меня на эту секцию. Глупейшее знакомство с Безыменским. Еврей-редактор: "Вы пишете на русском языке?" - "А вы?" Он думал, я из Якутии. Писательские разговоры. Еще мрачнее мое посещение. Критика на мою книжку в журнале "Москва". Привалов, разочарованный моим видом и моим тихим голосом: "Я вас там перехвалил. Ругать вас еще будут много". (Все натянуто и несерьезно.)".
Тот 1964 год можно назвать необычным для молодого драматурга. Во-первых, он сделал смелый шаг: ушел со службы в редакции газеты. Его бесстрашный семейный единомышленник Алёша впервые сказал тогда слова, которые в трудные безденежные дни повторял и позже: "Не бойся, я тебя прокормлю!" Во-вторых, в Иркутске вышли одна за другой две коллективные книги, в которых вместе со своими приятелями - начинающими прозаиками участвовал и Александр. В сборнике рассказов "Ветер странствий" Вампилов напечатал рассказы "Солнце в аистовом гнезде", "Сугробы" и "Станция Тайшет". Во вторую книгу "Принцы уходят из сказок" вошли его очерки "Белые города", "Вечер", "Пролог" и "Билет на Усть-Илим". И, в-третьих, журнал "Театр" напечатал в ноябрьском номере одноактную пьесу сибиряка "Дом окнами в поле". Адресовалась она "народным", то есть самодеятельным, коллективам.
Подготовка к выходу в свет этой первой столичной публикации, как узнал автор позже, шла непросто. Получив номер журнала, Вампилов написал сотруднику редакции Г. Литинскому: "Признаться, я был несколько удивлен сокращениями и правкой моей пьесы в журнале, Вы мне о них не писали. Как видите, автор я вредный, хотя и незначительный". Позже, уже после ухода драматурга из жизни, его адресат объяснял редакторский произвол так: "О том, что пьеса А. Вампилова "Дом окнами в поле" претерпела некое редакторское вторжение, я умышленно не писал автору, так как, немного зная его характер, боялся, что он запретит ее публикацию, а мне очень хотелось, чтобы его имя появилось в столичной печати. Поправки эти были вынужденные, абсолютно не нужные, во всяком случае, не шедшие на пользу пьесе". Осталось неясным, чем же диктовались сокращения и правка в тексте и кто на них настоял.
Добавим, что местные, иркутские, издания всегда поддерживали Александра. Например, альманах "Ангара" в четвертом номере за 1963 год (это июль - август) напечатал под общим заголовком "На Илиме" три его очерка: "Дорога", "Билет на Усть-Илим" и "Белые города". Газета "Советская молодежь" опубликовала в конце мая 1964 года в двух номерах пьесу Вампилова "Дом окнами в поле". О теплом дружеском отношении к Саше его "родной" редакции нужно особо упомянуть потому, что тогда (как и теперь) в ежедневных газетах не принято было печатать драматургические произведения, но в иркутской "Молодежке" "одноактовки" и отрывки из многоактных пьес Вампилова публиковали регулярно.
* * *
С приятелями, особенно близкими по духу, он частенько вел разговоры о только что написанном. В этом не было творческой неуверенности. Скорее, это была привычка, свойственная многим пишущим: проверить на свежем человеке, даже на первом встречном, хорошо ли получилось на этот раз. В. Шугаев рассказывал о таких разговорах, как о привычных и постоянных. Вот один из них, относящийся к 1963 году:
"У него уже был черновик (комедии) "Двадцать минут с ангелом", и Саня соотносил его, так сказать, с беловиком - всегда беловиком! - реальности. Добиваясь естественности звучания и событийной естественности, Саня всегда проговаривал написанные или задуманные сцены: "ставил" для нас, товарищей, реплики, монологи, порой втягивал и нас в участники неких обусловленных им сцен. Мы жили на одной улице, через дом друг от друга. Я бывал у него, он приходил: "Ты как, не очень занят? Хочу посоветоваться". Или: "Давай поразмышляем. Кто есть кто и что из этого выйдет", - и размышляли мы до едкой рези в глазах от табачного дыма. Саня долго колебался, выбирая профессию Шаманову - герою (драмы) "Прошлым летом в Чулимске". Хотел вывести его журналистом. Мы размышляли: журналист слишком привычен в роли мучимого совестью человека, штатная фигура во всех представлениях, изображающих борьбу за справедливость. "Вот и хорошо", - говорил Саня, но в конце концов написал Шаманова следователем, на мой взгляд, углубив выбором тему раскаяния.
Изустные, предварительные испытания пьес на прочность, должно быть, помогали Сане и ладно кроить, и крепко шить, добиваясь при этом чрезвычайной, если можно так выразиться, плотности, густоты остроумия".
Не думаю, что у читателя после таких рассказов сложится впечатление, что, мол, вот это Вампилову "подсказал" такой-то, а вот это он ввел в пьесу по "совету" такого-то. Творческий характер драматурга был самостоятельный и твердый. "Прицел" автора состоял в другом: уточнить, всё ли в новой вещи "ладно скроено и крепко сшито", нет ли каких зацепок для постороннего взгляда. Иногда этот посторонний взгляд смешил Вампилова, но, возможно, и он был нужен его открытой душе. Прозаик (тогда начинающий) Борис Черных вспоминал:
"На два часа я получил пьесу "Прощание в июне" и, сидя в редакции, читаю. Вампилов ждет, что я скажу.
- Пьеса написана мастером, - говорю я… - Можно поздравить тебя.
- Не врешь? - пытливо смотрит он в глаза. - Впрочем, ты ведь никогда не врешь, опасный ты человек.
- Только странно… - говорю я.
- Что странно?
- Ощущение Колесова с привкусом авторской заданности странно…
- Говори, говори…
- А я уже сказал. Привкус есть. Но пьеса совершенна.
- Ничего себе - совершенна. Нахал!..
- Да мне показалось. Что же поделаешь?
- Ну, нахал. - Он качает кудрявой головой, и мне жаль, что я огорчил его".
Еще один автор воспоминаний - и ситуация почти та же. В Ялте на семинаре молодых драматургов коллега Вампилова Серафим Сака (кстати, в будущем переводчик его пьес на молдавский язык) прочитал "Утиную охоту". Ему показалось, что у Зилова есть какое-то сходство с главным персонажем романа Камю "Чужой" (в другом переводе - "Посторонний"). Поэтому он и спросил сибиряка, давно ли тот читал произведение француза. И получил ответ, что в годы, когда писалась "Утиная охота", Камю у нас только начали переводить. В свою очередь, Саша живо заинтересовался:
"- Уж не показалось ли тебе, что Зилов - тоже "чужой"?
- Нет.
- Тогда о чем ты?
- Совсем наоборот, - сказал я, улыбаясь ему в ответ.
- То есть?
- Зилов так отождествлен, синхронизирован с существованием, с бытом, что в конечном счете вполне логично отталкивается от него, но не как чужой, а как отчужденный.
- Да?!
- Да, - сказал я.
- А конкретней? - улыбнулся он.
- А конкретней трудно сказать.
- Говори, у тебя хорошо получается. Не зря ты родился в Европе, в отличие от меня… Я ведь родился в Азии.
- У Зилова возникло отчуждение от собственного "я". Среда не хочет принять его таким, каким он хочет предстать перед ней. А таким, каким хочет видеть его среда, он не желает становиться. Отсюда проистекает, может быть, его наивная, но биологически абсолютно необходимая жажда общения с природой".
Это читательское пояснение пьесы и ее героя, адресованное автору, конечно, забавно, но слушать его Вампилову, наверное, было приятнее, чем тупое бормотание театральных чиновников по поводу того же произведения. И кстати, молодой драматург из Молдавии совсем не поверхностно объяснил поведение сложного героя "Утиной охоты"…
Но были у Вампилова друзья, которые, чувствуя его сегодняшнюю творческую силу, словно бы провидчески ощущали и его завтрашнюю мощь. Первый из них, конечно, - Валентин Распутин. Здесь играла роль некая родственность их необычайных, редких талантов, творческих и мировоззренческих взглядов, душевного склада.
"Я сошелся с ним в первые же наши университетские годы, - писал прозаик сразу после гибели Саши, - вместе затем мы работали в газете, почти в одно время начали писать рассказы, вместе… обсуждались в 1965 году на Читинском семинаре молодых литераторов и были приняты в Союз писателей, а в последние годы довольно часто вместе оказывались в различных поездках. Случались у нас споры, к которым мы возвращались снова и снова, особенно когда дело касалось литературных привязанностей, случалось говорить друг другу не очень приятные слова, когда кто-то бывал не прав, но ни разу, сколько я теперь ни вспоминаю, не было в наших отношениях хитрости или какой-нибудь даже мало-мальской недосказанности. И благодарить за это прежде всего, конечно, нужно Сашу с его открытым, откровенным и честным характером, не выносившим никакой фальши…
В последние годы ему приходилось читать много рукописей: и своих друзей, и писателей совсем начинающих. Я знаю по себе, как трудно иной раз сказать правду, тем более правду неприятную, человеку, проведшему за письменным столом многие и многие бессонные месяцы. Саша ее говорил всегда. Говорил не грубо, не обидно, не отвлекаясь на спасительные мелочи, которыми при случае можно прикрыться, чтобы не сказать главное и не сделать автору больно, - говорил то, что видел. А литературный вкус у него, по-моему, был безупречный - глубокий и ясный. Потому и шли к нему на суд, зная, что Саша и лукавить не станет, и, если понадобится, поддержит. Для каждого, кто мог сослаться на него, и не только, кстати, в делах литературных, но и просто житейских, это всегда значило немало".
В Иркутском областном архиве сохранились советы В. Распутина и А. Вампилова начинающим литераторам. В работе, о которой говорит выше Распутин - дать профессиональный совет, творческую консультацию молодым авторам, - тот и другой активно участвовали во второй половине 1960-х годов. Думается, главная рекомендация, которую оба дружески давали своим безвестным коллегам, хорошо выражена Валентином Григорьевичем в одном из его тогдашних писем: "Избегайте высоких слов для изображения нашей грешной жизни…" Ну а общее впечатление от посланий Распутина и Вампилова одинаково. В них - этих письмах тогда еще совсем молодых писателей к своим собратьям по творчеству - видны и понимание сложности жизни, человеческой души, и необходимость точного, выверенного и согревающего слова, и ответственность за него. А еще в этих письмах - забота о каждом пробивающемся таланте, дружеское участие в его судьбе, задушевность творческого разговора. То есть все то, что отличало Валентина Распутина и Александра Вампилова.
Вот строки, написанные первым:
"Отвечаю на присланный Вами рассказ "Недописанная страница".
Рассказ, я считаю, недостаточно продуман с самого начала, отсюда и идут его беды. Он нечеток, расплывчат, расплывчаты его герои, расплывчата в нем авторская позиция. Давайте разберемся в этом подробнее".
И после подробного дружеского разбора:
"В старину говорили: не то счастье, о чем во сне бредишь, а то, на чем сидишь да едешь. Эта поговорка как нельзя лучше подходит, по-моему, к героине Вашего рассказа.
Повторяю, рассказ нечеток, он не сделан даже в авторском замысле. А писать Вы, конечно, можете, язык у Вас чистый. Только избегайте красивостей и высоких, не в меру высоких слов для изображения нашей грешной жизни. Это все равно что на работу выходить со знаменем.
С искренним уважением В. Распутин".
В письме, отправленном Вампиловым, мы найдем редкую похвалу: "У вас есть чувство сцены". Но приятное для начинающего автора замечание не отменяло, конечно, и откровенного критического разбора:
"О Вашей пьесе, которую я прочел с большим интересом. Вы, несомненно, способный автор, у Вас есть наблюдательность, и природный юмор, и даже чувство сцены. Вместе с тем Вашу рукопись вряд ли можно назвать пьесой в двух действиях. Скорее всего, у Вас получилась одноактная пьеса, а еще точнее - скетч, забавная и хлесткая сценка, часть эстрадного представления.
Очень Вам советую побывать с этой рукописью в районном отделе культуры. Если товарищи, ведущие в районе клубную работу, заинтересуются Вашим произведением, то при совместной с Вами доработке эту пьесу, как я считаю, можно с успехом показывать зрителям. Для этого необходимо убрать из Вашего произведения длинноты, а также не в меру грубые выражения и две-три сомнительные ситуации. Полагаю, что эту помощь Вам смогут оказать в отделе культуры.
С уважением и наилучшими пожеланиями А. Вампилов".